Даби чувствует, как треснула защита из штормового ветра. Как вспыхнула броня. Как она сгорела. Как противник повалился на землю, поверженный.
Только после этого он отпускает огонь. Легко. Без малейшего труда и сожаления. А потом валится на асфальт. Точнее, повалился бы, если бы Ястреб не подхватил его. У него снова откуда-то крылья, но всё ещё не полностью восстановившиеся, так что хватает только на то, чтобы донести их до конца не сожжённой улицы. Ястреб, проявив просто чудеса пилотажа, даже не даёт им упасть.
— Я жив, — усмехается Даби, глядя на встревоженное лицо Ястреба, который осторожно прислоняет его к стене.
— Не тянешь.
— Да, ладно. Ты же оптимист.
— Не настолько.
Даби хрипло смеётся. Ястреб устало ему улыбается.
— Не делай так больше никогда, — просит Ястреб так неожиданно почти по-детски наивно.
— Обещаю, — легко соглашается Даби. Потому что всё равно так больше не сможет. Сможет ли вообще хоть как-нибудь? Ему так феерически всё равно на самом деле.
Есть вопрос, который волнует его куда больше:
— Ты подумал, насчёт того, чтобы стать моим парнем, синичка?
— Было уже.
— Что?
— Синичка. До этого ты не повторялся.
— М-м, — задумчиво тянет Даби. — Воробушек?
— Тоже.
— Сорокопут?
— Это что вообще?
— Птица.
— Орнитолог грёбаный, — ворчит себе под нос Ястреб, — сложно, что ли, нормально назвать?
Несложно. Сейчас вообще нет.
— Кейго.
Ястреб вздрагивает, будто собственного имени лет сто не слышал, подбирается весь. И, о боги, краснеет. У него всё лицо в ушибах и ссадинах, но всё равно заметно.
А Даби, пользуясь паузой, продолжает:
— Я люблю тебя, ты будешь моим парнем, Кейго?
— Нашёл время, — фыркает он и снова хохлится весь, ну правда совсем как воробушек. Хотя ещё пару минут назад был страшной хищной птицей, рвущей врага на части. — Я…
Но Кейго осекается. Резко разворачивается, глядя в конец улицы. Там свет уцелевшего фонаря выхватывает из тьмы шатающуюся фигуру, больше похожую на обгоревшую деревяшку, чем на человека. Но Шторм всё равно заносит руку для удара.
— Ты, блядь, серьёзно?! — почти рычит Кейго, закрывая Даби крылом.
Видимо, узурпаторы даже потенциальные так просто не дохнут. Потому Шторм заносит руку для удара.
***
Ястреб закрывает Даби собой. Хотя хочется, конечно, подзатыльник ему отвесить. Нашёл время в чувствах своих признаваться. Грёбаный герой драмы. Но если языком так бодро ворочает, значит, жить будет. Он весь в ссадинах, копоти и ожогах, но Ястребу сложно определить, насколько они тяжёлые. И это обнадёживает, потому что по тяжёлым ожогам сразу видно, что всё, пиздец.
Ястреб закрывает Даби собой. Потому что ему не хочется, чтобы их история стала одной из «они умерли за секунду до победы, как драматично». К демонам драму.
Ястреб закрывает Даби собой. На самом деле инстинктивно. Сначала делает, потом осознаёт, что всё делает правильно, прижимает остатки крыльев, плотнее смыкая перья. Думает: сейчас главное — пережить этот удар, потом контратаковать сразу же всеми оставшимися перьями, от защиты у Шторма одни обгорелые лохмотья остались, Ястреб справиться. Только ещё один удар пережить. Только…
Ястреб ждёт боли, но чувствует лишь быстро оборвавшийся толчок ветра в плечо. Слышится странный, ни на что не похожий звук, и становится холодно. Ястреб осторожно поднимает голову. Но вместо Шторма видит лишь глыбу льда. Вообще весь узкий проулок покрылся льдом и изморозью. После адского жара причуды Даби это ощущается как спасение. Это в принципе ощущается как спасение.
— Да как ты посмел навредить моему сыну и его другу?!
С противоположного конца улицы широким быстрым шагом к ним приближается женщина. В свете фонаря её волосы горят белым огнём, а снежная пыль вокруг сверкает, словно волшебная пыльца. И в том праведном гневе, что отражается на её лице, Тодороки Рей прекрасна, словно ангел праведного возмездия. Даже её больничная одежда кажется белоснежным ангельским одеянием.
Либо Ястреб всё же слишком сильно приложился головой.
В любом случае мать Даби он узнаёт мгновенно. Не только потому что — наконец-то — погуглил про семью Старателя, а потому что они все: Даби, Фуюми, Нацуо, Шото — очень на неё похожи. Больше, чем на Старателя, пожалуй. Хотя у Даби его глаза. И эти глаза сейчас смотрят на мать с неподдельным изумлением.
— Мам?..
Они встречаются взглядами. И ангел мщения мгновенно превращается во взволнованную мать (существо, пожалуй, куда более опасное).
— Тоя, милый, как ты?
Даби вздыхает. Тяжело.
— Ты только что испортила весь эффект от появления.
Ястреб думает: возможно, если вступаешь в семью Тодороки или рождаешься в ней, то сразу получаешь ещё и суперспособность эффектно появляться? Вообще всё делать эффектно?
А ещё Ястреб думает: не был бы Даби таким полумёртвым, заехал бы ему хорошенько, потому что кто вообще так приветствует мать, которая прибежала тебя спасать?!
Но Рей его слова игнорирует, оказывается рядом с ними почти мгновенно, падает на колени, осматривает требовательно, но осторожно. И Даби, и Ястреба.
— Спасибо вам, — говорит Ястреб, — он тоже вам благодарен.
И легонько толкает Даби. Тот, как ни странно, не упрямится:
— Я… ну… да, — он вообще весь сжимается, глаза прячет, бледнеет и выглядит так, будто всё же собрался откинуться. — Ты… как тут вообще?
— Шото прибежал в больницу и рассказал, что вы в беде. Медперсонал позвонил в полицию, а я побежала за красными пёрышками, которые принесли Шото, — Рей улыбается и осторожно гладит их обоих по волосам, — вы такие молодцы. Я ужасно испугалась, что не успею, а вы тут сами уже… Спасибо, что позаботился о Тое! — это она Ястребу, ещё и сгибается в благодарном поклоне.
Ястреб чувствует, что снова краснеет.
— Да что вы, не надо…
— Я, вообще-то, тоже не просто так тут валялся, — тут же влезает Даби, потому что ну как он мог не.
Рей поднимает голову, и в глазах её видны искорки слёз.
— Ты у меня такой большой уже. Настоящий герой.
— Мам, нет, — Даби бледнеет ещё больше, на его лице настоящая паника. Он при виде злодея так не паниковал. — Мам, ты только не плачь.
— Это я от радости, — она улыбается так тепло, как не ожидаешь от человека с ледяной причудой. Потом собирается, серьёзнеет, промакивает глаза рукавом, говорит: — Спасательный отряд так быстро не придёт, а чем скорее вы попадёте в больницу, тем лучше. Идти можете?
— Конечно, — говорят они хором.
— Значит, вряд ли, — вздыхает Рей. Но всё равно встаёт, протягивая им руки, — давайте попробуем.
Они встают, шатаясь так отчаянно, будто на них всё ещё дует штормовой ветер. Ну или так, будто выстояли в битве с очень сильным противником, да. Рей же каким-то образом всё же удаётся удержать их на ногах.
— Это уже мой второй злодей, кстати, — Даби едва стоит на ногах, зато вот самодовольную улыбку выдёт на раз. Ястреб закатывает глаза. Ястреб любит его так ужасно сильно.
— Твой второй злодей? — у Рей прекрасно получается эта интонация, доступная только матерям. Та самая, которая совмещает в себе «о боги, ты же мог пострадать!» и «а почему я узнаю об этом только сейчас?».
— Долгая история, — из самодовольного придурка в нашкодившего пятилетку Даби превращается буквально по щелчку.
— Я напомню тебе рассказать мне об этом, когда ты поправишься, — говорит Рей спокойно, — а теперь давайте осторожно пройдём хотя бы половину дороги.
— Не нужно никуда идти. Помощь уже здесь.
Ястреб думает: у семьи Тодороки точно есть способность к драматическим появлениям.
Старатель возникает из клубов огня и пара, словно метеорит, упавший с неба. Ястреб глядит на его исполинскую пылающую фигуру во все глаза, но всё равно чувствует, как от одного лишь звучания его голоса пальцы Рей нервно сжались. Замечает, как пальцы Даби сжимают её руку в ответ. Только потом Рей медленно оборачиваются. И они со Старателем просто замирают, глядя друг на друга. Честно говоря, Ястреб бы не прерывал их, но ему кажется, что при каждом вдохе в лёгкое тычется ребро и это его чуточку беспокоит.
Даби тоже что-то чуточку беспокоит, поэтому молчание первым нарушает он. Либо он просто слишком любит, ну знаете, нарушать.
Выпустив руку матери, он доходит до отца, легко — вероятно, потому что не может сильно — толкает его в плечо:
— На этом моменте ты говоришь, что очень рад её видеть и благодаришь за то, что она помогла нам.
Старатель смотрит на него строгим «не приказывай отцу» взглядом. Но Даби отвечает ему выражением лица «мне сейчас так плохо и так похуй, так что хуже сделать ты уже не сможешь».
— Я рад тебя видеть, — говорит Старатель до странного… неловко? — И благодарен за то, что ты успела раньше меня.
Даби кивает с выражением «ну сойдёт» и идёт обратно к Рей, тяжело приваливается к ней, приобнимая за плечи. Она меньше его где-то на голову, но Даби всё равно ухитряется на ней виснуть — вероятно, потому что больше просто не может стоять — а она спокойно выдерживать его вес.
Даби не может стоять, зато может давать ценные советы теперь уже матери:
— А на этом месте ты шлёшь его к демонам и говоришь, что подаёшь на развод.
— Тоя! — восклицают они оба, но с разными интонациями. Старатель — грозно. Рей — удивлённо.
— Я помню, как меня зовут, — говорит он, зарываясь лицом матери в волосы, и бормочет что-то совсем невнятное: — Мам, от тебя так приятно прохладой тянет, можно я после развода с тобой останусь?
— Можно и без развода, — соглашается Рей, мягко гладя Даби по спине.
Он ещё что-то говорит, но совсем тихо, так что слышит одна Рей, а потом заваливается назад, окончательно теряя сознание. Ястреб и Рей подхватывают его одновременно, так что всё-таки удаётся удержать его на ногах. Голова Даби, безвольно мотнувшись, опускается Ястребу на плечо.
— Я донесу его до больницы, — говорит Старатель, потом добавляет, глянув на Ястреба: — И тебя тоже.
Потом смотрит на Рей, но она качает головой.
— Я подожду полицию и прослежу, чтоб он, — Рей кивает на глыбу льда, в которую вморожен Шторм, — никуда больше не убежал. В дождь я сильна.
Старатель сначала явно хочет возразить, но, к удивлению Ястреба, проглатывает свои возражения. Даби осторожно передают ему в руки. В этот момент он, конечно же, решает очнуться.
— Он не понесёт меня на руках, у меня есть гордость!
Ястреб всё же отвешивает ему подзатыльник. Боги спасибо, хоть душу отвёл.
— Ты не в том состоянии, чтобы иметь гордость, Тоя, — говорит Ястреб тоном «просто вырубись обратно, или я тебя сам вырублю». И только потом понимает, что назвал Даби по имени. По настоящему имени в смысле. Как-то само получилось.
Тем не менее в таком состоянии гордость скорее поимеет его, чем наоборот.
Тоя смотрит на него долгим взглядом нездорово сияющих из-под встрёпанной белой чёлки бирюзовых глаз. Синее пламя в них улеглось немного. Потом так же с совершенно неопределяемым выражением смотрит на Старателя. Потом снова на Ястреба.
И валится ему в руки, отключаясь ещё в полёте.
Ястреб думает, что Тоя Тодороки тот ещё придурок. И что ребро очень ощутимо упирается в лёгкое. И что он скорее сдохнет, чем отпустит придурка Тою. В смысле сначала дотащит его до больницы, а потом сдохнет на пороге. Драматично. Потому что семья Тодороки же любит драматические эффекты, да?
Если так случится, Ястреб хочет, чтобы на его надгробии было написано: «Умер от передоза драмы и Тодороки».
Передоз Тодороки. Слишком большая их концентрация.
У Ястреба всё плывёт перед глазами, а земля куда-то уходит. Он крепче прижимает к себе Тою просто рефлекторно. Возможно, у него правда новый рефлекс. Возможно, он теперь всегда в непонятных ситуациях будет прижимать к себе Тою. Если не откинется, конечно.
Темнеющим сознанием, Ястреб всё-таки отмечает, что Старатель подхватил их на руки, как котят. И что Тоя всё ещё что-то неразборчиво бормочет. Что-то вроде «Кейго» и «люблю».
Интересно, чтобы вывести этого придурка на нежность и откровенность, всегда надо доводить до полусмерти? Ястреб не уверен, что хочет знать ответ, тем более не уверен, что хочет повторять сегодняшний опыт, по крайней мере, не в ближайшее время. Пока что драматичности, нежности и откровенности ему хватило. Даже через край.