Юнги не торопится открывать глаза, лениво потягиваясь. Он не хочет вставать с кровати, хотя прекрасно понимает: еще немного, и придётся обойтись без кофе. Однако парень продолжает лежать и держать глаза закрытыми.

Он вспоминает вчерашний день и их последнюю репетицию с Чимином.

С Чимином оказывается очень легко и необычайно сложно одновременно.

Почему сложно, Юнги и сам не понимает. Просто он каждое мгновение боится сделать что-нибудь не так или сказать что-нибудь не то. Он тщательно взвешивает каждое слово, старательно избегая любых «видите», «посмотрите» и тому подобных выражений. Это оказывается настолько непросто, что порой Юнги подолгу подбирает приемлемый вариант, самого себя мысленно называя тормозом. Но он готов показаться глупым, лишь бы не обидеть Чимина.

Хотя Чимин не кажется обидчивым. Напротив, он смешливый и отчаянно живой, такой, каким сам Юнги никогда, пожалуй, не был. Или был так давно, что забыл об этом.

Чимин всегда улыбается: при Юнги эта улыбка несмелая и застенчивая, когда появляется профессор Ким, она становится более открытой, Джулс достаётся нежная улыбка, спокойная, как рассвет. Но шире всего Чимин улыбается Сокджину. Юнги всегда удивляло, как их менеджер умеет располагать к себе людей. И когда только он успел подружиться с Чимином, они виделись-то всего пару раз.

Вчера Сокджин ворвался к ним на репетицию вихрем, перепугав слишком громкими шагами Чимина и его преподавателя. Потом, правда, извинился и сказал, что просто «слишком спешил насладиться игрой господина Пака», чем заслужил тихий смех обоих. Юнги еле сдержался, чтобы не фыркнуть. Игрой! Нет, Чимин всегда играет хорошо, старательно, но Юнги иногда хочется прервать его, оттолкнуть от рояля, крикнуть: «Играй так, как ты играл тогда! Я знаю, ты можешь! Я слышал! Играй душой, а не руками, черт возьми!».

Но Чимин играет заученно, всё увереннее и увереннее, однако, на взгляд Юнги, слишком технично. И это раздражает, раздражает до физического дискомфорта. Зудящее недовольство копится где-то в плечах и лопатках. Даже сейчас хочется поморщиться, но Юнги лишь вздыхает.

До их выступления осталась неделя, но репетиций больше не будет: Чимин готовится к финалу. Теперь они встретятся лишь на генеральном прогоне перед гала-концертом. И почему-то мысль об этом давит холодным камнем на плечи. Словно бы Чимин был светом, который вдруг ворвался в жизнь Юнги и стал необходим, как воздух. Его голос, его улыбка, его дыхание, которое всегда выдаёт чувства… Юнги снова вздыхает и с силой трёт лицо ладонями.

Он всё же заставляет себя встать, наскоро умыться и переодеться. Каждое движение даётся с трудом, и к моменту, когда приходит черёд выходить из дома, Юнги чувствует себя уставшим, как в конце трудового дня. Он даже раздумывает, не прогулять ли ему, сославшись на какую-нибудь болезнь, но потом совесть берет верх в борьбе с навалившейся апатией.

***

— Я всё помню, профессор, — Чимину уже не удаётся сдержать раздражение. Профессор Ким уже несколько раз повторил ему расписание финала. Но в конце репетиции решил сделать это ещё раз. Парень досадливо поморщился и всё же вклинился в речь наставника. — В восемь репетиция в концертном зале, выступления в десять, потом перерыв и объявление результатов. Общий обед, прогоны и гала в восемнадцать. Я помню. И вы же там будете со мной.

— Да, да, конечно, — суетливо отвечает профессор. — Просто я волнуюсь. Это мой первый опыт.

Чимин вздыхает. Кажется, он был груб.

— Извините меня за мой тон. Определённо, это самый волнительный день в моей жизни. Но думаю, мы справимся.

Парень прощается с преподавателем и в компании Джулс отправляется домой. Он следует за своей компаньонкой, крепко держа одной рукой шлейку, а пальцами второй постукивая по бедру. Оба произведения — и «Алегретто», который они выбрали для финала, и «Адажио», которое предстоит исполнять вместе с Мин Юнги, — стали для Чимина настоящим вызовом. Он старается думать об этом, как о ценном опыте, но всё же признаётся, что отчаянно трусит. Он с трудом уговорил маму не приходить на финал, но отговорить её от гала-концерта так и не смог. Даже отец сказал, что уйдёт пораньше ради выступления сына. И от этого волнение Чимина почти превращалось в панику.

В день накануне финала Чимин обещает себе отдохнуть, но с самого утра слоняется возле фортепиано. Он садится, прогоняет оба произведения безукоризненно и даже немного успокаивается, но хватает ненадолго. Вернувшаяся из магазина мама застаёт его нервно сжимающим в руках ноты. Она сначала пытается успокоить Чимина, но в итоге выгоняет на прогулку с Джулс. Это тоже не помогает.

Утром он встаёт донельзя разбитый и пытается взбодрить себя всеми средствами: контрастным душем, крепким кофе, даже даёт себе пару пощёчин. Чимин оставляет Джулс дома и отправляется в Городской дворец музыки на такси. Он неплохо передвигается с тростью, и, хоть и не бывал здесь раньше, надеется, что справится.

***

В день финала Юнги освобождают от работы в оркестре. Он намеревается провести утро в постели, но просыпается, как только солнечные лучи пробираются в его комнату. Скорчив недовольную гримасу, парень еще полчаса ворочается и пытается уснуть. А потом сдаётся и открывает глаза. Он смотрит на экран телефона и понимает, что до генерального прогона еще несколько часов.

До встречи с Чимином несколько часов.

Эта мысль проносится вспышкой в голове, разгоняя все остальные. Юнги широко открывает глаза и резко садится в кровати.

Чимин. Он хочет увидеть Чимина.

Юнги слетает с кровати так, как будто его ударили током, он делает несколько быстрых шагов к окну, а потом обратно, хватает телефон и находит имя Сокджина, нажимая кнопку вызова.

— Ты ошалел, Мин Юнги? — рычит менеджер вместо приветствия. Только в этот момент Юнги осознаёт, что звонит непозволительно рано. Следом приходит понимание: плевать.

— Джин-хён, во сколько финал?

— Ты должен быть там в три. Гала в шесть, — Сокджин говорит отрывисто и все ещё зло.

— Не гала! Финал! Во сколько выступает Чимин? — Юнги вылетает на кухню и нажимает кнопку на электрочайнике, потом чертыхается и спешит налить в него воду.

— Я… не знаю, Юнги, — вопрос, кажется, заставляет Сокджина растеряться. — Я же отвечаю только за твоё выступление…

— Ясно, — раздражённо бросает Юнги и отключается. Он бросает телефон на стол и опускается на пол, закрывая лицо руками, и пытается совладать с чувствами.

— Стоп, Юнги. Что на тебя нашло? — тихо говорит он себе. — Просто… соберись, да?

Парень отрывает руки от лица и смотрит, как пар от закипающего чайника поднимается вверх и рассеивается в солнечных лучах, пронизывающих кухню. Юнги встаёт и наливает себе кофе, подходит к окну. Стекло грязное. Раньше парень этого не замечал, но сейчас тянется за тряпкой и протирает внутреннее стекло, а потом отодвигает створку и делает то же самое с внешним. А затем он открывает окно подставляет лицо под солнечные лучи без стеклянной преграды. Он смотрит на пешеходную улицу внизу, на окна дома напротив, на небо, перечёркнутое проводами, и понимает, что за два года, которые живёт здесь, ни разу не видел этого. Не смотрел в окно, разве что мельком.

Был… слеп.

Ещё одна мысль-молния.

Он действительно был слеп. Жил с закрытыми глазами. В темноте. И смог открыть их только сейчас, когда познакомился с Чимином. Мальчиком, живущем в темноте, но с открытыми глазами.