— Он. Меня. Заебал, — говорит Ястреб медленно. С чувством. С толком. Почти по слогам.

— Ого, — Мирко округляет глаза в притворном удивлении. — Не думала, что вы уже на этом этапе отношений. А как же конфетно-букетный период?

— Букет я положу только на его могилу, — улыбается Ястреб. И думает: “Или он на мою. Плюнет”.

Ястреб знает Тою Тодороки ровно четыре месяца шестнадцать дней шесть часов и двадцать четыре минуты. И это ровно на четыре месяца шестнадцать дней шесть часов и двадцать четыре минуты больше, чем ему хотелось бы, потому что Тоя Тодороки, его проклятый одноклассник, уже успел испортить Ястребу жизнь.

А ведь там не так уж и много было чего портить. После того как Комиссия по общественной безопасности буквально нашла его на помойке и решила вылепить из никому не нужного Кейго Таками будущего идеального героя и не менее идеального шпиона Ястреба, он уже распрощался с любыми надеждами на нормальную жизнь. Было ли с чем прощаться? Честно говоря, его жизнь изначально нельзя было назвать нормальной. 

Но всё та же Комиссия по общественной безопасности, которой жизнь Ястреба принадлежала более, чем полностью, решила, что социализация — это важно и полезно. Будет не очень круто, если их идеальный герой и идеальный шпион станет шугаться людей. Или выболтает что-нибудь в случайной беседе. Или будет просто вести себя странно. Или… на самом деле Ястребу не объясняли причин, его поставили перед фактом: вот твоё первое задание — социализация.

Подробности задания: внедриться в класс академии UA под видом рядового ученика (и выжить).

Легенда: всю среднюю школу Ястреб учился за границей, из-за работы родителей, но сейчас — всё из-за тех же гипотетических родителей — был вынужден перевестись. Нет, не так, получил большую честь, выдержав сложнейшие экзамены, перевестись в UA.

И только часть про экзамены была правдой. Директор UA, конечно, был в курсе, что всё досье Ястреба — фальшивка. Но, как показалось самому Ястребу, он относился к этому слишком легко. В смысле, кажется, он ко всему относился слишком легко. Как вообще тот, кого можно случайно затоптать, не заметив, может относиться к жизни настолько беззаботно?

Ястребу бы хотелось чуть-чуть его позитивности. Потому что в ходе миссии “социализация” ему предстояло заручиться “доверием” и “расположением” одноклассников. Насколько он знал, оба этих чувства базируются на ответной открытости. Ястребу же придётся отвечать на всё отборнейшей ложью. Ему нужно было научиться казаться настоящим. И каким-то образом заглушить голос, назойливо твердящий, что он — фальшивка. 

Сначала Ястреб думал, что он облажается. Потому что он переводится сразу во второй класс старшей школы. В уже сложившийся коллектив. У него, конечно, блестящее — сияющее до рези в глазах — образование, но… но Ястребу семнадцать лет и из них школу он посещал ноль. 

В смысле он даже в детский сад не ходил. И в первый класс не пошёл. Со своим желанием учиться он пошёл нафиг, потому что отец скрывался от закона. А ещё школа — это дорого. Образование — для богатых. И вообще, сгоняй за пивом, нахлебник.

А потом десять лет подряд его окружали серьёзные люди в строгих чёрных костюмах. Не так плохо, как может казаться. Но.

НО.

Оказавшись среди шумной толпы сверстников, Ястреб растерялся. Нет, не так. Он был в панике. Нет, хуже. Он был в ужасе.

Но при этом у него вроде даже получалось мило улыбаться и выглядеть уверенным, пусть и немного смущённым в свой первый день. Но это даже добавило образу естественности. Все же стрессуют в свой первый день. Ястреб видел в сериалах, аниме и манге. Он вполне неплохо справлялся, когда одноклассники испытывали его на знание легенды. В смысле пытались узнать его получше.

— А где ты жил?

— В Америке, — врал Ястреб, не моргнув и глазом.

— Как круто! Никогда там не была. Тебе нравилось?

— Интересная страна, но пока сама не побываешь, не поймёшь, — немного общих фраз, но говорить их стоит со знанием дела.

— По-японски говоришь совсем без акцента!

— Потому что я родился здесь и в начальную школу тоже здесь ходил, только средняя в Америке.

— А кем работают твои родители?

— Они работают в IT-компании, я не слишком разбираюсь, если честно, — врал Ястреб, не снимая с лица дружелюбной улыбки.

— Почему ты решил стать героем?

— Всё из-за Старателя. Я с детства восхищаюсь им, — и совсем чуть-чуть безобидной правды, чтобы сделать ложь идеальной. 

Ястреб почти видел, как его не школьные учителя довольно кивают. Десять из десяти. Сто и из ста. Он мил, очарователен и лёгок в общении. Да и одноклассники оказались общительными, обступили его кучей, словно какую-то достопримечательность, заграничную диковинку (фальшивку, фальшивку, фальшивку).

Но Ястреб был так хорош, что начал сам себе верить. Начал верить, что действительно живёт нормальную жизнь. Это продолжалось до перемены между первым и вторым уроками. Немного до урока, урок и чуть-чуть после. Суммарно ровно пятьдесят семь минут нормальной жизни.

А потом всё пошло прахом.

Дверь распахнулась с каким-то совершенно особенным звуком. С таким, на который невозможно не обернуться. С таким, с каким дверь загоняют в стену с пинка. Большая часть класса на это никак не отреагировала. Только Мирко фыркнула:

— Он сдохнет, если хоть раз зайдёт нормально.

“Он” выглядел так, будто уже чудом не сдох в какой-нибудь дворовой драке. Растрёпанные чёрные волосы торчали во все стороны. Руки были перетянуты бинтами до подвёрнутых рукавов рубашки так плотно, что под ними не было видно кожи. Лицо тоже было уклеено затейливой аппликацией из пластырей. Но среди них всё равно удалось разглядеть пробитые пирсингом губу, нос и ухо. На весь остальной класс новопришедший смотрел не угрюмо и не зло, но с саркастической усмешкой, будто только он один понимал, какой хернёй они тут занимаются. Лицо его почему-то показалось Ястребу смутно знакомым.

— Снова опоздал! — взвилась староста, стоило ему только переступить порог класса. — Я уже со счёта сбилась, какое это опоздание! Что я, по-твоему, должна с этим делать?

— Смириться и перестать считать? — он пожал плечом, отодвинул старосту в сторону и пошёл вглубь класса.

Примерно полминуты у Ястреба была надежда, что он не заметил ещё какую-нибудь пустующую парту. Что эта парта вырастет прямо из пола. Но нет. Новопришедший, подняв кучу совершенно ненужного шума, упал на единственную свободную парту в классе — соседнюю с партой Ястреба. 

Он кинул сумку на столешницу, качнулся на стуле, неожиданно приветливо махнул Мирко, глянув на неё будто сквозь Ястреба. А потом его взгляд сфокусировался. Его невыносимо синие глаза обожгли неприятным оценивающим вниманием. Таким, будто на тебя уже повесили ценник: 3 иены, минус скидка 90% от цены, уценённый, бракованный, б/у товар.

Но всё это время счётчик нормальной жизни Ястреба ещё тикал. А потом этот парень открыл рот (два тонких кольца в правом углу нижней губы, одна заклёпка над подбородком) и протянул:

— О-о-о, — именно с этим звуком счётчик нормальной жизни Ястреба замер. И разлетелся на шестерёнки: — О, а ты что ещё за птица?

Вот именно так и спросил. Ястреб замешкался, не успев придумать, какую манеру общения стоит подобрать. Но парень тут же перебил его, даже не дав заговорить:

— Подожди, я вспомню. Перелётная птичка. Птичка из Америки. Белоголовый орёл?

— Ястреб, — поправил скорее на автомате.

— Да похуй.

У Ястреба нервно дёрнулся уголок губ. Он знал, что некоторые люди бывают враждебны без особой причины, но, честно говоря, не ожидал встретиться с таким отношением на геройском факультете. Герои всегда должны быть вежливы и приветливы, разве нет?

— Тодороки, не ругайся в классе! — снова взвилась староста. А Ястреб дёрнулся от звучания знакомой фамилии.

— А что я такого сказал? Я ничего не говорил.

— Ты сказал “похуй”, — возмутилась староста.

Тодороки округлил глаза в притворном ужасе:

— Не матерись в классе, староста!

Староста тут же вспыхнула и принялась что-то ему выговаривать с удвоенной силой, но самого Тодороки это только веселило.

Ястреб ещё раз посмотрел на него. Они ведь могли быть однофамильцами? Похожими однофамильцами? Ну не мог родственник Старателя быть таким. 

Чтобы развеять все сомнения, Ястреб обернулся к Мирко и спросил:

— Тодороки? Он ведь не?..

Она посмотрела на него с сочувствием.

— Он да, — кроличьи уши Мирко резко качнулись в такт кивку головы, — Тоя Тодороки — старший сын Старателя.

— Родной? — спросил Ястреб с надеждой утопающего.

— Роднее некуда, — это уже не голосом Мирко, это уже сбоку, слишком близко, слишком неожиданно, так что Ястреб едва не дёрнулся. Но в итоге всё же заставил себя медленно обернуться и посмотреть в глаза Тодороки Тое. — И знаешь, воробушек, я не люблю фанов моего отца.

Сначала Ястреб подумал: как Тоя понял? Его же не было, когда Ястреб говорил об этом. Потом сообразил — на его сумке висит значок. 

— И что теперь? — Ястреб посмотрел на него с вызовом. Хоть Тоя и нависал над ним, уперевшись рукой ему в парту, этого было маловато, чтобы напугать Ястреба.

Тоя улыбнулся, нехорошо так.

— Не сработаемся, — сказал он, и прозвучало это как: “Я превращу твою нормальную жизнь в ад”.