Стив отлеживается в палатке уже полдня к моменту, когда на их лагерь налетает снежный буран. Он смеется себе под нос: Джеймс явился, недовольный и злой, каким и уходил, и теперь показывает свое настроение. Но ветер стихает рядом с его палаткой, едва колышет брезент у самого входа, загоняя внутрь снежинки вежливым обозначением: я здесь. Стиву до одури хочется увидеть лицо друга, и он просит:

- Баки, пожалуйста, - а после чувствует холод на собственной груди, который пришпиливает его, словно бабочку булавкой. Сердце гонит кровь по крепкому телу, пытаясь его согреть, в ушах шумит, но холод сильнее, и Стив чувствует, как медленно отнимаются руки, ноги, как сонно кружится голова. Когда он открывает глаза, Джеймс стоит рядом, хмурый, с посеревшим, уставшим лицом, даже не замечает пытливого взгляда Стива снизу вверх, не реагирует на прикосновение его ладони.

- Эй, - зовет Роджерс, и Барнс наконец отмирает. Он отнимает ладонь от груди Стива, и Роджерс замечает тонкие, словно из серебра, нити, тянущиеся от его пальцев, которые сейчас опутывают все внутренности того, другого Стива, потерявшего сознание на кушетке. - Джеймс, я тут.

Толкает Баки в плечо, поднимается, становясь рядом, и долго-долго изучает чужое напряженное лицо.

- Это неправильно, - тихо произносит Барнс, разглядывая бледнеющее лицо Капитана, борющегося с холодной смертью.

- Это наш единственный шанс увидеться, - возражает Стив, стараясь не смотреть в собственное же лицо.

Они узнают так много и так мало одновременно: что Стиву может стать плохо в любой момент из-за побочных эффектов сыворотки, и тогда Джеймса потянет к нему, где бы он ни был, чтобы отнять его душу, но, благодаря силе, которую даровала темнота, убить полностью это тело он не сможет, так и оставит пустой оболочкой, промерзшей, как окно их дома в Бруклине, на котором Джеймс впервые написал инеем имя друга. А после эту оболочку отнимет темнота, и пока неясно, к чему это приведет, но явно ни к чему хорошему.

Приступы из-за сыворотки кратковременны, тело Роджерса излечивает себя практически моментально, и Джеймсу приходится буквально умерщвлять чужой организм в попытке продлить их встречу, и это больнее собственной смерти, потому что причинять боль другу - это последнее, на что он пошел бы в этой и прежней жизни. Но Стив просит, и Джеймс не может ему отказать.

- Еще минуту, пожалуйста, - теплая ладонь накрывает его собственную сверху, и горячий лоб прижимается к его плечу. Стив не дурак и знает, что может умереть, если Барнс послушается и промедлит больше, чем можно, ведь тогда Джеймсу придется его отпустить уже навсегда, но все равно идет на риск и умоляет его об этом, потому что жить, зная, что Баки рядом, но будучи не в состоянии видеть его, слышать и ощущать, кажется ему несмешной шуткой.

Джеймс целует его в висок и отрицательно качает головой, отнимая ладони. Роджерс делает резкий вдох посиневшими от холода губами, трясясь в ознобе на промерзшей и покрывшейся льдом, как и его тело, кушетке.

***

Джеймс сидит на земле возле входа в палатку Стива, стараясь не приближаться и не позволять холоду подбираться к спящему другу. Последняя их встреча выходит ужасной: у Капитана практически исчезает сердцебиение, и даже когда Барнс убирает ладонь с его сердца, тот приходит в себя не сразу, а другой, осязаемый и стоящий рядом Роджерс, не исчезает, не возвращается в свое тело, и тепло, которое ощущает Баки, хорошее такое, летнее тепло, означает одно: он едва не убил Стива.

Барнс молится, стоя над телом друга, и только когда тот наконец открывает глаза, позволяет себе выдохнуть с облегчением. А еще он клянется никогда больше не повторить подобного, понимая, что, в таком случае, это была их последняя встреча, а они даже не успели попрощаться. Но рисковать Стивом снова, даже если тот проклянет его за его решение, он не станет. Роджерс спит, находясь на грани яви и сна, и Джеймс караулит его сон, понимая, что сделать ничего все равно не может, а усугубить ситуацию - вполне. От осознания собственной беспомощности хочется биться головой о промерзшую землю, но даже это вряд ли сумеет принести ему облегчение, зато вполне может доставить новые неудобства: мало ли как отреагирует Север на его гнев.

Он не сразу замечает, как все вокруг словно подергивается дымкой, становясь расплывчатым и нечетким, а когда понимает, злится еще страшней, чем на себя минутами ранее.

- Ты! - шипит он, разглядывает черный сгусток, еще не принявший никакой форму, зависший перед ним. Он поднимает левую руку, создавая ледяную капсулу вокруг темноты, и та взрывается осколками, тотчас же собираясь заново и принимая облик Стива. Знает, что Баки никогда не навредит другу, даже понимая, что перед ним далеко не он.

- Как невежливо, - цокает "Стив" языком, усаживая по-турецки рядом, - мог бы и поблагодарить для начала и уж потом кидаться льдинами.

Джеймс стискивает зубы, мечтая размолоть темноту в крошево. Поблагодарить. За то, что не оставила ему выбора и не дала шанса найти путь домой так, чтобы никому не пришлось - Стиву не пришлось - умирать.

- Ты обманом заставила Стива пойти на это, - на что темнота лишь удивленно вскидывает брови, и Роджерса в этом жесте ни на грош, что раздражает невообразимо, ведь лицо, ухмыляющееся и глядящее на него сейчас с вызовов, принадлежит другу:

- Он допытался каждой детали, сержант, я никого не обманывала. Твой друг силен и здоров, как я и обещала. Он нашел тебя, что тоже бонус. Моя сила защищает его от этой дряни, которая то и дело норовит подпортить мое тело.

- Это не твое тело, - обрывает ее Джеймс, и темнота согласно кивает: - Пока еще не мое. Но скоро будет. С таким другом, как ты, никакой враг не нужен, - и смеется так подло, что Джеймс вынуждает себя перевести взгляд на лежащего на кушетке Капитана и отвлечься от знакомого до мельчайших черт лица, сейчас искажающегося в непривычной злобе.

- Я не стану его убивать, а без меня сам убиться он не сможет. Благодаря подаренной тобой силе. - Джеймс убеждается в своей правоте по тому, как темнота сощуривается, недовольно поджимая губы.

- Если ты убьешь его и не впишешь имя, твой друг останется с тобой навсегда, - напоминает она, и у Барнса сжимается сердце. Конечно, он думал над этим, но, нет, никогда он не поступит так с лучшим другом.

- Стив заслужил нормальную долгую жизнь. Я никогда с ним так не поступлю. Нет, - четко произносит Джеймс, поднимая левую руку в предупредительном жесте. Темнота косится на обледенелую ладонь, понимая, что Джеймс настроен решительно.

- Если он каким-то образом все-таки умрет сам, не от холода, ты его потеряешь, и в этот раз уже навсегда, - предупреждает она, прежде чем исчезнуть. Барнс вздыхает, пытаясь унять бешеное сердцебиение, и оглядывается вокруг: в палатке холодно так, что по брезенту давным-давно расползлась плотная наледь. Он поднимается спешно, буквально сбегая оттуда с осознанием, что даже не может как следует контролировать свою силу и причиняет Стиву боль, которой тот не заслуживает. Баки не стоит всего того, через что Роджерс вынужден теперь проходить.

Он стоит еще несколько минут, разглядывая палатку Стива издалека, прислушивается к мерному медленному сердцебиению, а после уходит, не оборачиваясь. Звонкое "Нет!" еще долго звенит в роджерсовых ушах, а лицо Баки, свирепеющее от слов темноты, сказанных ею на прощание, стоит перед глазами. Простое и понятное решение зреет в уставшей, горячечной голове твердо и неотступно.