Любовь? Дэрил не знал такого слова. Забота, ласка, нежность, все это принадлежало к другому миру, к которому он не относился. И не желал. И даже чертов зомби-апокалипсис ничего не изменил, просто одному было не выжить, это понимал каждый. А те, кто не усвоил этого сразу, давно уже были либо мертвы окончательно, либо скитались по земле в виде полуразложившихся трупов. 


Эта группа, на которую они с братом наткнулись, стала идеальным прибежищем: никого, кто был бы сильнее и смог бы ограничить их свободу, никого, кто оказался бы настолько труслив, чтобы предать, оставив на съедение мертвецам, поэтому негласно решено было задержаться, если не навсегда, то хотя бы на максимально возможный срок. Но, не знавший любви, откуда он мог знать, что, когда ты прикрываешь другому спину, кровное родство перестает быть единственным ценным? Так каждая из спин, которую он прикрывал, стала ему родной. Любого из этих людей он мог назвать семьей и не слукавил бы.


Но была и оборотная сторона: когда ты привязываешься так, что поделить на до и после, на тебя и них уже невозможно, выгрызать отмершее становится стократ больнее. Не умевший любить, но полюбивший с животной преданностью, откуда он мог знать, что терять любимых больно настолько, что проще молча лечь рядом с каждым из этих тел и пустить себе пулю в лоб, лишь бы не чувствовать всего этого? Так он покончил с собой, по меньшей мере, трижды.


И каждый раз был страшнее и мучительнее предыдущего. Потому что то, что раньше не билось, не рвалось и не болело, теперь раскаленным прутом оставляло на душе угольно-черные ожоги, не успевающие затягиваться и никогда не перестающие болеть. Ведь когда любовь, забота, нежность, ласка, привязанность перестают быть просто словами, сердца становится недостаточно, чтобы вместить в себя и носить в себе это кладбище.


Если бы вы спросили его об этом, он бы по привычке отмахнулся, сказав, что чертов зомби-апокалипсис ничего в нем не изменил. Что люди просто сбиваются в стаи, потому что одному теперь не выжить, а ему просто повезло оказаться со всеми этими людьми. Только вот, потерявший слишком много для того, кто кажется равнодушным, откуда он мог знать, что каждая из потерь отпечаталась на нем слишком явно, чтобы хоть кто-то не сумел прочесть, а каждая пережитая им смерть сделала его мертвее любого из тех, кто сейчас лежит в земле мертвый окончательно либо скитается в виде полуразложившихся трупов. 


Только вот в новом мире зеркала встречаются слишком редко, да и вряд ли Дэрил Диксон согласился бы в них смотреться. Потому что собственное лицо слишком давно впитало в себя черты чужих, навсегда покинувших его лиц, за возможность увидеть которые он отдал бы все на свете. И с болью от потери которых сердце грозилось не справиться.