Вильгельм прекрасно понимал причину существования первых двух отрядов, но причину существования всех остальных он одновременно понимал тоже и не понимал совсем. На любом турнире — это он успел запомнить давно — в пылу битвы и поднявшейся от сражений пыли, в смутных очертаниях разъярённых сражающихся рано или поздно вырисовывается порядок, вырисовываются чёрные и белые клетки под ногами, и оказывается, что всё это время посреди поля, совершенно незаметные ранее, стояли Титаны, выше других, сильнее, внимательнее и тише. И когда Титаны смотрят друг на друга, всё остальное перестаёт существовать: существует только поле боя и две силы напротив друг друга, Белые и Чёрные. Но остальные пешки, растоптанные и выкинутые куда-то за поле, тоже должны были быть тут, чтобы ещё заметнее и громче не существовать на фоне Титанов. Они должны были смотреть, внимать, тянуться руками к недосягаемой черте, сами по себе являясь полем для Титанов. Императрица и Гегемон; «вторые» и «пятые»; первый и второй отряд. Конечно, жаловаться надо было совсем не Вильгельму, которому повезло оказаться среди Титанов, хотя звание «второго» только ещё больше резало слух и бесило из-за неприятных ассоциаций; но существование остальных отрядов в роли декоративного пушечного мяса только напоминало, что на других полях битвы сам Вильгельм занимал ту же роль. Заставляло злиться из-за несправедливости… и не только за себя. Вильгельм был почти уверен, что этих других младших ребят из других отрядов ему жалко не меньше, чем себя.

Ребята младшими не были, все отряды в лагере олимпиадников по физике с весьма говорящим и вполне титаническим названием Хронос были без двух месяцев девятиклассниками. Но с высоты Титанов это было заметно сложно. И, как бы Вильгельм не сокрушался, на некоторых шахматных досках он Титаном был.

Но быть учеником Школы Теоретической Физики №14 Вильгельму было недостаточно. Пусть такая высокая ступень позволяла ему оказаться в числе Титанов лагеря совершенно без усилий… это же означало, что так же просто сюда пройдут ученики Двойки. Вильгельм был готов смириться с тем, что подлые интернатники окажутся в первом отряде, а их «семëрке» (это потому что враги боятся называть их номер полностью в стенах своей крепости-школы и придумывали абсурдные, естественно, ни на чëм не обоснованные прозвища) придётся довольствоваться званием второго отряда. Он был готов дать отпор Двойкам и на этом поле. Но он никак, никак не ожидал, что… нет, стойте, тут даже не стыдно сделать театральную паузу. Тут можно немного помолчать, закатить глаза, подождать, чуть-чуть поцокать. Вы готовы? Вильгельм никак, никак не ожидал, что отряд его родной «Семёрки» перемешают с Двойками! Он никак не ожидал, что с одним из «вторых» придётся жить в одной комнате! В одной комнате! Не поймите неправильно, дело не в брезгливости или ненависти к ученикам глупой, нелепой, слишком ослепительно-хорошей школы-интерната номер 20. Дело в игре. Кто начинает играть в шахматы, перемешав фигуры друг между другом?! Разве можно играть, когда твой король чёрный, а ферзь — белый? Это же шах и мат до начала игры! Представить себя ферзём на шахматной доске Вильгельм вполне мог, но был ли его сосед королём, ещё следовало узнать. На первый взгляд Эндрю выглядел весьма безобидно, но Двойкам верить нельзя. Нельзя верить врагам на другой стороне шахматного поля.

Но и забывать о своей главной цели тоже нельзя. Это сражение не просто с Двойками. Это сражение с Титаном. Одним единственным. И однажды Вильгельм вызовет её на реванш. Его цель — не Двойки, его цель — сама Императрица. Место самого Гегемона.

А до реванша нужно неплохо подготовиться.

***

— О, ты тоже тут по объявлению?

Харит аж отпрыгнул — едва ли не вскрикнул — от слишком резко появившегося незнакомца. Хотя, наверное, это не было резко, просто Харит слишком погрузился в изучение брошюры в руках. Он точно пришёл в нужное место? В нужное время? Он ничего не напутал? Ему точно можно сюда прийти, или это только для первых двух отрядов? Только для учеников крутых школ? Незнакомец — мальчик лет пятнадцати, ровесник, с аккуратной тёмной челочкой и серыми глазами — с интересом заглядывал в лицо собеседника. Харит сам не был уверен, почему так сильно обратил внимание на глаза, но что-то с ними было не так: не то слишком большие, не то радушка узкая… Харит поспешно отвёл взгляд — ещё не хватало вот так вот пялиться при первом знакомстве — но от того, что теперь он не знал, куда смотреть, стало ещё хуже, и он уткнулся в буклетик в руках.

— Ага! — наконец всё-таки сказал он и в доказательство показал мальчику бумажку, тыкнув на одну из строчек наугад — Я пришёл в шахматный клуб! Ты тоже тут для этого, да?

— Ага, — так же ответил мальчик, а потом зачем-то, до смешного непринуждённо, будто бы так и знакомятся пятнадцатилетние мальчики в детских лагерях, протянул руку — Меня зовут Эндер. А как называть тебя?

Нет, с его лицом точно было что-то не так, Харит был готов поклясться в этом. Весь его вид был каким-то неправильным. Каким-то слишком расслабленным и слишком настороже; голос и глаза — какими-то слишком распологающими и дружелюбными, несмотря на отсутствие улыбки. Так ещё и смотрит прямо в лицо. что даже смотреть в ответ страшно.

— Харит, — негромко ответил он и постарался улыбнуться и поднять взгляд. — А ты из какого отряда? — уже увереннее спросил он.

— Второй. Ты из какого?

— Второй… — повторил он рассеянно. Значит, крутой. Можно было и догадаться — наверняка только такие даже в летнем лагере одеваются в черно-белые футболки, джинсы и кофты. Всё, что Харит услышал на расспросы, почему первый и второй отряд всегда лидируют и лучше даже не пытаться переходить им дорогу, это «там учатся крутые» — А я из пятого. Далеко.

— Понятно. Значит, увлекаешься шахматами?

По крайней мере, видимо, он всё-таки пришёл по адресу! Значит, на шахматы записываются тут. Значит, он хотя бы делает всё правильно! Почувствовав себя увереннее, Харит и заговорил так же.

— Мы же в лагере для физиков и математиков! Неужели никто не придёт на этот кружок, кроме нас?

— Не знаю, — Эндер всё-таки улыбнулся на бурную реакцию нового друга на вопрос, который требовал ответа «да» или «нет» — К какому времени нужно было прийти?

— Четырнадцать ноль-ноль… Это через двенадцать минут.

— А где организатор?

— Наверное, в самом кабинете, — Харит указал на «587» на двери. Не на табличку или надпись, потому что это число было будто склеено из разных дверных номерков. Эндер скептически прищурился, и Харит тут же замахал руками: — Я знаю, о чём ты думаешь! Какой-то розыгрыш, или я просто всё напутал, и настоящий номер 587, в который нас зовут, в другом месте. Но я всё обыскал и всех поспрашивал, все говорят идти сюда. Тут — игровая комната, так что логично организовать шахматный клуб тут. Видимо, эти цифры — какая-то лагерная традиция или вроде того…

— Понятно. Тогда давай навестим организатора, — и Эндрю обошёл мальчика, потянулся к дверной ручке.

— Эй, стой! Ещё двенадцать… ещё одиннадцать минут! Подожди, мы должны…

— Тут кто-то есть? — Эндер вошёл в комнату и только после этого огляделся. Как бестактно, даже без стука… но если он зашёл, то Харит не виноват, правда?.. Харит осторожно заглянул в проём и тоже огляделся. Игровая оказалась довольно большой комнаткой с кучей маленьких деревянных столиков с прикреплёнными к ним лавочками. За одним из таких столов, в самом конце комнаты сидел беловолосый мальчик. Сидел над шахматами, сидел в очень напряжённой позе. Кажется, вошедшие люди отвлекли его от важных раздумий, и, кажется, он был этому совсем, совсем не доволен. Но Эндера это не смутило:

— Привет. О, мы уже даже знакомы. Ты и есть организатор шахматного клуба, верно? Не думаю, что чтобы догадаться, нужно много ума. Какая удача. Меня зовут Эндер, а это Харит, и мы оба хотим присоединиться к твоему клубу. Кажется, больше никто не придёт, — он направился прямо к мальчику над шахматами, который продолжал молча буравить его взглядом. Имя Харита было названо, и отступать больше некуда; он шагнул в комнату и кинул почти что извиняющийся взгляд на «организатора», но тот даже не заметил, продолжал играть в гляделки с Эндером. Воспользовавшись такой возможностью, Харит обратил своё внимание на волосы мальчика. Не просто белые, но ещё и с голубой прядью в чёлке… Он сам красится в белый? Или это от рождения? Если от рождения, то он не красит их в нормальный цвет, но только ещё больше подчёркивает такую необычность? Какая смелость! В черной водолазке, значит, должно быть, тоже «крутой», но вместе с этим — почти что павлиньей окраски сережки, полупрозрачные плоские капельки-перья… Белые волосы — это уже не ладно, это уже ни в какие рамки, но серёжки? Харит должен был возмутиться, но он только чувствовал всё больше нарастающее уважение и вместе с этим страх — если об этом фрике пойдут слухи по лагерю, то наверняка всплывёт, что и «этот блондин таскался где-то рядом с ним, я точно видел!» На всякий случай Харит даже закрыл дверь, но теперь чувствовал себя ещё в меньшей безопасности.

— Ну так что? Принимаешь нас в свой клуб? — Эндер дошёл до стола. Беловолосый и странный уже встал с лавки, смешно и, наверное, угрожающе оперевшись на стол и наклонившись к Эндеру, тем самым нависнув над шахматной доской. Эндер, то ли пытаясь выйти на контакт с фриком, то ли дразня его, так же коснулся стола с другой стороны и ожидающе взглянул на мальчика.

— Время, — наконец, сказал организатор. Эндер всё ещё не улыбнулся, но вроде бы удивлённо приподнял бровь.

— Харит, время? — но в его голосе удивления совсем не было.

— А, с-сейчас!.. Тринадцать пятьдесят одна.

— У меня ещё девять минут, — продолжая играть в гляделки, мальчик опустил фигуру в руках на доску — Пока эта комната моя, выйдете из неё.

— Зачем играть в одиночку, когда можно играть в клубе? — Эндер опустил взгляд и так же непринуждённо сел за лавку. Несколько секунд он смотрит на доску, а теперь переставляет фигуру на ней. Мальчик открыл рот, чтобы, вероятно, накричать, но вгляделся в доску: его глаза какое-то время удивлённо расширялись, он закрыл рот и нахмурился.

— Ты нарушаешь мою тренировку, — уже спокойнее сказал он.

— На турнире против тебя сражается не учебник по шахматам и не бот. А ты метишь на турнир, не так ли?

Мальчик очень, очень недовольно и почти с отвращением поджал губы. Но он, не опускаясь на лавку, тоже потянулся к фигуре. Игра началась.

— Врываться в комнату очень грубо.

— Это не твоя комната, а общая.

— Время клуба не началось.

— Именно поэтому, пока клубная деятельность не открыта, эта комната общая.

— В любом случае, нарушать чужую партию тоже грубо. Ты, как шахматист, должен это понимать.

— Я, как шахматист, стараюсь быть солидарным к своим друзьям-шахматистам и заменить им бота, когда им приходится играть в одиночку. Кажется, на уровень бота я ещё дотягиваю.

— О, поэтому ты так просто отдал мне ладью?

— Когда?

— Смотри — прямо сейчас.

— В твоём телефоне боты ещё не научились отравленным фигурам?* Потому что, кажется, сейчас ты потерял коня.

— Коня — за ладью? Боты обычно изучают ценности фигур.

— А я бы на твоём месте погрустил. Ты был в двух шагах от лёгкого мата.

— Мат Легаля?**

— Не знаю.

— Ты действительно не знаешь?

— За словами ты следишь лучше, чем за доской.

— И всё-таки, врываться без стука невероятно невежливо. Речь даже не об игровой. Шах.

— Переходим на личности?

— Да. Раз уж мне не повезло не просто быть соседом Двойки, так ещё и отвратительно воспитанной…

— Шах.

— …но и оказаться с ней за одним шахматным столом…

— Ты хочешь, чтобы я начал стучаться, верно?

— Сейчас я хочу, чтобы ты проиграл. Шах.

— Конечно, ты хочешь, чтобы твой оппонент проиграл.

— И обычно, мои желания исполняются. Шах и мат.

— Действительно, — Эндер отодвинулся от доски с удовлетворенным видом, и у Харита возникло ощущение, что они все очень надолго задержали дыхание и только сейчас снова начали дышать. Харит уж точно начал дышать сейчас, хотя даже не заметил, когда задержал дыхание — Красиво.

— Разумеется, — на лице недружелюбного мальчика даже появилась улыбка, он наконец-то сел и тоже немного откинулся назад, разглядывая доску и перебирая в руках эндеровскую белую ладью. Но потом он поднял глаза, и от его лица снова стало веять плохо сдерживаемой агрессией: — Стоп, ты поддался мне?

Эндер тоже наконец-то улыбнулся, но тоже ненадолго:

— Будем считать, что так. Если я проиграл по-настоящему, то такой мой ответ заставит тебя думать, что на самом деле я не просто глупее тебя и проиграл, но умнее тебя и обдурил тебя.

— А если ты поддался?

— То я не совру, сказав, что я поддался.

— Так, хватит с меня игр! — мальчик снова наклонился вперёд, но тут уже вмешался Харит:

— Четырнадцать ноль-ноль! — он показал обоим парням, что тут же вопросительно посмотрели на него, на часы, и весело улыбнулся, но быстро сдулся под удивлённо-пустым взглядом Эндера и злым взглядом беловолосого — Я просто хотел остановить вас… тут становится как-то совсем неловко и душно. Но теперь время начинать клуб, правда? Так, может, ты скажешь, как тебя зовут?.. — Харит попытался сделать самое дружелюбное лицо, на которое был способен, но снова сник под раздражённым взглядом.

Организатор вздохнул и отвёл взгляд.

— Вильгельм. Это правда всё?

— Что — всё? — тут же повернулся к нему Эндер, и Харит мысленно взмолился, чтобы это не превратилось в новую перепалку.

— Больше никто не придёт? Мой сосед-фрик из Двойки и испуганный малолетка?

— Эй, мы все примерно ровесники в этом лагере! — тут же возмутился Харит. Да, он не одет в черно-белые водолазки и кофты, но это не означает, что если в детском летнем лагере он одевается как ребёнок летом, то он малолетка! И что он не знает, что такое мат Легаля, тоже не значит… В шахматный клуб принимают не только всезнающих гениев, правда? Любителям тоже можно. А как минимум своего старшего брата Харит в шахматах выиграть может, и даже его совершеннолетнего друга-вундеркинда иногда тоже, а это уже неплохой результат. И вообще, даже попасть в этот лагерь не так уж и просто!

— А оскорблять других людей при встрече — это вежливо? — очень спокойно спросил Эндер. Вильгельм цокнул.

— Ладно. Плохая была идея. Я надеялся, что в лагере физиков и математиков найдутся желающие поиграть. Видимо, зря. Раз кроме вас никто не придёт, то можно закрываться.

— Почему это закрываться? Неужели играть с воздухом лучше, чем играть со мной или новичком?

Даже Эндер называет его новичком! Конечно, Харит действительно был новичком, но… Даже Эндер!..

— Лучше уж тренироваться по учебнику и оттренировывать ходы, чем играть с вами.

— Ты объявил клуб — мы пришли; вот бумажка с твоими мольбами приходить сюда в «четырнадцать-ноль-ноль». Или ты был недостаточно готов к тому, что заявил? Очевидно, сюда придут и новички. Так давай, научи нас, а для тебя это будет хорошим опытом.

Вильгельм снова недовольно поджал губы. Неужели Эндер попал в точку?

— Хорошо. Я проведу первые занятия. Но я не уверен, что смогу терпеть вас долго. Так что ничего не обещаю.

— Если сольёшься, мы продолжим заниматься с Харитом и принимать новых участников. Правда, Харит?

— А-ага. Наверное. Раз ты так говоришь…

— Не «сольюсь», а «займусь более приоритетными делами».

— Не сомневаюсь. Итак, профессор Вильгельм, что будет на первом занятии?

Несколько секунд Вильгельм будто бы сомневался… но в следующее мгновение на его лице появилась самоуверенная ухмылка. Это можно считать за победу?

— Хорошо. На первом занятии я проверю ваши навыки. Эндрю, я уже видел, что ты умеешь…

— Эндер. Называй меня Эндер, хорошо?

Каждая Двойка — со всей причудой… А с соседом по комнате лучше тем более не спорить.

— Как скажешь. Но твоего имени я не знаю, — Вильгельм указал на Харита настолько уверенно и настойчивостью, что тому жест показался ужасной грубостью — Как тебя зовут?

— Харит, — сообщил он не очень уверенно. То, что Эндер уже представил его раньше, делало ситуацию хуже: Вильгельм, очевидно, не воспринял это как информацию, необходимую для запоминания, и почему-то Хариту показалось, что его неуверенное представление себя прозвучало куда менее убедительным, чем когда его назвал Эндер.

Вильгельм прищурился.

— Не из Двоек или Семëрок?

— А?

Вильгельм недовольно закатил глаза; ещё один такой раз, и смущение Харита очень быстро перерастёт в раздражение, тот уже мог чувствовать, что внутри что-то начинает ещё пока что неуверенно вскипеть…

— Ты не лицеист и не из ШТФ?

— Нет, — замотал Харит головой — Я не из такой школы, я… я из «рафала».

— Рафал?

— Не важно, — Харит замотал головой ещё сильнее. И хорошо, что он не знает этой школы! — В общем, не из… Двоек и Семëрок, да?

– Угу, – буркнул Вильгельм, снова возвращаясь к шахматной доске – оценить, действительно ли Эндер пытался поддаться и допустил очевидные ошибки, однако он тут же поймал взгляд Эндера на себе и почему-то сразу понял, что тот хотел сказать. От мысли о том, что прямо сейчас он заглатывает очевидную наживку (так ещё и от Двойки), стало противно, и не то чтоб Вильгельм нанимался в няньки... но лучше уж он всё объяснит мелкому, чем позволит объяснить положение сил Двойке. Другое дело, почему Эндер позволяет ему это сделать и даже подталкивает его к этому?..

– В общем, есть две крутые школы, – начал тянущимся голосом Вильгельм, не отрывая глаз от доски – Школа Теоретической Физики номер 14, ШТФ; есть интернатник... – он все-таки почти инстинктивно, какими были и слетевшие с его языка слова (впрочем, не то чтобы он жалел о них или типо того!), посмотрел на Эндера, но тот не поднял голову, склонившись над ярким буклетом... кажется, это были правила какой-то игры? – есть Школа-интернат номер 20. Несмотря на невзрачное название, пожалуй, самая сильная школа в городе, – (на этих словах Вильгельм едва ли не плюнул в сторону, а Эндер громко перелистывал страницу).

– А, и вы – из них, верно? – догадался Харит, и его глаза радостно заблестели – И ваши школы сражаются друг с другом?

– Ну, вроде того, – Эндер улыбнулся Хариту.

– Да, – отрезал Вильгельм – И в какой-то момент появились прозвища. Двойка – это интернатники, просто чтобы не называть их двадцатыми.

Должно быть, в ШТФ шутят, что "интернатники" учатся на двойки... Мысль о том, что гении города могут шутить настолько узколобо и прямолинейно, развеселила Харита, и он негромко хихикнул.

– Значит, ученики ШТФ – это Семёрки? А, это потому что "Двойки" поделили вашу "четырнадцать" на себя? – дважды догадался Харит. Вильгельм сморщился, словно съел лимон или что похуже, Эндер улыбнулся чуть шире.

– Ага, вроде того.

– Ты бы хорошо вписался, – Эндер закрыл буклет и поднял голову на Харита. Хотя лицо оставалось спокойным, но его странные глаза смотрели необычно весело – Ты быстро понял правила игры. Должно быть, твой "рафал" – тоже математическая школа?

И Хариту снова пришлось замотать головой из стороны в сторону совсем сильно. Ну как он сейчас, в окружении таких Титанов, может начать рассказывать про Рафал!

– Нет, совсем нет! Мне повезло. Меня выучил мой хороший друг, он отличный математик. Да и физику я с детства люблю. А школа самая обычная.

– Как знаешь, – безразлично пожал плечами Вильгельм.

– Вот мы и познакомились, – Эндер закрыл правила игры и отложил обратно, где они лежали раньше – Через неделю в том же месте? Или соберёмся раньше?

– Может, в пятница? – улыбнулся ему в ответ Харит – Я могу в Пятницу. Я почти когда угодно могу...

– В таком случае, может, ещё во вторник? Лучше вечером...

Вильгельм уже не стал вставать со стула, говорить, что, мол, вообще-то я добро не давал, мол, я заниматься с игроками вашего уровня не собираюсь, даже не сказал, что втроём им не устроить турнир. От того, что он ни на что не может повлиять, стало немножко горько, но вместе с этим его как будто бы от чего-то отпустило. В конце концов, клубная деятельность всегда подразумевает разделение обязанностей и неконтролируемые события, верно?

Вильгельм поднялся, ничего на сказав и не попрощавшись, вышел из клуба. Харит тут же посмотрел на Эндера: обиделся ли Вильгельм, остаётся ли их клуб в силе, что теперь будет? Эндер не ответил и только продолжил смотреть на дверь, за которой скрылся их новый друг; но странные глаза мальчика было всё такими же весёлыми, и Харит почему-то успокоился в полной уверенности, что следующей встрече быть.