Просыпается Гарри резко. Настолько, что едва не падает с узкой больничной койки. Ему не плохо, несмотря на то, что в теле присутствует слабость, но первая его мысль совсем не об этом. Для него всего секунду назад на его коленях лежала голова Снейпа, которого <i>он</i> едва не убил.

Поттер поднимается и врезается в ширму, едва не роняя еë, голова начинает слегка кружиться, но он с силой моргает, пытаясь заставить себя смотреть и видеть. Вокруг тишина, и никто не приходит в ответ на звуки от его копошений, так что он вываливается в общее пространство, оглядываясь, чтобы найти Снейпа. Поттер не знает, что хуже — найти его сейчас на одной из этих коек или же наоборот.

Что, если он всë-таки убил его? Почувствует ли он что-то из-за этого или будет доволен, потому что отчасти когда-то хотел этого?

Что, если это случилось просто потому, что он хотел это? Иногда ему казалось, что всë в этом мире происходит из-за его желаний, даже если они не были озвучены.

Гарри находит профессора спящим за соседней ширмой.

Он прикасается к его лбу, чтобы проверить температуру, и его руки дрожат настолько, что он едва не тычет профессору большим пальцем в глаз, рискуя разбудить. Температура у того явно выше, чем положено, но не намного. С ним всë хорошо. Это успокаивает, усиливая слабость, и он опускается на стул рядом, хватаясь за его руку. Сейчас это кажется самым важным в его жизни.

— Простите, — глаза щипет, заставляя его часто моргать. Он гладит тыльную сторону его ладони пальцами, а потом утыкается в неë лбом, снова и снова шепотом повторяя бессмысленную просьбу. Ему не хотелось такого, он просто… малолетний идиот, которому когда-то внушили, что у него есть привилегии.

Сжав зубы, он поднимает голову, выдыхая.

<i>Божечки, Поттер, ты собрался плакать? Хочешь, чтобы кто-то тебя пожалел? </i>

Он мысленно смеëтся над собой. Произносит это внутри себя насмешливым тоном, дышит размеренней и желание разрыдаться отступает. Ему не следует быть таким жалким, тем более сейчас.

Он вообще чувствует это или действует по привычке, потому что в нормальном мире он должен чувствовать вину?

Всë, что можно сказать сейчас себе — это другое. Гарри знает, что может отрешиться от этого, если захочет, восприняв хладнокровно, что пустота внутри него просто скроет это, пожрет, став больше, но он не хочет быть равнодушным. Едва ли он чувствовал себя когда-либо более нормальным и живым, чем сейчас, вцепившись в чужую руку.

Он кладëт голову на край кровати Снейпа, считая чужой пульс.

<i>Раз, два, три…</i>

Он досчитывает до пятисот сорока двух, прежде, чем за ширмой раздаются знакомые шаги мадам Помфри. Та идëт не к Снейпу, а к той койке, где лежал он.

— Мадам, — он говорит это не громко, потому что не хочет будить профессора, но медиведьма слышит его, что-то непонятно пробурчав и в следующую секунду показавшись рядом.

— Иди на свою койку, быстро! — она тоже говорит это совсем тихо, но очень экспрессивно. В других случаях Гарри бы обязательно послушался, привыкнув к еë строгости, но не сейчас.

— Не могу.

— Тебе плохо? Что-то болит? — она тут же начинает беспокоиться, мгновенно смягчаясь и доставая палочку, хоть Гарри и видит, какой взгляд она бросает на руку Снейпа в его ладонях.

— Нет, всë в порядке, я просто не хочу уходить, — чуть дергает головой Гарри, а потом вспоминает: — Почему <i>я</i> тут?

— От того, что ты тут сидишь не будет никакого толка, — терпеливым, но недовольным тоном, каким говорят с непослушными детьми, произносит мадам Помфри. — Ты переволновался. Настолько сильно, что впал в панику. Думаю, у тебя и до случая с профессором был какой-то стресс, поэтому твоя глупая голова не выдержала. Сейчас уже никакой опасности, нужно попить восстанавливающие, немного слабеньких успокаивающих и хорошо поесть. А главное ни о чëм не волноваться и просто наслаждаться выходным.

Она пытается мягко убрать его руки, но Гарри упрямо усиливает собственную хватку, хоть и думает, что ведëт себя глупо.

— Гарри.

— Мне сейчас это нужно больше, чем успокаивающие и восстанавливающие. Просто поймите меня?.. Я ведь никогда раньше не возражал вам.

Женщина хмурится. Поттер и правда всегда был примерным пациентом, безропотно выполняя все требования к восстановлению, но эта ситуация… У неë были смутные подозрения о том, почему тот впервые капризничает. В конце концов, они с некоторыми преподавателями тоже устроили некий тотализатор меж собой из-за Гарри, узнав, что такой есть среди учеников, но она не… не хотела предполагать то, что видела. Конечно, она ни за что не стала бы сомневаются в Северусе, хорошо его зная, что если кто-то другой допустит что-то такое… Всë будет ужасно для всех. Она не знала, как объяснить это Гарри. Будучи светлым, добрым и довольно наивным ребëнком, он мог воспринять это слишком близко к сердцу.

— Гарри, — она присаживается перед ним на корточки. — Твоя кровать прямо рядышком с его, поэтому я просто соединю ваши ширмы, чтобы ты мог за ним наблюдать, хорошо? Но сидеть вот так… — медиведьма мнëтся, отводя взгляд и, наконец, выдавая: — Не лучшая идея.

На мгновение ей кажется, что радужка ребëнка словно озаряется изнутри ярким зелëным пламенем, но это пламя исчезает так быстро, что она тут же откидывает эту мысль, решая, что ей показалось.

Поттер прекрасно понимает, что она хотела ему сказать, и это поднимает внутри него бурю. На мгновение он даже серьëзно допускает мысль придушить еë за такие подозрения в сторону Снейпа. Он буквально видит, как его руки смыкаются на еë шее с силой сжимая горло, но Гарри охлаждает голову мыслью, что это не в сторону профессора. Что это он ведëт себя странно, и даже если она догадалась, она сомневается совсем не в профессоре. Отношения между медиведьмой и зельеваром были почти дружескими.

<i>Но как он может уйти?</i>

Гарри перебарывает себя. И это оказывается неожиданно и неприятно легче, чем казалось. Ждëт, пока мадам Помфри тяжело поднимется, взмахнет палочкой соединяя ширмы, а потом послушно ложится на свою кровать, выпивая положенные зелья из кармана ведьмы. Он продолжает смотреть на профессора и совсем не понимает, почему смог так просто сделать то, что казалось невозможным. А потом с горечью понимает, что так всегда было и скорей было бы странно, найди он силы настаивать и отстаивать это своë желание. Поттер никогда не считал их особо важными и никогда не чувствовал болезненности, когда ему говорили «нет». Не делал что-то, если считал это неправильным, но если это неправильное не оказывало никакого влияния на его жизнь — запросто. Ему не сложно. Но он всегда думал, что если хотя бы раз в жизни захочет чего-то по-настоящему, то никто не сможет заставить его от этого отказаться. Однако, отказался, потому что это «не лучшая идея».

— Вот так, молодец, — поправляя ему одеяло, произносит мадам Помфри. — Теперь просто отдыхай. Поспи немного, если хочешь. Когда проснëшься всë будет уже хорошо.

Гарри просто кивает ей, поворачиваясь на бок лицом к спящему профессору. Женщина отходит после к нему, и он наблюдает как та колдует, диагностируя и явно удовлетворяясь результатами, хоть и почему-то хмыкает. И да, Поттер считает милым то, как та не менее заботливо, чем ему, поправляет одеяло и профессору. Наверное, всë-таки быть детским врачом было еë призванием, она действительно была добра и заботлива. Однако, он всë равно не может ценить еë так, как ценили еë остальные. Пару минут назад он был даже готов убить еë, потому что разозлился, и ей богу, он знал, что мог это сделать и ни на секунду никогда не раскаяться после.

Из-за того, что он мог быть таким, иногда он действительно боялся, что такая ярость, вспыхнув однажды, никогда не закончится, и он просто сойдет с ума, как Волдеморт. Именно из-за этого он никогда не мог позволить себе быть серьëзным, улыбаясь издевкам школьников или оставаясь спокойным, выслушивая того же матерящего его Моуди. Даже если ему и хотелось сказать, что он гребаный мудак, не наживший к старости ничего, кроме уродств. Даже если он хотел разозлиться, он говорил себе, что это бесполезная трата энергии, которая может обернуться проблемами. Люди не могут измениться, просто потому, что он скажет им о том, что они поступают неправильно. Просто не поймут. Каждый из них всегда был уверен, что правда только на их стороне, тем более такие старики.

Он переводит взгляд с женщины на Снейпа, пытаясь разглядеть движения его груди при дыхании, но без очков всë расплывается, он видит только силуэт.

Они с Гермионой просто были другими. Снейп сам так сказал, это <i>не повод</i> к презрению. Всë в порядке, пока он не делает ничего безумного.

Поттер не знает, сколько времени проходит, прежде, чем перед ним появляется Дамблдор.

— Здравствуй, Гарри.

Директор кидает взгляд на Снейпа, садясь на стул перед кроватью Гарри и заслоняя ему обзор. Снова его дурацкие бесполезные разговоры не ко времени.

— Здравствуйте.

Он спрашивает о его самочувствии, о том, что произошло, и даже если от него хочется отделаться короткими фразами, позволить себе этого нельзя. Потому что Альбус был достаточно дотошлив, чтобы задержаться здесь до тех пор, пока не будет удовлетворëн ответами. Иногда казалось, что он знал, что мешался или являлся не вовремя, но плевал на это с высокой колоко…

На секунду Гарри замирает, внезапно понимая, что в нëм тоже есть подобное, и что оно — от Дамблдора. Становится почему неприятно, хоть это и не особо удивительно. Вся его личность состояла из осколков окружающих. Если какая-то чужая черта характера казалась ему подходящей для витража с Избранным, которому так рьяно поклонялись, он просто копировал это, чуть меняя края. Картина должна была быть прекрасной.

Только вот вплавлялись в него не только те кусочки, которые выбирал он, бывали и неожиданности, вроде этой с Дамблдором. То, что прилипало к той стороне, которую обычно не показывали зрителям.

— Это дело рук Волдеморта, — чуть поворачиваясь к Снейпу, заключает Дамблдор. Гарри не рассказывает ему, что знал об этом с самого начала, даже не говорит о том, что они с профессором не проводили занятие из-за этого, гоняя чаи и ведя едва ли что-то значащий разговор. По его версии, он писал сочинение о том, что помнил об окклюменции, выпросил себе чай и всë казалось в порядке, пока он не ушëл в туалет. Едва ли сам Снейп будет распространяться о том, что их отношения не так плохи, как говорят. Гарри подозревал, что Альбус хотел видеть их отношения такими, хоть прямо об этом никогда бы и не сказал. Хоть сам Поттер и не мог найти основательных причин для такого его желания.

— И чего ему неймëтся? Это из-за рейда, который он планировал?

— Нет, рейд планировался намного позже, только через месяц, — качает головой директор. — Причины можно будет узнать только у него самого, если они вообще были. Радует то, что Северус жив, значит это не потому, что он узнал о его предательстве.

Гарри думает, что тот не имеет право применять слово «предатель» по отношению к профессору. Тот слишком много делал, чтобы это было именно в такой формулировке, и никак не отражало его настоящей роли. Орден Феникса погряз бы в дерьме, не будь в их рядах Снейпа.

— С ним же точно всë будет хорошо?

Дамблдор улыбается, кидая на него слегка умилëнный взгляд, как на получившего пятëрку по сложному предмету внуку. Кажется, что он даже готов погладить его по голове, но слава богу этого не происходит.

— Да, Поппи сказала, что ему просто нужно выспаться, и он поправится. Я понимаю, что тебя шокировало это, но не стоит так волноваться, о нëм всегда заботятся.

<i>О, конечно. Заботятся.</i>

— Я не волнуююсь, — бурчит Гарри. Бурчит для Дамблдора, изображая смущение и раздражение одновременно. Ерзает, поправляя одеяло, и тот издаëт смешок, купившись на эту реакцию.

— Ладно, я больше не буду тебя беспокоить, поспи, — он хлопает кровать, прежде, чем встать. — До встречи, мой мальчик.

— До свидания, директор.

В конце концов, он всë-таки уходит, а Гарри снова впивается взглядом в Снейпа, вдруг замечая, что тот двигается. Садится, поворачиваясь к нему. Он тут же нашаривает очки на тумбочке, цепляя на нос и видит злость на лице профессора. На секунду ему кажется, что тот знает о том, что причина его состояния он и внутри всë обрывается.

— Как много он вам рассказывает, Поттер?

Гарри теряется, не ожидая такого вопроса.

— Практически всë, — сглотнув, всë же признаëтся Гарри. — Это не имеет никакого значения, я ведь ни в чëм не участвую.

<i>— Не имеет значения?</i>— переспрашивает Снейп. <i>— Вы школьник, Поттер! </i>Какого дьявола!..

— Мне так легче, — прерывает его Гарри. На самом деле ему всегда просто было всë равно, потому что знание или незнание никогда ничем ему не помогало, потому что решения относительно своей жизни всегда принимал не он. Даже в квиддич его запихнули не потому, что он так сильно хотел играть, а просто потому что Макгонагалл решила, что он будет полезен. Он любил квиддич, но не проходил как все банальных отборочных и даже не прилагал усилий, чтобы получить место ловца.

Может быть, если бы кто-то дал ему выбор, он бы даже не выбрал эту позицию, предпочтя место загонщика или вратаря.

 — Когда вы проснулись? — переводит он тему.

<i>Он же не слышал его бесконечных извинений?</i>

— Когда вы попытались оторвать мне руку, не последовав просьбе Поппи уйти на свою постель, — поджимает губы Снейп. — Сложно было продолжать спать.

— Я не хотел, извините.

<i>Не слышал. </i>

— Поттер, прекратите, — его тон становится другим. Самым обычным, каким он разговаривал всегда. Бесконечно усталым.

Видя Поттера таким, Снейп начинает чувствовать странное чувство стыда перед ним, потому что в этой больничной пижаме, лохматый и неумытый, он выглядит слишком молодо для тех событий, из которых состоит его жизнь. Он испугался, увидев его состояние настолько, что его даже уложили на соседнюю койку. Испугался, как и положено было испугаться ребëнку в его возрасте.

Лили бы ни за что не простила его за то, что он негласно позволил использовать еë дитя против сумасшедшего ублюдка.

Снейп закрывает глаза, пытаясь отогнать желание сдохнуть сейчас же. Никакие пытки от Темного Лорда не могли сравниться с осознанием того, чему он позволяет происходить, будучи бессильным как-то что-то изменить. Иногда он буквально мечтал о том, чтобы его «сюзерен» прикончил его или кто-то ещë, случайно, но этого не происходило. И в какой бы ужас его всë это не приводило, он никак не мог изменить хоть что-то.

— Прощу прощения, что вам пришлось увидеть меня в таком состоянии.

— Что?.. — глаза Поттера широко распахиваются, он вскакивает, делая шаг к нему, но словно обжигается, останавливаясь, а потом его взгляд становится привычным и спокойным. Словно стирая с него увиденный Снейпом образ обычного ребëнка. Складывалось впечатление что он увидел перед собой оборотня, облачающегося в свою шкуру от прикосновения лунного света.

 — Вы точно не тот, кто должен сейчас извиняться. Почему вы не сказали, что проснулись мадам Помфри? Она ведь явно увидела, когда смотрела на показатели.

— Не хотел прерывать вашу с ней беседу, — чуть усмехается Снейп. — Подайте воды, раз уж вы на ногах.

<i>«Подойдите, если вам так этого хочется.»</i>

Он пододвигается к изголовью кровати, поправляя подушку и чуть откидывается.

— Вам точно нужны какие-то зелья, я позову еë, — наливая воду в стакан и протягивая, приблизившись, говорит Гарри.

— Не нужно. Терпеть не могу выслушивать еë кудахтанье.

— Вы не врач, — замечает Гарри.

— В некоторых делах становишься спецом, если они слишком часто повторяются. Я могу о себе позаботиться.

— Ладно, — чуть помедлив кивает Гарри. — Хоть мне это и не нравится, я ведь не тот, кто может настаивать. Но я помру от горя, если у вас это не получится.

Гарри в этот момент даже не сомневается в том, что ни на секунду не врëт. В самом деле умрëт, если его так колотило просто от чувства вины. Это всë никак не укладывается в его голове правильно.

— А вы удивительно покладисты, когда пугаетесь.

Гарри думает, что если тот хочет видеть его покладистым, он может быть таким, но он не озвучивает это, потому что боится, что профессор согласится, снова загнав в ловушку его обычных отношений с людьми.

— Просто ваша жизнь для меня важна, я ещë недостаточно «утешен», знаете ли, — он улыбается, садясь на стул у койки. Ему хочется снова взять его за руку, чтобы начать считать пульс. Или обнять, прижавшись ухом к груди и услышать, как бьëтся сердце, но даже вид очнувшегося Снейпа позволяет ему успокоиться. На большее у него уж точно нет прав.

— Извините, что хватал вас за руки, пока вы были без сознания. И просто… простите, что я такой.

Снейп чуть не давится водой, отставляя стакан и переводя взгляд на его лицо.

— Никогда в жизни не извиняйтесь за то, кто вы есть.

Это не звучит строго или требовательно, или хоть немного зло, как истина, которую он должен вбить в свою голову. Он говорит это тихо и нейтрально, хоть и твердо.

— Хах, будете ли вы говорить то же самое, если я всë-таки стану серийным маньяком? — шутит в ответ Гарри. Его искренне веселит такая банальность от профессора, который не может знать, что он извиняется не за свою «сущность». В конце концов, он умеет принимать то, что из себя представляет, думая, что досконально разобрался в своëм нутре. Извиняется просто за глупую недальновидность, в то время как мнил себя чуть ли не гуру в построении причинно-следственных связей.

— Вы не станете.

— И почему же?

— Трелони нагадала, — хмыкает Снейп.

— Ах, как больно, — улыбается Гарри, прикладывая руку к груди. — Кто бы мог подумать, что вы из тех, кто желает смерти мне, а не Лорду.

— Карьера пожирателя обязывает.

Они оба почти одновременно издают смешки, но не смеются, потому что чувствуют неловкость.

— Вы знаете, что это было? — на всякий случай уточняет Гарри, чтобы не продолжать неловкую паузу.

— Нет, — качает головой Снейп, складывая руки на груди. — Но, возможно, что-то подобное уже случалось в конце вашего первого и второго курса. Может быть его кто-то убил? Было бы славно, мы бы получили немного времени на раздумья.

У Гарри каменеет лицо.

— На конце моего первого и второго курса? Когда я уничтожил два его крестража?

— Да, но это было менее болезненно, я не терял сознание, просто было… — Снейп передëргивает плечами. — Неприятно, скажем так.

<i>Неприятно?</i>

— И Дамблдор знал?

— Конечно, я ведь работаю на него.

Гарри молчит, опуская взгляд и продолжая повторять про себя то, что Альбус всë знал. И всë равно сказал ему, что он должен найти и уничтожить крестражи, обрекая Снейпа на это <i>«неприятно». </i>

— Что, прониклись чувством вины? — хмыкает профессор. — Отлично, может быть в следующий раз, встретив василиска, вы не додумаетесь переть против него с зубочисткой в руках, и я не поседею окончательно к концу всего этого цирка.

— Я не особо хотел туда лезть, — признаëтся Гарри. — Вообще не хотел. Но вы и сами знаете, что никто не захотел меня даже выслушать, когда я сказал, что знаю, где находится тайная комната. Там была сестра Рона, что бы с ним стало, если бы она действительно умерла? Я тогда даже не думал о том, что могу пойти к вам в обход Дамблдора и вы поможете, вы слишком много подтрунивали над нашей «звездной» тройкой. Это сейчас я понимаю, что вы подтрунивали, веселясь с того, как мы пугались, а тогда казалось, что вы какой-то злодей. Раздражали меня безмерно своим вечным контролем.

— Просто раздражал? Мне казалось, вы пугались не меньше, чем мисс Грейнджер с мистером Уизли, — улыбается профессор. — Но не могу не признать, что действительно находил это забавным.

— Ну, я не знал, как нужно реагировать, так что просто повторял за ними. Я не уверен, что боялся когда-либо банальных вещей вроде пауков, клоунов или преподавателей. К последним у меня выработался иммунитет ещë в начальной школе. Однажды одной из них я даже от раздражения стихийной магией поменял цвет парика на синий.

Снейп усмехается.

— Напоминает мне мою начальную школу. Я, знаете ли, тоже никогда не был популярен, так что иногда неосознанно… шалил. А может быть и осознанно, но разве такое сейчас вспомнишь?

Его взгляд становится лукавым. Гарри впервые видит у него такой взгляд и такое выражение лица. В эти мгновения он кажется ему таким живым, красивым и молодым, что в горле возникает ком. Нет, Снейп никогда не был стариком в прямом смысле этого слова, в конце концов, волшебники старели не так, как маглы, да и к тому же тот был зельеваром, а для зельевара выглядеть плохо было почти моветоном, но… обычно он всегда чувствовал, что тот старше и умнее, принимая это. Сейчас же на какую-то секунду они вдруг оказались равными, и это не могло не… не что? У него не было названия этому чувству, потому что слова «радость» совсем не подходило. Слишком много всего вмещало в себя то чувство, которое он испытывал. Действительно испытывал, а не изображал.

Гарри думает, что Снейп что-то сломал в нëм. Неожиданно, странно, но это не пугало, а наоборот заставляло его нуждаться в нëм, потому что никто больше не мог.

Он думал, что будет страдать от безраздельной любви к нему, потому что такое существовало, и это было тем, что он ещë «не разыгрывал» для себя. Занимая всю голову постоянными мыслями о профессоре, он был готов отказаться от них в любое мгновение, потому что это была просто игра, которая позволяла ему продолжать дышать. Но что это было теперь он не знал. Почему это возникло, он тоже не знал. Едва ли просто потому, что он впал в панику, осознав, что натворил дел. На пятом курсе, убегая от Лорда на грëбанном мотоцикле с Хагридом, он испытывал намного больше страха, вперемешку со злостью, однако после в нëм ничего не изменилось. Как только всë закончилось и его тело перестало дрожать, он просто продолжил свою жизнь в такой, какой она была.

— Вы поэтому так хороши в ловле нарушутелей после отбоя? — отворачиваясь и наливая воды в другой стакан, стоящий на тумбочке рядом с койкой Снейпа, спрашивает Гарри. Профессор замечает, что настроение Поттера как-то меняется и допускает мысль, что ему, наверное, неудобно слушать про его детство. В конце концов, он его преподаватель.

— Едва ли это из-за этого.

Гарри замечает, что из голоса Снейпа пропадает веселость. Должно быть, заметил, что его вопрос звучал слишком деревянно. В чужих настроениях тот ориентировал не хуже самого Поттера, видимо сказывалась работа.

— Чувствую себя так, словно дракон позволил мне взглянуть на сокровища и даже не собирается сожрать, — делая глоток воды, а потом отставляя стакан, произносит Гарри. — Довольно волнительно слушать какие-то подробности из вашей жизни, даже если они не очень подробны. Как будто у меня даже есть шанс.

— Я просто хотел, чтобы вы перестали выглядеть как побитая собака, — в этот раз голос Снейпа смягчается, потому что он понимает, что ошибся в своëм выводе, и тому вовсе не неприятно его слушать.

— Хах, — неловко выдаëт Гарри, проводя рукой по волосам и чувствуя, что они скатались на затылке. — Не даëте мне даже ложных надежд для мечтаний.

— Не вижу в этом смысла.

Прерывает возможность их дальнейшего диалога медленно нарастающий в коридоре гам школьников и тут же послышавшиеся поспешные шаги мадам Помфри наружу.

— Вот чëрт, — закатывает глаза Поттер, без труда, понимая, что это за шум.

— О, видимо ваши поклоннички прознали про ваше самочувствие, — усмехается профессор. — Будьте так добры вернуть ширме еë изначальное положение, не хватало мне ещë нарваться на Криви.

Гарри недоумëнно моргает.

— Он что, и вашу биографию ведëт?

— Нет, он периодически достаëт меня вопросами о вас. Настолько настойчиво и бесстрашно, что я почти запуган. Опасный человек.

Гарри весело фыркает, без труда представляя Колина выскакивающего из самых неожиданных мест в попытках разговорить не особо добродушного профессора, после пары десяток отработок.

— Поторопитесь, — слыша, что шум из-за двери усиливается и мадам Помфри больше не справляется с желающими проведать больного Поттера, говорит Снейп.

— Я ведь могу прийти к вам в следующую пятницу?

— Конечно, — кивает профессор. — Должен же я всë-таки посмотреть на ваши умения собственными глазами.

Гарри не хочется уходить, даже если им больше не о чëм будет разговаривать. Не хочется выслушивать сочувствие от галдящей где-то вне толпы, готовой в любую секунду уничтожить этот возникший между ними спокойный и размеренный мирок, но он знает, что это невозможно. Поэтому послушно двигает ширмы и ложится в свою кровать, накрываясь одеялом и откладывая палочку. Смотрит в потолок и заставляет себя улыбнуться, может быть впервые на своей памяти ощущая сложность такого простого движения губами.

Он совершенно себя не понимает. Всë сломалось и спуталось, потому что он поступил неправильно, решив сделать шаг в сторону Снейпа? Почему?

Их отношения всегда были… немного странными? Наверное.

Неоднозначными.

Вечно «недо» друг другу. Недовраг, недодруг, недоучитель-недоученик, недосоратник… Перечислять можно было долго. Он не думал о нëм, хоть и всегда знал, что тот где-то рядом со своими едкими замечаниями и странным взглядом, не отражающим мысли.

Может быть, он не хотел думать о нëм, потому что боялся разочароваться, зная всю эту историю с участием своей матери? А теперь, придумав себе причину сделать этот шаг, просто жадничает. А может быть, всë последнее время заполняя всю свою голову профессором, в попытках выдумать себе любовь, просто запутался. Забыл, что всë это не по-настоящему, как было в те дни, когда его могло буквально вывернуть просто от того, что они находятся наедине слишком долго. О, он ведь мастер навязывать себе «модель» жизни, настроения или характера.

Может быть, он придëт в себя через пару часов, просто поспав и поняв, что ничего и нет, как обычно. Он просто заигрался.

Гарри устало закрывает лицо руками.

Он всë ещë ничего не понимает.