Ванда с ленивой полусонной улыбкой потягивается под одеялом, нащупывает смартфон на тумбочке, чтобы взглянуть на время, и подскакивает.
— Ч-чёрт!
Наскоро умывшись и одевшись, она сбегает вниз, попутно закручивая волосы в пучок. В гостиной пахнет смолой и еловыми иголками: высокая, под самый потолок, ель, которую вчера поставили только при помощи магии Ванды, вовремя подхватившей дерево, отогрелась в домашнем тепле и оказалась такой пушистой, что заняла, кажется, треть комнаты. Здесь же и коробки с игрушками и гирляндами, которые сняли с чердака.
В кухне Ванда обнаруживает Лору и Лайлу в одинаковых милых зелёных фартуках в белый горошек: Лора у плиты помешивает что-то аппетитно шкворчащее в кастрюльке, а Лайла аккуратно режет овощи для салата.
— Привет, Спящая Красавица, — подмигивает Лора и тихо смеётся над её растерянным и сонным видом. — Завтрак, считай, ты уже проспала, так что можешь перекусить бутербродом, а через час сядем вместе обедать.
— Господи, какой ужас! В жизни так долго не спала!
— Почему ужас? Ты же выспалась?
Ванда на мгновение прислушивается к себе и кивает. Вчера вечером, напившись горячего травяного чаю с вишнёвым пирогом, она уснула, едва только голова коснулась подушки, и сегодня действительно чувствует себя отдохнувшей: наверное, впервые за последние месяцы она крепко спала всю ночь, не просыпаясь в холодном поту от кошмаров, выворачивающих душу наизнанку и вытягивающих из неё последние силы.
— Вот и хорошо, — уверенно кивает Лора. — А то Клинт собирался тебя разбудить часа три назад, за что и был изгнан на улицу чистить дорожки от снега.
Ванда, готовая провалиться сквозь землю со стыда, закрывает лицо руками, но Лора вытирает полотенцем руки и мягко касается её плеча.
— Он говорил, что ты плохо спишь по ночам, постоянно кошмары видишь. Так что отсыпайся и ни о чём не переживай.
— Спасибо. Кажется, мне это действительно было нужно. А мальчишки тоже на улице?
— Да. Хочешь прогуляться?
— Лучше помогу вам с обедом, — улыбается она и решительно повязывает фартук в белый горошек.
***
Ванда развешивает гирлянду из еловых веток на гардины под самым потолком, обвивает ими лестничные перила — с магией дел на пять минут — и исподтишка наблюдает, как Лора распутывает нить с огоньками и расставляет снежные шары на каминной полке, как Клинт поднимает то Лайлу, то Нейта к самым высоким веткам, и дети вешают стеклянные шары, бусы и сахарные тросточки рядом с её бумажными журавликами, прыгающими с ветки на ветку.
Клинт смеётся вместе с ними, одобрительно похлопывает Купера по плечу, когда тот приносит лёгкую стремянку, и придерживает сына, пока тот взбирается на верхнюю ступеньку, чтобы установить на макушку красивую фигурку ангела в золотых одеждах.
Клинт смеётся, и Ванде кажется, что его семья — самое лучшее, самое правильное, самое нужное, что только могло с ним случиться. Что дети — неугомонные, чудесные, обожающие своего отца, — и любящая, заботливая, добрая жена помогут ему пережить гибель Нат, поддержат и всегда будут той самой причиной жить дальше.
Потому что всегда проще, когда есть, ради кого.
***
Ванда вызывается испечь шарлотку к рождественскому ужину — ту самую, которую когда-то пекла мама и в которой яблок в три раза больше, чем теста. Лора руководит детьми, решившими самостоятельно приготовить картофельный салат и пряничные домики, а Клинт торжественно назначается ответственным за запечённое мясо и эгг-ног и щёлкает Ванду по носу, когда она пытается подсмотреть суперсекретные специи в их фамильном рецепте яичного напитка.
За ранним ужином они вспоминают тех, кого больше нет. И благодарят — Наташу, Тони и Вижена — за подаренный всему человечеству шанс, за возможность миллионам семей быть вместе в это Рождество. Ванда едва сдерживает слёзы, когда Лора вспоминает Пьетро и обнимает её. Если бы не Пьетро, Клинт был бы мёртв. Если бы не Вижен, Нат и Тони, все они тоже были бы мертвы.
***
Когда стол убран и посуда вымыта, дети тянут Ванду на улицу.
— А я предупреждал, — посмеивается Клинт, вместе с Лорой наблюдая с веранды, как Ванда взрывает магией сугробы, устраивая во дворе локальную метель.
— Ну, извините, Снежной Королевой мне ещё быть не доводилось, — фыркает Ванда, но с четвёртой или пятой попытки у неё действительно получается превратить снег в лёд.
Горка выходит добротная и крепкая: с башенками, как у настоящего замка, длинная и широкая, с несколькими виражами и туннелем.
Купер, с присущим ему отцовским духом авантюризма, первым взбирается на башенку и с радостным воплем несётся вниз.
— Это круче, чем в Диснейленде! — кричит он, долетая до самого конца горки и даже чуть дальше.
Дети бегут на горку гурьбой, и Нейт просит Ванду съехать с ним, потому что папа не разрешит ему скатиться самому.
Ванда садится на ледянку, обнимает Нейта обеими руками и отталкивается. Сердце и желудок меняются местами, едва ледянка набирает скорость. Они мчатся так быстро, что захватывает дух одновременно от страха и восторга и ветер свистит в ушах, а всё вокруг — деревья, звёзды, дом и до слёз хохочущие Клинт и Лора — вдруг становится одним смазанным пятном, и уже непонятно, где небо, а где земля.
Ледянка тормозит, и Ванда теряет шапку и падает в сугроб вместе с Нейтом. Мальчишка тотчас вскакивает и бежит к горке снова, а Ванда лежит на снегу, раскинув руки, и улыбается мерцающим в тёмном высоком небе звёздам.
— Ты в порядке?
Она переводит взгляд на подошедшего Клинта, немного взволнованного, видимо, что она не поднялась сама.
— Да. Я просто… Ох, это было здорово!
Клинт улыбается и помогает встать, и отдаёт потерянную шапку.
— Ты обязательно должен прокатиться, — уверенно кивает Ванда, отряхивая шапку и натягивая её на уши.
— Давайте паровозиком! — кричит Лайла и бежит за мамой.
— Вот бы где щит Кэпа пригодился, — бормочет Клинт.
Ванда смеётся и тянет его за руку к горке.
***
Через час Лора зовёт домой: дети, да и они сами уже давно напоминают банду снеговиков, наводящую ужас на окрестные овощные базы.
— И у нас ещё рождественский киномарафон в программе, — говорит Клинт, таща за собой ледянку с гордо восседающим на ней младшим сыном. — И, хочу заметить, под мой эгг-ног заходят даже дурные современные комедии.
— Он у тебя что, из чистого спирта? — притворно ужасается Ванда.
— Почему из чистого? — столь же притворно возмущается Бартон. — Со специями!
Возле крыльца Ванда останавливается, смотрит в небо и улыбается идее, пришедшей в голову.
— Ты идёшь? — оборачивается Лора.
— Сейчас, секунду, — просит она. — Не уходите, пожалуйста, я хочу кое-что показать.
Она пускает сгусток магии вверх, и высоко-высоко в небе, словно новое созвездие, вдруг появляется силуэт лучника (Лора пихает Клинта в бок, так как лучник очень уж похож на него). Он метает стрелы одну за другой, и они яркими кометами прочерчивают небо и взрываются множеством разноцветных огней, словно в ночной вышине вдруг распустились десятки диковинных цветов.
Дети смотрят на этот удивительный фейерверк задрав головы и раскрыв в изумлении рты, и Клинт поднимает Нейта на руки, чтобы ему было лучше видно.
Вскоре огоньки гаснут, и лучник исчезает вместе с ними. Но Ванда вновь пускает несколько магических шаров, и в небе появляются фигуры Нат, Пьетро, Вижена и Тони. Они улыбаются и машут сверху, точно прощаясь с людьми, оставшимися на земле. И уходят, будто бы болтая друг с другом и смеясь над дурацкими шуточками Тони — всё выше и выше, по сотворённой магией тропинке, пока наконец не растворяются в звёздном свете. Их следы, оставленные на тропинке, осыпаются серебристым снегом и тают, так и не коснувшись земли.
— Боже мой, — шепчет Лора, прижавшись к плечу Клинта, — это было чудесно…
Клинт обнимает её за плечи и благодарно кивает Ванде.
***
Клинт был прав, когда говорил о своём фирменном эгг-ноге. Ванда выпивает всего один бокал, пока они смотрят старую чёрно-белую комедию, и совсем не чувствует алкоголя — лишь приятный сливочный вкус с ноткой мускатного ореха. Но стоит ей подняться…
— Во-оу! — она теряет равновесие и падает обратно в кресло, и зажмуривается, надеясь, что гостиная перестанет кружиться, как заведённый волчок.
… И просыпается на руках у Клинта.
— Алкоголик из тебя, скажу честно, всё равно бы не вышел, — пыхтит он, поднимая её на второй этаж. — Всегда после первого бокала отключаешься?
— Кажется, нет, — тяжело ворочает языком Ванда. — Прости, пожалуйста… Я дальше сама дойду, честно.
Клинт опускает её на лестничный пролёт — сама, так сама, — и Ванда, попытавшись сделать шаг и едва не рухнув со ступенек, хватается за перила. У неё будто вата вместо ног.
— Нет, я передумала, держи меня, — просит она и виснет на его плече. — Господи… Что ты туда намешал?!
— Да ничего такого, обычный ром, — оправдывается Клинт, подхватывая её за талию. — Это у тебя организм, наверное, такой: всё, что крепче безалкогольного пива, отправляет тебя в глубокий нокаут. Встроенный антиалкогольный датчик, считай, подарок судьбы.
Ванду, преодолевшую с его помощью несколько ступенек, прошибает холодный пот, и она замирает как вкопанная. Подарки! У неё же ничего нет ни для детей, ни для Лоры и Клинта! Блин! Вот же идиотка!
— Эй, ты как?
— В порядке, просто кое-что вспомнила. А где все?
— Дети давно спят, Лора пошла в душ. Ты проспала два с половиной фильма, даже, кажется, не пошевелилась ни разу.
— Кошмар…
Клинт доводит её до комнаты, сажает на кровать и желает спокойной ночи.
Ванда ложится, но перед тем, как уснуть, решает исправить свой прокол. Она улыбается приходящим на ум мыслям, и алые искорки срываются с кончиков пальцев, проскальзывают под дверь и прыгают по ступенькам, тонко звеня, как крошечные серебряные колокольчики.
Большой бархатный красный мешок с подарками и заплаткой возле самого дна, перевязанный тяжёлым шнуром со старинными кисточками и будто только что выпавший из саней Санта-Клауса, ждёт под елью своего часа.