Впервые Баки Барнса он встречает в церковном туалете. Он и еще какой-то парень катаются по полу, и со стороны кажется, что они дерутся. Но когда Стив понимает, что происходит на самом деле, он пулей вылетает оттуда прочь, чувствуя, как краска заливает лицо и шею, и не замечает взгляда Баки, нацеленного между его лопаток.

В тот день Роджерс поет из рук вон плохо, его губы едва шевелятся, а когда Барнс появляется и становится слишком рядом, Стив и вовсе лишается голоса. Хрипит что-то, пока учитель не указывает ему на дверь. Тогда Стива впервые высекают за непристойное поведение, думая, что он шалит, пытаясь сорвать репетицию, и Роджерс злится, сжимая зубы на каждый удар прутиком по тощей заднице, чтобы не издать ни звука: он пока еще мало знает о непристойном поведении, но уверен - темноволосый парень с ленивой ухмылкой, зажимающий другого в мужском туалете, вот что непристойно на самом деле.

Роджерс пропускает три воскресных репетиции, прежде чем его наказывают второй раз, уже за прогулы. И в третий, когда он пытается объяснить матери причину того, за что его наказли в первый. Миссис Роджерс бледнеет и поджимает губы, когда Стив пытается рассказать о двух парнях, которых застал в туалете, и пристально следит за каждым его шагом еще несколько месяцев, словно это он, Стив, а не тот наглый тип, занимался этими отвратительными вещами в церкви.

А откуда он узнал имя причины своих бедствий? В четвертое воскресенье сам чертов Барнс заявляется на порог их дома с вопросом, почему Стив больше не посещает хор. И так очаровывает его собственную мать, что та даже приглашает его в дом на тосты с чаем. Роджерс в те проклятые полчаса совместного завтрака умудряется подавиться три раза. Находиться с Баки рядом противно, но и рассказать расплывающейся в улыбке матери о том, что вот этот парень и есть тот, который делает странные вещи с другими парнями, он не может тоже. Сара редко принимает гостей, но еще реже оказывается им рада.

И, по сути, это она приглашает Баки наведаться снова, не Стив. Во всяком случае он предпочитает так думать, забывая, что первым, пусть и по привычке, протянул Джеймсу руку на прощание. И покраснел, как девчонка, тоже первым, потому что рукопожатие длилось куда дольше, чем положено.

Впервые Баки Барнса он встречает, когда ему исполняется пятнадцать. И не знает, что сам Баки оказывается знаком с ним к этому моменту на целый год дольше.

***

Сары не оказывается дома, когда заявляется Баки. Сегодня вечер субботы, и это первый раз, когда Джеймс меняет поход на танцы на чай у кого-то дома. Стив не рад его приходу, но все равно пропускает в дом, молясь, чтобы мать вернулась из госпиталя пораньше, но, как назло, та задерживается.

Тосты пригорают, чай выходит слишком сладким, и все в Стиве выдает напряжение и нервозность. Зато Джеймс спокоен как удав, он наблюдает за тем, как Роджерс роняет ложки, опрокидывает сахарницу, срезает подгоревшую корочку хлеба вместе с добрым куском удавшегося, но когда Стив тянется к верхней полке за баночкой джема, все-таки вскакивает с места и, опережая того, сам достает банку: не хватало еще, чтобы Стив уронил ее себе на голову. Но Роджерс не говорит спасибо, не чувствует себя благодарным за помощь: его макушка едва достает Баки до подбородка, и такая помощь кажется насмешкой над его ростом. Он нелепо вытягивает шею, пытаясь казаться выше, и заглядывает Джеймсу в лицо. В больших подслеповато сощуренных глазах застывает обида и непонимание, и Барнс впервые за жизнь тушуется, судорожно пытаясь отгадать, чем успел обидеть.

- Я просто помочь хотел, - дергает он плечом, возвращаясь к своему стулу.

- Мне не нужна никакая помощь, - ощетинивается Роджерс, шагая за ним следом. Он вырывает банку с джемом из чужих рук, но та скользит из вспотевших ладоней и опрокидывается на пол с таким громким звуком, что шок еще долго не сходит с его лица, поэтому он не замечает, как лицо Джеймса перекашивается от ужаса, как он кидается, удерживая одной рукой Стива на месте, а другой отодвигая осколки подальше от его босых ног. Все что он замечает, когда оторопь проходит, как Джеймс закатывает глаза, выдыхая что-то похожее на: "Какой же ты безрукий", и ему становится до одури обидно, словно причина его безрукости в нем самом, а не в чертовом Баки Барнсе с этой проклятой ямочкой на подбородке, которую так хорошо видно с высоты его роста.

Джеймс аккуратно собирает осколки, голыми руками сметая их в тряпку и ссыпая в раковину. Не лучшее место, хочется сказать Стиву, но он все еще немного оглушен произошедшим, и поэтому слова застревают в его горле невысказанными. А после их и вовсе приходится сглатывать вместе со слюной, потому что Баки усаживает его на стул и касается его ступней. Вот так просто ставит их себе на колени, словно это нормально, когда один парень заботится о другом. Он хмурится, когда ведет пальцами вдоль щиколотки, посылая щекотку по телу Роджерса, и замечает мелкие царапины. Оглядывается в поисках йода - ведь в доме у медсестры должно быть полным-полно йода, ведь так? - и не замечает, как пристально Стив разглядывает его растрепанную макушку. Как быстро бьется в его груди и алеют щеки.

Потому что, если бы заметил, то не удержался бы. Слишком беззащитен сейчас сидящий перед ним парень. Слишком многое уже давно мечтает сделать с ним Джеймс.

***

Кроме придурка Баки, у него нет друзей. Да и другом Барнса назвать язык не поворачивается. Баки кто угодно, но не друг. Потому что друзья так не делают. Не делают как? Не отнимают твою сумку, словно ты переломишься под тяжестью учебников. Не встречают после школы, на виду у всех притягивая за талию и смеясь, когда Стив пытается вырваться, пунцовея, как свекла, до самых пяток. Не ввязывается в каждую драку, объектом которой изначально был Роджерс. Не лезут в твою в жизнь, если ты в нее не пускаешь.

Но, кроме Баки, нет других людей, которым Стив хоть сколько-нибудь может доверять. Особенно теперь, когда Сара практически не встает с постели, и все заботы по их содержанию валятся на плечи ее сына. Собственно, Баки и переезжает к ним в пустующий кабинет отца, переделанный под неуютную и серую спальню, лишь бы облегчить Стиву жизнь - той крошечной суммы, которую Барнс им отдает, вполне хватает на еду. Той, о которой Барнс молчит - на не помогающие ни черта лекарства для матери.

Они редко видятся с Джеймсом, если быть честным. Его еще нет дома, когда Стив возвращается со школы, его уже нет дома, когда Стив просыпается по утрам. Но Барнс неизменно встречает его после школы, чтобы проводить до дома: искалеченный в драке сын не лучший способ улучшить состояние его болеющей матери. Только Стив об этом не задумывается. Все что он чувствует - это раздражение за фамильярность Барнса, за эту руку, нагло треплющую по волосам, за веселый смех, словно они лучшие друзья. Потому что Стив все еще не простил Баки за тот случай в церковном туалете. И себя за свою реакцию на их любую случайную близость.

Он вспоминает, как его трясло весь вечер после того, как Джеймс наконец убрался, убедившись, что Стив в порядке и осколки не ранили его сильно. И после, когда Барнс впервые потрепал его по волосам. И опять, когда во время репетиции тот наклонился, чтобы о чем-то пошутить, и выдохнул слишком горячо и неправильно ему в ухо. И сейчас, когда тело предает, замирая, стоит Баки снова притянуть его к себе, так по-дружески с виду, но так постыдно-неправильно на самом деле. Не простил всего того, о чем запрещено даже думать. Всего того, о чем он все-таки думает, оставаясь наедине с собой по вечерам в своей спальне и считая минуты до возвращения Джеймса с ночной смены.

***

Учебный год заканчивается отличными оценками и смертью матери, поэтому вступительные экзамены в колледж он проваливает с таким треском, что фамилия "Роджерс" еще долго остается на слуху приемной комиссии, сопровождаемая усмешками и снисходительными улыбками. Плевать, думает Роджерс и впервые достает из холодильника пиво, которое Барнс покупает для себя.

Оно мерзкое и противное на вкус, но это порог взрослой жизни, решает Стив, и горечь первых разочарований. Когда две бутылки летят в мусорку - все-таки он не свинья какая-нибудь - ему становится скучно. А еще его кружит, да так, что доползти до собственной кровати, поднявшись по лестнице - задачка та еще. Простыни Баки пахнут потом, и Роджерс думает о том, что надо не забыть напомнить другу мыться почаще, но вырубается раньше, чем голова успевает коснуться подушки.

Барнс присвисывает, находят Стива в своей кровати, но улыбка сползает с его лица, стоит ему разглядеть лицо Роджерса. Он осторожно убирает слипшиеся от пота пряди волос и наклоняется ближе: так и есть, Стива лихорадит, и непонятно, что могло послужить причиной, ведь утром, когда Барнс уходил, Роджерс был в абсолютном порядке. Здоров как бык, сказал бы Баки, если бы в отношении друга вообще можно было употребить слово "здоровый".

Он относит Стива в ванную прежде, чем того начинает рвать, и хотя это не самый приятный процесс, остается рядом, придерживая за плечи и ласково гладя острые птичьи лопатки. Раздевать Роджерса было бы весело в любой другой ситуации, но не сейчас, когда он едва стоит на ногах, поэтому Джеймс быстро стягивает с него рубашку и майку и поливает водой, осторожно смывая пот и рвоту. Роджерс быстро приходит в себя под холодным душем, и вместо благодарности Барнс получает тычок под ребра и гневное "Убирайся, я сам".

Подумаешь, в колледж не поступил, сердится Джеймс. Но несколько последующих ночей Стив спит в спальне матери, и облегчить его скорбь осознавший правду Баки, увы, не в силах.

***

- Что ты делал тогда в туалете? - Роджерс даже не пьян, чтобы задавать такие вопросы. Сидит, покачиваясь на табурете, и не притрагивается к кружке с пивом. Зато пьян Барнс, и отвечать ему не хочется. Он знает, о чем именно спрашивает Стив, но переводит все в шутку.

- Ты про утро? Живот так скрутило, что еле ходить мог. Больше не будем покупать мясо в той лавке, - он салютует Роджерсу кружкой, но ухмылка тотчас же сползает с его лица, стоит ему столкнуться с другом взглядами. - На кой черт ты спрашиваешь? - он не сердится, нет, просто Стиву и правда не стоит знать, слишком странно все между ними, чтобы впутывать еще и эти не самые красивые факты.

- Нет, идиот. Я про тот день в церкви. - Но Роджерс, как назло, упрямо допытывается правды и даже не пытается разрядить обстановку, сделав их разговор хотя бы шуточным. - Просто хочу знать, - добавляет он, и взгляд у него тяжелый и строгий, словно Барнс провинился и сейчас обязан отчитаться. Черта с два, думает он, не обязан. Во всяком случае, не отчитываться уж точно.

- Если тебя что-то не устраивает, скажи, - вместо ответа на заданный вопрос Джеймс делает ход конем, и сейчас Стив либо пошлет его нахрен из своей жизни, либо разрешится ситуация, которая требовала своего разрешния давным-давно.

- Меня не... - Роджерс начинает говорить еще до того, как формулирует мысль, поэтому логично теряет ее в самом начале, хватается за стакан, делает неловкий глоток и еще долго откашливается, выигрывая время на обдумывание ответа. - Меня это не волнует, - наконец говорит он, - не так, как должно волновать. Я просто не понимаю...

"Зачем терплю тебя рядом несколько лет, - читается в его глазах. - Почему не прогнал тебя еще в тот день, когда ты впервые объявился на моем пороге".

- Я стал ходить в церковь ради тебя, - внезапно произносит Барнс, и в глазах его разгорается пьяное веселье. - Сначала ходил просто посмотреть, послушать, после и сам записался. Тебе было четырнадцать. И ты не знаешь, но я стоял рядом каждую репетицую, наблюдал за тобой. Я...

Лицо Роджерс от такого признания идет пятнами, словно его по меньшей мере оскорбили, но нет, на лице Баки ни тени улыбки, только чертенята на дне глаз, пьяных и очень темных. Он тонет в чернильных пятнах его зрачков и пропускает момент, когда Барнс договаривает, что хотел, и оказывается рядом.

- Ты не должен был увидеть того, что увидел в тот день, - выдыхает он Стиву в губы, и это первый раз, когда Баки оказывается настолько близко. Роджерс отскакивает, и только чужие крепкие руки, выставленные по обеим сторонами от него на табурет, не дают ему свалиться под кухонную стойку. Ему жарко от того, что Баки слишком рядом, от того, что сейчас их лица впервые располагаются друг напротив друга, и Стиву не приходится задирать голову, чтобы увидеть лицо Джеймса. Впрочем, он отдал бы все, лишь бы иметь возможность вывернуться и как-то избежать необходимости в него смотреть. Или что угодно, лишь бы Джеймс наконец...

- Я считаю до трех, Стив. - Роджерс знает, что случится на счет три. От Баки пахнет мятными леденцами и пивом, и это дурацкий, странный запах, не как от тех редких девушек, которых ему доводилось целовать. Он глубоко вдыхает, собираясь с силами.

Табурет громко падает на пол, когда он срывается с него и, отталкивая Джеймса, несется в свою комнату. Он не просит Барнса съехать, нет, но Баки не дурак, и наутро его и его вещей уже не оказывается в доме.