Ярость мчалась впереди Лакри — разбивалась о серые стены Станции бесполезной волной, спиралями сворачивала в кулаки пальцы. Звенела в памяти хлёстким приказом Наставника напоследок: «Пока не сольёшься с экзо — не появляйся!»

Слиться? Слиться?! Ей?! Разве она виновата в том, что техники не могут его отладить? Что раз за разом экзоскелет совсем не слушается её, Лакри? Она влево — а он вправо уводит тело, она хочет поднять руку, но он зачем-то сгибает ногу.

Мягкая трель дверного звонка рвёт тишину, давит на уши — гостей Лакри видеть не хочет. Вспоминает бормотание своего толстенького потливого куратора об очередном технике, что придёт проверить экзо. Еле успевает набросить тунику, метнув по дороге ненавидящий взгляд на брошенный посреди комнаты экзоскелет. По идее, ей в нём надо спать, кушать, мыться, не снимать вообще — но слишком велико раздражение девушки от гибких полосок на теле. Она и без него прекрасно бы справилась в Рыжем Болоте за полосой периметра, лишь бы разрешили!

И дверь она открывает заранее раздражённой. Наверняка очередная дурочка, будет болтать опять почему-то о мужчинах, игнорировать нужные Лакри вопросы и делать удивлённые глаза на все её разумные замечания. Да они здесь помешаны вообще все, подумаешь, два пола, зачем об этом беспрерывно трещать?

Но за дверью… парень. Лишь на долю секундочки удивлению Лакри нет предела. А потом раздражение и злость накрывают с головой — да как они посмели к ней прислать мужчину!

— И вам здравствуйте, — удивляется этот экземпляр её гневному вопросу вслух, а затем позволяет себе немыслимое — он до неё дотрагивается! Крупная ладонь толкает небрежно в плечо, заставляя шагнуть назад в комнату, и сам он шагает вслед за ней. — Потому что все наши техники-девушки отказались работать, цитирую, «с этой истеричной дурой». И я, кажется, вижу, почему.

— Не смей со мной разговаривать!

— А то что?

Лакри дышит, открыв рот — ей кажется, что она сейчас взорвётся. Чуть больше недели на этой планете, у неё уже нервы ни к чёрту, а впереди три (ТРИ!) месяца практики. Это невыносимо.

— Я с Мадре! И в моём контракте прописано, что вам вменяется в обязанность соблюдать для меня максимально комфортные условия на социальном уровне взаимодействия!

— Ну так мы так и делаем, — усмехается техник, и Лакри чувствует от этой усмешки одним уголком губ что-то странное. Что-то, очень далёкое и от злости, и от раздражения. — С максимальными усилиями с нашей стороны. Догадайся, сколько ещё студентов с других планет техники навещали из-за проблем с неработающим экзоскелетом аж четыре раза за полторы недели?

У неё наверняка уши просто горят от стыда багровым.

Ни одного. Все, абсолютно все быстро его освоили, и даже эта толстая, похожая на жабу полурусалка с Двины после суток пребывания на Корё скакала в экзоскелете так, будто в нём родилась. Все, кроме Лакри. Та двигалась, будто её не стандартная атмосфера окружала, а вода с плотностью густого киселя. И сейчас стоит, пристыженная, растеряв весь свой боевой настрой.

— А вот ты усилий, похоже, не прилагаешь. Ты же в курсе, что договор про социальное взаимодействие двусторонний, да? — техник слегка посмеивается и смотрит на неё снисходительно, и это ещё невыносимее, чем неудача с экзоскелетом. Он обходит Лакри и присаживается на корточки рядом с экзо. Мягкие на вид полоски с налипшей на них сероватой болотной тиной валяются кучей. По-хорошему, Лакри бы стоило идти в нём в душ сразу после неудавшейся практики. Но так хотелось от него избавиться, что она с ненавистью содрала экзо, едва войдя в комнату, да так и оставила. — Ты в нём хоть раз спала?

Лакри фыркает, непримиримо сложив руки на груди, но тут же очухивается. Таким жестом она выражала неповиновение лишь наставницам на Мадре, но парню! Он даже взгляда её не достоин! И с ним сотрудничать, даже не смотря на стыд, она не намерена!

— Убирайся, — шипит она сквозь зубы, набычившись и указывая пальцем на дверь. — Живо! И скажи, чтобы прислали девушку.

Парень щурит тёмные глаза, с головы до ног проходится по Лакри острым взглядом, от которого почему-то мурашки по коже и желание сглотнуть непонятно отчего накопившуюся слюну.

А техник поднимается и медленно идёт к ней.

Лакри приходится осознать, что он почти на голову выше её, и уж всяко здоровее — настолько, что она мигом чувствует себя мелкой и незначительной. И чувство это просто ужасное. Она там, у себя на Мадре, из высоких и сильных, а тут все девушки на полголовы выше её, а парни так вообще возвышаются страшенными громадными башнями. И этот техник — надвигается горой, попутно сбрасывая спецовку и оставаясь в одной лишь майке, расправляет широченные обнажённые плечи. Да у него на одних руках мускулов больше, чем на всей Лакри. А он ими как специально играет, отбрасывая назад ладонью спадающие на глаза тёмные волосы с крашеными голубыми и розовыми прядям. Крашеными, Великая Мать! Зачем они здесь вообще красят волосы? И смотрят всегда на неё так внимательно, не отводя глаз, отчего у Лакри вечно голова сама собой втягивается в плечи, хотя робкой её на родной планете ни одна Наставница не назовёт.

Зато сейчас ей от пристального взгляда техника вдруг ни с того ни с сего жарко, и ещё — пульсируют почему-то губы, будто в ожидании удара от наставниц, что обычно прилетал за дерзкие слова.

А он не останавливается, наступает, подбирается совсем близко. Её комнатка без окон стандартная: угол с кроватью, угол со столовой, угол отведён под рабочее место, всю пересечь — за двенадцать шагов, но этот экземпляр, кажется, справился бы и за шесть. Его аромат бьёт неожиданно в нос — металлической кислинкой отдаётся на языке, влажным древесным запахом мха растекается где-то в горле. И совсем уже внезапно желание коснуться носом его странной, непривычной глазу девушки смуглой гладкой кожи, втянуть этот густой и свежий запах как можно глубже, распробовать лучше…

Техник подходит непозволительно близко, толкает её вдруг грудью с крепкими перекатами мышц, заставляя отступить назад. Лакри такого не ждёт вообще, в голове бьётся изумлённая мысль — да как он смеет касаться! Мужчина — её?! Она отшатывается, теряя равновесие, но его пальцы перехватывают плечо, толкают дальше, пока талия не упирается в длинный и узкий стол.

А он руки ставит от неё по бокам, беря в кольцо и нимало не заботясь о её комфорте, выдыхая почти ей в лицо.

— Выбор у тебя — либо сейчас со мной, либо завтра с первым рейсом валишь к себе домой. Твой Наставник со мной лично связался, рассказав, что ты за неделю три раза чуть не угробила полгруппы из-за неумения поладить со своим экзоскелетом. А сегодня искупала его самого в болоте. Да-да, он мне с больничной койки и звонил — ему досталось, зато ты жива-здорова. Ну так что? Мне уйти?

У Лакри от того, что он над ней так навис, что-то не то с ориентацией в пространстве. Кажется, что мозг внутри черепушки крутится сам по себе, тело ведёт в сторону, и она падает, а ещё запах этого парня заставляет делать вдохи через раз. Его черты лица прямо перед глазами — резкими тенями, острыми, как на древних монетах Мадре, что быстро потеряли свой номинал. Впрочем, на Мадре, среди первых колонистов, вообще всё быстро потеряло свой номинал — природа новой планеты тестостерон не переносила на дух, и выживали там почти лишь одни женщины, а те из мужчин, что остались, стали маленькими, мягкими, нежными, слабыми… и редкими.

Очень редкими.

Только для Высших Матерей… только для продолжения потомства. Что Лакри, как падчерице, ослушнице с неидеальным генетическим кодом, никогда не светило.

Вот и стоит она перед мужчиной с другой планеты, теряясь от одного его присутствия: от силы, что прёт от каждого мускула обнажённых рук, от мышц, что перекатываются буграми под тонкой чёрной майкой прямо перед её носом. От твёрдых, как камни, бёдер, что почти прижались к её собственным. От…

Лакри вспыхивает, отталкивает лишь кончиками пальцев одну его руку, боясь прикоснуться всей ладонью. И двигается к экзоскелету.

— Я надену его и приму душ, — коротко, пересохшим горлом информирует она, собирая силикон в охапку и скрываясь в ванной. Да что с ней творится такое? С чего она вообще его о чём-то информирует? Это же мужчина! Он должен…

… нос не высовывать из убежища, что ни одной лишней молекулы не пропускает наружу. Его дело — заботиться о потомстве. И повиноваться Высшим Матерям.

Но вбитые в голову правила работают лишь на её родной планете. А тут, шипя тихо сквозь зубы, Лакри сбрасывает одежду, лезет под тёплые струи, попутно поднимая заколкой волосы наверх. Корё не Мадре, воды — хоть залейся, а она не зря столько трудилась, чтобы выбраться оттуда, раз уж не получилось стать достойной дочерью. Хоть падчерицей лучшей — да станет!

Злость и раздражение постепенно проходят вместе с осознанием ситуации. Ну подумаешь — парень! У неё и в группе парни есть, а Наставнику так и вовсе её приобнять пару раз пришлось, отталкивая от опасных мест, когда она чуть не вляпалась в очередную ловушку Рыжего Болота. И ничего, выжила. И сейчас потерпит… недолго.

Вода успокаивает, да не совсем — сердце всё равно почему-то колотится, как бешеное, стоит вспомнить о тёмной высокой фигуре за дверью. Да и вообще она себя чувствует, будто бы заболела. Жарко, ломит всё тело, низ живота странно тянет и хочется… непонятно чего. То ли пить, то съесть чего-нибудь. И Лакри начинает нервничать снова, не в силах избавиться от неопределённых назойливых ощущений.

Промывая экзоскелет от липкой сероватой болотной жижи, она раздражённо шлёпает полоски на тело.

Две широких — на кисти, ещё две таких же — на щиколотки…. Говорят, первые экзо были из металла, тяжёлыми и объёмными, с кучей сервоприводов и больше походили на скафандры.

Узкие — над локтями, под локтями, ещё четыре таких же узких — над коленками, под коленками…. Но наука на месте не стоит, и в борьбе с агрессивной природой Корё смесь кевлара с силиконом и точнейшими технологиями, соединённой с подкоркой мозга, прогрессировала до нынешнего состояния.

Бёдра, талия, рёбра, под грудью, над грудью. Он почти ничего не весит. Почти не ощущается. И, по идее, безупречно слушается хозяина.

Вот только в случае с Лакри ни «почти», ни «по идее» не работают. Как и чёртов экзо.

Девушка давит вздох бессилия, лепит последнюю часть шириной в три пальца на шею, крутит в руках диск-контроллер. Пока он тут, а не позади на силиконе, весь экзо — лишь липкие полоски, раздражающие одним своим присутствием.

Тунику Лакри успевает схватить и натянуть в последний момент. Хорошо, что в её отсеке живут только девушки. У них уже не раз отваливались челюсти, когда Лакри в чём мать родила выскакивала в коридор к автомату со странным горьковатым напитком. Никак не может привыкнуть, что тут нагота — табу. Не строгое, но пялятся все так, будто не обычный человек перед ними, а очередной мутаген из Рыжего болота.

— Диск активируй, — приказывает техник, едва Лакри выходит из душевой, и её опять коробит от тона — да как он смеет! А он смеет — стоит посреди комнаты, бегая пальцами по планшету. На столе рядом с ним плоская коробка с утопленными в сенсорную поверхность дисками, похожими на контроллеры экзо, но у неё он чёрный, а эти золотистые.

Лакри, однако, слушается.

Странное это ощущение. Всего мгновение, когда тело будто и не её, дёргается чуть, как от слабого удара током, пока экзо захватывает контроль над нервами. Боль и удовольствие одновременно — Лакри его и не любит, и ждёт в то же время каждый раз. Но мгновение быстро проходит — экзо приспособился, как присосался, и Лакри чувствует его не только на теле, он в ней отзывается каждой ноющей в подкорке секундой, эдакой паутиной чужой силы на своей коже.

— Постой, пожалуйста, спокойно! — ух, ну и бесит же Лакри этот голос — низкий, вибрирующий, льющийся не в уши, а куда-то прямо вниз по пищеводу. От него волосы на затылке дыбом встают, а зубы щерятся сами по себе в оскале — так и хочется за один только звук его цапнуть. А техник вообще не стесняется — кроме того, что подходит близко слишком, так ещё и касается её таким уверенным жестом, что Лакри так и хочется его борцовским захватом уронить куда-нибудь побольнее.

Он забирает прямо с шеи её контроллер и меняет его на золотистый из коробки. Второй такой же лепит себе. Только сейчас Лакри и замечает, что у него тоже экзо — тонкие совсем полоски на фалангах пальцев, широкие браслеты на запястьях, да такая же широкая часть на шее. И всё. Зачем нужен экзоскелет только на кисти и пальцы?

Лакри невольно залипает: между чёрной полоской экзо на его шее и чёрным краем майки — оголённый участок, идеально плавные смуглые линии, странно манящие девушку. Рука вдруг дёргается абсолютно непроизвольно, но сама она пропускает момент, когда техник оказывается слишком близко снова — настолько, что она охает, когда большие ладони ложатся ей прямиком на рёбра. Он её хватает за талию, двигает ближе к столу, поднимает и сажает на тёплую гладкую поверхность.

Лакри будто окунают в то самое Рыжее болото. Странно и страшно до ужаса, и так же притягательно почему-то, до мурашек по всему телу. Его ладони слишком горячие на её боках, Лакри аж вскрикивает полузадушенно, тело хочет избавиться от странной хватки и…

… не двигается.

Совсем.

Экзо застывает камнем, не даёт шевельнуть и мускулом. Полоса на шее давит горло — не пискнуть, только вздохнуть. А этот чёртов техник, усадив её на стол, рук так и не убирает — медленно-медленно елозит по её рёбрам ладонями, гладит, пристально всматриваясь в её лицо чёрными, как антрацит, глазами. Близко до невозможности, Лакри хочется взвыть, ударить, сбежать — всё вместе, но экзо держит силиконовой клеткой.

— А меня Чонгук зовут, — ни с того ни с сего улыбается техник, и косит взглядом на планшет на столе рядом. Лакри горбится, хватает ртом воздух, но тот проходит легко — экзо не мешает дышать совсем и, видимо, спазмы эти в горле не от нехватки кислорода. У неё от возмущения чуть ли не слёзы на глаза наворачиваются, но поделать она ничего не может.

Чёртов-этот-прибор ладони прижимает к столешнице, да ещё давит на позвоночник, отводит плечи назад, заставляя выпятить грудь.

Чёртов-этот-Чонгук на это только хмыкает, проходится тёмным взглядом по выпяченному, и снова утыкается в планшет. Рук он, правда, так и не убирает, переползает ими на бёдра, касается обнажённой кожи у края туники. Это не лезет ни в какие ворота, но у Лакри от этих взглядов и от этих касаний с телом точно что-то не то. Но разве же так бывает? Нет, конечно. А потому во всём виноват экзо! Это из-за него у неё мурашки по телу, и испарина на спине, и вообще…

Ей ощутимо нехорошо и даже уже немножечко страшно.

Ей бы в медчасть. Там медсестра точь-в-точь как одна из её наставниц: пухлая, весёлая, к Лакри ласковая, не ругала никогда ни за своеволие, ни за дерзкие слова. Говорила только, посмеиваясь, что ей бы с Мадре выбраться, потому что не для неё их планета…

Чонгук хмурится. Кривые анатомической и психологической параметризации на планшете двигаются вразброд, одни неуклонно ползут вверх, другие катятся строго вниз. А следовало бы — всем вровень.

— Какого ты творишь? — наконец произносит девчонка. Голос у неё еле слышной низкой хрипотцой ласкает уши. У неё и так акцент, тянет гласные призывно, а в сочетании вообще звучит улётно — слушал бы и слушал. Если бы только не ругалась ещё. Хотя не до ругани ей сейчас — она сбита с толку своим же телом, и сильно. Ох уж эти планетки с гендерной девиацией…

— Исходя из вот этого, — Чонгук демонстрирует Лакри экран с синусоидами, почти рвущими рамки таблицы, — тебя надо запаковать да домой отправить, если по-хорошему. Но! — он убирает планшет, отступает на шаг и плавно в воздухе ведёт руками.

Наверняка ей кажется, что её экзо сошёл с ума. Он раздвигает ей ноги, прижимая колени к краям стола, руки отводит ещё больше назад за спину, почти сложив вместе кисти. Ладони Чонгука ложатся на внутреннюю сторону бёдер, свободно ползут под тунику, почти касаясь кончиками пальцев того, до чего ещё ни один мужчина не дотрагивался.

— Но я буду по-плохому, — шепчет он ей почти в губы. Они у неё обалденные — крупные, сочные, кажутся спелой тёмно-розовой ягодой на бледном лице. И кожа — в жизни такой не видел, молочно-белой, гладкой как атлас, нежной-нежной под его пальцами.

— Уй… ди… — хрипит Лакри полузадушено. — Я хочу техника-девушку!

— Хочешь? — шепчет Чонгук, проезжаясь горячим дыханием по скуле, обжигая им мочку уха. — Если б ты ещё понимала, чего ты хочешь… Но ты не понимаешь. И проблема не в том, что ты не управляешь экзоскелетом. Проблема в том, что ты не управляешь собой. И потому твоим экзо сейчас управляю я.

Он ладонями гладит и гладит бёдра, задирая тунику всё выше. У Лакри в голове — смутные картинки из учебника анатомии, сухие слова теории о том, куда и зачем так стремятся ласковые пальцы. Болезненной вспышкой в памяти — короткий укол боли от обязательной дефлорации в кабинете у гинеколога после первых месячных. Приятной — иногда странные сны, с непонятными, но очень сладкими ощущениями. Когда руки непроизвольно, сквозь дрёму, наглаживают сами по себе низ живота.

Да только сейчас там, внизу, творится что-то странное наяву.

Там жарко, и почему-то мокро, и всё кажется каким-то опухшим, и тянет, и…

— Так что сделаем мы просто — я буду делать то, что делать мне с тобой категорически нельзя. В соответствии с пунктами договора о социальном взаимодействии, — выдыхает ей в ухо Чонгук. Лакри пробирает дрожью, хочется почему-то ударить его посильнее, но экзо держит её стальными путами, не давая даже заорать. — А ты…

Он вдруг обе ладони кладёт ей на грудь — ровно на полушария. Лакри вздрагивает — не только внизу кажется всё опухшим. Грудь тоже словно бы налилась, неожиданно стала почти до боли чувствительной, каждой клеточкой ощущая, как приятно струится по ней ткань. И эти ладони так правильно вдруг её обхватывают, чуть сжимают, выбивая из девушки неожиданный писк. Лакри кажется, что она пульсирует, колыхается в такт сильным ударам сердца под жутко горячими руками, что делают всё вокруг странно мягким и странно влажным.

— … останови меня.

Как? Один его низкий баритон делает всю Лакри мягкой и влажной. А ей не сказать ничего — дыхание спёрто, горло будто чужое, перехваченное спазмом. И только переливы тепла по всему телу от горячих рук на груди. И озорная улыбка напротив, с тягучим удовольствием в уголках губ — ему, мать его так, нравится! Нравится вот так держать руки, чуть сжимая, скользя по тонкой ткани, вдруг прихватывая пальцами соски, что тоже вспухли, надулись, затвердели, и их словно острыми иголочками пронзает от ощущений. Это всё чертовски как-то неправильно!

— Ну, давай же, просто оттолкни. Я без экзо, ты одним движением можешь впечатать меня в дальнюю стенку. Тебе нужно всего лишь меня оттолкнуть, — тихо выдыхают ей почти в губы, и Лакри только и остаётся, что зажмуриться крепко-крепко, не в силах ни двинуться из-за чёртового прибора, ни выдавить хоть слово из-за кроющих ощущений. — Потому что я сам не остановлюсь.

— Сс… нель… как… — она честно хочет выругаться. Спрятавшись за крепко зажмуренными веками, ждёт, что ей сейчас прилетит ответка за малопонятные, но точно злые слова. И прилетает, но не та, что ждёт Лакри. К губам прикасается что-то тёплое, проходится по ним мокро, раздвигает, проникая дальше и глубже. Она чуть челюсть не схлопывает, кусая это непонятное, но ей в подбородок вцепляются твёрдые жаркие пальцы, не позволяя закрыть рот. А у Лакри рвёт мысли, деля на две части — с одной груди исчезла горячая рука, ей это обидно почему-то до ужаса, ещё хочется, и злорадно тут же палит по краю сознания — послушался, убрал!

А затем ей в рот толкаются горячим и мокрым глубоко, сильно, будто вылизывают изнутри. От страха и удовольствия глаз открывать даже не хочется, и все мысли из её бедной головушки как вымывает, оставив беспомощно биться только один вопрос — что этот чёртов Чонгук творит с ней такое? Почему его дыхание на её скулах и щеках, маской закрыв от неё окружающий мир, делает её такой слабой и беспомощной?

Она тонет в его тепле и влаге, остатками сознания всё ещё пытаясь взять над экзо контроль, оттолкнуть, но руки и ноги скованы по-прежнему — не шевельнуться. Чёртов прибор держит крепко, повинуясь лишь технику, а тот всё ласкает и нежит, языком и руками, не замирая ни на секунду. И Лакри сама не замечает, что держит рот открытым уже добровольно, дыша через раз.

— Упрямая. И податливая. Охренеть, — прекращается вдруг всё — руки исчезают с её груди, чужой язык — из её рта, и Лакри поспешно распахивает глаза. В них плещется ужас, а этот Чонгук смеётся только, отступая на шаг. — Чую, просто петтингом мы с тобой не обойдёмся. Кто ж тебя так запер-то, милая? — у него и голос и тон ласковые, мягкие, насмешливые немного, Лакри взвыть хочется, потому что рвёт её на части — исчезнуть бы, спрятаться, а не попытаться одолеть. А он гладит ладонями её щёки и скулы, смотрит так ласково, как на неё даже в детстве Воспитатели не смотрели, и девушка только судорожно вздыхает на эту ласку. Реальность сейчас — как расколота надвое, сбежать хочется просто страшно и…

И назад тоже хочется, к этим рукам и языку, крепкому телу, опереться, обвиться и…

Она сама не знает, что дальше за «и».

— Ну же, детка, давай, — парень ни на секунду не останавливается, руки снова на её теле, оглаживают мягко и нежно, сминают приятно так, что аж до жути, теребят соски сквозь ткань. А экзо снова с ней делает что-то, Лакри дышать нормально не может, горло то и дело пульсирует, не давая нормально вздохнуть.

— Воздух, — хрипит она, почти сдаваясь.

— Врёшь, экзо дыхательные пути не перекрывает, — шепчет ей на ухо парень. Вжимается животом прямо в промежность, отчего у Лакри веки сами захлопываются и звёздочки перед глазами, кружа её в водовороте ощущений.

Чонгук смотрит жадно — она потерялась всего лишь от нескольких его касаний, а кривые на планшете всё так же вразнос идут, бешено сплетаясь вокруг оси и не желая выравниваться ни в какую.

  Мало пригодных для жизни планет в космосе. А людей много. И приходится изгаляться — вшивать жабры, изобретать и улучшать экзоскелеты. Или вот так, как на Мадре — подавлять либидо до минусовой отметки. И удалять затем неугодных подальше, иначе популяция попросту не выживет. Например, отправлять студенток на другие планеты, где, может быть, они всё же приживутся.

  Чонгук морщит нос, прогоняя ненужные мысли. Ему сейчас настроиться надо только на неё. Дать ей максимум нежности, максимум удовольствия, чтобы подсознание перегрузилось, искрануло, ушло во тьму и вернулось уже обновлённым, с новым пониманием тела.

Иначе и у них не приживётся.

И он ведёт по талии руками — каких богов Космоса благодарить за такую кожу? Чистый атлас, нежнейшая, шелковистая, просто идеально создана, чтобы дарить ладоням кайф. Он его и ловит, каждой частичкой пальцев, то чуть надавит посильнее, то остановится, а то и ущипнёт. У девушки в его руках рвёт дыхание, она моргает часто, но всё ещё молчит.

А надо бы — чтобы просить начала.

Сама.

Чонгук снова целует — медленно, смачно, не стесняясь звуков и чмоков, посасывает губы, языком толкается в ребристое нёбо, оглаживает застывший в испуге чужой язык, слизывает слюну — Лакри чужая и вкус у неё непривычный — странно сладковатый с едва ощутимой горчинкой, и приятный до желания пробовать ещё и ещё.

Вкусно.

Лакри выдыхает сильно, едва он отрывается от неё на секунду. Горло и глотку расслабило почему-то, дышать теперь можно, слюну сглатывать вместе с его вкусом — свежим, густым и тягучим, как тот напиток из коридорного автомата с терпким запахом.

— Прекрати-и… — умоляюще стонет она, а он лишь усмехается да сверкает чёрными глазами.

— Останови меня сама, — предлагает Чонгук снова, а затем вдруг отступает на шаг. Тянет вверх майку, шурша тканью, и вот он перед ней стоит уже с голой грудью, в сторону отбрасывая одежду. Лакри аж рот открывает от изумления — всё у него не такое, как у неё. Завораживает взгляд непривычными жёсткими линями, крепкие мышцы переливаются смуглыми оттенками, так и маня гладкой кожей.

Вот бы потрогать.

Да только трогают снова её. Снова его ладони ложатся на грудь — мнут, тискают без стеснения, губы вдруг касаются соска прямо сквозь тонкую ткань, чуть прикусывают, иголками рассыпая острые ощущения по телу. Лакри стонет — ну невозможно от этих ощущений сбежать, хочется больше и хочется спрятаться. А техник играет, улыбаясь торчащим холмикам сквозь тунику, трётся лбом о ключицы, щекоча нос Лакри шапкой густых волос. Невыносимо совсем.

— Так мне остановиться, мм? — куда-то в ключицы шепчет он, затем выпрямляясь. Его кончики пальцев ползут по щекам, скулам, теребят мочки ушей, отчего Лакри хочется голову втянуть, но экзо и этого не позволяет. А он наглеет совсем, запускает пальцы ей в рот, двигает там двумя, оглаживает язык. Лакри непроизвольно зачем-то их облизывает, вдруг начинает посасывать — совсем непонятно, зачем ей это понадобилось, но кайф только усиливается. А затем её сразу кроет стыдом и страхом, она пытается хоть головой помотать, вытолкнуть наглые пальцы изо рта.

Чонгук только смеётся, смотрит на неё снизу вверх таким взглядом, что Лакри не понимает уже — ей так хорошо от одного только этого взгляда или от его пальцев? А он касается и касается, то сильно, то еле-еле, ведёт пальцем по губам…

— Детка, ты хоть представляешь, как это сладко на моём члене смотреться будет?

На чём?

На том самом?

Планшет коротко воет, парень всматривается в переплёты кривых, хмурится, качает головой.

— Поня-атно, минет исключаем. Но ты не девственница — у тебя уже кто-то был?

Лакри молчит. Ей бы глазами сверкнуть яростно — вопрос не просто неприличный, он вообще за пределами её понимания. А он так говорит об этом легко, будто для них обычное дело…

  А ведь и обычное, все только об этом вокруг и говорят. Кто кого трахнул, кто кого хочет, у кого был какой первый раз… Кроме Лакри.

  — Гинеколог, — всхлипывает она вдруг, понимая, что происходящее уже давно за гранью её контроля. Боги, может, он отстанет? Если она ответит — он же уйдёт? И она завтра улетит домой, никогда больше…

И никогда больше никто в её жизни на Мадре к ней так не прикоснётся.

— У вас там что, принудительная дефлорация? — поражается техник. Смотрит он на неё с удивлением, а руки так ни на секунду и не замирают, будто задача у них — каждый сантиметр тела Лакри исследовать. — Ох-оххохонюшки, хорошо, что спросил — надо будет с тобой поаккуратнее.

С ней? Что с ней? Что он собирается делать ещё?

Ждать ответа долго не надо, он снова плавно двигает ладонями в воздухе — и экзо задирает ей руки, парень тянет тунику вверх, стягивая, обнажая тело лишь в чёрных полосках силикона. Техник только присвистывает от изумления, так и шаря по нему жадно глазами, расплываясь затем в довольной улыбке. Лакри вдруг видит то, чего не замечала раньше за собственными переживаниями — он тоже тяжело дышит. А ещё у него чуть испарина на висках, и зрачки расширены в тёмно-карих глазах, делая их почти чёрными.

— Великий Космос, ну спасибо, — хмыкает он, приближаясь снова. — Ты знаешь, что у наших девушек тут, вообще-то, волосы растут?

Ладонь обжигает, под собой скрывая низ живота, Лакри вскрикивает и дёргается, то ли от испуга, то ли уже от возбуждения. Но экзо вдруг ослабляет на мгновение хватку, и она почти…

… почти соскочила со стола. Да вот только Чонгук не пускает, обхватывает, прижимает к себе, смотрит прямо в глаза. Взгляд у него почему-то умоляющий, как будто это не он с ней, а она с ним делает что-то. А он безмолвно просит о чём-то, сжимая в крепких руках хрупкое тело, облизывает губы, не отводя от Лакри жадных глаз.

— Сам не пущу. Оттолкни, — предлагает негромко он, и девушка залипает на дёрнувшийся туда-обратно кадык. У неё внутри всё тает от этого горящего взгляда, она лишь стонет жалобно, и даже вроде бы всхлипывает, а затем экзо в прежней позе усаживает её на стол, и вовсе потом на нём раскладывает — ноги раздвинуты, руки за спиной где-то под талией, выгибая грудь с остро торчащими сосками прямо в потолок. Она обнажена и открыта так, что дальше просто некуда, если только чёртов экзоскелет ещё снять. И хоть нет на Мадре табу, хоть Лакри себя не боится показывать, но сейчас стыд диким жаром опаляет кожу, руки так и хочется протянуть вниз, прикрыться, вот только чёртов прибор всё ещё держит, наглухо блокируя все попытки встать.

Твёрдый живот вжимается между ног, сбивая дыхание, и Чонгук нависает над ней, откровенно любуясь.

— Ты просто офигенно красивая, — шепчет он и склоняется ближе. Губы накрывают сосок, Лакри гнёт в пояснице от острых ощущений. Подаваться вот так прямо ему в рот так сладко, чувствовать, как руки мнут вторую грудь, то сжимая, то поглаживая — невыносимо хорошо.

А ещё….

А ещё что-то пальцами делает там, внизу. Гладит складки, мягко-мягко, едва касаясь, а у неё все мускулы на это то сжимаются, то раздвигаются только шире. Парень не останавливается ни на секунду — его язык уже на живот переполз, выцеловывая каждый миллиметр.

— Ты течёшь, — довольно хмыкает Чонгук. И снова целует в губы — долго-долго. Пальцы внизу кружат и кружат, всё больше даря приятных ощущений, цепляя и размазывая смазку. Сквозь белый шум в голове до Лакри слова техника доходят слишком долго — но доходят. Лакри вдруг пугается, и ей в голову лезут дурацкие мысли.

Она течёт? Менструация? Но ей же рано!

— Кровью? — испуганно выдыхает Лакри, а экзо вдруг сдвигает ей резко ноги плотно вместе, так и зажав руку Чонгука. Девушке выть охота от ощущений, она не понимает, что ей делать, как выбраться из ловушки экзоскелета, но техник снова перехватывает контроль и ноги Лакри вновь разводятся широко. А Чонгук лишь вдруг смеётся, демонстрирует ей пальцы с прозрачными каплями и снова дышит прямо в губы.

— Вы там что, даже с собой не забавляетесь?

Рука возвращается на место. Складки всё больше раздвигаются под его пальцами, он бережно гладит их, касаясь иногда точки, от которой Лакри будто пронизывает током.

— С собой… — как в бреду повторяет девушка. Напряжение в теле растёт, доводя до дрожи, и вдруг лишая сил, тепловым ударом бьёт по нервам, заставляя изогнуться, и экзо почему-то повинуется в этот раз ей, дёрнув вверх поясницу. Ноги у неё дрожат, Лакри потряхивает как от мелких ударов тока, а откуда-то сверху льётся довольный голос техника:

— И нефигово так течёшь.

Его палец толкается глубоко внутрь. Прямо после этой приятной волны, по чувствительному до ужаса нутру проезжается, входя до костяшек — и Лакри прошибает второй раз. Она стонет, чувствуя, как глаза наполняют слёзы — таких ощущений у неё не было никогда, ей хорошо так, как не было до этого ни разу в жизни.

А техник только восхищённо присвистывает:

— Все б так у меня кончали. Держись уж, пока не растяну, а то порву ненароком…

Вот только Лакри уже и не сопротивляется — его руки вновь скользят по телу, внутрь толкаются аж два пальца. Она молчит, кусает и так распухшие губы. Грудь пульсирует, сама подаётся навстречу оглаживающей руке, рот прихватывает и облизывает проходящиеся по губам пальцы. Хлюпает внизу, чмокает, звуки почему-то стыдные и возбуждающие так, что опять эти тёплые волны крутят и крутят в бешеном шторме. Только и остаётся метаться в путах экзоскелета, просить неизвестно чего.

Нутро тянет ещё больше, там всё наполнено так, что Лакри боится пошевелиться — вдруг этот чёртов парень там всё порвёт? Но видно, отражается на планшете её страх, потому что он снова выходит, выскальзывает, а экзо снимает Лакри со стола. Да только не будь на ней экзо — свалилась бы на пол, ноги ослабели и почему-то совсем не держат.

Чонгук в паре шагов от неё расстёгивает застёжку, жёсткая ткань штанов от рабочего комбеза скользит вниз по скульптурным бёдрам, застревая в районе коленок. У Лакри аж захватывает дух.

Перед ней впервые в жизни обнажённый мужчина — и это красиво так, что глаза не могут от него оторваться. Скользят по телу, не зная толком, куда смотреть. И то самое, ни разу не виданное, гордо вздымается вверх в мягкой шапке тёмных завитков, с белёсой каплей на крупной багровой головке, и Лакри вдруг вся теория анатомии бьёт в голову теперь-то понятной идеей.

Это большое и страшное скоро окажется в ней.

— Нет! — хрипит она отчаянно, пытается дёрнуться куда-то в сторону, пока техник совсем сдирает штаны с обнажённого торса. Экзо всё ещё держит её на месте, а Чонгук подходит и снова обнимает за талию, прижимая к себе крепко и упираясь ей в живот этим огромным и твёрдым. Снова его запах кружит ей голову, а его кожа вплотную к её заставляет закатываться глаза.

— Не хочешь? — спрашивает он, невесомо касаясь кончиком носа ямки за ухом. — Уверена?

В чём уверена? Чего не хочет?

Мгновение слабости, и экзоскелет руки девушки обвивает вокруг техника. Заставляет разжать ладони, провести по спине, по рельефным мышцам, опуститься на ягодицы, чуть сжать, прижав к себе ещё плотнее. И тут же роняет их бессильно вдоль тела. А Чонгук хихикает почему-то тихо почти ей в ухо, выцеловывает шею, цепляя легонько зубами.

— Постоишь немного на коленках? — спрашивает он, едва руки Лакри исчезают с его спины. Зато сам спокойно не стоит — обнимает за талию, гладит ласково половинки, утыкается нежно в висок, тёплым дыханием разгоняя мурашки по коже.

— З-зачем?.. — всхлипывает Лакри.

— Уф, тяжело с тобой. Тебе так проще, сможешь принять меня лучше, — губы ходят по шее, втягивая нежную кожу, прикусывают, лижут и лижут. — Готова?

— Нет!

— Так останови меня, Лакри… — её имя его голосом делает с ней невероятное, вдруг совсем лишая сил.

— Разве техникам так можно? — жалобно тянет она, пока он прижимается к ней со спины, разворачивает, подталкивая к кровати.

— Так я не техник, — хмыкает ей на ухо озорной и довольный голос. — Я психотерапевт.

Её коленки упираются в бортик, и тело снова повинуется чужой воле: забирается на кровать, опускается на четвереньки. А чёртов экзо ещё и ноги раздвигает так широко, что, кажется, она сейчас сядет на шпагат, и руки тянет вперёд, почти заставив лбом уткнуться в матрас.

Сзади в бёдра врезается горячее тело, руки немедленно оказываются там — гладят, сжимают половинки, кругами по ним ходят, раскрывая её ещё больше. А затем на вход начинает давить, проталкиваясь вовнутрь — сильно, раздвигая стенки хоть и ласково, но настойчиво. Лакри бы и отодвинуться, но экзо держит намертво, не давая ни единым мускулом пошевелить.

Ей страшно до чёртиков, спина вся в испарине и мурашках, а низ живота палит таким жаром, что кажется, она сейчас загорится.

— Чонгук, — тихо стонет, она, и руки отзываются немедленно — скользят по спине, ласкают шею, вновь добираются до груди.

— Расслабься…

— Не могу-у-у…

— Внутри расслабься, я уже там… или… оттолкни… — парень сам вдруг глухо рычит с закрытым ртом, и этот рык, вибрацией отдающийся в её спине, почему-то наполняет Лакри пьянящей радостью.

Не она одна страдает.

А он начинает двигаться — совсем немного, будто качаясь то наружу, то внутрь, и так приятно давит, распирает, а потом исчезает, что Лакри стонет, уже не сдерживая себя совсем. Она опускает голову, припадая щекой к прохладной простыне, мнёт подушку, а её натягивают раз за разом, бережно и сладко до одури, кружат невесомо вокруг чувствительного комка пальцами, цепляя иногда так, что она дёргается всем телом. Пальцы там всё настойчивей, с каждым выдохом цепляя всё сильнее, уже почти до боли — и Лакри снова кончает, крича уже громко, не в силах справиться со всем тем, что с ней творится.

И ей бы сейчас упасть, отползти, тело будто плывёт разлитой водой, всё вокруг ощущается слишком ярко и остро, но кто же её пустит? Экзо не пускает, замирает жёстким каркасом, а сзади рука вдруг тянет за плечо вверх, локоть давит на поясницу, заставляя изогнуться, вторая подхватывает под живот, и вбиваться в неё начинают с такой силой, что ей почти больно. Раз за разом пах врезается в промежность, раз за разом по гладкому лобку дразняще скользят завитки тёмных волос. И всё это так пылающе-чувственно, что Лакри кричит, мечется, стонет, но уйти не может от сладкой пытки.

Клятый экзо…

У неё пульсирует всё внутри так, что кажется — разорвёт, да только рвёт её очередным кайфом. И парня позади неё — тоже.

Лакри его стонов и тихого грудного рыка уже не видит и не слышит — наслаждение у неё настолько сильное, настолько невыносимое, что сознание гаснет и плавно уносит её во тьму. И не видит уже, как Чонгук осторожно удобнее устраивает вырубившуюся девушку, тяжело дыша, снимает у них обоих контроллеры, подтаскивает её ближе и тоже погружается в сонную сладкую дремоту.

**********

— Как это может помочь? — сухими губами спрашивает Лакри. Всего пара часов сна, и никогда за всю её жизнь пробуждение ещё не было таким приятным. То ли из-за того, что тело было будто бы обновлённым и сладко расслабленным, то ли потому, что из сознания исчезла давно свербевшая там неоформленная какая-то мысль. То ли, возможно, из-за руки парня, ласково поглаживающей спину. У Лакри миллион вопросов и почему-то никакого желания их задавать, вот только ответы о том, что происходит, ей очень нужны.

Чонгук, улыбаясь, дотягивается до планшета, а затем укладывается рядом, показывая ей график.

— Либидо у тех, кто живёт, не сталкиваясь с противоположным полом, пробуждается, когда они попадают в его окружение. Переносят такое спокойно только примерно десять процентов из ста, у остальных реакция очень и очень разная. Кто-то садится на таблетки или наркотики, кто-то пускается во все тяжкие, меняя партнёров, кто-то сбегает… Ну, а у тебя таким вот боком вылезло, через экзо. По идее, сеанс должен помочь.

— Сеанс! — фырчит недовольно Лакри, а Чонгук смеётся, отбрасывает планшет, хватает неожиданно за талию и укладывает на себя.

— Я же говорил, я не техник — я психотерапевт, — он смотрит и улыбается ласково. Лакри нравится, но вот только всплывает неожиданным воспоминанием кое-чей другой взгляд. Она встряхивает головой, его отгоняя, и снова сосредотачивается на парне. — Поверь мне, этот способ — самый быстрый, чтобы привести тебя… тут вряд ли подойдёт слово «норма», но, скажем так, в соответствие с тем, что тебе нужно именно сейчас. А сейчас тебе нужно пройти практику, выходя за периметр в экзоскелете, которой управляется сознанием, а не подсознательным желанием быть поближе к своему Наставнику.

— С чего мне быть к нему ближе? — тут же краснеет ни с того ни с сего Лакри, начиная подозревать Чонгука не только в чтении параметров её экзо, но и мыслей.

— Я тебе показал — чего.

У Лакри даже нет названия тому чувству, что бьёт её изнутри по нервам, заставляя ещё сильнее розоветь щёки и опускать глаза, утыкаясь Чонгуку в плечо. А он тихо и необидно смеётся, разгоняя по волосам тёплый воздух.

— Не смущайся. Хотеть кого-то — вот это действительно нормально. Думаю, дальше тебе моя помощь уже не потребуется, но если будет совсем плохо — вернусь. Но лучше бы тебе было хорошо. Хотя думаю, ты дальше и без меня отлично справишься.

— И с чего ты взял? — сердится Лакри.

Чонгук лениво тащит планшет назад, демонстрируя Лакри кривые.

— Смотри, ты перехватила у меня управление после первого же поцелуя. Я твой экзо с того момента больше не контролировал. Просто иногда помогал, например, тунику снять.

— Но я же!..

— Не смущайся, — повторяет он и легко целует её в уголок губ. — Насладись.

**********

Звонок видеосвязи раздался как раз под конец рабочего дня. Чонгук почему-то улыбнулся, увидев, кто вызывает, и принял вызов:

— Да, хён… Что? … Опять искупала тебя в болоте? … А остальных? … Только тебя? … Ну… есть у меня подозрение. … Но меня вызывать бесполезно. … Кого? Хм-м… а ты сам с ней не хочешь поговорить? … Только перед разговором ко мне зайди. Я тебе дам один маленький приборчик… — рука Чонгука порылась на полке и достала коробку, в которой лежали два маленьких золотистых контроллера.