В среду, когда, в конце концов, наступила пара ЗОТИ, Гарри с неудовольствием встретил в кабинете вместо Снейпа Дамблдора. Он пробовал спросить, что происходит, но Альбус просто попросил его не волновать и думать об учебе.

Да, Поттер понимал, что позже можно будет просто подняться в директорскую башню с каким-нибудь дурацким вопросом для завязывания беседы и подождать, пока тот расскажет всë остальное, но на мгновение это вызвало раздражение.

Он не настаивал, извиняющееся улыбнувшись и уйдя к своему месту. Запоздало он подумал, что возможно та недавняя вспышка внезапной синергии<footnote>Синергия — комбинированное воздействие факторов, характеризующееся тем, что их объединённое действие существенно превосходит эффект каждого отдельно взятого компонента и их простой суммы.</footnote> с Волдемортом могла вызвать какие-то последствия. Или дело в планируемом на магическую деревню нападении, параллельно с которым из Азкабана будут освобождаться пожиратели. Хотя последнее и всего лишь догадка, он был практически уверен, что так и будет. И надеялся, что со Снейпом всë будет хорошо, потому что с каждым днëм его интерес и вопросы к тому приобретали всë более масштабный характер. Будь у него маховик времени, Гарри бы даже не отказался попасть ненадолго в прошлое, чтобы понаблюдать за историей того вживую, наплевав на закон. В конце концов, те касались всех, кроме Мальчика-Который-Выжил.

К слову, этот закон всегда вызывал у него некоторые вопросы, потому что изменëнное время едва ли можно было отследить. Может быть, история этого мира уже менялась многократно, просто тот, кто менял еë, был достаточно умëн, чтобы не засветиться.

Да, теории заговоров он обожал не меньше, чем романы.

— Хорошо, хорошо, вы все сдали домашние работы, и я уверен, что каждый получит превосходную отметку, — улыбался Дамблдор. — Темой нашего сегодняшнего урока, по плану профессора Снейпа, должны были стать неизлечимые тëмные проклятья. Возможно, кто-то что-то о них знает? Мне было бы интересно узнать, насколько вы осведомлены, учитывая нынешнее непростое время.

Конечно же, руку сразу подняла Гермиона. И если Снейп наверняка равнодушно проигнорировал бы это, то Дамблдор же наоборот кивает ей с доброжелательной улыбкой, отчего та едва не засветилась.

О да, она едва не дословно процитировала учебник, подкрепив рассказ некоторыми деталями из битвы в Министерстве Магии. Гарри же лениво подумал, что глупо делить магию на проклятья и благословения, как и всë остальное. Банальная истина, что всë будет иметь тот цвет, какой увидишь именно ты. Солипсизм<footnote>Философская доктрина и позиция, характеризующаяся признанием собственного индивидуального сознания в качестве единственной и несомненной реальности и отрицанием объективной реальности окружающего мира. Может рассматриваться как крайняя форма субъективного идеализма.</footnote> медленно, но верно занимал свои прошлые позиции в этом мире.

Их беседа затягивалась. Гриффиндорцы, в общем чувствуя себя более расковано в обществе директора, постепенно загалдели, рассуждая на тему того, какое проклятье кажется им самым отвратительным, в то время как слизеринцы, казалось, даже не двигались лишний раз.

— …Гарри?

— Но где же всë-таки Снейп? — Гарри сам не заметил, что сказал это вслух, отвлекшись на своë имя и вопросительную интонацию. Дамблдор ответил на это новой улыбкой:

— Тебе правда не стоит волноваться, профессор просто уехал закупаться материалами для уроков зельеварения, так так профессор Слизнорт не очень хорош с теми людьми, что доставляют ингредиенты в Хогвартс.

<i>Ложь.</i>

Которая по счёту? При всей своей искренности тот так часто врал, что Гарри мог уличить его в этом просто по улыбке, не прибегая к логике.

— Да, извините, просто это правда меня волновало.

— Ничего, ничего, это хорошо, что ты проявляешь внимание к окружающим, но давай вернëмся к теме урока. Какое проклятье, на твой взгляд, самое неприглядное?

Гарри немного помешкал, несмотря на то, что ответ пришëл в его голову буквально сразу, потому что не совсем уверен, что тот подходящий. Но всë равно произнёс:

— Амортенция.

Потому что любовь — бессмысленное безумие, в чьей власти было убить человека не останавливая сердце. Кем становился человек, внезапно воспылав любовью к кому-то, чьë лицо даже однажды не удосужился запомнить? И да, он знал, что при определëнном количестве зелья, подобранного под человека, тот мог никогда не очнуться от этого.

— Это хороший ответ, Гарри, — задумчиво произнёс Дамблдор. — Пять баллов Гриффиндору.

— Но профессор, я не думаю, что это проклятье, ведь он назвал зелье, — внезапно возразил кто-то, Гарри не успел отследить кто.

— Мистер Поттер мыслит несколько глубже, рассматривая перспективы последствий для жизни не только одного проклятого человека, но и тех, кто может быть вовлечëн в это проклятье ненамеренно. Знает ли кто-то из вас, что бывает, если в паре, где один опоен, рождаются дети?

— Они не способны испытывать настоящее чувство любви, — тут же ответила Гермиона, подняв руку и даже не дождавшись разрешения.

— Правильно, и порой такие люди могут оказать влияние на всю историю страны, а не лишь отдельно взятую жизнь, потому что не испытывая любви, они не могут испытать принадлежности к этому миру. Люди нуждаются друг в друге, благодаря этому мы смогли сотворить настолько прекрасное настоящее, в этом наша природа. Но выброси из данной цепочки хоть одно звено, и счастье станет недостижимым.

Чушь собачья, подумал Гарри, кивая вместе со всеми гриффиндорцами. Не то чтобы он отрицал важность такой детали человеческой эволюции, просто в том контексте, в каком её явно понимали эти школьники, это едва ли было правдой. Для них сейчас значение целостности определялось всего лишь степенью заметности в чужих глазах, а не личными причинами. Маленькое отравленное общество, вынуждающее их становиться теми, кем нужно в нëм быть, а не теми, кем они были. Стрессы из-за дурацкой уверенности, что любой проблеск этой истины разрушит всю их жизнь.

Ядовитая ирония буквально бурлила в нëм в ответ на это заявление, в то время как лицо выражало крайнюю заинтересованность чужими словами и согласие. Но…

Тело было большей истиной, чем познание собственного возвышенного. Когда-то давно, он тоже думал, что жизнь — это наличие пульса под кожей в совокупности с абсолютным гедонизмом, даруемым властью. Но едва ли это что-то ему дало.

На мгновение Гарри споткнулся на собственных мыслях, опуская взгляд на руки, потому что почему… Почему он подумал, что то, что можно назвать властью, есть или было в его руках?

Он почувствовал, что как сердце в испуге ëкнуло, потому что не был уверен, что мысли были <i>его.</i> Его опыт. Но в ту же секунду отпустил это, потому что понял, что разбираться в том нет ни единой причины. Даже если Волдеморт на самом деле оставлял в его голове больше, чем он представляет, ничего страшного, потому что образ его мышления был ему близок. Глупо отрицать, что если бы тот предстал перед ним не в образе психа, помешанного на его смерти, они бы явно сошлись с первой секунды знакомства. Хотя, возможно и нет, потому что кем бы они были друг без друга?

Странно было думать, что именно они оба были тем безумным условием, что переворачивало мир с ног на голову. Далеко не любовь, пропагандируемая Дамблдором, создала такое условие и продолжала его продвигать.

И что все будут делать, если однажды он станет абсолютно таким же, как Волдеморт? Захочет сжечь этот мир, полностью осознав всю его бессмысленность? Сейчас он всë ещë находил интерес в происходящем вокруг, даже если фокус то и дело смещался на реальность, заставляя впадать в апатию. Это было его стратегией к жизни: высмеивать всë, что, казалось, могло убить своей пугающей бессмысленностью или жестокостью. Джинни считала, что он человек с оптимистичными взглядами на жизнь, который во всëм видит хорошее, но это было не совсем правдой, как и большая часть всего, что о нëм вообще знали.

Он думал, что если в самом деле хоть однажды заставит себя взглянуть на свои настоящие мысли, то после от него не останется абсолютно ничего. Они сожрут и выпьют его душу не хуже, чем те же дементоры.

Дамблдор вёл у них ЗОТИ до конца недели, так ни разу и не позвав его в свой кабинет, чтобы рассказать хоть что-то. Гарри терпеливо ждал пятницы, пытаясь заставить себя не нервничать, но это было немного сложно. Перебрасываясь дурацкими шуточками с Симусом за ужином, он думал, что впервые становится непосредственным виновником чьих-то незаслуженных страданий, и, видимо, поэтому его настолько это волнует. Он ненавидел бессмысленные страдания, но признавал наказания. За всë должна быть отплата, равноценный обмен, так уж работало его чувство справедливости, однако излишняя жестокость всегда вызывала в нëм брезгливость. И вину, если виноват был он. Дело было не только в физических травмах. Чужие обиды или слëзы, гнев, направленный на него, тоже ощущались вполне себе физическими неудобствами. Как случайные порезы о бумагу. Чувство, которое заставляло вздрагивать и могло пульсировать в нëм месяцами, сводя с ума. И сейчас, лишь вспоминая бледное лицо Снейпа, он в полной мере ощущал его, пытаясь найти способ подавить.

Когда настало время, в кабинет Снейпа он практически бежал, лишь в последнюю секунду замерев у двери и выдыхая, прежде чем постучать.

— Входите.

Он не ввалился, как представлял себе, а вошëл довольно медленно и спокойно, пытаясь восстановить дыхание. Кое-как поднял взгляд и мгновенно успокоился, увидев Снейпа на своëм месте, сидящего лицом к нему, чуть откинувшись на стуле. Скрещённые ноги, расслабленное отсранëнное лицо и сложенные на груди руки, в одной из которых легко была зажата палочка.

Невольно ему вспомнился тот сон, где Волдеморт учил того не показывать своë лицо неудачника, и он невольно улыбнулся, почти заворожённый тем, насколько это стало частью профессора. Изящной маленькой деталью, которая восхитительно тому подходила.

— О, я вижу, вы в прекрасном настроении. Что ж, это радует, я с удовольствием его вам испорчу. Доставайте палочку и приступим.

Поттер невольно сглотнул, жадно наблюдая, как легко и плавно профессор поднялся. Неуловимое гибкое движение, которое на мгновение вызвало в нëм вопрос, какой бы ощущалась талия профессора под пальцами. Смог ли он почувствовать напряжение мышц под кожей и тёплую монолитную силу, какую, казалось, источала вся его аура?

Абсолютно дурацкие мысли, учитывая момент, но едва ли он был способен воздержаться от маленьких актов восхищения.

Он думал, что хотел бы любить его больше всего на свете.

— С вами всë в порядке? — Поттер покопался в мантии, пытаясь вытащить застрявшую в кармане палочку. У него постоянно сползали очки, и он всë ещë не отдышался, так что выглядел это со стороны едва ли приятно, но он успокаивал себя мыслью, что Снейпу плевать.

— Да, — неожиданно делая паузу, как-то более спокойно ответил профессор. — Я не умру так легко, не беспокойтесь об этом.

Он был слишком далеко, чтобы Гарри попытался вглядеться в его лицо и понять, изменилось ли что-то. Но когда он, в конце концов, кое-как достал палочку, чуть взмахивая ею, чтобы расслабить кисть, Снейп чуть усмехнулся ему. Не сухо-издевательски, как это бывало обычно, не своей ухмылкой, напоминающей искажение маски, а как-то… весело и тепло. Едва ли это то, его настоящее лицо, но эта маска явно ближе к реальности, чем та карикатура, на которую он вынужден был смотреть.

— Не умирайте.

В этот момент он звучал так жалко. Говорил с придыханием, чуть ли не выскуливая, и чувствовал, как его лицо начинало гореть от стыда. Боже, он не нëс такой бред даже после дементоров на третьем курсе, какого…

Ему нужно было собраться хотя бы потому, что сегодня Снейп планировал проанализировать его способности к окклюменции. Разжиженный мозг едва ли мог как-то помочь в этом.

— Соберитесь, пока я не выбил из вас всë дерьмо, — усмешка пропадала с лица Снейпа, но «живое» выражение лица осталось. — Вы похвастались, что хороши в окклюменции, самое время это доказать.

— Нет, стойте, — качнул головой Гарри, поднимая руки. — Почему Дамблдор заменял вас на уроках?

Ему было даже интересно, соврёт ли тот теперь. Знать действительно хотелось, но он смог бы принять, если Снейп не захотел бы рассказывать.

— Директор вам не рассказал? Мне казалось, он с вами <i>всем делится</i>. Откуда-то же вы знаете про крестражи.

Гарри издал невольный смешок, подумав, что не настолько уж великие тайны ему рассказывают, чтобы отзываться таким тоном.

— Ну-у… Он рассказал мне в начале года, когда мы просматривали воспоминания о прошлом Лорда. Обязал забрать доказующее это воспоминание у Слизнорта, но я пока, ну… не хочу пока. Дамблдор не совсем всем со мной делится, скорей он просто иногда проговаривается. Или заговаривается, не замечая собственной откровенности. Я довольно часто замечаю на его лице досаду, когда ухожу из кабинета, но, естественно, не собираюсь это пресекать, — чуть помедлив, он добавил: — Быть ничего не знающим жертвенным бараном хуже, чем, не знаю… шахикой<footnote>Термин, обозначающий исламистских чеченских женщин-смертниц, готовых стать проявлением насильственного джихада (стремления).</footnote> какой-нибудь.

Снейп, слыша его слова, вздрогнул, как от пощëчины, широко распахивая глаза.

— Что именно он вам сказал? Ваша смерть…

— Нет, — качнул головой Гарри, чуть прищуриваясь и неожиданно понимая, что, в отличие от всех, даже от него самого, Снейп почему-то был уверен, что он умрëт. Что-то в лице, позе и голосе, что не поддавалось описанию, прямо-таки кричало Поттеру о чужой уверенности, рождая холодок в груди. — Есть ведь пророчество, так что мои шансы, конечно, пятьдесят на пятьдесят, но сложно в них верить, учитывая собственный возраст и опыт.

Внезапно он понял, что не хочет знать, что знал Снейп о его судьбе. Удивительно, если помнить его желание контролировать всë доступное в той или иной безопасной степени. Однако, вдруг столкнувшись с самой необходимой правдой, он не хотел еë слышать, даже поняв. Разговор следовало вернуть в начальное русло:

— Так что с вами произошло?

— Ничего особенного, — профессор легко сменил тему, явно тоже не желая продолжения. — Пришлось временно остаться с Тëмным Лордом, так как того последнее время мучили головные боли, кошмары и галлюцинации. Он утверждал, что вы пытаетесь завладеть его разумом и… приручить.

Гарри просто выдал недоумëнное «о», хоть и знал, что это и были совсем не галлюцинации Волдеморта. Он правда так думал, а значит связь в самом деле равноценна, и из него тот тоже черпал не меньше. Звучало опасно, но не настолько, чтобы действительно беспокоиться.

— Было бы неплохо, сумей я это в самом деле. Ручной Лорд? Звучит неплохо, — он издал смешок и едва успел «закрыть жалюзи», когда профессор сухо произнёс <i>«легилименс»</i>. Неожиданная атака вполне в духе профессора. Так и нужно было в их обстоятельствах, однако, Гарри всë же хотел бы поговорить чуть дольше.

Его защитный щит был довольно прост и казался не слишком надëжным, если взглянуть на него рационально. Всего лишь зеркальные жалюзи. Они быстро закрывались и отражали заклятие, позволяя уже ему самому с помощью чужого заклятья проникнуть в голову нападавшего. Эта идея пришла к нему после того, как он случайно попал в голову профессора, разозлившись тогда. Эти жалюзи могли менять цвет в зависимости от того, каково его настроение, могли становиться чёрными, как его подсознание, и поглощать человека подобно зыбучим пескам, а могли становиться прозрачными, если у него появлялось желание кому-то что-то показать. С тех пор, как они у него появились, он ни разу их не распахивал, опасаясь что то, что есть внутри него, может оказаться намного опаснее, чем те же «зыбучие пески» на входе. Да, наверное, при должной подготовке их можно было обойти, но он надеялся, что Снейп не станет так поступать.

Из-за волнения и неожиданности жалюзи мгновенно потемнели, словно сами пытаясь вырвать из его сознания и поглотить нападавшего. Гарри потянул «тьму» обратно, пытаясь обуздать, но профессор «вылетел», словно ошпаренный, едва коснувшись его разума.

По телу того прошла дрожь, и он резко отвернулся, опираясь на стол и тяжело дыша.

— Профессор? — Гарри немного нервничал, потому что его пугало, что он мог как-то <i>снова</i> навредить. Он даже не видел чужого лица, чтобы оценить степень нанесённого ущерба.

— Всё в порядке, не подходите, — уронил Снейп, и эта фраза буквально завязала внутренности Поттера в тугой узел ужаса. Он деревянно кивнул, на всякий случай делая шаг назад. Ему хотелось сбежать и никогда больше не появляться рядом с этим человеком, потому что каждая их встреча заканчивалась тем, что он как-то его ранил. Однако, он заставил себя стоять на месте, наблюдая за тем, как Снейп тяжело подошёл к стулу и сел, проводя рукой по лицу, только потом обращая на него странный взгляд со смесью ужаса, беспокойства и непонимания.

— Что вы сделали?

Поттер не знал, что он сделал, но становится чуточку легче просто потому, что, несмотря на явную эмоциональность, профессор выглядит в порядке.

— Ничего.

— Ваши чертовы жалюзи!.. Вы!.. Вы знаете, <i>что это?</i>

Гарри качнул головой, вглядываясь в лицо словно за секунду постаревшего профессора. Хах, разве с ним когда-либо что-то было нормально? Не важно, что он делал, это всегда выходило дерьмово. Даже чертова окклюменция явно вышла ему боком.

Он вздохнул, осторожно делая пару шагов вперёд и, не услышав возражений, подошёл ближе, садясь в нескольких сантиметрах от профессора на корточки и продолжая смотреть в его лицо.

— Извините?

— Встаньте, что за цирк?

— Собаки ложатся на живот, показывая свою привязанность, но, думаю, от меня это выглядело бы ужасно, поэтому я просто посижу у вас в ногах с крайне виноватым видом, хоть и не понимаю, почему вы так испуганы.

Он улыбнулся, пытаясь вытаращить глаза, чтобы выглядеть милее и невиннее, и это дало эффект, вызвав у профессора нервный невесëлый смешок.

Гарри понимал, что ярость в душе того боролась с пониманием, что он <i>не должен кричать</i> на него. И надеялся, что эта глупость смягчит повисшее напряжение.

Снейпу и правда хотелось взять Поттера за шкирку и встряхнуть так сильно, чтобы мозги в маленькой глупой голове, наконец, встали куда нужно, но он просто не мог. Потому что теперь он знал, что любое резко сказанное им слово может заставить этого идиота пойти прыгать с Астрономической башни. Почему он был так уверен? Потому что всегда видел и знал, что гриффиндорец далеко не в порядке, как показывал окружающим. Он надеялся, что однажды тот разозлится, хотя бы из-за несправедливости, как злился на мир он сам, заучивая учебники и книги, чтобы никогда не быть униженным. Но Поттер был другим. Поттер улыбался, радовался, делая кого-то счастливее, а его взгляд от года к году становился всë более пустым и пугающим. Снейп не понимал, почему этого не видел Дамблдор или хотя бы Грейнджер, что таскалась рядом с тем почти каждую секунду. И это дурацкое признание выглядело как грëбанный крик о помощи, а не настоящей подростковой влюблëнностью, какую к нему в самом деле иногда проявляли. Снейп не знал, что должен делать, но не думал, что ярое отвержение и продолжение придумывания злобных тирад поможет этому мальчишке хоть как-то собраться. Ожить и начать радоваться жизни.

Ему было не сложно уделить немного времени тому, сохранение чьего существования было смыслом собственной жизни. Он правда старался быть мягче. Если Поттер искал в нëм утешение, он и правда мог тем быть, даже если сама мысль, насколько тот в отчаянье, что обратил свой взгляд <i>на него,</i> заставляла его внутренности леденеть.

— Вы ужасны. В жизни не встречал подростка хуже, — сдался Снейп.

— Знаю, вы говорили мне об этом на протяжении пяти прошлых лет нашего знакомства, поэтому я буду продолжать пытаться удерживать позицию, — слабо усмехнулся Гарри. Его немного веселила мысль, что профессор, кажется, в небольшой истерике. Неужели всё и правда настолько плохо? Но спрашивать сейчас было бы опрометчиво: быть посланным, как в прошлом году, банкой с тараканами, вон совсем не хотелось. Снейп наверняка потом бы жалел. Может Гарри и воображал это, но ему казалось, что о многих вспышках собственного гнева тот в самом деле сожалел.

— Встаньте быстро, не хватало ещё, чтобы кто-то вас в таком положении застал.

Будь на месте Снейпа Гермиона, Гарри бы обязательно отпустил какую-нибудь пошлую шуточку. Она бы поняла её и тоже выдала что-нибудь этакое с небольшими злыми нотками, потому что подвернулся бы случай попытаться вызвать ревность у ничего не понимающего Рона. Но здесь такого явно было делать нельзя, даже если и вертелось на языке.

Он поднялся и притянул стул, ставя его спинкой вперёд к преподавательскому столу. Так, чтобы этот самый стол служил им неким буфером, давая лёгкое пространство.

— Всё плохо? — спросил он, терпеливо дожидаясь, пока и Снейп повернётся к нему лицом, кривя губы на его манеру сидеть.

— Плохо, — просто прокомментировал Снейп. Теперь он не злился и не раздражался, как бывало обычно. Констатировал факт.

Гарри не мог придумать оправдания или какое-то утешение, просто в бессилии опуская голову на сложенные на спинку стула руки.

— Ладно. Хотите с этим что-то сделать?

— Вам даже не интересно, что вы натворили? — неверяще вопросил Снейп, поднимая брови. — Вам что, совсем на себя плевать?

— Всë в порядке, — буркнул он. — Вы просто не должны больше пробовать вломиться ко мне в голову. Если не смогли вы, вряд ли сможет кто-то ещё.

Снейп молчал около минуты прежде, чем сказать:

— Хорошо. Что вы сделали?

Терпеливо, но ни одной эмоции в голосе. У Поттера не было ориентира к тому, как подать информацию так, чтобы их шаткое взаимопонимание не улетело в куда-то в ад. Может быть поэтому он когда-то и сосредоточился на мысли, что ему нужно его ненавидеть. С ним было сложно.

Гарри вздохнул, упираясь лбом в руки.

— Ничего. Но, возможно… — он чуть нахмурился. — Возможно, что я сделал так, чтобы тот, кто хочет попасть в мою голову, попадал в голову Лорда, — он скопировал безэмоциональный тон профессора, как-то отстранëнно удивляясь, насколько это легко. Как похоже на нечто в нëм настоящее. Насколько было приятно, не пытаться выдавливать на лице эмоции, когда не хотелось и в которых он не был уверен.

Вероятность такого была, но на самом деле он не думал, что это так, даже если и ощущал этот мерзкий коридор между ними. В который, чисто в теории, и могли попадать «гости». К тому же, природа той «тьмы» несколько отличалась от «коридора», потому что была его собственным «произведением». Но спихнуть всë на самую известную проблему в своей жизни, чтобы избежать вопросов, проще всего.

Снейп удивительно спокойно воспринял это. Устало провёл рукой по лицу прежде, чем снова взглянуть на него.

— Знаете, мистер Поттер, это самое отвратительное, что вы могли вообще сделать, но именно поэтому этим можно и восхититься. Настолько ужасно, что гениально. Я бы даже сказал, что талантливо для шестнадцатилетки вроде вас.

— Злитесь? — буркнул Гарри.

— В бешенстве, — кивнул профессор. — Я даже не могу вам помочь, потому что о таком не пишут в учебниках по ментальной магии и не преподают.

Поттер с некоторым недоумением поднял взгляд:

— И вы всë равно верите, что всë так, как я рассказываю? Я ведь не пустил вас дальше.

— У меня есть для подобного основания, а проверять никакого желания, — усмехнулся Снейп. — Боюсь, я вполне комфортно чувствую себя со здоровым разумом, поэтому просто постарайтесь исправить это. Может, я скажу вам много повторяющуюся в ваш адрес банальность: вы не должны связывать себя с Тëмным Лордом даже мелочами. Но что же делаете вы? Вопреки, буквально подключаете к своему глупому мозгу сумасшедшего волшебника.

— Это не!..

— Не спорьте, вряд ли вы достаточно знаете о разуме в целом, чтобы делать заявления насчет того, что «это не». Вы знаете, что такое дофаминовые петли, Поттер?

Гарри отрицательно покачал головой.

— Как бы вам объяснить попроще… — он на мгновение едва нахмурился. — Вредные маниакальные привычки. Ожидание счастья? Что-то вроде такого. Человек постоянно делает какое-то действие, ожидая, что оно принесëт ему счастье, но в действительности происходит только обратное. Однако, человек всë равно продолжает думать, что повторение данного действия именно то, что нужно, не желая осознавать реальность. Продолжает это делать до изнеможения, игнорируя очевидные факты о вреде. Этому нет конца, так что, делая нечто подобное, вы рискуете в конечном счёте «продать душу», если так можно выразиться. Каждый раз, пуская его в себя, вы невольно ждëте того, что ваша жизнь будет легче, но разве это происходит? А чем больше его здесь, — профессор с силой тыкнул пальцем в его голову, заставляя чуть отклониться назад, — тем меньше там вас. Тëмный Лорд не глуп. Если он однажды вздумает занять ваше тело, вы можете оказаться бессильны просто потому, что даже не будете считать это неправильным.

— Я не думаю, что ему нужно моë тело. Он ведь… — Гарри замолк, понимая, что начал говорить лишнее. Если он скажет, что знает, что главная мечта Волдеморта сдохнуть, профессор сможет понять, что всë хуже, чем предполагается.

— Ненавидит вас? — предположил Снейп, услышав паузу. — Бесспорно. Но едва ли он станет пренебрегать вашим телом, скорее уж наоборот, если в его голову придëт такая мысль. Ваше тело… юно, здорово, обладает незаурядными талантами к магии. Вполне подходяще.

— Значит, количество магии зависит от тела?

— Да, но в первую очередь от вашей лимфатической системы, — кивнул Снейп, а потом чуть улыбнулся, почти шутливо добавляя: — Именно поэтому сильные волшебники не толстеют.

Гарри хихикнул, внезапно чувствуя, как напряжение отпустило. Он даже не заметил, насколько в действительности сильно беспокоился.

— Вы тоже ужасны. Почему вы не могли быть ко мне мягче с самой нашей первой встречи?

— Кажется, мы это уже обсуждали, — едва слышно фыркнул профессор. — Ваше лицо я всë ещë ненавижу, но, видя ваши оленьи глаза, каждый раз вспоминаю, как вы давились словами признания. Это продолжает выбивать меня из колеи, поэтому я могу делать это только сейчас.

— Следовало признаться вам ещë в одиннадцать.

— Что? — удивился Снейп.

— Я шучу, — поднял руки вверх Гарри. — Шучу. Мне в одиннадцать было совсем не до любви, знаете ли. Я только лет в тринадцать, когда увидел Чжоу, вдруг осознал, что хочу любить кого-то. Кого-то… лучше и прекраснее себя. И Сириус ещë огня подлил, пообещав мне родительской любви, но так и не дав той. Я же сирота, знаете, тогда всë ещë нуждался в таком.

— Думаете, я мог бы вам всех их заменить? — Снейп тоже поднял взгляд, смотря на него с лёгким снисхождением. Как на ребëнка, лепечущего глупости.

— Дело не в замене… — замялся Гарри. — Я прекрасно знаю, что этого никогда больше не будет, я ведь с каждым годом становлюсь старше, и всë вот тут, — он постучал пальцем по лбу, — меняется. Даже если внезапно из неоткуда возникнут мои родители, едва ли это сможет что-то во мне изменить. Время упущено. Мне больше не нужна вот эта безусловная любовь, как бы грустно это не звучало.

Поттер почувствовал себя неловко, откровенничая, но его не прерывали. Может быть впервые в жизни кто-то не продолжал его, как ему кажется, странные диалоги, превращая их в некую шутку, чтобы смягчить серьëзность. Он сделал судорожный вдох, поспешно закрывая рот рукой, а потом так же поспешно одëргивая ту.

— И любить по-настоящему я не хочу никого. Я хочу, чтобы кто-то просто… ну, знаете… видел меня. Интересовался мною и знал обо мне больше, чем помню я сам. Равноценно. Я бы проявлял то же самое по отношению к этому человеку. Чтобы мысли обо мне возникали у этого кого-то, когда он покупает мороженое, например. «О, тут есть щербет, который любит Поттер, нужно купить и ему!» Мне кажется, что это так просто, но в действительности словно что-то невозможное. Поэтому я подумал, что возможно слова «я люблю тебя» смогут дать мне это, даже если я терпеть не могу к кому-либо прикасаться. Если я просто дам им всем то, чего они хотят, может быть кто-то… из всех хоть кто-то… но это дерьмо собачье на самом деле.

Но говорить в лицо он всё равно не мог, начиная разглядывать свои руки и внезапно осознавая, что те дрожат. Поттер впервые говорил это кому-то вслух. Признавался в своëм грëбанном одиночестве, которое он не мог закрыть ничем. Он постоянно чувствовал себя так, словно весь мир был где-то далеко-далеко, а люди, которые говорили ему о любви, ни секунды его не любили.

Снейп подавил вздох, думая о том, насколько же это на самом деле неважные мелочи. Но, переживая это сейчас, тот не поймëт, если он ему это скажет, скорее закроется окончательно и от него, нацепив на лицо свою дурацкую улыбку.

Отстранëнно он подумал, что может его понять. Конечно, их ситуации были чуть более разными, он-то как раз невообразимо сильно нуждался в чьей-то безусловной любви, потому что даже мать была с ним ласкова только при условии, что он выполнял все еë правила. При условии, что он был хорошим ребëнком.

Именно поэтому он когда-то так сильно цеплялся за Эванс, которая, казалось, не могла его разлюбить несмотря ни на что. Да, он часто делал вид, что ему и кната не будет стоить их разрыв, в то время как сам сдохнуть был готов от одной только мысли об этом. Ему тогда казалось, что так как Лили любить его больше никогда, никто и ни за что не будет. Потому что думал, что у него на редкость мерзкая натура, к которой невозможно проявить подобное. Но и чувствовать чьë-то превосходство, власть, над собой из-за этих чувств не желал. «Кусался» постоянно, будучи весь в своих комплексах, а та просто улыбалась ему, находя даже такое милым. Весь он такой, каким был, был для неë хорошим, а он никак не мог поверить в это до конца, продолжая проверять границы еë терпения и совсем не думая, какие чувства могла испытывать девушка. Он едва ли дал ей что-то важное в тот период их дружбы, так что неудивительно, что в какой-то момент она поняла, что им нельзя идти одной дорогой.

Хотя он, даже не будучи с ней связан в тот период своей молодости, погубил еë, как бы иронично это не было.

— А потом я понял, что не замечал одной совершенно простой и очевидной вещи, — снова продолжил Поттер. — Вы всегда меня видели. И я подумал, что хочу любить вас больше всего на свете, потому что никому больше, кроме вас, я никогда и не был нужен. Я могу предположить почему, но причины не важны.

Она видела в нëм нечто особенно и вот, теперь еë сын заявляет к нему с признанием в любви, разглядев в нëм спасительную ниточку. Чувствует себя видимым им в то время, как едва ли его когда-то в самом деле интересовало что-то помимо наличия жизни в этом теле. Потому что отдать миру то, что было настолько дорого той, кто оставил в его жизни одни из самых ярких моментов, он не мог. Если бы не этот ребëнок, он бы не стал выходить из Азкабана ещë тогда, когда его поймали за пожирательскую метку в первый раз. Остался бы в той грязной камере, медленно подыхая. И что он может ему ответить? Вы ошибаетесь, мистер Поттер? Всë будет когда-нибудь прекрасно?

— Вам не кажется, что это слишком откровенно? Мне кажется, эти уроки были предназначены для другого, — прокашлявшись, ответил профессор, и Поттер, наконец, поднял на него взгляд. Странный, потому что он явно веселится. Это вызывало неловкость, и он даже не может отвлечь их от этого разговора, потому что не готовил другой программы, уверенный в том, что тому и правда нужно будет учиться окклюменции, несмотря на бахвальство. Но и выгнать вот так казалось чем-то неправильным.

— Вас смущают мои откровения?

Поттер чуть наклонился вперёд, заглядывая в его лицо. Это выглядело совершенно возмутительным образом, но как будто… абсолютно не нагло. Даже забавно. Приободрял тот факт, что Поттер тихо метафорически светился, радуясь тому, что кто-то его послушал. Снейп с некоторой задумчивостью смотрел на его лицо, упираясь локтëм в стол и тоже подпирая голову, потому что сейчас он не понимал этих своих чувств. Слишком давно последний раз он вообще замечал эти самые чувства, однажды полностью разочаровавшись в жизни. Так было легче. А теперь Поттер настойчиво тянул невидимую глазу леску, поднимая со дна зашвыренный подальше в болото камень.

— Нет, просто считаю их неуместными. Мы с вами в силу возраста видим мир по разному, так что я даже не могу дать вам каких-то исчерпывающих ответов.

Гарри кивнул. Откинулся на стуле, вцепляясь в его спинку и смотря на тёмный потолок.

— Хм… Значит, вы никогда не чувствовали одиночества? — затем он снова перевёл взгляд на него, насторожено замирая в своей дурацкой позе.

— Хм… — повторил за ним Снейп, чуть усмехаясь. — В этом и суть, Поттер. Одиночество — это некая константа жизни, от которой, вопреки всему, невозможно избавиться. Друзья, семья, любимые занятия, конечно всë это помогает, потому что несëт в себе дозы эндорфина, замутняющее ощущение реальности, но суть от этого не меняется. С этим просто смиряешься, стараясь находить всë больше и больше «наркотиков». Жена, муж, любовница, любовник, полëт финтом Вронского, вышивание, математика или рисование? Людям более-менее увлечëнным науками проще, потому что науку познать полностью невозможно, но что же до остальных? Остаëтся банальщина, основанная на биологическом смысле существования любого тела — та самая ваша любовь.

У Поттера приоткрылся рот, и он облокотился обратно на спинку, выглядя явно удивлëнным и взволнованным.

— Я, наверное, думаю похоже. Просто в моей голове всë звучит менее цинично, — чуть помедлив и задумчиво облизав губы, произнёс Гарри, — не то, чтобы я как-то презирал само понятие любви, мне кажется, что это здорово. Я, к примеру, не очень умный и у меня нет желания быть таковым, так что для меня подобный вариант выход? Это просто.

— Может быть поэтому это и самый популярный выход, — чуть пожал плечами мужчина. — Не подумайте, что я умаляю значимость этого чувства, особенно в его развитии. Прекрасно и чудесно. Я уважаю и восхищаюсь его проявлениями, просто для меня это уже нечто, оставшееся в прошлом. Пережитое и не имеющее значения. Поэтому я и сказал, что иногда разница в возрасте — это существенное препятствие. Даже в общении.

Гарри кивнул, пытаясь обдумать данные слова. Пережитое. Похоже это на его чувства? Отчасти, наверное, потому что, несмотря на то, у профессора возможность полюбить кого-то оставалась, но он намеренно от неë отказывался, ничего не ожидая и не ища, а у него даже шанса пережить этого не было. Его «спектра» явно никогда не хватит для такого «зелья». Но сейчас они находились в равных позициях. О, это выглядело забавной игрой в перспективе. Один обманывал, а другой делал вид, что обманывается. Взаимовыгодно просто потому, что Поттер может «пострадать» от неразделëнной любви, когда окончательно себя в ней убедит, а второй закроет одну из собственных ран.

Они оба явно просто шизики.

— Значит, вы не думаете о том, чтобы в будущем жениться или завести детей? Я думаю, вы были бы прекрасным родителем. А может быть вам в самом деле нравятся мужчины? Если я вырасту, наверняка стану вполне собой хорош.

Снейп засмеялся, откидываясь на стуле и складывая руки на груди, а Гарри улыбался, видя его действительно веселящимся. Ему так нравилось это расслабленное лицо сейчас, что он думал, что, будь у него право, он бы хотел поцеловать его. Перелезть через стул, стол, и просто рухнуть на Северуса, обнимая и прикасаясь губами к чужому лицу. В глазах Поттера такое было романтично. Он мог живо представить, как тот продолжал бы улыбаться, выдав что-нибудь иронично-беззлобное, мягко и с вибрациями произнеся его имя. Учитывая как прекрасно Снейп управлял своим голосом, он явно бы смог подобное.

— Если вы не заметили, я не люблю детей, и они меня раздражают. А свадьба… едва ли, учитывая мои повседневные привычки.

— Вы так и не ответили насчёт мужчин, — заметил Поттер. — Я куплю нам дом, если вы на меня согласитесь, чтобы не переставлять вещи в вашем. Нужно же хоть как-то тратить своë наследство.

— Ни капли такта, — хмыкнул Снейп, а потом беззлобно добавил: — Весь в папашку.

— А что, он вам на самом деле нравился?

Это звучало в самом деле нагло, и в душе Поттер опасался, что сейчас его вышвырнут. Может быть не так яростно, как было на пятом курсе, когда он залез в чужой омут памяти, но тем не менее. Однако Снейп словно подхватил его ребяческую дерзость, повторяя усмешку:

— Нет, но ваш крëстный казался мне в то время потрясающим, хоть и говнюком, из-за своей популярности. Подросткам нравятся популярные люди, даже если это просто кто-то из одноклассников. Как вы можете ощущать на себе, такое происходит довольно часто. Но это не значит, что женщины меня не интересуют. Я бы сказал, что в людях меня интересует их индивидуальность.

— И в чëм же вы видите эту индивидуальность?

— Вы не подходите, можете не выпытывать, — отмахнулся профессор. — Давайте всë же займëмся чем-то более полезным, чем пустые разговоры.

— Это не пустые разговоры… — пробурчал Гарри, отводя взгляд. Ему от них как будто бы было легче, потому что он был абсолютно искренен и не чувствовал пренебрежения к тому, что вообще говорил. Ему все обещали поддержку. Говорили, что готовы выслушать, а когда он действительно решался высказаться вслух о том, что жизнь кажется ему бессмысленной оказией, никто... едва ли кто-то в самом деле обращал на то внимание, воспринимая как шутку. Он знал, что это потому, что он никогда и не старался акцентировать на том внимание голосом или мимикой, не желая раздражать других. Едва ли кому-то мог бы нравится несчастный Поттер, ибо живое знамя так выглядеть не должно. Вот Гарри и не выглядел.

Он прервал эти мысли на секунду, с некоторым волнением вдруг осознавая, что чуть не признался Снейпу вслух о самом отвратительном в себе. О чëм уж точно никогда и никому не должен был говорить, но чем, казалось, в самом деле можно было спокойно и без истерик поделиться с этим отстранëнным человеком. О том что даже мысленно произносил про себя редко. О своëм желании просто, в конце концов, умереть. О том как сильно устал вечно стараться быть кем-то, в то время когда чувствовал себя никем и не хотел быть хоть кем-то. Великим магом, спасителем, просто чьим-то любящим мужем или блаженным верующим, профессором или работягой с завода. Не хотел. Ни есть, ни пить, ни дышать, он чувствовал себя уставшим от всего, а, самое главное, от необходимости продолжать бороться за это существование, потому что для других оно было важно.

Будь его воля, он бы в самом деле просто… Где-то в закладках его памяти даже существовал список из двадцати одного способа безболезненного самоубийства. Гарри придумывал их в те моменты, когда накатывало особенное ощущение скуки. На уроках истории, идя в школьную столовую, пока где-то рядом меж собой кто-то разговаривал, или пока курил в каком-нибудь укромном месте. Это было для него своеобразной игрой ассоциаций. Буква, предмет или событие, всë, что угодно могло стать опорой этих дурацких мыслей.

Волдеморт был трусом, не способным убить себя и боящимся грядущего ничего, а он просто не хотел исчезать без следа, когда у него была возможность этот след оставить.

— В таких разговорах я узнаю о вас больше, чем мне могла бы сказать любая среднестатистическая информация о вас вроде любимого цвета или любимого вина.

— Вам следует вести такие разговоры со сверстниками, — заметил Снейп.

— А сколько моих сверстников, по-вашему, готовы поговорить со мной о чëм-то таком? — раздражился Поттер. — Не забивай себе голову, жизнь прекрасна! Мы со всем справимся! У тебя есть Я! Нету у меня никого! Всë это!.. — он запнулся, смутившись. — Сверстники предпочитают просто радоваться жизни, а не думать о чëм-то мрачном вроде того, что есть вероятность, что в эту самую минуту кто-то умирает из-за тебя.

— Кто-то действительно умирает, — кивнул Снейп. — Люди смертны, если вы не знали, и едва ли ваше чувство вины за них как-то поможет.

— Вы тоже не понимаете, — огорчился Гарри, и Снейп почувствовал досаду. Потому что не понимал Поттер, а он не мог донести ему простую истину.

— Мистер Поттер…

— Вы могли бы звать меня по имени, пока мы наедине, — кончики губ Поттера скривились наподобие улыбки.

— Мистер Поттер, — снова повторил Снейп, игнорируя прозвучавшую фразу. — Я знаю, что вы чувствуете, потому что… — он тяжело сглотнул, — думаю, винил себя точно также. Из-за вашей матери и войны вообще.

Лицо Поттера закаменело, потому что он вдруг в самом деле понял, что забыл, что пережил в своë время Снейп.

— Это я готовил зелья, которые позволяли Тёмному Лорду жить. И это я был тем, кто принëс ему пророчество. Как вы думаете, сколько в действительности жизней унесли мои амбиции? Однако, ни я, ни тем более вы, не в ответе за то, что творит Волдеморт.

На памяти Гарри, тот впервые назвал Тёмного Лорда этим именем. Он действительно пытался заставить его понять, и Поттер… он понимал, но едва ли это могло мгновенно заставить его жить подобным образом.

— Вы не можете брать на себя ответственность за других людей. За их чувства, действия и существования вообще, особенно в ущерб себе. Ваша собственная жизнь должна быть для вас в приоритете.

Гарри внезапно почувствовал, что у него защипало в носу.

— Если вам действительно сложно ставить себя на первое место для себя, то сделайте это для меня. Раз уж так опрометчиво признались в любви, то имейте совесть соответствовать.

— Вы так и не сказали, что для вас индивидуальность, а теперь требуете соответствовать, — шмыгнул носом Поттер и потёр глаза. Внутренне Снейп чувствовал себя неловко. Глупо, выдав такую тираду. Но он понимал, что, возможно, именно это сможет хоть немного пробить бронь чужого непонятного обязательства жертвовать собой.

— Начнëм с того, что я ненавижу людей, которые плывут по течению, — усмехнулся Снейп.

— Что ж, однажды я вырасту настолько прекрасным, что вы не сможете не влюбиться, — пошутил Поттер, поднимаясь. — А теперь, пожалуй, я пойду, порыдаю в одиночестве.

— Я вас настолько растрогал?

— Одно ваше существование умиляет меня до слëз, так что не обессудьте, — сквозь всхлип засмеялся Гарри, пятясь. — До свидания, профессор.

— Идите уже, — отмахнулся Снейп. Он был уверен, что Поттер не в истерике и тому просто нужно побыть одному. Чувствовал, хоть и не желал особенно проявлять такое внимание к этому ребëнку, и только поэтому отпускал.

Гарри просто кивнул и скрылся за дверью.