Время неумолимо течёт, приближая всех живых существ к благословенному вечному покою. Жаль только что этот покой телесный, по крайней мере с точки зрения религиозных конфессий. И по сему смерть можно считать благом для души и тела. А в природе смерть наступала через каждые 9 месяце после начала жизни. Зима. Единственное время года, которое можно считать благословением для необычной семьи, поклоняющейся смерти. Адамсы радовались наступлению зимы и выпадению долгожданного снега, покрывающего тёмные скелеты деревьев. Всё вокруг становилось мертвенно бледным и белым. И в такой чудесный сезон пришло известие, что в «Неверморе» нашли замену убитой директрисе, а значит пора возвращаться с незапланированных каникул.

Уэнсдей уже несколько часов ехала в чёрной почти самоходной карете с сиденьями обитыми кроваво-красной кожей. За рулём как и всегда сидел Ларч. Он виртуозно управлял древним четырёх колёсным средством передвижения.

Пейзаж за окном почти не менялся. Весь мир был покрыт белым снегом, который ненароком ассоциировался с костями. Жаль, что в жизни кости не идеально белые, а желтоватые и шершавые, пока не пройдут через миллион рук студентов.

Уэнсдей, не отвлекаясь ни на что, думала о своём следующем романе, который она уже начала писать, но почему-то казалось, что «Невермор» снова подарит отличный детективный сюжет. Вдруг девушку выдернул из мыслей громким звонком колокольчика и снова вернул в несущийся по трассе катафалк. Уэнсдей осмотрелась и заметила на экране телефона сообщение от кого-то. Девушка взяла аппарат в руки и пристально посмотрела испепеляющим взглядом в камеру. Телефон открылся, но, к сожалению, ожидания были не оправданы. Уэнсдей думала, что ей наконец снова начал писать неизвестный, но это было сообщение от Энид.

«Привет, подруга! Давно не виделись! Как твои дела? Ты скоро приедешь? Жду не дождусь нового семестра! Он обещает быть интересным!»

К этому прилагалась ещё куча смайликов. Уэнсдей тяжело вздохнула. Она же предупреждала, что писать или тем более звонить можно только в крайнем случае. Но что можно было ожидать от гиперактивного оборотня-экстраверта. Лучше бы вообще не давала номер, хотя с другой стороны девушку никто не побеспокоил за время «каникул» ни Энид, ни Ксавьер, ни Юджин. Ребятам нужно отдать должное, но Уэнсдей не станет благодарить, это слишком. Слабости же никто не потерпит. Всё-таки через минут пять девушка решила ответить.

«Привет, Энид. Это экстренный номер. У тебя что-то срочное?»

«Ох я думала ты не серьёзно. Прости. Я хотела узнать как твои дела?»

Снова тяжёлый вздох и ёмкий ответ. Кто вообще любит вести длинные переписки, убивающие время?

«Приеду и отвечу на все твои вопросы.»

«Я в нетерпении! Жду»

Хоть бы знаки препинания ставила, — Уэнсдей закатила глаза. Конечно, от такого лишь глаза на лоб и лезут. Кто же грамоте её учил?

Только хотела девушка отложить телефон, как пришла следующая СМСка от Ксавьера.

«Привет. Разобралась, как пользоваться телефоном?»

Неужели продолжение прерванного учебного года так будоражит умы её товарищей и одноклассников? Почему сегодня им так захотелось вступить в переписку с Уэнсдей Адамс?

«Привет, Ксавьер. Разобралась.»

«Это прекрасно! Если будут вопросы, обращайся помогу. До встречи.»

Хоть один из этих двоих пишет, проверяя слова и расставляя пунктуационные знаки, а не «от сердца», как любят подписчики, — думала Уэнсдей. Девушке уже значительно наскучил долгий переезд. Через минут пятнадцать машина въехала в посёлок вокруг центра Джерико и замедлила движение, а к окну почти в плотную подлетела абсолютно белая ворона. Писательница не сразу заметила прилипчивую птицу, потому что летучая бестия сливалась со снегом. Выдавали её лишь периодические ритмичные взмахи крыльев. Уэнсдей нашла птичьи глаза и её будто видение накрыло. Снова ощущения похожие на электрошок, но не по всему телу, а лишь в кончиках пальцев. Казалось будто девушка-ворон и настоящая белая ворона связаны узами родства. Чёрные бездонные глаза, окаймлённые красной радужкой, манили и затягивали в бездну. Уэнсдей захотелось остановится и поймать птицу, выпытать все её секреты, но в тот же момент, как появились эти мысли, ворона изменила вектор полёта и скрылась из глаз в пелене начинающегося снегопада.

Это нонсенс! Животные альбиносы редкость. Меланисты есть и их много белых, чёрных — разных. А такая птица… Невозможно! — мысли начали свой бешеный скач в умной голове, хранившей множество тайн. После недолгого, но достаточно глубокого анализа увиденного и прочувственного Уэнсдей твёрдо решила найти и поймать эту уникальную птицу. Животное точно связано с какими-то тайнами, не зря же пальцы покалывало.

Наконец-то цветные дома за высокими однотонными заборами закончились и снова начался загадочный, туманный, тёмный лес из покорёженных пугающих своими уродствами деревьев. Уэнсдей всегда завораживал этот жуткий лес вокруг академии. Сразу появлялось желание пойти на поиски чудовищ, жестоких убийц или серийных маньяков. Пообщаться с ними, обменяться опытом и отдаться в лапы смерти. К сожалению, маньяков и убийц в столь маленьких городах мало и их быстро находят, а чудовища редкость.

Вот показался резной металлический чёрный забор с воротами и вывеской с названием учебного заведения «Невермор». Машина плавно беспрепятственно проехала на территорию академии. Теперь зелёные поляны превратились в глубокие белоснежные сугробы, на которые было тяжко смотреть. Всё-таки смерти больше идёт чёрных, хоть кости и белые. Статуи разных монстров больше не выглядели зловеще под толстым слоем снега, скорее измученными и грустными, что вызывало отвращение в девушке с душой чёрного ворона. Через несколько вялотекущих минут постепенно превращавшихся в пытку машина остановилась на идеально вычищенной мощёной площадке для автотранспорта. Ларч заглушил двигатель и вышел. Уэнсдей надела свой огромный чёрный пуховик и тоже вышла, захлопнув дверь любимой тёмной кареты Адамсов. Дворецкий уже достал вещи и ожидал младшую любимую хозяйку, а на его плече стоял Вещь. Отрубленная рука готова была продолжить свою важную миссию. Девушка подошла, и мертвенно бледный гигант протянул футляр с любимым инструментом — виолончелью. Адамс забрала футляр и, уходя, сказала:

— Жди здесь.

Ларч ничего не ответил, лишь еле заметно кивнул.

Уэнсдей вошла через главный вход в просторный внутренний зал, отделанный деревом и тёмным янтарём. Многих детей тоже привезли недавно, и все они ютились здесь, спасаясь от пробирающего насквозь холода, которого, к слову, наша тёмная лошадка не чувствовала. Девушка медлить не стала и посмотрела на часы в телефоне: 12:50. Собраться все дети должны были в час дня в квадратном дворе, поэтому Уэнсдей направилась сразу туда.

Шестиугольный двор встретил нелюдимую девушку ором из множества голосов, и Уэнсдей захотелось уйти отсюда как можно дальше. От всего этого начинала болеть голова и появлялись рвотные позывы. Слишком много людей и все толкаются, а Уэнсдей Адамс ценила своё личное пространство. Но, к великому сожалению, её заметила Энид. Оборотень энергично почти в припрыжку направился к подруге с виолончелью.

— Привет! — Синклер напрыгнула на Уэнсдей, захватывая её в крепкие волчьи объятья. Воронья душа еле-еле удержалась и не отпрянула от столь яркого выражения чувств. Похоже придётся привыкать. Один раз дашь себя обнять, значит это уже на всю оставшуюся жизнь будешь обнимаем. Писательница глубоко вздохнула и монотонно ответила:

— Привет.

— Давно не виделись!

— Целый месяц, — хмуро ответила Уэнсдей с долей сарказма.

— Вот именно целый месяц! — Энид кто-то сильно пихнул в спину. — Слушай, давай отойдём с прохода. Мы все собрались вон там, у стенки, — оборотень указала на кого-то у правой стены в трёх метрах от подруг.

— Нет. Я не пойду. Я ценю своё личное пространство, в отличие от некоторых, — младшая Адамс многозначительно посмотрела на соседку.

— Знаешь, что, ценитель личного пространства, тебя зажмут ученики, ведь скоро состоится собрание здесь. И если ты не хочешь быть зажатой толпой мерзлявых студентов, то лучше пойти со мной, так как мы тебе хотя бы знакомы и готовы защитить виолончель, — последнее Энид добавила после секунды раздумий.

После долгого молчания Уэнсдей ответила:

— Твои доводы не лишены смысла. Я согласна. Веди.

— Отличненько, — у оборотня снова радостно загорелись глаза, и расцвела широкая зубасто-клыкастая улыбка.

Пробираться между кучками учеников оказалось сложно, но не на столько, на сколько ожидала Уэнсдей. В конце концов многие её уважали и боялись, а значит уступали дорогу и не трогали виолончель. У той самой стены, про которую говорила Энид, стояли Юджин и Ксавьер. Парни уже получили школьную форму.

— Привет! Рад видеть тебя! — поприветствовал кудрявый мальчишка с пластинкой.

— Привет, Уэнсдей, — галантно кивнул Ксавьер.

— Привет. Я поставлю футляр между вами? Энид сказала, что вы его сможете защитить, — дитя ворона поставила свой любимый инструмент между мальчишками.

— Да, конечно, — Ксавьер посмотрел испепеляющим взглядом на Энид.

— О чём речь, — искренне подхватил Юджин. Мальчишка был более открытым, чем Ксавьер. И этим пробуждал в Уэнсдей сестринские чувства, которые она не замечала.

— Чудно, — заключила Уэнсдей.

Энид хотела было начать свои расспросы, но её прервал громкий писк микрофона. Перед входом в административное крыло на трибуне стоял высокий тучный мужчина в синем костюме и белой, как снег, рубашке с бородой и профессионально уложенной шевелюрой. Рядом с ним стояла девушка в чёрном деловом костюме с туфлями на высоком каблуке, а светло-русые волосы были заплетены в корзинку. Эта леди пыталась держаться уверенно, но получалось плоховато, по крайней мере так считала Уэнсдей. Такое не очень уверенное поведение выдавало в этой девушке неопытного учителя, даже скорее всего её взяли только из института. Будет интересно,— подумала Уэнсдей, окинув взглядом новых директора и учительницу. — Она не выживет.

— Добрый день, дорогие ученики и их родители, — начал мужчина. — Я новый директор. Меня зовут Артур Блэк. Рядом со мной стоит новый дежурный по общежитию и по совместительству новый учитель ботаники — Мойра Андерсон. Остальные преподаватели не изменились, — все зааплодировали. Директор продолжил. — Со знакомствами закончили. Итак, в академии «Невермор» меняются правила. Первое, за нарушение любого правила на территории академии ученик будет направлен на общественные работы. Какие именно это будут работы, будет решать педагогические совет, — ученики поникли, а некоторые уже точили зуб на нового директора. Собственно Адамс тоже нововведения не очень нравились. — Второе, строго запрещается покидать территорию академии без получения разрешения и особенно в одиночку. За это намеренное нарушение введено наказание. За жизнь учеников академия несёт ответственность, поэтому ещё раз повторяю за забор одним не ходить! — строго гаркнул директор. — Занятия начнутся завтра. Расписание висит в главном холе. Распределение по комнатам висит там же. По всем вопросам с распределением обращайтесь к Мойре Андерсон. Спасибо, — закончил своё выступление мистер Блэк и ушёл в административное крыло.

Толпа начала расходится, но на всех выходах были столпотворения, и пройти куда-нибудь становилось невозможным. Уэнсдей осмотрела двор. В центре стояло несколько групп учеников, ждущих, когда пробки рассосутся. Около мисс Андерсон тоже собралось не мало людей, видимо, подлизы. Любая школа имеет таких учеников. Взгляд девушки блуждал по одинаковым лицам учеников, кривому измученному дереву в центре, серым колоннам и стенам, почерневшему снегу, пустой трибуне, смущенно улыбающейся учительнице и какому-то взволнованному, испуганному парню. Мальчик шатался из угла в угол будто боялся, что сейчас что-нибудь прилетит из неоткуда. И вот этот странный с потерянным взглядом проходил мимо Уэнсдей, а она решила не упускать приятный момент. Девушка резко шагнула вперёд с каменным выражением лица и взглядом исподлобья с тихим страшным звуком:

— Бу.

— Аааааааааааааа… — взвизгнул парень в страхе и, не удержавшись на ногах, упал прикрывая голову руками. — Пожалуйста, не надо, — молил он.

— Уэнсдей! — разочаровано крикнула Синклер. — Что ты делаешь? Эй, ты в порядке? — Энид подошла к до смерти напуганному парню. — Не бойся, она хорошая и пугать тебя не хотела, — оборотень обернулась на подругу со взглядом пускающем молнии. — Эй, всё хорошо. Никто тебя не обидит. Вставай, — разноцветная девчонка придерживала парня за локоть, а он медленно вставал на трясущиеся коленки. — Уэнсдей, чего ты стоишь как столб? Помоги.

Писательница хотела было возразить, но передумала. Всё-таки иначе с этим странным подростком поговорить не удастся, если он будет так сильно её боятся. Уэнсдей подошла с другой стороны и подхватила под правый локоть парня, хотя он немного сопротивлялся и мямлил что-то неразборчивое. Девчонки довели парня до стенки и друзей, охраняющих драгоценную виолончель.

— Эй, всё хорошо. Как тебя зовут? — пыталась успокоить парня Энид.

— З-з-захар, — промямлил парень.

— Эй, Захар, всё хорошо. Не нервничай. Уэнсдей пугать всех любит. Ты новенький? — отвлёк внимание Ксавьер.

— Н-новенький.

— Я Юджин, пчеловод. Уэнсдей хорошая, её не надо пугаться.

Уэнсдей начала испепелять пчеловода взглядом, и он весь сжался от такого пристального убийственного взгляда.

Захар замотал головой и вырвался из рук:

— Вы не понимаете. Мне нельзя оставаться одному!

Вот это поворот, — подумала Уэнсдей.

— Так не оставайся. Можешь с нами быть, — дружелюбно предложила Энид.

Уэнсдей напрягала идея нового человека в её уже сформировавшейся компании. Точнее, наверное, будет не в компании, а в кругу периодического общения. Всё-таки долгих безрезультатных разговоров девушка не любила. Однако этот человек заинтересовал. Чего он так боится? Может это новое расследование?

— Правда? Вы меня очень выручите.

— Да, конечно, — подтвердил Ксавьер. — Кстати, предложить хотел. Давайте, соберёмся сегодня вечером у вас девчонки или у нас.

— Зачем? — дитя горя не понимало этой концепции.

— Эм, Уэнсдей, так все друзья делают. Периодически встречаются и делают что-то вместе, — объяснила Энид и добавила. — Ксавьер и я можем тебе помочь с освоением сети «Интернет» и социальных сетей.

— Спасибо, но, Энид, ты слишком умные слова используешь. И интернетом я пользоваться умею, — беспристрастно ответила Уэнсдей.

— На заметку, соседка, я много всего разного знаю, но далеко не все слова использую, а то твой мозг перегреется, — язвительно заметила Энид.

— А, девочки, может не будем ссориться? — осторожно спросил Юджин, дабы не напороться на острые ножи или клыки…

— Жаль, что не используешь. Я бы послушала, — Уэнсдей немножко занесло. Чуть-чуть совсем.

— Вот будет у нас доклад послушаешь, а до этого смысла не вижу использовать сложную профессиональную лексику, или жаргон твоим ушам приятнее? — Синклер не сбавляла обороты.

— Я не использую жаргон, а профессионализмы только связанные с пытками и казнью, — монотонно выдала Уэнсдей.

— Я так вижу, с вами водится, никто не тронет, — удивлённо заметил Захар, выпучив глаза. — И часто у вас так?

— Не обольщайся. Тебя задушу радушием…

— Уэнсдей, ты начинаешь повторяться, — ехидно улыбнулась Синклер.

— Я не хочу смерти, — новенький в мгновение ока побледнел и стал таким же нервным, как 15 минут назад.

— Не бойся, Уэнсдей не серьёзно, — похлопал по плечу Ксавьер.

— Ты от смерти бежишь? — Уэнсдей пристально посмотрела в глаза Захару. Парень начал прятать взгляд, не осознанно подтверждая теорию.

Через некоторое время в комнате под крышей в Офелия холл

За месяц эта комната так и не изменилась. Никто не убрал цветастый витраж со стороны оборотня. Но на полу появилась чёрная разделяющая черта, а в остальном больше ничего не изменилось, даже пыли нигде не было.

Уэнсдей и Энид почти разложили вещи. Оборотень раскладывал игрушки, а Адамс достала из футляра печатную машинку и плотную бумагу для древнего агрегата. Вещь же рассматривал страницы модного журнала на цветастой кровати.

— Уэнсдей, ты так и не рассказала, как у тебя дела, — задала свой очередной вопрос Синклер. Подруга сумела выведать практически всё, чем занималась Уэнсдей на каникулах, и как продвигается новый роман, и как прошла поездка в Невермор, но самый волнующий сейчас вопрос так и не задала.

— Ужасно, в хорошем смысле, — ответила соседка, установив печатную машинку на стол. Монохромную девушку уже в значительной степень вымотал этот разговор. Она не привыкла много говорить не по делу, а просто заполнить тишину, которая, вероятно, давила только на разноцветного оборотня, но, как выяснилось, друзья многое должны терпеть. И Уэнсдей дружба всё больше напоминала изощрённую пытку, что, конечно, завораживало и притягивало.

— Эм, это хорошо, — Энид, немного замявшись, добавила. — Пойдём к Юджину и Ксавьеру поиграем во что-нибудь, а?

— Я плохой игрок особенно в контактных играх и всё равно не понимаю концепции. Не вижу смысла собираться, — Уэнсдей аккуратно убрала футляр с виолончелью под кровать.

— Это часть дружбы. Друзья так делают. Ну, пойдём. Тебе пора учиться дружить. Вон даже Вещь согласен, — отрубленная рука начала что-то яростно жестикулировать, чуть ли не крича, что Уэнсдей должна сходить туда.

Писательница тяжело вздохнула. Дружба точно завуалированная пытка. Поразмыслив пару минут, девушка ответила:

— Ладно, сходим. Но сначала я бы хотела сходить на балкон, — и направилась в указанное место.

— Уэнс, а ты не замёрзнешь? — кинула ей в спину Энид, но тут снова всё разъяснил Вещь. — А-а, понятно. Ну, тогда не задерживайся. Нам ещё вернуться надо до комендантского часа.

Уэнсдей вышла на балкон. Теперь он был абсолютно белым. Везде лежал толстый слой снега даже на перилах. Похоже в этом полугодии помузицировать на улицу не получится. Девушка кое-как прошла до перил и, смахнув снег, опёрлась на них. Отсюда открывался отличный вид и обзор на всю академию и почти всю её территорию. В сумерках лес вокруг выглядел зловеще завораживающем, и чёрное сердце пропустило удар. Так хотелось уйти в этот страшный и загадочный лес, но пока что лучше не стоит. Вдруг что-то мелькнуло в пасмурном небе. Уэнсдей вгляделась в небесную серость и снова что-то пронеслось. Это была птица, но на фоне облаков она терялась. И опять девушку накрыло то странное ощущение электрошока на кончиках пальцев. Та самая ворона кружила над академией!

Она следит за мной или кого-то ищет? — подумала Уэнсдей. — Снова в Неверморе твориться что-то странное и загадочное. Того мальчишку нельзя оставлять одного. Хм… А может видение подскажет? Или случится как с Роуэном? У нас в лесу снова монстр? Неужели хайд вернулся? Тогда понятно, почему выходить за пределы академии запрещено. Нужно пойти на встречу. Может кто-то что-то знает.

Задумчивый взгляд в очередной раз прошёлся по серым каменным стенам и готическим башням Невермора, а после Уэнсдей резко выпрямилась и ушла с балкона.

Энид сидела на кровати и обсуждала с Вещью маникюр и средства по уходу за кожей рук.

-…вот не знаю, этот цвет подойдёт, как…

— Энид, ты знаешь что-нибудь о том, почему нам нельзя уходить одним с территории? — прервала Уэнсдей.

— Эм, нет вроде. Ты хочешь уйти? — недоумённо посмотрела Энид на подругу, а Вещь протестующе зажестикулировал.

— Нет, не хочу. Точно ничего не знаешь?

— Ну-у, дай подумать… Вроде в городе орудует банда или маньяк, и прячутся они в лесу. На их поимку сюда ФБР отправили. Может поэтому директор так беспокоится. Всё-таки изгои не так известны людям, — многозначительно развела руками Синклер.

— Да. Лишний шум отзовётся не только академии, — согласилась Уэнсдей.

К сожалению, банда или маньяк вряд ли как-то связаны с белой вороной или тем мальчиком. Значит здесь что-то другое. А может это всё различные события не связанные друг с другом. Хотя… Нет. Нужно подождать. Следующее совпадение точно укажет на причину, — решила писательница.

— Ну что, ты готова? Идём? — встала с кровати Энид. — Вечером ещё поговорим.

Уэнсдей вышла из комнаты и уже направилась к лестнице, но её позвали.

— Уэнс, зайдём за Захаром, а то он опять как на иголках, — Энид закрыла дверь на ключ. Писательница ничего не ответила и начала спускаться.

Комната Юджина и Ксавьера.

Это была всё таже комната, в которой жил Ксавьер и Роуэн, но теперь вместо Роуэна был Юджин, юный ботаник, зоолог, миколог, микробиолог и много кто ещё. Мальчишка захламил свою часть комнаты разными образцами растений, насекомых и, конечно, мёда.

Встретил трио Ксавьер.

— Привет. Мы думали вы не придёте, — неловко улыбнулся художник.

— Мы долго вещи разбирали, — оправдывалась Энид.

— Заходите, — Ксавьер открыл дверь шире и галантно придержал её перед гостями.

Юджин сидел за столом и что-то тщательнейшим образом изучал под микроскопом.

— Привет, пчеловод! — радостно поприветствовала Энид друга.

— Привет, — улыбнувшись, обернулся к вошедшим Юджин и продолжил исследования.

— Что изучаешь? — Уэнсдей подошла к биологу и в её голосе проскользнула нотка любопытства.

— Да так, сравниваю клетки собранных мною грибов с картинками в атласе, — мальчик подвинул толстую книгу, раскрытую на середине ближе к концу. — Что —то уже нашёл, а что-то ещё предстоит.

— Можно? — Уэнсдей указала на микроскоп.

— Да, конечно, — миколог встал со стула, уступая место мрачной подруге.

— Ксавьер, я пока к Аяксу схожу, а вы попробуйте выбрать игру, — Энид прошмыгнула в коридор общежития.

— Ну, что чем займёмся? — спросил застеснявшийся Захар.

Уэнсдей оценила клетки грибного мицелия и мастерство препарирования тканей гриба. С таким микроскопом можно изучать вообще любые ткани, это будоражило воображение. Но все фантазии прервал Захар своим неуместным вопросом.

— Насколько я поняла из объяснений Энид, мы будем во что-то играть, — безэмоционально посмотрела на мальчишек снизу вверх Уэнсдей. Захар явно испугался, отшатнувшись в сторону. По спине Ксавьера пробежался табун мурашек, но виду он не подал. А Юджин не видел этого взгляда. Везунчик.

— Да, мы будем играть. У кого какие предложения? — Ксавьер посмотрел на всех присутствующих по очереди.

— Казаки-разбойники, — выдал скороговоркой Захар.

— Есть ли бог на свете, — спокойно, не торопясь, проговорила монохромная писательница.

— Ниндзя? — развёл руками Юджин.

— Казаки-разбойники — нет. Она для улицы. Я не слышал о твоей игре, Уэнс, — начал давать оценку Ксавьер.

— Делаем электрический стул и сажаем од…

— Всё я понял! — живо прервал объяснение Ксавьер. — Тоже нет. Мы предлагаем безопасные игры без вероятной смерти, даже клинической, — смерил девочку взглядом художник.

— Я таких игр не знаю. Они скучные, — Уэнсдей встала и хотела было эффектно уйти, но не тут-то было. Вошла Энид.

— Я вернулась. Выбрали?

— Нет, — тяжело выдохнул Ксавьер.

— Я предложила интересную игру, но они её забраковали. Остальные предложения банальны, — Уэнсдей попыталась пройти мимо Энид и выйти отсюда.

— Нет, подруга, — Энид встала перед писательницей, взяв её за плечи. На лице Уэнсдей промелькнуло непонимание, а после пассивная агрессия. — Какие были предложения? — громко задала вопрос Синклер.

— Ниндзя, — подсказал Ксарьер.

— Вот. Отличная игра. С неё и начнём, — оборотень живенько развернул провидицу лицом в комнату и начала объяснять правила.

Через несколько часов. За час до комендантского часа.

Играть в компании оказалось самым интересным опытом. Уэнсдей, конечно же, была умной, много знала, но некоторые правила в играх ей были абсолютно не понятны. Вот например почему в игре Ниндзя нельзя двигаться после выпада? В жизни если бьёшь кого-то, и он успевает увернуться, ты продолжаешь атаковать и у тебя преимущество, а тут ты стоишь столбом и сделать ничего не можешь! Вот как это? Хотя, наверное, причина этого вопроса не в нелепых правилах, а в не столь умелом исполнении писательницы. Но нет, это игра правилами ограничивает игрока с искусной фантазией. Да.

Итак, время близилось к 23:00, поэтому было решено расходится. А девочек вызвался проводить Захар, так как они живут почти в одном крыле.

Захар и в правду был пугливым, но не во всём. Он боялся чего-то определённого, но чего так и не удалось выяснить. Такое же отсутствие результата было и с этими толи бандитами, толи маньяками, толи монстрами. Никто ничего определённого сказать не может. Зато психолога больше посещать не надо, да и вообще все поездки в Джерико сокращены максимально. Похоже ФБР не слабо так пугает господина директора. Что ж пора найти убийцу, особенно такого мастеровитого. Ни каждый сможет уйти от ФБР. Обязательно нужно будет обменятся опытом.

Трио разных цветов вышло на безлюдный квадратный двор. Как он был прекрасен! Жуткое корявое дерево тянуло свои вёрткие мерзкие лапы ко всему живому, и его оттенял ослепительно серый снег, покрывавший абсолютно все поверхности. Эта серость поглощала разум, убивая все вопросы будто засасывая душу. Такое приятное ощущение смерти появлялось, жаль только оно как-то быстро закончилось, так как проводящий остановился как вкопанный, и его начало трясти как в агонии, будто через секунду его сердце остановится. Взор парня был направлен на единственное белое пятно в этом серо-чёрном царстве. Белоснежная птица сидела на щупальцах короля этого места. Это живое существо не боялось тьмы, оно её рассеивало. От чего мальчик стал темнее, сливаясь с тоном королевства. Уэнсдей коснулась парня, и её тело пронзила молния.

Снова белая ворона. Она сидит на резном плафоне уличного фонаря академии и каркает. Фонарь не светит. Света почти нет. Вокруг туман настолько плотный, что, вытянув руку, её не увидишь. 

Захар. Парень бежит. Постоянно останавливается, оглядываясь и неистово размахивая руками. Будто отогнать призрака хочет или туман. Воронье карканье снова раздаётся. Парень хватается за сердце, потом за ноги. Падает. Его лицо заплакано. Он молит о пощаде. Звук скользящего железа, будто меч вынимают из ножен. Тёмная фигура стоит сверху. Снова карканье.

Жуткая боль в области шеи выдёргивает девушку из видения. Уэнсдей не удерживается на ногах, падает, держась за шею. Так голову терять ей от ведений ещё не приходилось. Писательницу подхватывает Энид.

— Эй, Уэнсдей, что случилось? Ты в порядке? Где болит? — заполошно спрашивает Синклер, осматривая шею.

Уэнсдей не в состоянии ответить. Боль всё ещё разрывает ей шею. А Захар сидит, прислонившись к колонне, и держится за выпрыгивающее сердце.

— У тебя было видение? — шёпотом спрашивает подруга. Уэнсдей еле кивает. — Пошли, у меня есть обезбол, — Энид рывком поднимает писательницу с колен и закидывает её руку себе на плечо, попутно набирая Ксавьера. — Торп, у нас небольшие неприятности… Да, все живы, здоровы… Да, со всеми всё в порядке… Не переживай… Забери Захара со двора и доведи до комнаты, а завтра Уэнсдей тебе всё расскажет. Всё давай, до завтра. Пока, — Энид живенько прерывает нервное месиво слов от испуганного Ксавьера и продолжает тащить на себе девушку, наслаждавшуюся агонией, только бы сердце не остановилось, хотя даже это страшно не будет.

Оборотень с ноги открывает дверь и так же её захлопывает:

— Вещь, скорее! Нижний ящик тумбочки. Там шприц. Дай мне его! — Энид подтаскивает Уэнсдей к кровати и кладёт. Вещь моментально находит обезболивающее и кидает оборотню. Синклер как заправской ловец — ловит и как опытная медсестра вкатывает укол прямо в бедро. Уэнсдей в экстазе от новых ощущений. Точнее их сочетания.

— Подожди 20 минут, и всё отпустит, — подбадривает Энид и, похлопав по ноге, встаёт.

Дитя горя пытается не метаться по кровати положенные 20 минут, но получается это воплотить с трудом. А потом боль в шее отпускает, и Уэнсдей видит странную картину: руки держала Энид, а на ногах лежал Ксавьер, а Вещь как-то очень странно сидит на спинке кровати.

— Что вы делаете? — недовольно спрашивает писательница.

— Тебя держим, — Ксавьер встает.

— Кто бы мог подумать, что оборотень не может удержать человека! — возносит руки к небу Энид, но Вещь её немного поправляет. — Да, ты прав. Человек в агонии страшнее бешеного оборотня, — Уэнсдей садится, растирая шею. — Что ты видела? — выдала в нетерпении Синклер.

— А меня больше интересует, часто ли ты чувствуешь боль после видений? — беспокойно спросил художник, усаживаясь слева от Уэнсдей и не сводя с неё взгляд. Так же поступает и соседка, присаживаясь с другой стороны.

— Я чувствую электрошок, но боль после видений. Это впервые, — мечтательно начинает Уэнсдей, немного сорванным голосом. — Я видела Захара. С ним что-то произойдёт, и скорее всего он испытает то, что испытала я.

— Хочешь сказать, за ним стоит приглядеть? — уточняет художник.

— Ксавьер, ты что-нибудь странное видишь во снах?

— Нет, после Тайлера — ничего. По крайней мере это никак не связанно со смертью, — Уэнсдей с долей скепсиса посмотрела на художника. — Я уверен. А — мне не снятся никакие чудовища. Б — я не вижу никаких не знакомых мне мест.

— А люди тебе снятся? — не унималась писательница.

— Ну, иногда, но это же обычное дело, — пожимает плечами парень.

— Покажи мне работы, — приказывает Адамс.

— Я их не рисовал. Ну, может кроме одного, но, предупреждаю, лица ты его не увидишь. И показать могу только завтра. Всё осталось в лесном сарае, — поясняет Ксавьер.

— А птиц?

— Птиц?! — вопрос застал врасплох.

— Да, абсолютно белых птиц, — Уэнсдей выводит из себя реакция художника. Она начинает на него давить невербально, конечно.

— Погоди, как та на ветке? На которую с таким ужасом смотрел Захар? — вклинилась Энид.

— Да. Такую, — нехотя соглашается писательница.

— Я вас не очень понимаю, и белых птиц я не рисовал. Завтра на ботанике покажу рисунок. Если хочешь, после обеда могу показать рисунок, — парень немного засветился надеждой, но…

— Нет. Мне хватит одного. Лучше пригляди за пугливым мальчиком, — снова приказ холодный, расчётливый.

— Ну, хорошо, только с одним условием. Ты попросишь меня об этом по-человечески, а не в приказном тоне, — Ксавьер встал с кровати, и снова дежавю. Подобное уже было перед Вороньим балом. Проклятье, почему всем всегда так нужны эти «человеческие» просьбы? Уэнсдей решает сидя попросить, а то совсем ситуация повторяется. Она к этому не готова.

— Ксавьер, пригляди за пугливым мальчиком, п… пож… пожа…по…пожалуйста, — прилагая невероятно большие усилия сказала Уэнсдей. — А теперь…

— Спасибо за помощь! — крикливо перебила Энид и живенько выпроводила художника за дверь. — Я думаю, тебе пора.

— Что ты так на меня смотришь? Снова бы гадостей наговорила. Всё на сегодня хватит, — в несвойственной оборотню манере повелительно сказала Энид.

Такой вариант уверенной и немного властной Синклер больше нравился Уэнсдей, но, как стало понятно, друзей и их характеры не выбирают, что, конечно, жаль.