Гарри выпустили из Больничного Крыла буквально на следующий день, в воскресенье. Он мог уйти и в субботу в любое время, мадам Помфри его не держала, так как у него не было физических повреждений, но решил остаться, чтобы немного побыть в тишине. Поттер не чувствовал себя готовым к… обществу и шуму, который неизменно накрыл бы его, вернись он в гостиную Гриффиндора. Ощущая себя выжатым даже из-за навестившей небольшой толпы, едва ли ему стало бы лучше в башне. Из плюсов было одно: Гермиона тут же простила его, сделав вид, что они никогда в жизни ни о чëм не спорили.

К слову, она делала так всегда, в отличие от Гарри, когда у неë заканчивалось желание обижаться. Начинала разговаривать с ним, словно ничего никогда не случалось, не требуя ни оправданий, ни извинений и не желая разбираться в обоюдных мотивах случившегося. И сама тоже никогда не извинялась. Позже легко могла с точностью припомнить любые их конфликты, всегда выставляя виноватым его, а себя, в свою очередь, той, кто проявил милосердие и великодушие, простив. Первые годы их общения столь покровительственное отношение, где она всегда выступала в роли этакой великомученицы, не воспринималось остро, потому что Гарри был уверен, что люди имеют право вести себя так, как им хочется, пока это не перетекает в откровенное насилие или что-то подобное, но потом… Он просто устал. Четвëртый курс был для него не самым лëгким, даже если Гарри думал о том, что в смерти не было ничего страшного. Ему было очень весело из-за того, что он был занят практически каждую минуту, но тело справлялось с его энтузиазмом по этому поводу не так споро, как голова. Головой он мог отвлечься в любую минуту, хотя бы на крайне забавного в тот момент учителя ЗОТИ. Тогда он не знал, что это был пожиратель, и вся совершенно непонятная дисгармония, которую он видел «снаружи» и «внутри» Грюма, так интриговала его, что Поттер и правда «лез в пекло», сближаясь с тем и пытаясь понять, каким образом такое вообще возможно. Что бы ни говорили о человеческой непредсказуемости, Гарри был уверен, что в каждом человеке всë равно есть некая «линия» личности. Основа, отражающаяся в лице, походке, мелких привычках и суждениях. То что складывалось из опыта, профессии и обстоятельств. Грюм же как будто искажался в неправильной мимике, неправильных движениях, неправильных словах. Складывалось ощущение, что человеку внутри этой фигуры было неудобно, но как такое было возможно, если тело изменялось всю жизнь согласно его с ним управлением? Тогда он не понимал, почему никто не замечает таких несостыковок, но считал, что должно быть тот всегда был таким. Люди ведь иногда рождаются в телах, которые кажутся им чуждыми. Каково же было разочарование, когда разгадка оказалась до банальности проста, заключаясь всего лишь в оборотном. А казалось, он встретил по-настоящему редкого человека. Человека, которого не было возможности стандартизировать.

Конечно, он тогда не думал, что тот может нести для него какую-то опасность, потому что, несмотря на всю свою карикатурность, тот проявлял к нему какой-то нездоровый интерес, почти одержимость его безопасностью и комфортом. Смотря, как Грюм наворачивал около него круги, Гарри даже в самом деле подозревал того в педофилии, раздумывая о том, как ведут себя жертвы в суде, был ли кто-то ещë, кого он одаривал таким «вниманием», какая будет реакция у Дамблдора… В общем, он думал о многом в те моменты, когда лже-Грюм попадал в поле зрения. Поттер даже почитал пару книг от лица жертв нападений, чтобы в случае чего иметь возможность выглядеть таковой правильно и не оказаться в опале, обвинëнным во вранье, как это часто бывало в подобных случаях. Плакать, правда, не выходило, но он философски решил, что, раз уж он парень, для него устраивать водопад и не обязательно.

Снейпа, наверное, очень бы позабавила данная история. Жаль, что тот ушëл в то время, пока Гарри атаковали сокурсники и просто знакомые, пытаясь вызнать, что стало причиной его нахождения в больничном крыле. Исчез, словно на самом деле его никогда и не было за той ширмой.

Гарри искренне надеялся, что профессору действительно стало лучше, даже если от разочарования у него чуть защипало глаза в тот момент. Его тело вообще чувствовало себя странно всю субботу. Мягким, слабым, слишком горячим и готовым развалиться от любого дуновения ветерка. Да, он мог взять себя в руки, собраться и уйти, но находиться в таком состоянии было даже приятно. Просто есть всë, что ему принесли, читать очередной сентиментальный роман, <i>(который притащил ему Криви, понимая, что едва ли Поттер будет заинтересован учебниками, принесëнными Гермионой) </i>периодически засыпать и снова просыпаться. Было удивительно спокойно и уютно. В те мгновение казалось, что ничего больше не существовало, только бесконечная белизна и тишина палаты.

В воскресенье он смог почувствовать себя собой, поэтому ушëл даже до завтрака, оставив мадам Помфри лишь записку об этом, постскриптумом извинившись.

Изначально, только выйдя, он думал, что ему стоит найти профессора, но в конечном итоге отказался от этой идеи, поразмыслив, что подобное, должно быть, будет слишком навязчиво. Они уже договорились увидеться в пятницу вечером, да и уроков ЗОТИ у них стояло по две пары на неделе, так что… не стоило лишний раз обременять общением с собой. Даже если профессор не высказывал никаких признаков, что его присутствие напрягало, такое могло быть. Гарри тоже прекрасно «владел лицом», когда находил себе причины для этого.

Да, ему хотелось проверить, насколько далеки те границы, за которые не стоит заходить. Хотелось быть навязчивым, потому что… профессор был внимателен к нему? Наверное.

Поттер со смехом думал, что чувствует себя особенным. Как будто и правда внезапно получил какую-то привилегию.

Иногда он действительно был ужасно забавным со всеми своими мыслями. Ведь правда была лишь в том, что его пожалели, как он жалел тех, кто признавался в любви ему. Снейп ведь не знал, что Гарри не был серьëзен, и просто послать его не смог из-за воспоминаний своей юности.

<i>(Или из-за чего-то ещë? Кто вообще знал, что в голове у этого человека?)</i>

Да, он и сам в каком-то смысле использовал его, чтобы стереть свои болезненные юношеские воспоминания, «помогая ему», но можно ли было это так назвать? Едва ли. Гарри мог так называть, привыкнув, что единственное, для чего он нужен — быть кем-то использованным. Но сейчас происходящее было каким-то равноценным обменом. Они просто оба нуждались в чëм-то, и оба делали что-то для того, чтобы попытаться восполнить это, взаимодействуя.

Было бы лучше, если бы Снейп просто морально «отхлестал» его за его дурацкое признание, потому что всë осталось бы, как прежде, и он не полез бы в голову Волдеморта, чуть не убив преподавателя. Не стал бы вообще принимать никаких-то решений, позволив делать это тем, кто делал это всегда. Ему вообще не стоит проявлять какую-либо… инициативу. Он и не будет. В том даже нет никакого смысла, какого чёрта он вообще вдруг это сделал? 

<i>Идиот.</i>

Мысли о Снейпе и попытки разобрать себя по полочкам не оставили его даже в понедельник, делая ужасно рассеянным. Гарри просто не мог думать ни о чëм другом, даже если старался, злясь на себя за это, и в то же время чувствуя совершенно… беспомощным. Думал, что у него должна быть привычка к такому чувству, разве когда-то было иначе? Но раньше он всегда мог контролировать свою голову, единственное, что он вообще мог контролировать в своей жизни. Все его мысли всегда принадлежали ему и легко повиновались. Он мог обрывать мысли, забыть то, что не хотел помнить, или оставлять разум совершенно опустелым, без единой мысли, просто скрывая в обитающей внутри него пустоте. А сейчас не выходило. Поттер чувствовал себя усталым и не знал, что нужно сделать, чтобы вернуться в нормальное для него состояние.

— Если ты бросишь это в котëл, то вернëшься в больничное крыло в компании всего класса, — заметила Гермиона, слегка толкая руку, которой он крошил корень, как Гарри думал, пассифлоры. По привычке он хотел огрызнуться, что так написал Принц-полукровка, а потом понял, что в самом деле резал совершенно не то.

Грёбанные корни.

— Извини, задумался, — он уничтожил уже бесполезный ингредиент, рассеяно смотря на парту в попытках вычленить нужный корень.

— У меня тоже такое бывает, как-то я чуть не положила в бордоперцовые листья нарциссов. Не думаю, что оно могло бы взорваться, но просто… листья нарциссов? Как я вообще могла хотя бы потянуться к ним? Так смешно иногда от себя бывает.

<i>Очень! </i>

Гарри ущипнул руку, останавливая себя от издевательского смеха и потока возникшего в голове сарказма. Боже, почему он вообще снова раздражается этому?

Он потёр щëку, думая, что ему, наверное, нужно попросить у мадам Помфри всех тех зелий, которыми она поила его, успокаивая. Скорее всего, его тело просто снова не выдерживало, и ему нужно было остаться в палате на все выходные, а не думать, что оно может восстановиться за день после того, как он посетил мозги Волдеморта.

— Вот, — девушка положила перед ним нужный корень, и Гарри улыбнулся, благодаря её. — Сосредоточься. Даже если советы в этой твоей книжке полезные, это не значит, что варить зелья так уж легко.

— Думаю, я просто не выспался.

— Ты мог бы не играть с Роном в шахматы допоздна, у тебя ведь меньше домашней работы, чем у меня. Мне приходится сидеть до ночи. Ты вроде говорил, что кошмары тебя больше не мучают.

<i>Да, конечно он примет во внимание такой невероятно ценный совет! Было бы всë так просто, люди бы в мире стали бессмертными.</i>

Гарри ничего не ответил ей, подавляя вздох и переводя взгляд на учебник, чтобы вспомнить, сколько у него вообще время на нарезку дурацкого корня.

<i>«К чёрту пассифлору, бесполезно».</i>

Поттер прикусил губу, сдерживая смешок и чувствуя, как рассасывалось напряжение внутри него от сей простой фразы. Да, к чёрту одинаковые корни. У него было ещë около семи минут прежде, чем зелье покроется пленкой, которую нужно будет растворить поджелудочным соком гарпии, поэтому он притянул учебник к себе, нежно пройдясь пальцами по страницам. Милый, забавный гений, с таким раздражением исчеркавший свой учебник зельеварения, вызывал у него больше интереса, чем пустые разговоры.

Короткие остроумные комментарии на полях, иногда попадающиеся заклинания, а моментами конкретные оскорбления, непонятно кому адресованные, вселили его, позволяя немного отрешиться от всего окружающего.

Пытаясь прочесть очередное восхваление тупости автора учебника, он поднял его в воздух, крутя обложку, и заметил краем глаза, как оттуда выпал клочок бумаги. Гарри едва успел перехватить тот у самого пола, впиваясь в содержимое взглядом с надеждой, что это кусочек прошлого Принца-полукровки. Читая содержимое, он даже не сразу понял, что записка была к нему, а не частью книги.

Несколько секунд Гарри недоверчиво разглядывал содержимое, а потом поспешно положил учебник на стол, находя случайную фразу из него, подставляя выпавший клочок бумаги под ту и подавляя желание торжествующе вскрикнуть.

<i>Он знал, чей это учебник.</i>

Конечно, почерки не были абсолютно идентичным, буквы в записке были ровнее и красивее, но всë равно… Гарри готов был поклясться чем угодно, что писал всë это один и тот же человек.

<i>Просто невероятно.</i>

Какова вообще была вероятность, что в его руки мог попасть школьный учебник Снейпа? Если бы он отказался от зелий и не стал уговаривать Рона пойти с ним за компанию, чтобы в итоге потолкаться у шкафа за книгу, внезапно развеселившись этой детской борьбе, он бы, наверное, в жизни не получил тот. В отличие от Макгонагалл, у него не было точной уверенности в том, что он станет именно мракоборцем. Все вокруг просто решили так, а Гарри не видел смысла возражать, не имея личных представлений о своëм будущем.

— Зелье, Гарри!

Поттер поспешно отложил книгу, хватая маленький флакончик с поджелудочным соком, аккуратно капая в котёл две капли, а потом медленно размешивая семь раз по часовой стрелке зелье.

И что, собственно, даëт ему знание, что это учебник Снейпа? Возможность узнать человека поближе? Но в ней не было чего-то… личного? В конце концов, это был не личный дневник, а всего лишь «прокомментированный» учебник. Если чуть подумать, то слизеринец той эпохи едва ли чем-то отличался от нынешнего профессора, разве что научившись скрывать оскорбления за невинными идиомами, которые некоторые могли воспринять и вовсе как комплимент.

Ужасно мило.

Зелье Гарри медленно зеленело, приобретая светлый оттенок, в то время как зелье Гермионы оставалось тëмно-зелёного, почти болотного цвета, заставляя ту поджимать губы при взгляда на его котëл. Она ничего не говорила, но Поттер и так видел еë бессильную злобу. Он понимал, что дело совсем не в том, что у него получается лучше, просто Гермиону гложило чувство несправедливости. Ведь, в отличие от него, она так старалась и прилагала столько усилий, чтобы стать лучшей, при этом всë равно оставаясь «второй». Как будто усилия в самом деле хоть когда-то в мире ставились в приоритет.

— Ты не добавил пассифлору, — заметила она.

— Ага, — просто согласился Гарри, накрывая котëл крышкой, ставя таймер на три минуты, а потом внезапно добавляя чуть язвительное: — А ты лишний раз помешала своë зелье и перегрела основу.

Он увидел, как у неë вспыхнули глаза от злости, и испытал странное удовлетворение, но Слизнорт объявил проверку, что не дало Гермионе начать ругаться.

Поттер знал, что не должен был такого говорить, и Гарри немного опустошила мысль о том, насколько он был рад еë злости. Ему следовало быть терпимее, потому что это просто черта еë характера, с которой он когда-то решил мириться, если не та не изменится. Гермиона уж точно не виновата, что он раздражается тому, какая она есть. Сам факт этого делал его убогим в своих глазах. Настолько ничтожен, что даже не может не срывать собственное недовольство на других, которые априори не могут соответствовать его настроениям. Она ведь действительно не понимала его, даже если порой и старалась.

Хотя, конечно, большую часть времени Гермиона была уверена в том, что понимать должны лишь еë.

Возможно, уделяй она больше времени своим делам, а не занимаясь подмечанием изъянов в нëм, их отношения были бы чуточку проще.

— Как всегда великолепно, мистер Поттер! Уверен, если бы у вас было немного больше времени, то вы сварили бы идеальное зелье, достойное продаваться даже в аптеках!..

Конечно, Слизнорт его хвалил, буквально светясь изнутри, портя настроение Грейнджер, удостоившейся всего лишь оценкой «выше ожидаемого». Для Гарри же это не имело абсолютно никакого значения, потому что он не видел смысла в хороших отметках ещë со второго курса, внезапно поняв, насколько близко к его шее смерть держит косу.

В книгах чаще всего говорили, что даже если проживаемый день последний, нужно сделать всë, чтобы он был незабываемым, только вот не было ничего, что могло бы его таким сделать. Успехи и неудачи были для Гарри совершенно одинаковы.

Он подпёр голову рукой, смотря на «воспевающего» его перед всем классом Слизнорта, но в какой-то момент понял, что не разбирает ни единого слова. Всего лишь пустой шум, наподобие звона в ушах, от которого нельзя было избавиться самостоятельно. Взгляд упал на учебник по зельям, и в голове сама собой пронеслась картинка из воспоминания профессора, где тот подростком шёл по коридору, уткнувшись носом в тот. Если Гарри бы он учился с ним на одном курсе, то обязательно бы заметил, но едва ли тот смог бы занять практически все мысли настолько, насколько смогла его взрослая версия? Скорее всего.

—… Конечно же я поставлю мистеру Поттеру превосходно! И плюс десять баллов Гриффиндору!

Гарри сдержался в последний момент, чтобы не передразнить преподавателя. Настолько нелепым и карикатурным тот казался ему в те минуты.

Гермиона убирала свой стол, выглядя при этом так, словно готова была заплакать, и в этот момент Гарри стало жаль еë, но он знал, что ничем не мог помочь. Сколько бы слов он ей не говорил, та всë равно поймëт их по-своему, ещë, возможно, и обидевшись на «поучения». Когда-то он думал, что если всë объяснить, то всë обязательно решится, но в действительности другими понималось лишь то, что могло вызвать ассоциации со своим опытом. Конечно, с появлением книг некого «опыта» стало больше, ибо мозг не особо различал фантазии и реальность, но это совершенно не значило, что данный «опыт» воспринимался одинаково или вообще воспринимался. Гермиона была очень начитанной, что не мешало ей совершенно не уметь ставить «в центр угла» кого-то, кроме себя.

— У меня снова только удовлетворительно, — глубоко вздыхая, пожаловался Рон, когда они троëм выходили в коридор после урока, а потом посетовал: — И почему этот Принц-полукровка пишет так неразборчиво? Мы были бы с тобой оба отличники по зельям!

— Жульничество ничем не поможет вам на экзамене! — одёрнула сумку Гермиона. — Лучше бы учили всë, как и все.

Рон недоумëнно вздëрнул брови.

— А какая разница учить по обычному учебнику или по учебнику с подсказками? С ними шансов сдать намного больше.

Гермиона потерялась, явно никогда совсем об этом не думая, но потом упрямо встряхнула головой:

— Просто сварить какое-то зелье — это ещë не всë!

И ушла вперëд, теряясь в толпе, явно как обычно желая оставить последнее слово за собой.

— Она иногда такая странная, совсем не могу еë понять, — смущëнно пробурчал Рон, почесав затылок. — Если у неë не получается сварить зелье по учебнику, разве это не значит, что рецепт неправильный?

— Ну, не совсем, — пожал плечами Гарри. — Хоть и это тоже иногда. Но при еë способностях к учëбе, она могла бы почитать другие варианты тех же зелий в ещë каких-нибудь книгах. Просто она иногда невнимательна. Невилл же, к примеру, делает свои зелья по тому же учебнику, что и она, но у него выходит в разы хуже.

— И у меня тоже, — снова вздохнул Рон. — Мама меня прикончит, если в аттестате будет тролль.

Гарри рассмеялся, думая о том, что едва ли миссис Уизли будет волновать его аттестат, если Волдеморт захватит Лондон.

— Может тебе переписать подсказки в свой учебник? Я могу продиктовать.

— Конечно! — Рон всплеснул руками. — Гарри, и как мы сразу об этом не подумали, Мерлин тебя раздери! Я же мог целый месяц получать отличные отметки!

— Думать — это не наше, — хлопнул он его по плечу.

— Хорошо, что у нас есть Гермиона, — согласился Рон. — Правда, последнее время она сама не своя из-за своих родителей. Думаешь, если мы в Хогсмиде купим ей какую-нибудь умную книжку, она обрадуется?

— Не настолько, как ты думаешь, — покачал головой Гарри, а потом его внезапно озарила идея: — Лучше подарить ей любовное зелье.

— Чего? — удивился Рон.

— Ну, она могла бы отправить его своим родителям, знаешь? Они ведь были столько лет в браке, возможно небольшой всплеск чувств между ними мог бы помочь им его продолжить. Конечно, если дело не в том, что кто-то кому-то изменил, потому что в таком случае после того, как эффект зелья закончится, они могут всë равно развестись.

Рон хмурился, но его идею не отвергнул, задумываясь.

— Мои мама с папой… В общем, они тоже иногда… э-э-э… ну, знаешь, неожиданно становятся очень влюблёнными друг в друга, — его лицо покрывалось неровными красными пятнами от неловкости. — Обычно это бывает после того, как они начинают часто ругаться по мелочам. Думаешь, они тоже?.. Ну, иногда так делают?.. Или ты видел?..

— Не видел, — качнул головой Гарри. — Я просто читал романы, где люди разводились, а потом снова женились, поняв, что вся проблема была просто в отсутствии эмоциональных всплесков. Но если и так, разве это плохо?

— Нет, нет, просто… ну знаешь, странно, — отвёл взгляд Рон. — Ты знаешь, что читаешь странные штуки?

— Просто не думай об этом, — посоветовал Гарри, совершенно не готовый объяснять свои увлечения или оправдываться за них.

Рон просто пожал плечами, будучи уже в некоторой степени привыкшим к тому, что Поттер любил всякие девчачьи штучки. Он не понимал, почему тому такое интересно. Даже его отец, будучи человеком не самого твëрдого характера, всë равно никогда не интересовался ничем, что хоть немного считалось женским, в то время как Гарри научился у Гермионы вязать шапочки, часто составляя ей компанию в гостиной за данным занятием. Они могли говорить о чëм-то не переставая весь вечер, но Рон туда не лез, понимая, что всë равно их не поймëт. Чаще всего они обсуждали какие-то странные магловские штуки, вроде лейборизма<footnote>Лейбори́стская па́ртия (англ. Labour Party — Трудовая или Рабочая партия) — одна из двух ведущих политических партий в Соединённом Королевстве. Партия является левоцентристской, подчёркивает необходимость усиления государственного вмешательства в экономику, социальной справедливости и укрепления прав трудящихся</footnote>, а он даже слова-то такого не знал и объяснений совсем не понял. Вроде это было что-то связанное с политикой, а Рон не думал, что та ему вообще интересно.

Гарри тоже был умным, как и Гермиона, хоть никогда и не выставлял это на показ. В отличие от девушки, он довольно равнодушно относился к чужим похвалам, можно было даже сказать, что чаще всего они его раздражали. Рон считал, что, должно быть, когда живëшь в постоянном внимании, такое бывает.

— О нет, — внезапно хватая Уизли за руку и дёргая вправо, произнёс Гарри. — Криви прямо по курсу, бежим!

<center>***</center>

<i>«— …Дело не только в том, как ты выглядишь, Северус, — Гарри медленно заходил за спину сидящего на стуле Снейпа, мягко касаясь плеч и ощущая, насколько сильно тот был напряжëн в его присутствии. Худой, бледный и маленький, тот всегда вызывал в нëм странные, непонятные эмоции, которые он не мог понять. Чувство удовлетворения той властью, которую он имел именно над ним, зарождало где-то в самой глубине души чувство, граничащее с экстазом. Ему было плевать на других, безропотно принимающих от него ошейники, но этот мальчишка… Что-то в том было. И он не знал, что именно. Что именно заставляло его постоянно обращать внимание на это невзрачное лицо.</i>

<i>Ощущая, как постепенно расслаблялись чужие плечи, он наклонился ниже, к самому уху, с силой сдавливая ладони и улыбаясь прошедшейся по чужому телу болезненной дрожи.</i>

<i>— Расправь плечи, — мальчишка, несмотря на боль, тут же распрямился, слыша негромкий приказ, и Гарри разжал руки, ласково пройдясь ладонями и стряхивая несуществующую пыль. — Хорошо.</i>

<i>Последнее он произнёс на змеином, и понял это лишь спустя мгновение, с некоторым недоумением переводя взгляд на тёмную макушку перед собой, а затем на замершие неподвижно плечи. Он не был в ярости, то, каким этот Снейп был покорным, веселило его, так почему?..</i>

<i>— Скрести ноги и откинься на стуле. Руки сложи на подлокотники.</i>

<i>Гарри обошёл стул, любуясь получившейся позой. Да, так выглядело определëнно лучше. Если бы не застывшее выражение лица с горящим в глубине взгляда страхом, было бы идеально. Такой обычный и предсказуемый, что это даже смешно. Даже не попытался спросить, всë время приговаривая одно и то же дерьмо.</i>

<i>«Да, мой Лорд».</i>

<i>«Конечно, мой Лорд».</i>

<i>«Я был не прав, мой Лорд».</i>

<i>Он ненавидел то раболепие, с каким все к нему обращались, но и изменить он их не мог. Насколько бы жесток он ни был, они всë равно ползли обратно, облизывая его ноги и моля не отказываться от них.</i>

<i>Гарри сел обратно за свой стол, прикрывая пальцами подбородок и задумчиво оглядывая полукровку, которого привëл к нему младший Малфой.</i>

<i>Он просто хотел, чтобы кто-то, наконец, прикончил его, заканчивая бесконечную пытку жизнью. Хотел просто взглянуть, насколько далеко он мог зайти во всëм этом абсурде, пустив идиотскую идею о бессмертии в слухи и придумав себе не менее идиотское имя.</i>

<i>Волдеморт.</i>

<i>Дешёвая анаграмма, приклеившаяся к нему, теперь, навечно. Самое смешное, что, даже будучи вписан по ней в историю этой страны все всë равно будут помнить его и по дарованным матушкой в честь отца имени «Том Реддл». </i>

<i>Кто бы мог подумать, что какой-то смазливый магл сможет вписаться в историю целой страны, просто помелькав перед глупой соседкой.</i>

<i>Кто бы мог подумать, что он развяжет гражданскую войну просто от скуки, думая, что правительство будет достаточно умно прихлопнуть его по тихому ещë в начале «карьеры»? Если их Министерство настолько ничтожно, то пусть горит до тех пор, пока их отчаянье не достигнет предела.</i>

<i>Непередаваемый абсурд.</i>

<i>— Так уже лучше, хоть и видно, что поза тебе непривычна. Ты не сможешь остаться здесь, если так и продолжишь выглядеть затюканным неудачником. Ты ведь на самом деле не такой, я прав? Покажи мне то, что я увидел, когда дал тебе метку.</i>

<i>Не такой. Он мог сказать это любому, и это бы сработало. Тем более на подростке, что даже не окончил Хогвартс и был вечно притесняем. На подростке, что всë ещë боялся обычных взрослых, что уж тут говорить о людях, имеющих в дополнении к этому авторитет в его глазах? Даже интересно, что такого сумел наплести ему Люциус, чтобы заманить сюда и заставить думать, будто бы его могут выгнать.</i>

<i>— Можешь расслабиться.</i>

<i>Он снова сел в позу ученика. Свёл колени друг к другу, положил руки на те и сгорбился, опуская голову и смотря в пол. Тошнотворная поза, которую он видел даже у Фенрира, проводя собрания. Грёбанный оборотень так обожал его за позволение творить всë, что угодно, что послушно повторял за всеми, сохраняя молчание даже в тех случаях, когда он намеренно нëс бред о превосходстве чистокровных над всеми остальными. А он ведь так надеялся, что то хоть его эго затронет.</i>

<i>— Ты отвратительный, знаешь это? Даже не подумал постараться. Мои слова для тебя пустой звук? </i>

<i>Гарри говорил просто по привычке, наверное, потому что с мальчишкой не так уж и интересно, как он надеялся, но в то же мгновение он словил его взгляд и вдруг неожиданно ясно понял, почему всë время смотрит на него.</i>

<i>Тот может стать тем, кто убьëт его. </i>

<i>О, он точно может. Как и младший Малфой, собственно, но Люциус слишком ценит семью, чтобы позволить себе бунт. Если бы не отец, тот бы ни за что не преклонил колени, считая это унижением для рода. Умные и хорошие мысли (потому что Гарри тоже думал, что это было так), подавляемые чужой жадностью. Абраксас думал, что сможет использовать его, чтобы усилить собственное влияние, думал, что он хитрее и умнее, и его наигранная преданность выглядит достоверно. Может быть, если бы он не рос в условиях, где твоë благополучие зависит от способности распознавать лицемерие, он бы смог ему поверить. Возможно, если бы тот не был так тщеславен, позволяя себе редкие минуты злорадства и поддëвок, намëков на собственное превосходство, он бы даже восхитился тем и встал на его сторону, позволив избавиться от себя в нужные минуты. Отдать кому-то то, что не нужно тебе, совсем не сложно. Но в нынешних обстоятельствах всë едва ли могло бы к подобному прийти. Всë-таки у человека, который заберëт его жизнь, должно быть какое-то достоинство. Быть его убийцей в нынешних обстоятельствах было привилегией, а награждать мелкого человека было просто жаль.</i>

<i>Возможно, в нëм просто говорила его трусость, поэтому он находил для себя бесконечные причины не умирать. Он не верил в бога, знал, что это будет окончательным концом, но в то же время терпеть не мог каждую сознательную секунду. Говорил себе, что просто хочет увидеть финал собственных абсурдных, с точки зрения логики, действий, но в глубине души знал, что просто боялся.</i>

<i>Тёмный Лорд боится смерти. Нельзя сказать, что это полностью была ложь.</i>

<i>— Подними голову и посмотри на меня.</i>

<i>Конечно же, он послушался. </i>

<i>Теперь в его взгляде было меньше страха, теперь он злился и, кажется, можно было почувствовать, как она в его голове смещала авторитарность. Снейп даже мысли не допускал скрывать это, упрямо продолжая поддерживать зрительный контакт. Маленькая битва, которую великий Тёмный Лорд проигрывал вхолостую. Потому что ему всë ещë казалось, что проиграть этому маленькому волшебнику ни капли не унизительно.</i>

<i>Он усмехнулся.</i>

<i>— Отвечай мне, когда я задаю вопросы.</i>

<i>Гарри хотелось, чтобы тот разозлился сильнее. Хотелось посмотреть, на что этот маленький тощий мальчишка был способен в приступе беспамятной ярости. Хотелось ещë раз увидеть тот взгляд, полный злобы, обращëнный только к нему.</i>

<i>— Нет, мой Лорд, ваши слова для меня не пустой звук, — его взгляд резко погас, становясь абсолютно пустым. Нет даже страха, и это так похоже на него самого, что вызывало тошноту. </i>

<i>— Убирайся, — тут же произнёс он. — Убирайся живо. </i>

<i>Ради бога, о чëм он вообще думал? Точно сходит с ума.</i>

<i>Гарри устало закрыл лицо руками. Он глуп, если предполагал, что, повзрослев, этот ребëнок сможет остаться таким же, каким был сейчас, а не превратится в одного из этих бесполезных псов, только и ждущих момента разорвать его на куски. Превосходство чистоты крови? Бессмертие? Да плевать они все хотели на это, каждый идиот знает, что это неосуществимый бред. Всë, чего они хотят, — сохранить свою власть, в то время как на пятки наступала приносимая маглами демократия. Пришëл бы он сюда, к нему, не желая подобного.</i>

<i>Если кто и убьëт его, так это точно будет один из тех недалёких, которых Дамблдор так старательно обучал добродетели, скрывая собственную алчность. Бравые крестоносцы, одержимые идеей утопии мира.</i>

<i>Ему плевать, в конце концов, разве изначально это имело значение?</i>

<i>Так сильно цеплялся за бессмысленное существование, что тешил себя идеей собственной благородности, разве это не смешно? Хочет быть убит равным себе, как будто такое возможно, и ищет такого в детях. Какой позор.</i>

<i>— Разве то, что я делаю всë, что велено, недостаточно? — он едва не вздрогнул, слыша это, потому что думал, что давно остался один. Снейп должен был исчезнуть, как только до него дошëл смысл сказанного. Гарри убрал руки, снова сталкиваясь взглядом с подростком.</i>

<i>То, как он храбрится, почти вызывало умиление. Ей богу, ему достаточно лет, чтобы позволять себе умиляться. И между ними достаточная разница, чтобы это не выглядело превратно. Будь на его месте хотя бы Люциус, он бы, возможно, легко пресëк подобные дерзости парочкой Круцио, раздражаясь.</i>

<i>— Недостаточно, — произнёс он, думая о том, что, несмотря ни на что, Снейп всë ещë не мог быть для него одним из рабов.</i>

<i>Он не чувствовал себя его хозяином, даже несмотря на метку. Видимо, всë дело было именно в этом. Казалось, что тот действительно мог исчезнуть независимо от его воли.</i>

<i>— Если ты действительно способнее, чем все остальные, докажи мне это, — продолжил он, слышав в своëм голосе давно забытые нотки мягкости. — Если сделаешь это, позволю тебе стать моей правой рукой. Разве это не хорошая сделка?..» </i>

Гарри просыпался резко, хватаясь за голову и садясь.

Больно.

Он ненавидел боль, но в этот момент казалось, словно в его руках не целый череп, а две его половинки, держащиеся вместе лишь из-за шеи. Он позвал Добби и приказал ему принести любое обезболивающее.

Это было настолько плохо, что он даже не мог заставить себя открыть глаза, повторяя имя домовика и приказ несколько раз в надежде, что тот услышит хоть одно из них.

Какого чёрта?

Казалось, прошла целая вечность прежде, чем его губ коснулось стекло флакона с лекарством. И целая вечность прежде, чем к нему вернулась способность хотя бы слышать.

— Извини, Добби, я позже поблагодарю тебя как следует, оставишь меня сейчас?

— Конечно, сэр, Добби хороший домовой эльф.

Гарри широко распахнул глаза, слыша эту странную фразу, и сел, оборачиваясь в сторону эльфа.

— Что ты?..

Но эльф тут же исчез, словно испугавшись, Гарри едва успел увидеть силуэт его маленькой фигурки рядом с кроватью. Он недоуменно моргнул, понимая, что остался один.

<i>Сэр? Хороший домовой эльф?</i>

— Ах, к чёрту тебя, — Гарри решил не думать об этом, падая обратно на подушку и закрывая глаза. Ему слишком нехорошо. Снова. Грёбанная голова, грёбанный Волдеморт, неспособный держать от него защиту. Какого чёрта он опять попал в его мозги, в его…

<i>В его воспоминания.</i>

Боль постепенно отступала, и Гарри вспоминал, что видел во сне. Вспоминал маленького Снейпа, сидящего перед Лордом со сложенными на коленях руками, и странные мечтания о смерти Волдеморта.

Он ни на секунду не сомневался в том, что это действительно были чужие воспоминания, а не бесполезный сон, закрывая рот рукой и давя смех.

Боже, кто бы мог подумать, что война, о которой все так переживали, была лишь порождением скуки одного человека, не способного прикончить себя самостоятельно? Насколько шокирующе такая информация было бы для людей, потерявших в этой войне едва ли не всë? <i>Насколько забавной.</i>

Гарри глубоко выдохнул, стараясь успокоиться. Он никогда в жизни не расскажет об этом никому, потому что никому не была нужна эта правда. Никто не захочет в ту поверить и в ней не было никакого смысла.

Более неприятным был сам факт, что он явно самостоятельно навлëк на себя такой сон. Какова вообще вероятность того, что то, что там фигурировал Снейп, было случайностью?

Насколько в таком случае большой была его настоящая власть над Волдемортом?

Если бы он применил защиту и потренировался, мог ли он выдрессировать того так же, как он пожирателей?

Гарри знал, что мог, потому что его сознание было гораздо сильнее и цельнее.

И он не знал, что делать с этим знанием. Не хотел ни с кем им делиться, потому что это наверняка бы всë усложнило для него в худшую сторону. Гарри никогда не строил каких-то планов, полностью полагаясь на то, какими обстоятельствами его окружали, и знал, что Дамблдор легко изменит его жизнь, выяснив нечто подобное. Гарри не был готов к такому сейчас. Решив для себя любить Снейпа, он хотел… У него не было чёткого объяснения собственного желания.

Ха-а… разве у него вообще когда-то были желания, которые шли наперекор заданному плану по спасению мира?

Он закрыл глаза, чуть улыбаясь и раскидывая руки.

Это и правда впервые, неудивительно, что он даже не мог облечь его в слова.

Ему нужен был этот год в Хогвартсе, ему его обещали, хоть и не напрямую, и он не будет портить тот, даже если существует призрачный вариант закончить всë быстрее и гуманнее.

Переворачиваясь на бок и укрываясь одеялом, Гарри подумал, что Дамблдор не прав, говоря ему о том, что он и Лорд не похожи.

<i>Они абсолютно одинаковы.</i>