Галину наконец-то отпускают, она расписывается в подписке о невыезде, выходит из кабинета и идёт по длинному коридору. Неожиданно она сталкивается с девушкой в сильно изношенной одежде и с тёмными сальными волосами. Галина презрительно смотрит на неё и проходит мимо, даже не обращая внимания на то, что та не извинилась. Незнакомка же продолжила свой путь по коридору и громко хлопнула дверью, где-то в самом его конце. Это была Раиса Романовна Раскольникова. Последний раз она здесь была 3 года назад, когда она сама пришла и призналась в том, что убила двух старух, в надежде убедиться в своей теории и обогатиться. Сейчас она оказалась здесь, чтобы помочь той, кто тогда её убедил сознаться и покаяться в содеянном преступлении. Раскольниковой в одно мгновенье кажется, что из-за двери раздаются стоны и плач. Она встряхивает головой, отряхивая нахлынувший внезапно спустя долгое время бред, но он не уходит и даже становится громче. 

— Бред ли… — Бормочет под нос Раскольникова, всматриваясь в дверь, словно может разглядеть, что там за ней находится. Дрожащей рукой она дотрагивается до ручки, замирает на секунду, крепче хватаясь за ручку, словно это спасательный трос, и распахивает дверь без всякого стука. Перед её глазами предстаёт картина, которую до этого Раскольникова могла видеть только лишь в кошмарах. Сальный мент лапал милую Соню во всех возможных местах. Да и даже не просто лапал, а задрал ей юбку и… Этот мерзавец даже не заметил, что в кабинете он теперь не один, поэтому первой мыслью Раисы было разбить об его голову недалеко стоящий бюст Ленина, но ближе оказались ножницы и они со всего размаха были воткнуты в руку мента. Тот закричав дёрнулся, случайно столкнув Соню со стола. Раиса, спеша её подхватила, аккуратно поправляя ей юбку и пряча за себя. 

— Ёб твою мать, Раскольникова, давно не виделись, тебя после трёх лет дурки и не узнать, но после двойного убийства тебя забыть сложно… — Мент замотал руку в галстук. — Решила продлить себе лечение при помощи покушения на органы власти при исполнении?

— Да как Вы вообще смеете… — Вскрикнула Раскольникова. — Она вам что, проститутка какая-то?! Да она святая! Вы не имеете права так с ней обращаться! Да она лучше любого человека в этой шаражкиной конторе… Что, решили раз власть имеете, то любое преступление сойдёт Вам с рук?

— Кто бы говорил, Раскольникова. — Ухмыляется следователь. — Разве не ты сама говорила, что власть имущие

— Да, имеют право совершать преступления, но во благо! Во благо. — Раскольникова нервно смеётся. — Какое благо вы тут привносите, товарищ следователь? — Раиса судорожно сжимает руку Сони в своей и выводит её из кабинета, хлопая дверью. 

Тем временем на улице Галина пересекается с Заметовой, та курит прямо у ворот отделения. Рядом с ней девушка, которую до этого видела всего пару раз. Её кажется звали Дарья и раньше они работали с Александрой вместе, до того как ту перевели в нарком. Больше о ней Галина ничего не знала. 

— Знакомься, Галина, это моя бывшая коллега и по совместительству подруга — Мария Разумихина. Раньше вот вместе в милиции работали.  — Заметова затягивается и задумчиво выпускает дым. 

В этот самый момент из отделения вырывается Раскольникова с Соней под руку.

— Всё хорошо? — Разумихина встревоженно смотрит на своих подруг, Раечка спустя долгое время впервые выглядит воспаленной и встревоженной.

— Всё просто прекрасно. — Раечка нервно улыбается, поглаживая незаметно ладонь Сони большим пальцем. — Пойдёмте? — Она совсем не замечает, что здесь присутствует незнакомая ей девушка. — Надо чаю наверное попить в честь освобождения.

***

Жизнь Настасьи Филипповны была прекрасна до этого дня. Ей всегда казалось, что если она переед в другой город, где её никто не знает, кроме мужа, который этот переезд и организовал, то никто никогда не узнает о её ужасном постыдном прошлом, о котором она сама бы хотела забыть.  Что могло понадобиться Тоцкому по работе в таком маленьком городе, как N?

Конечно, он не мог упустить случая шантажировать её тем, что всё расскажет, но Настасья никогда не была из тех, кто боится сплетен и слухов. Но подвергаться постоянному осуждению,  она была не готова. И к тому, что он добьётся увольнения тоже. Как бы Парфён не пытался её успокоить, что всё будет хорошо и они обязательно со всем справятся. Вскоре об этих слухах узнал весь город, Настасья потеряла всякую возможность выходить из дома. Она чувствовала себя птицей, запертой в уютной клетке, как 10 лет назад. Она сидит в горячей ванной, уже не чувствуя никакой боли. Она смеётся. Берёт лезвие. Порез. Больше Настасьи Филипповны Барашковой нет. 

Спустя несколько часов её находит Рогожин. В один день он потерял свою любовь и неродившегося ребёнка. Рогожин не решается зайти в ванную. стоит и смотрит на Настасью сквозь приоткрытую дверь. Ему не хочется верить в то, что произошло. Может она просто устала и уснула прямо в ванной? А красный цвет это так отсвет от плитки. Рогожин проходит на кухню и задумчиво смотрит на пустой холодильник. Конечно, он пустой, ведь он сам оставил авоську с продуктами в прихожей… Хотя, чего это он. Вампирам еда не нужна. За столь долгое время он настолько привык к имитации принятия пищи, что совсем забыл, что обычный человеческий голод ему не знаком. Зато вот жажда крови была знакома ему прекрасно. Рогожин почувствовал режущую боль в зубах. Нет… Он же не совсем чудовище, чтобы поедать ещё не остывший труп. Правда? Рогожин не помнит, как провёл оставшийся вечер, но кажется он даже пробовал пить воду из ванны. Мысль о том, что там в ванной лежит одновременно та, по кому он сильно скорбит и одновременно желает съесть, не давала ему покоя. Утром он как обычно отправился в школу, где работал охранником. Даже там его не покидала мысль о том, что он видел сквозь приоткрытую дверь в ванной. От мрака его отвлёк шум из кабинета директора. Кажется, там впервые за долгое время происходил по истине настоящий скандал. Оттуда вышел печального вида учитель физики Лев Николаевич Мышкин, которого за этот год Рогожин ласково привык называть про себя Лёва. 

Рогожин проследил, как тот дошёл до учительской, а потом спустя полчаса вышел оттуда со всеми вещами. Рогожин посмотрел на часы. Его рабочий день уже тоже заканчивался, но смена в виде другого охранника никак не приходила. Наплевав на этот факт, он быстро переоделся и побежал вслед за Мышкиным. 

— Лев Николаевич, а Вы что сегодня раньше ушли? Даже за кабинет не расписались. 

— Уволили меня, Парфён, не знаю даже теперь, что делать. Больше никуда же меня учителем теперь не возьмут… — Он тяжело вздохнул.

— За что же Вас уволили, если не секрет? 

— За то что в Бога верю, Парфён… 

Парфёна как током прошибает. Наверное, о том, что Лёва верит в Бога, Рогожин подумал бы в последнюю очередь. 

Мышкин замечает его реакцию и поспешно говорит: 

— Если тоже не хочешь после такого со мной общаться, то я пойму, ведь тебе работа тоже нужна.

— Нет, Лёва, ты что на самом деле! — Он перешёл на шёпот. — Я тоже верю. А пойдёмте-ка, ко мне домой. Чая попьём. Тебе же всё равно, наверное, со старой квартиры-то съехать придётся. 

Зайдя в квартиру первым, Рогожин поспешно закрывает дверь в ванную и выключает в ней свет. 

— Проходи, Лёва, не стесняйся. В ванную не надо, там ремонт пока. Ты руки на кухне помой. — Рогожин старается улыбаться дружелюбно. 

Лёва с недоумением смотрит на Парфёна, но на кухню послушно проходит и даже моет руки. Краем глаза он замечает валяющуся на полу в прихожей авоську с продуктами, которая явно лежит со вчерашнего дня здесь, но вопросов не задаёт. На кухне он садится за стол и аккуратно складывает руки на столе. 

— Слушай, Лёва, а давай крестами обменяемся. Мы же давно друг друга знаем. — Рогожин немного нервно ухмыляется. 

Не успевает князь надеть крест, как Рогожин произносит 

— А теперь, Лёва, я расскажу тебе про других таких же как мы… Зовёмся мы вампирами и иерархия у нас, как ещё при царе. 

Укус. Стена красная. Рогожин теперь не один. 

Никакой Настасьи  в ванной больше нет. 

***

В школе Ангелине приходится ещё хуже, чем обычно. Если она привыкла к похабным мерзостям от одноклассников, которые ей почти каждый день одноклассники шептали на уши, то к бойкоту от всего класса совсем нет. Раньше она находила отдушину в том, что общалась с Агретиной, которая единственная над ней не издевалась, то теперь существование стало просто невозможным. Ангелина хотела зайти к Льву Николаевичу, который как ей оказалось тоже должен был находиться в том же положении, что и она, но его не оказалось в кабинете. В учительской Ангелина в очень грубой форме узнала, что он был уволен. Когда она уходила из школы, то в неё кинули что-то тяжёлое. К счастью, снаряд попал только в рюкзак. Ангелина даже оглядываться не стала и побежала домой. Весь путь у неё роем кружились мысли, за что с ней всё это происходит. Как люди могут злиться из-за того, что ты веришь. Ведь в этом нет ничего совершенно плохого. Она никогда даже никому это не навязывала. Тихонечко молилась у себя в комнате и в том кружке, куда её позвал Лев Николаевич, когда та с ним по секрету поделилась своей тайной. 

На пороге дома её перехватила Паша. 

— Пошли, поможешь мне с готовкой. — Говорит она, грубо дёргая её за руку. — Только уличную одежду сними. 

Ангелине сейчас в последнюю очередь хотелось что-то делать, всю её занимала мысль о том, как она будет молиться у себя в комнате, но ослушаться Пашу было страшно. 

Зайдя на кухню Ангелина, чуть не закричала, увидев на полу мать с разбитой головой. Павлина с удовольствием посмотрела на ужас на лице Ангелины и смеясь произнесла. 

—А сейчас я научу тебя разделывать мясо. 

Ангелина вспоминает, как видела один раз, как Павлина с мальчишками разделывали на заднем дворе собаку. Сначала они её ещё живую, ударили по голове большим камнем. Та заскулила и упала на землю. Из её головы текла кровь. Она ещё выла и тяфкала, когда ее резали и вынимали органы. После этого Ангелина перестала есть мясо даже после поста. 

Сейчас мёртвая мама напоминала ей ту самую дворняжку. 

Из мерзких воспоминаний её выдергивает Павлина, протягивая ей нож прямо в руки.

— Давай, я тебя за руки буду держать и направлять. Давно тебе пора научиться готовить, а то как ты за замуж-то собираешься. 

Ангелина не запомнила ничего из того, что происходило дальше. Она на негнущихся ногах дошла до своей комнаты. 

— Скажи вот зачем ты в Бога этого своего веришь?  — Первое, что слышит Ангелина, открывая дверь. Ипполита лежит на полу и смотрит в потолок, совершенно не видя, как та испачкана в крови с головы до ног.  

— Когда я была маленькой, то я видела, как папа молился… вот в этой комнате мы с ним жили. Для меня этот процесс выглядел завораживающе, и я попросила рассказать про всё это. Папы давно нет, а Бог остался. — Ангелина сжимает руку на своём деревянном крестике. 

— А ты откуда знаешь, что это Бог есть? — Ипполита поднимает голову и в ужасе смотрит на Ангелину. Она не понимает её подруга ранена или убила кого-то. Но всё это становится мгновенно неважно, ибо Ипполита вновь чувствует тянущую боль в зубах. 

— Я не знаю, я просто верю. — Ангелина пугает то, как Ипполита смотрит на неё. Она напоминает ей злую голодную собаку, которая вот вот залает и…

Ипполита срывается с места и бросается на Ангелину 

— Молись давай своему Богу, чтобы он тебя спас, потому что я себя не контролирую. — Рычит Ипполита ей на ухо 

— Господи спаси… — Всхлипывает Ангелина.

— Дура беги! — Кричит Ипполита и клацает зубами прямо возле шеи Ангелины. Та отталкивает Ипполиту и выбегает из комнаты, закрывая дверь на замок. Она слышит, как чудовище вот вот сломает преграду и снова набросится. Ангелина понимает, что дома для неё важного и любимого больше нет. 

Она уходит и больше не возвращается. 

Валентина недоумевает, когда придя домой чувствует стойкий запах крови и слышит скулеж со стороны комнаты Ангелины. Она дёргает за ручку, не замечая, что комната заперта. Злобно бубня себе под нос разные ругательства, она отпирает комнату. Она видит на полу Ипполиту с собственной рукой во рту, в которую она крепко впилась зубами. 

— Идиотка! — Валентина грубо вырывает кисть из клыков и сажает. Ипполита вскрикивает и пытается отбиться. — Своей кровью ты не напьёшься никогда. Тебе нужна только чужая кровь… — Тут она понимает, что Ангелина давно должна была вернуться со школы. И её портфель стоял в коридоре рядом с вешалкой, но раз её в комнате не было, значит… — Что ты сделала с моей сестрой?! — Валентина мгновенно приходит в ещё большую ярость и припирает девчонку к стене. 

—Ничего… Она была вся в крови, я сказала ей бежать, я чуть её не съела. — Хрипит Ипполита .

— В крови? 

— Да… кажется она была на кухне с кем-то. Я слышала разговор, но ничего не разобрала. Ещё не… задолго до этого… на кухне были… крики… и что-то тяжёлое… — Ипполите перестаёт хватать воздуха и она съезжает по стенке. Валентина её отпускает и, не беспокоясь о её состоянии, проходит на кухню. Там перед ней предстаёт не самый приятный натюрморт из окровавленного большого ножа и ведра явно с человеческим мясом. По запаху Валентина понимает, что остатки принадлежат матери. Дополняла натюрморт довольная Павлина, которая поедала сырое мясо. Запаха Ангелины Валентина так и не почувствовала. 

— Решила проблему с мясом? Молодец! — Валентина громко смеётся. 

***

Я следила за Ней сначала по одному делу о педофилии, а потом как раз по этому делу с убийствами. Я тогда ещё ни про каких вампиров не знала и думала, что это просто какие-то помешанные. Но Она не казалась мне каким-то чудовищем, наоборот — я поняла, что она моё солнце ещё при первой встрече. Она была похожа на царевну-лебедь с картины Васнецова. Меня к Ней тянуло. Рядом с Ней я чувствовала себя червяком. Я понимала, что раз Она главная подозреваемая, то никакой благодати в Ней быть не должно, но моё сердце говорило громче головы. На одном вечере, когда моя голова лежала у Неё на коленях, Она, перебирая мои волосы, пригласила меня к себе в гости. 

Там Она меня раздела и уложила на кровать. До этого у меня даже опыта с мужчиной не было, а тут… Я даже не знала, что такое бывает. Она мяла мои груди и кусала губы. Себя Она кусать не позволяла и сама указывала, где я должна её касаться и куда целовать, чего Она почти не позволяла.  Я скулила под Её руками, не понимая, что я больше чувствую удовольствие или унижение. Но в конце я чувствовала незабываемое удовольствие, которого со мной до этого никогда не было. А за ним последовал болезненный укус. По моей шее стекало столько крови сколько я ни за одно убийство не видела. Потом я отключилась и проснулась уже одетая в старинную одежду, которую я могла до этого видеть только в учебниках литераты с иллюстрациями к произведений 19 века. Это было собрание. Там было много других людей. Все они были одеты тоже по старинному, но явно у кого-то одежда была богаче. Позже я поняла, что это зависело от титулов, в которых мне ещё предстояло только разобраться. Это было посвящение в их общество. Я вошла в новый до этого неведомый мир, полный ещё большего ужаса и крови, чем было на работе. Но всё это затмевала Она и милость. 

Продолжалось это до первой ошибки. Больше не было никакого удовольствия. Ласки напоминали пытки. Меня иногда кидали об стену. Разбивали голову. А потом тут же залечивали, как бы извиняясь, хотя после перевоплощения моё тело и само было способно на это. Но мне тогда казалось, что даже эти все удары были нежнее Её поцелуев. 

Но даже любимую куклу однажды выбрасывают на мусорку, когда появляется новая.  

Так и я в один день снова оказалась в своей квартире, которая теперь казаась мне отвратительно маленькой. Мне больше не хотелось существовать. Я стала одним целым с диваном. В моей жизни больше не было солнца, наступило затмение. А затем пришла луна.