— Я есть хочу.

— Потерпишь, малец.

Мариса прошипела себе под нос очередное заковыристое ругательство, чуть не выронив иглу, но сделала ещё несколько стежков на распоротом бедре. Сабо вжал голову в плечи и подтащил к себе колени, внимательно следя за чужими пальцами, что максимально ровно скрепляли края разрезанной кожи. До этого он с интересом наблюдал как женщина вкалывала «обезбол» в эту же пострадавшую конечность. Солнце стояло высоко в безоблачном небе, вокруг шумело море и ветер неспешно нёс их судёнышко по маленьким волнам.

Крови было много. Не так много, как до наложения жгута — вроде бы, парень не был уверен как именно эта штука называется — но она залила дно их ялика, испачкала белоснежные паруса и полностью пропитала ткань штанов от серого брючного костюма. Она даже неприятно хлюпала в ботинках, берясь корочкой на всём, чего касалась. Сабо дышал на счёт и благодарил всевышние силы за отсутствие тошноты. Ещё и такой проблемы бедная покалеченная «Жемчужина» со всё ещё торчащим из борта мечом точно бы не вынесла.

— А когда будем есть? — подал он голос, отрывая Марису от хирургической операции.

Та тяжело вздохнула, несколько раз дёрнула окровавленную нитку, даже не поморщившись от неприятных ощущений из-за натянувшейся кожи, обдала Сабо оценивающим взглядом и поднесла к лицу наручные часы.

— Через часик где-то, — бесстрастно ответила женщина и продолжила зашивать рану.

Блондин продолжил следить за выверенными движениями.

Мариса у них в Сером Терминале числилась под статусом «местная сумасшедшая». Была странной, нелюдимой, слишком громкой, слишком неспокойной и в общем слишком необычной для здешнего контингента. Вечно ходила по свалке в приметном сером костюме-тройке, с пучком иссиня-чёрных волос и старенькой садовой лопатой на плече, периодически окрикивая приглянувшихся незнакомцев. Сабо в первое время своей бездомной жизни её боялся просто до ужаса — у Марисы улыбка почти всегда выглядела безумным оскалом, а большая часть слов воспринималась чистейшим бредом без малейшего смысла.

— М-да, красавчик. Огня не боишься? — но три месяца спустя Сабо таки попался на глаза душевнобольной женщине. И на заданный вопрос только загнанно покачал головой. — Зря. В твоём случае от него шарахаться нужно, как черту от ладана. Ну, это не то чтобы моя ответственность, так что бывай и не твори глупостей понапрасну.

Только вот блондин «бывать» не хотел и, набравшись смелости прислушаться к зову внутреннего неудержимого интереса, последовал за Марисой до самой опушки леса. На носочках, максимально тихо и незаметно. Но его всё равно обнаружили. Хотя, смотря на хитрую улыбку сумасшедшей, которая выдернула парня за ухо из кустов возле ветхого забора, кажется, она с самого начала знала, что за ней увязался хвост и просто веселилась с попыток беглого аристократа в слежку. Тут же за оградой, кстати, оказалась небольшая хижина-землянка, скрытая густой порослью молодых деревьев, стоящая в окружении диких зарослей ягодных кустов и нескольких огородов.

Сабо постройкой искренне восхитился — такую штуковину и в одиночку соорудить! Мариса же больше ни с кем из здешних не водилась, очевидно, значит, делала сама, таская вещи из Серого Терминала. Большая кадка с водой около резных дверей, мощёная осколками кафеля тропинка, скамейка под зашторенным окном из разноцветных досок, небольшая пристройка с боку — то ли купальня, то ли кладовая. Всё это смотрелось так... по-родному. Наверное, блондин хотел бы здесь жить. Но в дом женщина его не пускала. Ни в первый раз, ни в тысячи последующих. Сабо оставался ночевать либо под небольшим навесом для дров, либо на широкой лавке, либо сидя на стволе давно поваленного толстого клёна прямо посередине участка. Лишь единожды он спал «в сенях», расположившись на самой верхушке свалки из разномастных тканей, ковров и пуховых одеял, потому что ливень на улице бушевал уж слишком сильно.

В хижине пахло углём, вишней и какими-то травами. Хорошее воспоминание.

Ещё Мариса была образованной. Чрезвычайно образованной для простых людей. В первый раз совершенно бесхитростно спросив её о том, что такое звёзды и почему они падают с неба, блондин не ожидал услышать целую лекцию о структуре космических тел, их классификации и общему строению Вселенной. Брюнетка отлично разбиралась в высшей арифметике, медицине, картостроении, архитектуре, астрономи, филологии и по чуть-чуть в ещё множестве всяких штук. Она давала Сабо книги — самые разные, толстые, старые, ветхие, тонкие, краденные — и он с упоением читал их, усевшись на всё том же поваленном клёне, пока женщина занималась другими домашними делами. Иногда комментировал абзацы вслух, иногда зачитывал в голос самые интересные отрывки. Почему-то к работе в огороде и готовке парнишку совсем не привлекали, зато на уборку во дворе с вырыванием бурьянов наряд выдавали регулярно.

Ещё Мариса учила Сабо стрелять. За домом, ближе к лесной чаще, чтобы у жителей свалки не возникало ненужных вопросов. Трофейный пистоль ложился в руку шестилетке почти идеально — из ряда десяти железных банок семь выбивались стабильно. Женщина хлопала его по волосам, рассказывая о своих первых неудачных попытках метания ножей в детстве. И это являлось ещё одним, пожалуй, самым важным уроком, который блондин получил от «сумасшедшей». Имей уважение. К чужим тайнам, — откуда взялся пистоль по сей день ему так и не сказали — к чужим чувствам и к чужим жизням.

В старой семье, чопорной, безликой, его учили быть хитрым, учтивым, благовоспитанным. Идти по головам не оглядываясь. И только сейчас Мариса, совершенно новая страница жизни, написанная другим почерком, раскатывала Сабо тонким слоем по земле, чаще морально и с согласия физически, заставляя всех людей в своём сознании ставить в одну линию, оценивать как равных, относиться как к равным. Уважать и принимать их выбор, жизнь и мнение, при этом всегда максимально объективно оценивая собственные поступки. Очевидно, у «сумасшедшей» женщины понятия о справедливости и чести тоже были... слегка безумными.

— Дети, видевшие только мир, и дети, заставшие войну, имеют очень разное представление о том, что такое правда, — говорила она, закуривая где-то отрытую синюю сигарету с едким запахом. Старая металлическая зажигалка клацнула ровно три раза. — И, поверь мне, у вторых это представление более жизнеспособно. Мир таких людей потом не рушится, как хилый карточный домик, от одного неосторожного слова.

В общем, странностей с головой связанных косвенно у Марисы тоже имелось предостаточно. Настораживаться по этому поводу каждый раз, когда брюнетка напряжённо замирала посреди дороги, прислушиваясь к окружающим звукам и инстинктивно заводя руку под край серого пиджака, где хранилась пара вечно заряженных револьверов, блондин просто устал. Смирился даже. Вместо этого он начал подмечать другие интересные детали — например, манеру приветствия, способ держания кружки и подачу себя настоящей другим людям, когда маска «абсолютно безумной дурочки» отклеивалась от смуглой кожи.

Золотые наручные часы окончательно укрепляли сформировавшееся в голове Сабо мнение.

Мариса была аристократкой.

Говор, способ жизни, питание, суеверия и некоторые другие традиции уточняли — аристократкой из Норт Блю.

Очевидно, беглой аристократкой. С ворохом обглоданных скелетов за кормой.

Когда же некий переключатель в голове снова хлопнул, наполняя маленькое поджарое тельце решимостью, стояло лето, жаркий дождливый август. Мариса вела себя тише, задумчивее и страннее обычного, занимаясь сортированием огурцов по пятилитровым банкам. Сабо же молча срезал пупырчатым друзьям жопки, купаясь в нежных лучах вечернего солнца. Уличить ещё более подходящий момент для добычи информации просто не представлялось возможным.

— Эти часы, — начал он осторожно, заранее готовясь идти на попятную. — Чьи они?

— Мои. Подарок отца, — Мариса почти безразлично крутнула кистью, заставляя золотой ремешок прохладой проехаться по коже. — А ему он достался от деда матери, который стащил его из пожитков своего почившего прадеда. И правильно сделал, если честно. Не то бы это добро по миру пошло за просто так.

— Неужели ваши родственники не знали какой ценной вещью обладают? Оно же, ну!.. — аристократы, пренебрегающие родовыми драгоценностями, звучали максимально дико.

— Ха, малец, моя семья с каждым поколением нищала всё больше и больше. Из-за того, что дед правительству насолил, — хмыкнула Мариса, продолжая запихивать огурцы в банку. — А родители вообще, когда поженились, были беднее церковных крыс. Мы подымались на крови, торгах и бандитизме. Буквально. За долги отжимали у людей необходимые вещи, мама сама хлеб пекла, потому что так дешевле было. Ни про какое великое наследие тогда и речи не шло — папа даже своё обручальное кольцо в ломбард заложил, ибо нам жрать нечего было. Выкупить не смогли. Ну, хотя бы сестру на медика выучили, замуж за достаточно известного хирурга выдали, и то хорошо. Так что эта дедова побрякушка с нами осталась, скорее, из чистого везения.

— А... — просипел Сабо, искренне поражённый такой историей. — А ваш отец не мог найти работу или...

— В шахте гроши платили, — выдохнула брюнетка и взгляд её зелёных глаз сделался совсем пустым, безжизненным и потерянным. — Поэтому он ездил на заработки. На Север. Он нам с сестрой часто рассказывал какое там северное сияние красивое. Цветное.

Руки у Марисы опустились, из ослабевших пальцев выскользнул очередной огурец, с плеском упавший к обрезанным собратьям в тазик. Сабо напрягся — столь отстраненной обычно неумолимо активную женщину он видел впервые. И это холодящее кровь зрелище заставляло волоски на затылке становиться дыбом, а пот водопадом течь по спине. С таким пустым выражением лица люди обычно дробили неприятелям кости, пускали в голову заключённым пули и топили котят.

Прошло несколько мгновений безмолвного спокойствия — только птицы щебетали высоко в кронах деревьев да ветер доносил из Серого Терминала приглушённые крики людей. Брюнетка судорожно вздохнула, передёрнула плечами, сжалась в комок и выдохнула себе под нос:

— Эх, Миньон. Миньон, скверна и холод, так жаль...

Сабо был умным мальчиком, продуманным, крайне любопытным и большую часть времени запертым в четырёх стенах. А потому после побега он долгое время внимательно и с тщательностью собирал различные слухи про происходящие в мире вещи. Так что он слышал и про Флеванс, и про мысли других «сливок общества» об этом инциденте, и позицию Мирового Правительства насчёт локальной пандемии, и даже краем уха зацепил слухи о каких-то разборках на острове Морозной пустоши. Поэтому данную тему больше не затрагивал. Даже рот не открывал, чтобы спросить.

Ещё больше тревожить последнюю из семьи Трафальгар Д не хотелось.

Вероятно, зря.

Первая половина сентября встретила их ещё летним теплом, краснеющими яблоками и незнакомыми людьми в чёрных смокингах на окраине свалки. Они передвигались тихо, незаметно, с упорством ищейки исследуя каждый кусочек Серого Терминала. Сабо бы и не заметил их, не прижми его Мариса к земле со всей своей силой, сосредоточенной в узкой ладони, и не тыкни в факт чужого присутствия буквально носом. От агрессивного оскала на экспрессивном лице дыхание у блондина спёрло окончательно. У них были большие проблемы.

— Ёбанные суки, — процедила женщина сквозь зубы, отпихивая мальчишку в кусты и галопом скрываясь на замшелой тропинке.

Сабо честно не понимал происходящего, но оставаться одному, зная, что эти подозрительные и предположительно опасные люди ошиваются рядом, было как-то... не очень. Поэтому он стремглав помчался к хижине, по неопытности и азарту не ощущая скользнувшие по спине внимательные взгляды. Блондин не был готов. К погоне по лесу, к сражению на мечах и в рукопашную, к прятанью за женской «юбкой», к тому, что сначала его повалят лицом в землю, а потом спихнут со склона, и он покатится к берегу, собирая маленьким тельцем камни. К тому, что по тебе откроют огонь на поражение в шесть лет нельзя быть готовым вот вообще никак. Мариса закрывает его своим телом, отдавая швартовы и отпихивая лодчонку от берега. На небольшом пирсе лежит (мёртвое) бессознательное тело, в борту лодки торчит меч, а у женщины из бедра кровь хлещет чуть ли не столбом.

Сабо не был готов садиться в ялик и отправляться в море так рано.

— Кто были эти люди? — он выныривает в настоящее, наблюдая как брюнетка забинтовывает подлатанную конечность.

Подол шёлковой зелёной юбки закинут на бедра, рукава белой рубашки закатаны до локтей и хвост тёмных волос треплет морской ветер. Кровь всё больше засыхает неровными потёками на смуглой коже. Раньше блондин никогда не понимал почему Мариса всегда придерживалась одного образа, но теперь... Вряд-ли бы кто-то вообще узнал её в таком виде.

— Не важно, — отвечает она, хлопая себя по перевязанным рёбрам. — Меньше знаешь — крепче спишь, малец.

— Они придут за нами ещё, да?

— За мной придут, — поправляет женщина, откидываясь спиной на корму «Жемчужины» и проверяя крепление троса на руле. — Цепные псы ублюдков с Мариджоа. Если увидишь их ещё хоть где-нибудь — беги и не оглядывайся. Попытайся, по крайней мере. Мне не хочется быть причиной твоей смерти.

— Вы и так не будете, — возражает Сабо.

— Что-то я сомневаюсь, — смешок у Марисы получается совсем уж невесёлым, трещины в костях неприятно ноют. — В любом случае, лучше перестраховаться. Поверь мне, тебе не понравится гостить у них в тёмных подземных казематах. Поэтому не задавай ненужных вопросов. Дурачком намного легче прикинуться, когда совершенно ничего не знаешь.

— Ладно, но... — блондин качает головой, поджимает недовольно губы и впивается взглядом в резкие черты лица напротив. — Что будет дальше?

— Будем плыть в сторону Риверс Маунти. Высажу тебя там, где-нибудь около Логтауна или чуть дальше в этом же районе, — зеленоглазая слепо шарит по талии, пытаясь найти сигареты. Тщетно. — Глядишь, сам дойдёшь до штаба Морского Дозора, они тебя либо к кому-то на попечение распределят, либо сразу же к себе в кадетскую школу заберут, а дальше посмотрим. Я, может, попытаюсь добраться до Норт Блю. Как-нибудь.

— Что? — неверяще выпаливает Сабо, чуть не падая с лавки на испачканное кровью дно ялика. — Но я не хочу в Дозор!

— Малец, ты головой-то подумай, — скалится Мариса. — Ходить по морю под парусами, драться легально, получать деньги в любом случае, а не когда придётся, спокойная старость, жильё от государства. Да тебе бы даже плащ под цвет глаз подошёл!

— Всё равно не хочу в Дозор! Тогда... Тогда уж лучше пиратом! На Гранд Лайн!

— Да окстись же ты и побойся Морского Дьявола! — женщина яростно вскидывает руки, после вцепляясь в борты. — С таким раскладом иди в революциюонеры, право слово. Там хоть пользы будет больше — и от тебя, и от Армии в целом.

— Революционеры?.. — несколько мгновений размышляет Сабо, поражённый внезапным вариантом. — Свергать монополизированную власть аристократов? Звучит интересно.

— Тысяча чертей, за что это со мной? — узкая ладошка хлопает по овальному лицу и брюнетка шипит от боли, задев вправленный нос да разбитую губу. — А с другой стороны ты прав. Революционеры...

Мариса тянет это слово задумчиво, уперевшись взглядом в голубое небо и смакуя звуки на языке. Постепенно взгляд зелёных глаз захватывают горящие искры потустороннего костра, черти устраивают в этом огнище ведьмовскую пляску. Блондин тяжело сглатывает.

— А ведь это идея, — звучит скорее как приговор.

Когда же они много недель спустя оказываются перед Драгоном, главой Революционной Армии, Сабо выполняет приветствие по всем правилам этикета — за себя и за Марису, прожигающую мужчину тяжёлым взглядом. Несколько мгновений парень размышляет над правильностью внезапно возникшего плана, пока женщина, с явной настороженностью, договаривается с Монки Д о приюте для них, а потом решается. Выдавать чужие тайны без согласия — плохо. Но иногда лучше, чтобы проблемы вскрылись заранее, превратившись в сплошную выгоду. Потому блондин подбирается под руку мужчины незаметно, дёргает легонько за рукав и, заглядывая в чужую душу самыми чистыми детскими глазами, выдаёт:

— Пожалуйста, скажите маме, чтобы она не уезжала от меня. Я не хочу больше оставаться один.

— О, вот как, молодой человек, — добродушно шелестит басом Драгон, наклоняясь к ребёнку. — Я подумаю над этим. Всё же, для начала мне бы хотелось узнать о вас двоих побольше.

— Мы из Флеванса, это Северное море. Какое-то время жили на Миньоне, после уничтожения города, а потом переехали в Королевство Гоа в Ист Блю. Мою маму зовут Трафальгар Д Риса, она доктор. А я её сын, Сабо.

Искусная смесь из лжи и правды срывается с губ удивительно легко, пока на заднем плане Мариса хватается за сердце. Чёртов мальчишка. Научила на свою голову! За что ей такие проблемы и такая чертовски проблемная родословная? Она просто не-у-дач-ли-ва-я по-па-дан-ка, по слогам читайте. Несколько раз, если требуется и коль не доходит. Только всё равно... Если с присутствием самого Сабо во всей этой мыльной опере под названием «Блеск и нищета сумасшедших студентов» можно было относительно спокойно смириться, то вот такое заявление... ломало это спокойствие нахуй.

Не входящая в инструкции по проживанию самой обычной жизни в какой-нибудь глуши Ист Блю, внезапная буква «Д» в имени и вовсе пускает её надёжный, как швейцарские часы, план по пизде.

Революционная Армия с радостью раскрывает свои объятья.

Трафальгар Д Ватер Ло неверяще рассматривает листовку внезапной родственницы и приказывает сменить курс.