Мраморный

 Местный бар с незамысловатым названием «Горючее» не отличался привлекательностью, но подкупал дешевизной, благодаря чему собирал внутри себя весь местный сброд. Каждое лицо здесь было Хидану знакомым: два медведя из соседнего дома — пьют много, пьют крепкое, не понижая градус; мефедроновый наркоман — пиво, «Спрайт», засохший лимон (свежего никогда нет); девушка с афро-косами цвета жжёного сахара — не пьёт (дует в уши бармену); женщина бальзаковского возраста — каждую субботу забегает на полтора часа после работы, выпивает два бокала «Маргариты» и уходит трезвой. За два с лишним года список завсегдатаев не пополнился: пивнушка не соблазняла новых посетителей остаться, а тех, кто здесь околачивался на постоянной основе, Хидан знал по именам и мог пересчитать по пальцам.


      Он не мог позволить себе присутствовать в заведениях, уровень которых куда выше, выпивка — дороже и вкуснее, фейс-контроль — строже, официанты — не наёбывают, отчего довольствовался малым, коротая свои вечера в забегаловке, изо всех сил косящей своим стилем под современный гранж. От гранжа, впрочем, оставались лишь кирпичные стены и одиноко болтающиеся светильники, покрытые пылью — над каждым столиком и около барной стойки. Аккуратностью хозяин заведения тоже похвастаться не мог — бар не отличался чистотой, со столов часто забывали убрать бутылки с посудой и остатками трапезы. Здесь пролитый алкоголь, просыпаны снеки и кого-то стошнило, а после рвоту растаскали подошвами ног. В воздухе витал запах сигарет и травки, воняло пóтом, перегаром, кислятиной и пивом на разлив.


      Скрашивал всё это чарующее и выбивающее почву из-под ног великолепие лишь музыкальный автомат восьмидесятых годов. Хидан любил занимать место около него, раскачиваться в такт блюзу, мычать под нос заученные саундтреки и цедить один литр бухла несколько часов. Напиваться до соплей ему не нравилось, зато релаксировать и развлекаться, наблюдая пьяные драки и поколачивая время от времени глохнувший магнитофон — очень даже.


— Бей! Бей! Бей!


      И этот день не смог принести ничего нового. Не имело значения, кто именно получал по роже, когда любое кровопролитие вызывало нездоровую эйфорию, заставляя подпрыгивать с места и пружинить вверх-вниз, как попугай на жёрдочке: да куда ты лупишь?! Заряди справа! Ты издеваешься, он сейчас встанет и угандошит тебя… Чёрт возьми, мужик, ты ему зуб выбил!


      Впрочем, даже любимое телешоу имеет свойство приедаться — начиная с двадцати тридцати, это была вторая серия, солнце только-только клюнуло горизонт, а у бармена уже сдали нервы:


— Вы! Оба! Выметайтесь отсюда, нечего посетителей распугивать! Охрана!


      Первый человек плюнул во второго с ненавистью, губа его разбита, а глаз заплыл.


— Выродок!


— Я тебе кишки выпущу!


— Пошёл нахуй!


— Сам пошёл нахуй!


— Уёбывайте! Рю, чёрт возьми, где тебя носит? Уведи их!


      Хидан проводил маргиналов взглядом, забросил монетку в автомат, отпил пиво из горла и засел в смартфон, откинувшись на спинку стула и забросив ноги прямо на стол — здесь его за это не поругают. Он облюбовал место в углу, подальше от чужих глаз, соседствуя с олдскульной шарманкой и засыхающим растением в горшке. Изредка выпивка доставалась и ему — Хидан считал это смешным, подливая последний глоток пива в сухую землю. Растение было почти мертво, отчего столь щедрый подарок оценить не могло.


      Вечер тянулся медленно, и Хидан, столь уставший от лицезрения пьяного, глупого, начинающего раздражать, чрезмерно весёлого окружения, уже собравшийся уходить, замер. Не успел сделать и двух шагов, как встал на месте точно вкопанный. Поправляет ворот футболки — вышло почти как в кино, настолько это движение получилось изящным, — сглатывает. И не может отвести взгляд, как примагниченный.


      В помещение вошёл тот, кого он раньше здесь не видел: ни в этом баре, ни в этом районе города, ни в городе в целом. Нездешний. Чужой. Человек перекинулся парой слов с официантом, забрал свой заказ — один виски со льдом и пожухлым лимоном, — оглядел помещение недовольно и выбрал столик около входа. Сел и просидел так достаточно долго, совсем не догадываясь, что попал под прицел. Удав и кролик. Кролик и удав. Дышать Хидану стало тяжело.


      Появившийся в баре мужчина был… не красив. Но очень породист. Длинные волосы с проседью. Дорогая одежда. Туфли натёрты так, что можно увидеть собственное отражение; небось дороже всего этого клоповника.


      Заинтересованный, Хидан стал рассматривать его, чуть ли не сканировать, пробегаясь глазами по всему, на что хватало остроты зрения. Угловатое лицо; тяжёлая челюсть; нос то ли от рождения кривой, то ли был сломан и слегка клевал вниз; изогнутые брови, левая особенно стильная — наполовину белая, как выцветшие пряди шевелюры; смотрит перед собой, не мигая, почти что прожигая зеленью раскосых глаз. И всё в нём виделось в глазах Хидана идеальным, восхитительным и «на своём месте» — как с иголочки, с обложки журнала, если бы не уродливый, пересекающий всё лицо шрам. Есть ли ещё? А если есть, то где? Хидан никогда не видел таких лиц.


      Незнакомец был статен, имел широкие плечи, держал спину ровно и не опускал головы. Алкоголь он пил медленно, поднося высокий стакан ко рту и лениво вливая в себя виски со льдом, делая паузы между глотками. Как странно, что для своего времяпровождения им был выбран именно этот дрянной бар. И этот контраст на уровне бриллианта в куче дерьма отзывался у Хидана нервным смехом в кулак. Какое же золото! Какое сокровище перед ним!


      Хидан сел на своё место, продолжая наблюдения «в кустах» — растение раскинуло увядшие листья, маскируя всё, что было за ними. Отличный обзор за всем залом, и никто не мешает: вот незнакомец поправляет волосы, вот выдыхает с раздражением. Ещё секунда — и он обязательно перевернёт стол вверх дном. Видно, что весь на взводе.


      Охнув, мужчина отвлёкся на звонок, взял со столика телефон (который при дальнейшем анализе Хидана оказался айфоном последней модели, — кошмар трипофоба), встал и выпрямился. Высокий. Хидан отметил, что его руки ухожены. На левой руке часы. На правой — кольцо. Безымянный палец без удавки в виде обременительного обручального, зато средний украшал тяжёлый, увесистый перстень. Не специально, но подслушав чужой диалог, он выясняет, что голос мужчины приятен и мягок, низкого тембра, Хидану он очень понравился: сам говорить красиво он вовсе не умел, отчего развесил уши, как спаниель, заслушиваясь поставленной речью незнакомца, и речь эта становится всё быстрее и гневливее. Хидан бы назвал её «кислой».


      Мужчина жестикулирует, трёт пальцами переносицу, нервно глотает остатки виски, закашливается, смотрит на дверь в нерешительности и берёт верхнюю одежду со спинки стула. Господи! Он уходит?! Он уходит! Хидан подрывается с места, в один скачок перелетая весь бар на негнущихся ногах. Торопится так, что почти врезается в спину мужчины, но неведомая сила его останавливает в нужный момент. Он собирается с мыслями, потирает ладони и тянет воздух носом. Табак. Имбирь. Кардамон. Чем бы мужчина ни пользовался, даже пахнет от него дорого. И стоял бы он так вечность, заставляя мозги работать во что бы то ни стало, силясь выдавить из себя хоть что-то наименее топорное. «Добрый вечер» или «Разрешите познакомиться с вами»? А может… Нет времени обдумать! Чёрт! Чёрт! Не дожидаясь, пока телефонный разговор окончится, Хидан сделал то, что умел делать лучше всего. Позориться.


— Вы красивый! — Хидан заорал это в самое ухо, а оттого, что распереживался, получилось, к тому же, визгливо. Ради этого эмоционального всплеска пришлось привстать на цыпочки: мужчина оказался минимум на голову выше, чем он сам. От такой наглости тот опешил, отскочив от Дана, как от прокажённого. Малолетнее недоразумение вилось вокруг него, переминаясь с ноги на ногу и не сводя с него глаз. — Как вас зовут? Давайте познакомимся! Я давно за вами смотрю!


— Что ты… кто…


— Хидан. Я Хидан. Хотите, я вас угощу? Мне показалось, вы пролили…


— Я не спрашивал твоего имени. Ничего я не пролил. Отойди. Ты слишком близко. Алло! Да, да, подожди секунду… Чего тебе?


— Я хочу вас угостить. Денег у меня не слишком много, но... будете пиво?


      Мужчина зашлёпал губами, словно рыба, грозясь обсыпать нахала ругательствами, но тот лишь осклабился на попытку произнести ожидаемое «Ты охуел?» в его адрес, потому что да — он абсолютно точно это сделал и стыда за это не чувствует.


— …Какузу? Отправь СМС, как будет удобно, я перезвоню. — И в трубке послышались гудки.


— Ты…


— Вы не ответили. Вы будете пиво?


— Я не пью эту гадость.


— Вино? Красное? Будете красное? Вы такой...


— У тебя не будет нужной суммы, чтобы оплатить тот алкоголь, который обычно беру я. И я люблю белое.


— Пожа-а-алуйста, — Хидан заныл, заканючил, состроил щенячье выражение морды и при пристальном взгляде мужчины на него сделался меньше, потому что колени подкосились. Всё с теми же визгливыми нотками он, с вызовом заглядывая в лицо Какузу, выпалил: — Вы мне пиздец как понравились!


      Мужчина оглядел его с ног до головы, нахмурил брови. Вся эта ситуация выбивала его из колеи больше, чем провалившаяся сделка на работе.


— Побойся бога!


— Мой Бог не запрещает мне подкатывать к мужикам, особенно таким. — И улыбка на его лице засияла ярче солнца, когда Какузу оставил это без комментариев, замолчал и сел на место. Хидан задохнулся от свалившейся на него радости, заморгал быстро-быстро и, столь же скоро взяв себя в руки, усадил зад на стул напротив. Ноги его дрожали. — О! О! О-о-о... Я так волнуюсь... Посмотрите на мои руки! — Хидан был готов тыкать ими прямо в искривившуюся физиономию собеседника: поглядите, как я впечатлён быть в вашем обществе, мои ладони вспотели! Какузу сей факт не оценил. — Так вы согласны? Какие у вас планы на вечер?


— Никакие.


— И вы поэтому остались?


— Да.


— Я просто вне себя от счастья! Будете чипсы? Могу украсть, бармен не шибко внимательный...


— Я вызову такси, если ты не замолкнешь.


— Да-да! Я могила! — Хидан крепко зажмурился, закрыл рот обеими руками и просидел так около пяти секунд, а когда убрал их и уставился на мужчину, как на добычу, то нижняя половина его лица была влажной. Он облизнулся, засмеялся, осклабился снова: — Ха! Вы всё ещё здесь! Даже не воспользовались моментом и не сбежали, пока я не видел! Так здорово... Что вы будете пить?


— Пиво, — Какузу ответил сухо, но Хидан всё равно уловил еле ощутимую, на грани, как полупрозрачная дымка, на которую он не обратил бы внимания, не будь его собеседником этот мужчина, — ухмылку. На миллиметр дрогнувший уголок губы слева. Хидан насмешил его своей придурковатостью и в целом был довольно забавный.


— Что угодно. Я возьму тёмное. Чипсы?


— Обойдёмся без них.


— Супер! — он встал. — У вас есть Фейсбук? Можем законнектиться там!


— Ты совершеннолетний? — Какузу не хотел проблем с законом. Приставучее нечто выглядело неопределённо, ему легко можно было дать и шестнадцать, и двадцать шесть. — Покажи паспорт.


— Сначала ответьте.


— Я не даю свои контакты кому попало.


— А телефон?


— Нет. Паспорт?


— Какие мы секретные, ладно… — Покопавшись в чёрном рюкзаке, увешанном значками и цепочками, Хидан достал документ, протянул прямо в руки: — Зырьте!


      Какузу открыл нужную страницу, несколько раз сверился с фотографией, переводя взгляд то на неё, то на пепельную башку пацана, стоящего над ним в ожидании: Хидан на фотографии с натуральным цветом волос, пострижен куда короче, ещё не имел дури во взгляде и в общем представлял из себя совершенно обычного, домашнего, щекастого мальчика в клетчатой рубашке. Тем не менее, цифры уверяли: ему девятнадцать — пять месяцев как.


      Паспорт он отдал без слов. Парень закинул его обратно в рюкзак и сбежал, но недалеко и ненадолго — к барной стойке. Вывалил все купюры, что наскрёб, а когда получил в руки желаемую бутылку, дал пять бармену и вернулся с крайне довольным лицом. Распространяться о том, что за алкоголь придётся доплатить завтра, Хидан не решился.


— Это вам! Вы хотели — и я купил! — он поставил в центр стола вино. Белое. В винах Хидан не разбирался совсем, но желание угодить перевесило все мыслимые и немыслимые «Да я, блядь, не ебу, какие там нотки дуба должны быть, я не сомелье». Казалось, улыбаться сильнее невозможно, а он умудрялся: пацан расходился по швам, обнажая дёсны.


— Я что-то хотел?


— Вы сказали, что не пьёте красное, вот я и... Да... — губы его сжались в узкую полоску. Хидан сглотнул, запустил пятерню в волосы, зализал их назад и тряхнул головой. Опора под ногами провалилась. На секунду его бросило в холод: подумалось, что жест внимания был слишком назойливым, что он мог лишь отпугнуть этим. Но Какузу кивнул и поблагодарил:


— Спасибо.


      Пацан сразу же приосанился, встал ещё ровнее. Потеплел. Засиял. Зажёгся, как бумажный фонарик в ночи.


— Пожалуйста! Я вам открою, погодите... Это... — он прищурился, покрутил бутыль в руках. — Бас-кар-лон... Ай! Сраная пробка!.. Вердеджо. Бармен сказал, что пиздаче здесь не купишь.


— Вердехо, — поправил его мужчина. — Это испанский.


— Да вы кто-о-о вообще? Вы где-то преподаёте? Вы знаете испанский? Может быть, и ещё двадцать языков, я не удивлюсь, если да!


— Человек. Нет. Да, базу. Нет.


— А скажите что-нибудь ещё? Только чтобы я понял по вашей мимике, что вы имеете в виду, я, клянусь, догадаюсь!


— Cómo estás? — Какузу начал с вопроса. К этому времени бойня с плотно сидящей пробкой закончилась в пользу Хидана — прозвучало ожидаемое «чпоньк» и «Ха!», а после:


— А, ну это легко! Это что-то про экстаз!


— Я спросил, как у тебя дела. — Настроение Хидана невольно передалось ему тоже. Какузу улыбнулся.


— Я как будто после экстази или в экстазе!


— Ты и правда выглядишь перевозбуждённым. Сидишь на чём-то?


— На стуле! А-ха-ха-ха! — снова дурачится. Насмешил самого себя так, что запрокинул назад голову. Мужчина же глянул вопросительно. Не оценил шутку. — Ой, нет... Иногда траву курю и сиги. Мне больше нравится пить. А вам?


      Хидан наполнил пустой стакан мужчины. Несколько минут назад в нём был виски. Лёд почти растаял.


— Скажем так: я не любитель.


— Почему вместо хорошего ресторана вы выбрали… не знаю… это? Сюда не заходят люди вашего… статуса.


— Ближе ничего не было.


— Дурной день?


— Да.


— А… Понял. — Пальцы подтолкнули стакан. Теперь в нём было вино. — Выпьете со мной? Поругались с кем-то или что-то с работой?


— Что-то из этого. — Какузу пригубил. Полстакана улетело, как газировка. Морщится: — Приемлемо. — Закусил остатком лимона.


— Всё равно не понимаю, — Хидан не унимался. — Что вы тут забыли? У вас одно колечко стоит, как вся моя жизнь. Вы можете продать его, купить этот бар полностью и построить на его месте бордель с элитными шлюхами!.. О! Смотрите! Таракан!


— Я вижу.


      Насекомое пробежало по стене.


— Вы интересный. Вас не смущает? Обычно они здесь не мельтешат.


— Мне не привыкать.


      Какузу не нравились разговоры о бедности и прошлом, которые он пережил, и рассчитывал, что Дан обойдёт их стороной: голодное детство, юность по съёмным квартирам с родителями. На завтрак — горсть риса без соли. На ужин — варёный лук. Тараканы — на кухне. Клопы — в спальне. Самому себе он поклялся, что никогда не вернётся туда, откуда смог вырваться и выгрызть себе путь в жизнь. Насекомых в помещении он и правда имел счастье не видеть последнюю четверть века, а питался чуть ли не по часам. Сегодня день исключительный: кусок в горло не лез и желудок пустовал. К своим деньгам и месту в обществе он относился ревностно и со злобой, посему к Хидану присматривался особенно тщательно.


— Так круто! То есть... не то чтобы я был в восторге от этого, тараканы те ещё уёбы... В смысле, круто, что вы не брезгливый.


— Да.


— Вы весь крутой! Как из детектива выползли. А это у вас... — Хидан не рискнул показать на нём, поэтому указал на своё лицо. Какузу понял без слов.


— Авария.


      Своё лицо после произошедшего Какузу начал воспринимать отдельно от себя: его он помнил иначе, и то лицо, что есть сейчас, ему не принадлежит. Он стал избегать любых отражающих поверхностей: поменял ванну на душ (вода искажала его ещё больше), экраны его айфона и ноутбука были матовые; несколько лет не делал фотографий. Смотреть на увечье было тошно.


      Даже в своём большом городе Какузу — экзотика не в хорошем смысле: дети тыкали пальцем, шарахались, иногда и вовсе рыдали, словно увидели чудовище. Какузу ускорял шаг, нырял в мысли с головой, абстрагируясь от ситуации, но всегда прекрасно знал, что родители, вытирая детям сопли, говорили: «Не смотри на дядю…» и шушукались за спиной осуждающе. Не его вина, что водитель не справился с управлением и вылетел на встречную полосу. Царство ему небесное.


      Он отпраздновал свой второй День Рождения, оправившись после столкновения, купил новую машину, смог вернуться на работу, поднялся ещё выше, чем был, и продолжил чахнуть над сокровищами — разделить их было уже не с кем, в новые отношения после ДТП он не вступал. Великое горе: золотая клетка, которую ты сам возвёл, убеждённый в своей неприглядности.


      Партнёры продолжали присутствовать в его жизни, но теперь на фоне и совсем не серьёзно — только секс и хорошее времяпровождение, ведь вместе с лицом он не утратил харизмы и галантности и в целом человеком был прекрасным. Этих людей он выбирал сам. Не покупал — дойти до этого ему не позволило бы уважение к ним в первую очередь, да и вниманием обделён не был. Выбирал тех, кто так же, как и он, был заинтересован в коротком романе в постели на неделю. А после уходил, когда понимал, что может завязаться что-то серьёзное. Он никогда не целовал их, а чтобы позволить дотронуться до лица... об этом речи вообще не стояло. Хидан же думал иначе.


— Так необычно... Как на мрамор смотрю... Можно потрогать? — Как удар под дых. В его голосе не было насмешки, одна только заинтересованность в возможности прикоснуться к чужой боли. Шрам пересекал всё лицо по диагонали, выглядел давно зажившим. В этом лице читалась целая история, и Хидан хотел стать её частью. Мужчина отвернулся, волосы шторкой упали на его скулу.


— Нельзя.


— Тогда... расскажите о себе?


— Что? Хочешь узнать о моей должности или марку автомобиля?


— Пф-ф, нет конечно! Все работают и ездят на тачке! Я тоже подрабатываю после учёбы и вожу, только своего корыта у меня пока нет. Что вы любите? У вас есть животные? Сколько часов в неделю вы спите? А вы умеете кататься на скейтборде? Я научу, если нет!


— Хах. Я...


      И он заговорил.