В общем и целом болеть — занятие утомительное во всех смыслах. Не работают ни тело, ни голова. И даже если после жаропонижающего мысли немного прояснились, генерировать их от этого не легче. Да и озноб никуда не делся.

Мегуми даже не помнит, когда снова уснул. Просто в какой-то момент он о чем-то говорил, а потом мир схлопнулся. Они даже не погасили свет. Лампочка продолжает беспощадно крутить электричество. Где-то совсем рядом раздается странный хрюкающий звук, а потом прямо из-под подушки появляется взлохмаченная голова Юджи. У него слюнявая щека и растерянный взгляд. Так волнующе наблюдать за этим, еще бы не простуда.

Типичный осенний сезон, когда стоит промочить ноги и болезнь уже захватывает власть над смертным телом. В любое другое время Мегуми бы проклял себя тысячу раз за слабый иммунитет. Сейчас он только думает, как ему несказанно повезло с тем, что Юджи подскакивает от каждого его вздоха.

— Почему ты не остываешь, — в ужасе ноет он, снова пощупав лоб, — надо дать тебе аспирин.

В горле противно пересыхает, чтобы остановить его, и Мегуми только трясет головой. Не хочется оставаться одному. Руки сами тянутся, чтобы потянуть Юджи назад, и тот неловко опускается на прежнее место — лежа поверх одеяла. Весь его в общем домашний вид вносит в ситуацию нечто особенное, теплое.

— Ну чего ты? — Юджи вздыхает, будто разговаривает с двухдневным котенком. — Мне надо дать тебе аспирин. Наверное, и пить хочешь?

Мегуми кивает еле заметно, но этого движения достаточно, чтобы Юджи подорвался и исчез за дверью, оставляя только звенящую тишину. Быть самому по себе неуютно, но глаза так и тянутся к загадочным снимкам в рамках. Взгляд прикипает к одному, к другому, к третьему, но детей всегда двое. Одинаковых. Это не может быть ошибкой?

— Ну-ка ложись обратно! И одежду снимай, с нее и припекает тебя так, — Мегуми глупо хлопает глазами, — я окно открыть не могу, тебя уже продуло. Так что давай уж.

— В футболке не жарко.

— У тебя лицо красное, — Юджи складывает руки на груди, — мне самому снимать?

Мегуми отвечает после красноречивой паузы:

— …лучше не надо.

Одежда влажная, прилипшая к телу от пота, но он все еще в чужом доме. Знакомство не столь долгое, чтобы позволять подобные вольности, но у Юджи в руках таблетка аспирина и стакан воды, и он в немом ожидании наблюдает, кажется, совершенно не чувствуя смущения по этому поводу. Внимательность у него почти врачебная.

— Уже так поздно, — вдруг замечает Мегуми, глядя на время на будильнике на столе рядом с кроватью.

— Скорее рано, почти пять утра.

Юджи выглядит помято. Он толком и не спал, вообще, видимо, случайно прикорнул в собственной-то постели. Мегуми чувствует себя непозволительно наглым гостем (не имеет значения, что его убедили им стать, важен лишь результат).

— Может, ты постелешь мне на диване? — ответ уже заблаговременно известен.

— Возле батареи? Да ты там окончательно сваришься. Мне просто не надо было засыпать, чтобы раньше дать тебе аспирин, — Юджи начинает ходить по комнате, как только убеждается, что таблетка проглочена больным.

Кажется, еще немного, и он создаст сквозняк или настоящий ураган прямо здесь. Он настолько беспокоится, что зарывается пальцами в волосы, будто это поможет найти ответы на все нужные вопросы. Мегуми только закашливается. И одного глухого «кхе-кхе» достаточно, чтобы торнадо в виде Юджи мгновенно рассосалось, возвращая фокус на причину волнения:

— Горло болит?

— Немного. Это просто кашель…

— Ааааа, все из-за меня, — Мегуми вообще ничего не понимает, блуждая больным туманным взглядом по нарезающей кульбиты по комнате фигуре, — тебе надо попробовать обратно уснуть. Я пока принесу воды, а то деда разбужу, если буду туда-сюда каждые полчаса бегать.

Отсутствие Юджи — буквально две минуты покоя. Их достаточно, чтобы принять важное для себя решение. Особенно в контексте того, что на Мегуми почти ничего нет, кроме чужого одеяла и слоя испарины. Чтобы оценить старания хозяина по достоинству, достаточно сказать, что он принес целый чемодан таблеток и графин воды, устроил все это дело на столе среди тетрадей и широко зевнул.

— Ты либо ложишься спать, либо я еду домой.

Мегуми терпеть не может таких подлых манипуляций, но в данном случае это исключительно осторожность. Мало того, что Юджи без конца крутится рядом, так еще и отсутствие сна… вдруг иммунитет подорвет? За двумя больными ухаживать будет уже некому, потому что нет никакого желания садиться на шею чужой семье. Оно и на Юджи-то не хочется, но откажешь ему — волосы на голове вырвет от беспокойства за несколько дней. Тем более, учитывая сожительство с Махито.

— Но я не могу отойти, вдруг тебе плохо станет.

— Сюда ложись, — Мегуми откидывает край одеяла, — сколько можно. Тебе хоть пару часов надо поспать нормально, уместимся.

Решение, может, честное и душевное, но весьма опрометчивое. Полуторка слабо рассчитана на двоих, особенно, когда один из вас потный, больной разносчик заразы, которой приходится делиться по воздуху из-за весьма ограниченного пространства.

— Давай я за стол сяду, я не хочу спать.

— Ты с закрытыми глазами говоришь.

— Тебе неудобно.

— Меня тут вообще быть не должно.

— Должно! — возражает Юджи вполголоса, корча смешную гримасу; за окном уже давно светает, но сквозь шторы почти не видно солнца. — Надо было мне лучше следить, как ты одеваешься.

— Ты что, мама мне? — Мегуми в отчаянии закатывает глаза: этого человека невозможно переспорить.

Юджи молчит. Всем телом он излучает странное напряжение, обычно ему не свойственное. Это заставляет порядком занервничать. Создает ощущение стихийного бедствия, надвигающегося с невероятной скоростью. Мегуми с головы до ног охватывает рокочущая тревога, будто его должна молния ударить.

— Обо всех надо заботиться. Я решил, — Юджи сглатывает, и в тишине этот звук подобен взрыву бомбы, — что о тебе позаботиться должен я.

— Почему? — вопрос срывается с языка прежде, чем доходит до мозга.

Они смотрят друг на друга растерянно, и льющийся между штор рассвет чертит теплую линию у Юджи на лице, бросает золотистые блики на волосах, оседает звездами на дне зрачков. Таинство длится долю секунды, но и этого достаточно, чтобы от волнения вспотели ладони.

— Потому что мне этого хочется.

Это ужасно, думает Мегуми, чувствуя внутренний трепет. Такие добрые люди больше всех плачут, ведь мир ни разу не так хорош, как они. Но тепло разливается под кожей, стирая озноб из памяти, унимая дрожь в теле и на душе. Юджи улыбается, глядя ему в глаза, не сомневаясь в сказанном ни секунды. Невыносимый. Хороший. Милый.

— Спи, — Мегуми поворачивается на бок, чтобы скрыть смущение, заворачивается по уши в одеяло и поджимает ноги.

Он от этого не занимает сильно меньше места, но так кажется, будто никто не может увидеть, как рот дрожит в подобии улыбки. Под Юджи шуршат простыни, когда он потягивается, чтобы погладить по торчащим во все стороны волосам. Даже по его голосу слышно, как улыбается, чуть прищурившись, как он всегда это делает:

— Спокойной ночи.

В шесть-то утра.

Поспать получается недолго: всего пару часов. Около восьми-девяти в дверном замке щелкают ключи, пока на кухне слышен звон посуды. Но Юджи здесь, лежит, сладко посапывая, прижавшись к нему всем телом, чтобы согреть. Мегуми не уверен, нравится ему это или нет, но он тихо откатывается подальше и старается не подавать виду, что еще пять минут назад ему было намного уютнее. Вот его шевеления заставляют владельца комнаты открыть глаза и сонно осмотреться.

— А, — взгляд карих глаз зависает на часах, — папа пришел с дежурства.

На улице давным-давно светло. Мегуми не уверен, что на данный момент выполняет роль солнца, но яркий свет режет глаза. Шторы никто так и не открывает. Юджи сует ему градусник наощупь, предварительно потерявшись ладонью где-то на животе, но его серьезный сосредоточенный взгляд заставляет проглотить неловкость со стоическим желанием пару раз треснуть себя по лицу.

— Ты уже не такой горячий, как ночью, — как же это звучит… — это радует. Если сейчас не будет температуры, загоню тебя в душ.

— Я без вещей приехал.

Юджи пожимает плечами:

— Походишь в моих. Или, хочешь, Махито привезет тебе что-нибудь?

— Упаси всевышний его трогать что-то мое…

— Ну, я и говорю. Тебе надо смыть заразу, — градусник пищит, и на экранчике высвечивается «36.9», — если не будешь разводить кипяток, почувствуешь себя лучше. Но видок у тебя все равно потасканный, — Мегуми вздыхает с разочарованием, — да не переживай, вылечим. Заодно пойду узнаю, чем лучше лечить.

Мгновение спустя после того, как Юджи оставляет его один на один с кипяченой водой в стакане, приходится осознать, в кого у него эта невыносимо добрая щенячья натура. С отцом они — две капли воды, разве что только есть небольшая разница в росте и возрасте.

— Ну ты же детский врач! — Юджи протестующе виснет у него на плече.

— Давно вырос-то? — мужчина ему в ответ только улыбается, и улыбка у него точь-в-точь хвост кометы светится.

Мегуми просто от этого плохо. Это издевательство. Но он скрепя сердце вежливо кивает:

— Здравствуйте.

— И правда такой, как я и слышал. Присядешь? — хотелось бы приодеться, но интерес, очевидно, исключительно медицинский: об этом говорит висящий на шее стетоскоп. — Меня зовут Джин. А ты Мегуми, я наслышан. Даже лучше, чем представлял.

От холодного металла разбегаются мурашки. Глаза цепляются за цветастый свитер объемной вязки, простые брюки. В нем ничего лишнего, но максимальная простота выглядит стильно и неброско. Наверное, самое то, чтобы работать с детьми. Ощущается запах лекарств и антисептика. Для себя Мегуми только отмечает, что родной оттенок волос у Юджи, наверное, примерно такой же — темный натуральный блонд? Или на несколько тонов дальше? Трудно представить.

— Обычная простуда, ничего серьезного, я думаю, — Джин только хлопает его по плечу, и у него тоже теплые руки, но совсем другие.

Хочется спросить, все ли в семье у них слуги народа, но взгляд Джина трудно поймать за толстыми очками.

— А еще я бы не советовал твоему другу ходить без очков. Заметно щуришься, Мегуми, вредно не соблюдать врачебные рекомендации.

— Ты носишь очки? — с неподдельным любопытством спрашивает Юджи, чуть ли не залезая ему на колени от ажиотажа.

— Юджи, выдай одежду и иди на кухню деду помогать.

— Давайте я тоже…

— Еще чего, — Джин корчит смешную мину, — в гостях положено только наслаждаться гостеприимством.

Юджи долго копается в шкафу, чтобы вытащить что-то безразмерное, но вкусно пахнущее кондиционером для белья. Он провожает до ванной, вручает полотенце и еще минут пять стоит под дверью, проверяя, все ли живы. Потом на кухне усиливается очаровательный шум. Никакой ругани, пугающей тишины, рева телевизора. Джин работал всю ночь, может, и весь день, но его усталость и работа никак не трогают его семью.

Сразу после душа приглашают за стол. Странно, как все Итадори до ужаса похожи друг на друга: какой-то взлом матрицы.

— Это твой ухажер, значит? — Мегуми давится чаем.

— У деда своеобразные шутки, — бурчит Юджи.

Да, куда уж там его отцу до таких острот.