На следующий день, на ужине, ему всë-таки передают записку от Снейпа с информацией о том, что их урок окклюменции состоится в пятницу, в семь вечера. Это было не странно, потому что Альбус никогда не прислушивался к мнению Снейпа относительно того, что он хочет или не хочет делать. Гарри множество раз видел ситуации, когда профессор пытался донести, кажется, абсолютно рациональную и уместную точку зрения относительно чего-то, но в ответ получал лишь молчаливое упрямство. Несмотря на то, что окружающим казалось, будто бы директор верит ему практически безмерно, на самом деле это едва ли было так хоть немного. Поттер понял это, может быть, ещë на первом курсе, наблюдая за ними и тем, какие последствия в итоге складывались у их общения. Директор называл их со Снейпом друзьями, но они были слишком неравны в этих отношениях, чтобы он мог в это поверить.
Никто ведь даже не поинтересовался у самого Поттера, нужны ли ему эти занятия, выставив им обоим ультиматум за них. Хотя, если бы Дамблдор соизволил поинтересоваться, Гарри легко бы признался ему в том, что уже давно в совершенстве овладел приëмом сокрытия сознания. В конце концов, научить его пытались не всей ментальной науке, а всего лишь одному упражнению из него, так что… Он правда понял. Правда тренировался, и у него действительно это получалось. Он не отказался от уроков на пятом курсе лишь потому, что хотел продолжать следить за Волдемортом после случая с отцом Рона, да и… это было довольно интересно. Эксклюзивное развлечение, которое едва ли могло бы стать ему доступным снова когда-либо.
Да, он очень сильно притворялся дурачком. Конечно, если бы Снейп вздумал полезть дальше, чем листание прошлого не вникая, ничего бы не вышло, у него не было и шанса против Мастера, но тот не лез. Видимо, в то время он считал, что его прошлое — это именно то, что заставит его стыдиться больше всего и приложить усилия. Если бы он по-настоящему рассмотрел большую часть, возможно, их отношения переменились бы не в лучшую сторону.
— Что это? — Рон говорит с набитым ртом, тыкая в записку куском сосиски, и Гарри одëргивает руки, чтобы не дай бог на неë ничего не капнуло. Он хотел сохранить еë, потому что Снейп написал еë своей рукой. Может быть, с этих пор он даже заведëт себе альбом, куда будет вкладывать их. Подобное всегда казалось ему милым.
— Новый урок от Дамблдора? — тут же подключается Гермиона. Еë тон слышится недовольным и каким-то раздражëнным, что самую малость удивляет. — Мне кажется, ты был у него вчера, не слишком ли это? Всë-таки тебе ещë нужно учиться.
— Нет, от Снейпа, — легко улыбается Гарри, бережно убирая записку в первопопавшийся учебник в сумке. — Дамблдор приказал возобность уроки окклюменции.
— Что-о? — Рон едва не роняет новую сосиску с вилки на пол. — Почему он сам не может тебя учить? Все же знают, что вы друг друга ненавидите!
— Да не ненавижу я его, — отмахивается Гарри, но Рон, кажется, вообще не имеет желания его слушать, продолжая выговариваться насчëт того, насколько профессор плох.
<i>Нашли себе, тоже, злодея.</i>
А раньше он думал об этом отношение других к профессору с весельем, а не раздражëнной иронией.
— Рон, заткнись, — в какой-то момент просто просит Гермиона, и тот, удивлëнно на неë уставившись, всë же прекращает ворчать.
— И что я такого сказал-то?
— Скажем так, ты позволил себе лишнего, — терпеливо поясняет Гарри, краем глаза наблюдая за раздражëнной девушкой, а потом добавляя: — Но дело не в тебе. Кто-то умудрился разозлить нашу принцессу раньше тебя.
Он кусает сэндвич с курицей, продолжая поглядывать на Гермиону, пытающуюся построить из зеленого гороха в тарелке пирамиду, и терпеливо ждëт, что она заговорит. Выбранит кого-то, к примеру, выставив себя жертвой, хоть это могло быть и иначе. Так всегда было. Но та, заметив его взгляд, лишь всë так же раздражëнно отодвигает тарелку и уходит.
— Вы поссорились? — Рон, чувствуя какие-то неполадки, становится существенно тише и аккуратнее.
— М, — Гарри запивает еду соком, а потом качает головой. — Не знаю. Вроде как ничего не происходило за день. Я даже Слизнорта не встречал.
— Он больше не приглашает тебя на вечеринки? — Рон говорит это нейтральным тоном, но Гарри слышит, что он в тайне этому рад. Это было не злобной радостью из-за зависти, просто тот всегда чувствовал себя обделëнным, имея друзей вроде него с Гермионой и успешных в том или ином отношении братьев с сестрой.
— Ага, — кивает Гарри. — Думаю, он избегает меня из-за задания Дамблдора.
Что, впрочем, не мешает профессору рассыпаться в комплиментах во время урока, выделяя его среди прочих. В общем-то, было за что, он и правда готовил теперь совсем неплохие зелья, используя подсказки чьего-то старого учебника, но тот слишком усердствовал в своих комплиментах, иногда затягивая хвалебную оду чуть ли не на десять минут.
— Если хочешь, с ним могу попробовать поговорить я, — предлагает Рон, заставляя Гарри улыбнуться. Да, это было мило, что он пытался предложить помощь, но едва ли тот был особенно ловок в выуживание у кого-либо информации. Скорей уж, Поттер был уверен, он был тем, кто мог невольно сдать целую государственный тайну, доверь ему еë кто. Не из злого умысла, а просто не сообразив, что даже из незначительных недомолвок можно сделать определëнные выводы.
— Я был бы рад, если честно, но ты же знаешь Слизнорта, — сочувственно поджимает губы Гарри. — Он скорее расскажет тайны Маклаггену, чем кому-то, кого считает не перспективным.
Рон заливается краской, и Гарри хлопает его по плечу.
— Он просто глубоко ошибается, ты же знаешь? Ты уже намного более выдающийся, чем какой-то там Макклаген. Ты староста, к тому же прошëл отборочное соревнование в факультетскую спортивную команду, в то время как он просто надеялся на поблажки из-за того, что думал, что мы одного поля ягоды. Не думай об этом, тебе совсем не нужно его признание, когда у тебя есть признание такого человека, как Альбус Дамблдор.
— Я не думаю, — бурчит Рон, а потом удивляется, поднимая на него глаза: — Дамблдора?
Он всë ещë до ужаса ребëнок, возможно именно это умиляло Гарри в нëм больше всего. Часто неловкий, смущающийся и комплексующий, он так искренне во всëм этом варился, при этом не пытаясь решить это присутствием в своей жизни Избранного, что наблюдать было сплошным удовольствием. Гарри бы тоже хотел хотя бы часть этого «супа», но едва ли ему это светило. Он даже не помнил, испытывал ли хотя бы однажды смущение. Такое, чтобы и впрямь дыхание перехватило, а щëки налились краской.
— Ага, — кивает он. — Дамблдор ведь разрешил мне рассказывать о том, что мы делаем на индивидуальных уроках только тебе и Гермионе, даже орденовцы не в курсе. Он знает, что ты будешь одним из тех, кто сделает самый большой вклад в победу в этой войне.
— Да, в отличии от тех придурков-аристократов, мы действительно заняты чем-то важны, — хмурится Рон. Гарри видит, как у него заметно подлетает настроение, и снова улыбается.
— Ладно, с меня хватит еды, я пойду на поле, как-никак капитан. А ты давай, прибегай как закончишь, мне нужно, чтобы ты в этой тренировке выложился на полную.
Рон издаëт в ответ какие-то ободряющие звуки, и Гарри уходит, захватив сумку и стараясь случайно не поймать чей-то взгляд. Разговаривать с кем-либо, смотрящим на него взглядом фаната, последнее время совсем не хотелось. Поттер вообще стал достаточно нелюдимым по мнению окружающих с тех пор, как по замку разошлась новость о том, что кто-то его продинамил. Естественно, за основную причину принималось то, что у него якобы пошатнулась корона, а не то, что ему просто больше не интересно пытаться выудить в этой толпе золотую рыбку.
В самых дверях он неожиданно сталкивается с Малфоем, который выглядит, мягко говоря, паршиво. Это даже вызывало любопытство, учитывая то, что Драко с самого детства лелеял свою мордаху так, как не лелеяла еë, наверное, даже Ромильда Вейн, не раз побеждавшая в журнальных конкурсах привлекательности. Бледный, с почти черными огромными синяками под глазами, он скорей напоминал свежего инфернала, чем сиятельного наследника великого рода Малфой.
— Смотри куда прëшь!
— Будешь так бегать, ноги обломаются, — беззлобно бросает Гарри, выходя, чтобы уже не сиятельный Драко соизволил войти куда ему было нужно.
— Что? — Малфой нелепо замирает, явно улышав ответ, которого совсем не ожидал. В его глазах столько удивления, что Гарри заставляет себя буквально проглотить смех, вдыхая поглубже. Да, он практически никогда не отвечал на выпады Малфоя, на него хватало и словоохотливости Рона. К тому же он знал, что Драко куда больше будет беситься из-за игнорирования, и самую малость надеялся, что став постарше, тот всë-таки отстанет от него. Он просто был некой надоедливой константой в его жизни, к которой он даже начал относиться с неким смирением. Так же, как относился к надоедливой Мардж, не умеющей держать язык за зубами или урокам профессора Бинса, который своим бубнежом умудрялся усыпить даже Гермиону. И всë было бы хорошо, если бы тот продолжал в том же духе, не переходя границ, но бить его в обездвиженном состоянии было слишком. Он правда долго размышлял, стоит ли ему обращать на это внимание. Вроде как у него были причины на это, расстроился из-за семьи, ещë и Волдеморта поблизости, но встретив его сейчас, опять такого же раздражающего, он подумал, что глупости должны быть наказуемы. Конечно, он не отвяжется, даже если назначить ему дуэль и выиграть. Запугивать было опрометчиво, как-никак, Волдеморт и его мозги просвечивал, не хватало ещë того, чтобы тот внезапно решил, что они могут быть серьëзными противниками. Значит, оставалось просто мучить его.
Он ведь был в него влюблëн.
Если честно, видя его таким истощëнным, Поттер подумал, что лучшего времени и не будет. Тот сам остановил его. Будь Драко в своëм обычном настроении, смысла издеваться совсем бы не было, даже зная от Колина о чужих теплых чувствах (а тот почти никогда не ошибался). Малфой бы, наверное, даже радовался, что добился желаемого противостояния, внимания, но сейчас всë было иначе. Слишком много стресса всегда вредит.
— У тебя со слухом тоже проблемы? Косоглазие, говорю, лечить нужно, — неприятно скалится Гарри, повышая голос, — а то ты так в столовую скоро через стены ломиться будешь.
— С каких это пор ты стал таким дерзким, Поттер?.. — он выглядит растеряным, но вместе с тем всë ещë злым, делая к нему яростный шаг, а потом останавливая себя, краем глаза косясь на Крэбба с Гойлом, которые были недостаточно близко, чтобы помочь в случае опасности. Гарри сам приближается к нему, наклоняясь так, чтобы его губы оказались прямо рядом с его маленьким ухом.
— Расчет пришëл, Малфой, — шепчет Гарри, видя торопящихся в его сторону «охранников». — Или что, ты думал, что я так просто прощу тебе твою выходку в поезде, потому что постоянно спускал другие? Знаешь, в отличии от своего папаши, ты ужасно тупой, это даже самую ма-алость разочаровывает. Ты должен уметь понимать, когда нужно останавливаться, так что я с удовольствием преподам тебе этот урок. Разве я не мил?
Крэбб и Гойл поднимают палочки. Молча, что для них совсем не удивительно. Если бы те не выдавали хоть какие-то редкие фразы на их совместных уроках, Поттер бы в самом деле решил, что те родились немыми.
— Думаешь, если упëк моего отца в Азкабан, то тебе теперь всë можно? — Гарри чуть поворачивается, краем глаза видя взбешëнный взгляд Драко. Который, к слову, всë равно не отталкивал его, чуть дрожа от этой своей ярости.
Хах, он и в самом деле ему сейчас настолько нравится? Поттер усмехается, делая шаг назад и поднимая руки, чтобы двум идиотам позади сиятельного наследника не дай бог не пришла в голову мысль атаковать его.
— Боже, боже, да как я смею так думать? — он смеëтся, прикрывая глаза. — Разве я похож на плохого человека?
Малфой не успевает ничего ответить, потому что в коридоре слышатся чужие голоса и в нëм появляется группа каким-то семикурсников, тут же разделивших их своей толпой. Он подмигивает ему, посылая воздушный поцелуй, прежде, чем двинуться дальше, почти ощущая удовольствие от того, как побелело лицо Драко из-за невозможности реванша в этом маленьком противостоянии.
Разве это не мило?
<center>***</center>
Подходя к кабинету в небольшой пристройке, где обычно собиралась вся команда перед началом тренировки, Гарри неожиданно слышит какое-то странное оживление, замедляя шаг и накладывая на подошвы заклятье беззвучия.
— Да галеон ставлю, что это Малфой! — Ричи Кут кричит это так громко, что Гарри даже вздрагивает, недоумëнно косясь на приоткрытую дверь перед собой. Тот сам по себе обычно был не слишком оживлëнным, воспитываясь отцом-аврором в одиночку. Он скорей вëл себя как очень прилежный курсант кадетского корпуса, умудряясь даже шутки отпускать настолько плоско, что из них исчезал весь смысл. Это, конечно, не мешало Гарри поддерживать его смехом, чтобы тот чувствовал себя более комфортнее в команде, но не делало его сокомандника более раскованным в общение.
Однако, вторые отборочные соревнования ему уж точно не были нужны.
— <i>Ха! </i>Да ни за что на свете, ты разве не знаешь Гарри? Он ненавидит, когда его специально раздражают! Он с большей вероятностью в Снейпа влюбится, чем в Малфоя! Тот хотя бы критикует его только по фактам.
Гарри зажимает себе рот рукой, слыша самодовольное <i>«ха» </i>Джинни, которая едва ли догадывалась о том, что попала прямо в точку.
— Что? Снейп? Тебя уже бладжером что ли кто-то приголубил?! Ты вообще их вдвоëм видела? — странная возбуждëнность Кута даже немного пугала.
— Я не говорю, что это Снейп! Но это и точно не Малфой, — упрямо возражает Джинни. — Я поставила галлеон на Криви.
— Колина Криви? — Дельмеза заливисто смеëтся. — Нет, ну есть, конечно, вероятность, но тебе не кажется, что это слишком?
— О, хочешь сказать, никогда не видела их посиделки в гостиной? Гарри мог привязаться! А Колин, конечно, кажется очень увлечëнным Гарри, у него даже есть его дурацкие дневники, но на самом деле он довольно категоричен в личных отношениях. Ему нравится Гарри только как герой, так же как и мне, так что он бы точно отказал ему.
— Знаешь, учитывая то, как часто Криви лапает нашего капитана без разрешения, я бы сказала, что если такое и могло бы произойти, то ситуация была бы обратной, — хмыкает в ответ девушка. — Я поставила десять сикслей на твоего брата.
Джинни издаëт звуки, напоминающие исторгание рвоты.
— Ты явно никогда больше не увидишь эти свои десять сикслей.
— Как и ты свой галеон, — парирует Дельмеза.
— Слушайте, хватит уже, а? — вмешивается Кэти Белл. — Гарри скоро придет. Я думаю, он не обрадуется, узнав, что в школе появился тотализатор на…
— Нет, подожди, а на кого поставили вы? — обрывает еë Джинни. Гарри на самом деле тоже очень даже интересно.
— Мы с Джимми намного более разумные, чем вы двое, конечно же мы не…
— Я поставил на Макклагена, — снова обрывают Кэти. — Правда только пять кнатов.
Слыша это, Гарри почти возмущëн. Поставь Джимми Пикс на Рона, он бы его хотя бы понял, но Макклаген? С каких пор люди думают, что ему нравятся необоснованно самодовольные идиоты?
— На этого индюка?! — Кэти, кажется, полностью разделяет его возмущение. — Это может быть только Оливер.
— Кэти, Оливер уже выпустился, — как идиотке, поясняет ей Джинни. — Ты действительно потратилась на это?
— Он был нашим капитаном пять лет его учëбы с первого курса, они не могли так просто оборвать связь, — возражает Кэти, чувствуя явное отсутствие поддержки еë теории.
Гарри думает, что еë предположение намного более вероятное, чем предложение о Роне, Криви или, боже, Маклагене, только вот они были не так уж близки.
Улыбаясь, он открывает дверь, совсем не скрывая того, что бессовестно их подслушивал.
— Гарри, Кэти говорит, что ты мог влюбиться в Вуда, — как ни в чëм не бывало, произносит Джинни, обернувшись и ни капли не смутившись, в отличии от остальных. — Тебе пора уже организовать пресс-конференцию и разрешить все эти недопонимания. Какого черта ты вообще скрываешь личность своего возлюбленного, когда публика так жаждет знать?
Лица остальных участников команды от еë слов буквально вытягиваются, заставляя Гарри рассмеяться. Джинни и впрямь была восхитительна в своей наглости.
— Это не Вуд, Кэти, мы не общаемся, — фыркает он, проходя внутрь.
— Ты всë слышал? — осторожно интересуется Джимми, переминаясь с ноги на ноги и не поднимая головы.
— Да, как капитан, я не мог не соблазниться подслушать ваши сплетни. И ты вообще был не прав. С чего ты вообще решил, что кто-то вроде Макклагена может мне понравится?
— Ну, я видел вашу перепалку на отборочных. И вы оба ходите к Слизнорту на вечеринки. И он твой <i>новый</i> знакомый.
— Ладно, минус два, — тут же заявляет Джинни. — Так кто это? Твои товарищи в нетерпении, Гарри, скажи хотя бы нам!
— Черта с два, как по-вашему я буду страдать, если вы все всë узнаете? Кто вообще придумал этот идиотский тотализатор?
— Конечно Колин, — как будто это само собой разумеющееся, хмыкает Джинни. — Кто ещë мог бы придумать способ заработать на чëм-то подобном, при этом получая о тебе кучу дополнительной информации, которой могло не оказаться в его дневниках?
Гарри закатывает глаза, садясь на стол перед доской, рядом с Кэти. В самом деле, мог бы и сам догадаться, учитывая то, насколько сильно тот любопытствовал в прошлый раз.
— Давайте просто начнëм потихоньку тренировку, пока я совсем не ошалел от этого бреда. Если никто не угадает, заберу все ваши деньги себе, так и знайте. Хоть какая-то моральная компенсация будет за то, что я так усердно развлекал вас все эти годы своим существованием.
Джинни успевает усмехнуться, явно успев придумав новый способ выудить из него правду, но применить его ей не даëт ворвавшийся и запыхавшийся Рон, возмущающийся тому, что Малфой, кажется, совсем сошëл с катушек.
— Ох, всë, всë, — Гарри хлопает в ладони, — брысь на поле. Живо, шевелим подштанниками, а то единственный кубок, который вы будете держать в руках, будет из столовой.
<center>***</center>
После тренировки у Гарри не было абсолютно никакого желания куда-либо идти, но когда Гермиона не нашлась в гостиной, он понял, что не может просто лечь спать. Та вела себя странно, и ему совсем не хотелось позже разбираться с тем, что может случиться, если он оставит это.
Тем более, что самый легкий источник информации в этот момент тоже сидел в гостиной.
— Ты видел Гермиону?
Колин на мгновение отвлекается от пересчитывания монет, выложенных перед ним каким-то семикурсником, и тот буквально исчезает где-то в недрах гостиной, не давая Гарри разглядеть своë лицо.
— О, она пошла к Хагриду. Но когда вернëтся не сказала. Вид у неë был не очень. Вы поссорились?
— Я не знаю, — разводит руками Гарри, на что Колин только хихикает.
— Ведëт себя почти как моя мама. Папа тоже вечно в недоумение, когда мама злится. Как-то они не разговаривали неделю, потому что он забыл забрать из ателье еë готовое платье, а он об этом за всю неделю молчания так и не вспомнил. Правда, в конце концов, после долгого нудения с извинениями и подарками, она его всë-таки простила.
Гарри кривится, думая о том, что не хватало ему ещë подобных драм с Гермионой. Сплошная головная боль.
— Кстати, Пэни поставил на Джозефа Прэтта семнадцадцать кнатов.
Гарри опускает глаза вниз, раздражëнно интересуяся:
— Кто такой, черт возьми, этот Джозеф Прэтт?
Конечно, его не удивляет то, что Криви уже в курсе, что он знает о тотализаторе.
— Я говорил ему, что вы точно не знакомы, но он уверен, что ты не мог его не заметить. Это новый красавчик когтеврана. Ну, он говорит, что красавчик.
— Вот и посоветуй ему самому с ним встречаться, — выглядеть злым совсем не получается, так что невольно он скатывается в обычное ворчание, думая о том, как сильно он не хочет выходить сейчас на улицу. Осень в этом году была не особо тëплой, и ему действительно хватило свежего воздуха ещë на тренировке.
— Ага, я уже, — Колин буквально расцветает улыбкой, ловко сгребая монеты в небольшой мешочек. — Мне интересно, так что я подумываю последить за ним немного. Ну, и может быть немного посводничать.
— У тебя что, уроков нету? — Гарри и правда иногда поражает то, как много Колин успевает при том, что его оценки не слезали с третьего места в гриффиндорском рейтинге пятого курса.
— Конечно есть, но я делаю их на других уроках. У меня просто память хорошая. О, вон в том углу тоже есть люди, готовые сделать ставку, так что удачи тебе в разговорах с Гермионой.
Гарри провожает его мрачным взглядом, думая о том, что засранец даже на секунду не сомневается, что их будет больше одного.
Из замка выходить всë-таки не приходится, потому что Гермиону он встречает в холле. Та всë ещë выглядит довольно мрачной, игнорируя его и проходя мимо.
— Хорошо, если ты хочешь, чтобы я спросил, я спрашиваю, — закатывает он глаза, останавливаясь и складывая руки на груди. Именно Гермиона была той, кто заставил его возненавидеть завуалированные фразы или действия, на первых парах их знакомства, как будто просто не умея сказать или попросить прямо. — Что случилось?
Гермиона останавливается, поворачивая к нему голову и около минуты молча, прежде, ответить ничего не выражающим голосом:
— Мои родители разводятся.
И поднимается по лестнице дальше. Гарри идëт за ней следом, легко нагоняя.
— Ладно, должно быть тебе грустно, — соглашается он. — Но при чëм тут я или Рон?
— Ох, ну конечно, — язвит девушка. — Как я так с вами могла!
Гарри вздыхает.
— Слушай, мне кажется, мы уже говорили об этом. Никто из нас не умеет читать чужие мысли, если ты расстроена, ты не должна бегать и разыгрывать страдалицу, чтобы мы сами поняли и пожалели тебя. И ты не должна срываться на нас из-за того, что мы не поняли твоей немой просьбы о помощи.
— Да кто тебя просит? — девушка останавливается, резко поворачиваясь к Гарри. — Я разве просила ходить за мной и выспрашивать? Если тебе плевать, так и сидел бы в гостиной!
— Ну, ну, королева драмы, — поднимает вверх руки Гарри, — держи себя в руках, не хватало нам ещë подраться.
— Вечно ты так, — со злостью бросает Гермиона. — Неужели так сложно просто понять, что мне плохо и поддержать? Почему ты можешь сделать это для кого угодно, кроме меня?
— Это не правда, — не соглашается Гарри. — Я всегда готов поддержать тебя, при условии, что тебе это нужно, но каким образом я должен это понять по-твоему? Если ты ничего не говоришь, значит ты не хочешь никому рассказывать. Если ты уходишь — значит ты не хочешь побыть наедине с собой. Вот что значит твоë поведение. Я просто уважаю те решения, которые ты принимаешь относительно себя. Они не говорят мне о том, что ты просишь себе посочувствовать.
— Друзья не должны о таком <i>просить! </i>Может мне ещë на колени каждый раз перед вами падать, чтоб вы уж точно поняли?!
— Должны, не должны, — тянет Гарри, скривившись. — Я вообще не об этом, и ты прекрасно это знаешь, просто выводя мои слова к какому-то абсурду, чтобы я в итоге чувствовал себя виноватым. Боже мой, как же я мог не понять чувств Его Высочества, — последнюю фразу он тянет наигранно сокрушëнно, ехидничая: — Но я, как я уже говорил, не имею ни малейшего желания идти у тебя на поводу. Однажды мне с тобой придется войну заканчивать. Не могу вечно идти тебе на уступки, ты возьмëшь их в привычку, а моë терпение не бесконечно.
— Терпение? — девушка выглядит ошеломлëнной. — Терпение? Гарри Джеймс Поттер, какого черта ты…
— Слушай, слушай, давай не будем сейчас ссориться, ладно? — он снимает очки, устало потерев переносицу. — Поговорим об этом завтра? Иди первой, позови Добби, если захочешь согреться чаем или какао. Немного успокойся, хорошо?
В этот момент она смотрит на него с такой злобой, что Гарри чувствует, как где-то в груди начинает медленно зарождаться его собственная злость, убеждая его в том, что он должен просто выкинуть еë из своей жизни. Вычеркнуть, как неудавшуюся строчку в сочинение по истории. Но он не хочет. Всë же их общение было по-своему удобным.
— Иди к черту.
Она резко разворачивается на каблуках, почти убегая. Еë шаги раздаются так громко, что могли бы быть слышны даже в Запретном лесу.
— Да, да, последнее слово всегда за тобой, — ворчит Гарри, ослабляя шарф.
Ну, ему хотя бы не пришлось выходить на улицу.
Он трëт шею, чуть нажимая на кадык, чтобы успокоиться, но разожженное Гермионой раздражение всë равно продолжает пульсировать где-то в груди, поднимаясь выше.
Последнее время он думал, что его маленький эмоциональный спектр, представляющий собой жалость, довольство, раздражение, ярость и страх, немного даже утомлял.
Он садится на корточки, делая длинный выдох и упираясь взглядом в пол.
Конечно, всë дело было в Снейпе. Он так сильно хотел любить его, что почти ненавидел знание того, что в действительности никогда не будет на это способен. Может быть, это было жалостью из-за того, что они были в этом одинаковы, едва ли кто-то в этой жизни и его любил по-настоящему. Едва ли все его прошлые отношения можно было бы отнести к этому, учитывая их скоропостижное разрушение, да и какой-то любви похожей на родительскую, будь она даже не от кровного родственника, ему тоже не перепало. Да и кто мог любить его как ребëнка? Сириус? Тот больше походил на сумасшедшего, якорнувшегося на ком-то похожем на его мëртвого друга. Хоть он и не мог никому об этом сказать, он чувствовал только облегчение от того, что у него больше нет необходимости с ним общаться, поддерживая образ хорошего ребëнка в глазах вечно бдящего Дамблдора. Директор вечно твердил, что они должны поладить, что он должен его поддержать и прочий бред, хотя на взгляд Гарри отправка куда-нибудь в лечебницу помогла бы ему куда больше. Это не было сложно, просто раздражало, потому что Сириус вечно злился и дебоширил, как ребëнок во время обеда, которого наказали отсутствием конфет. Иногда, его воротило от него настолько, что он всерьëз подумывал о том, чтобы самому прикончить его, представив всë, как несчастный случай. Единственное, что останавливало — понимание того, что были люди, которые могли догадаться об этом, из-за чего пришлось бы выстраивать новую зону комфорта. Он был тогда к этому совсем не готов, всë-таки апатичности и любви к стабильности основного фона в нëм было больше, чем отвращения. Ситуация с Гермионой была чем-то похожей, наверное, только от неë он просто уставал довольно часто из-за того, что та считала, что вправе выливать на них все свои негативные эмоции, чем бы они ни были вызваны.
Если бы он знал, что это нужно будет потерпеть всего лишь месяц или два, даже если всего год, он бы послушно бегал за ней, делая то, что она хочет. Жалел, успокаивал, утверждал, что только она в этом мире несчастна и права, но Гермиона, по сути, была его военным товарищем, так что поступи он так в еë отношении, в итоге они пришли бы к абсурду и глупостям, которым на этой войне совсем не место. Если всë их движение, орден, превратится в обычную «подпольную секту», будет трудно, если та так и продолжит воображать себя самым умным центром вселенной, чьи единственно чувства должны беречься, и чьë единственное мнение верное. Хотя бы среди сверстников. Он с этим дерьмом и на пятом курсе намучился, когда та вынудила его организовать тайные уроки по ЗОТИ. Как будто у него дел других не было, кроме как учить, при этом терпя еë вечно-недовольную мину из-за того, что якобы заклятья были недостаточно сложными и опасными. Он бы даже не удивился, если бы вместо подружки Чжоу их компашку в итоге сдала Гермиона, просто для того, чтобы наказать его за игнорирование собственных слов.
Не то, чтобы он считал еë плохой или в самом деле хоть немного ненавидел, скорей наоборот, в ней это было не менее очаровательно, чем те же комплексы Рона, просто общая ситуация была не та, чтобы он мог быть этим воодушевлен. Он любил и еë тоже, в том понимании, в каком ему представлялась любовь.
— Добби, — спустя какое-то время зовëт Гарри, слыша, как эльф тут же появился.
— Добби тут, Гарри Поттер, сэр! — тут же едва не кидается на него эльф, удерживая на голове бесчисленное количество шапок. Он затормаживает в самый последний момент, едва не грохнувшись ему в ноги.
— Перенеси меня в спальню гриффиндора, будь добр. Сил никаких нет подниматься по этой лестнице.
— Конечно! Для Добби это расплюнуть, Гарри Поттер, сэр, может хочет горячего шоколада перед сном? — эльф аккуратно, почти благоговейно берëт его за руку, тараща свои огромные глазища, и Гарри улыбается ему, качая головой. На мгновение он думает, что совсем недавно тоже хватал кое-кого за руки с таким же отношением. Да и по сути, он тоже, что домовой эльф для всех окружающих.
— Нет, спасибо, я просто сразу пойду в кровать, всë хорошо.
Они перемещаются, оставляя после себя эхо хлопка телепортации.