Кур-де-Фонтейн полнился людьми, спешащими по делам с самого раннего утра. Я устало потерла глаза в попытке избавиться от сонливости, монотонная болтовня и журчание воды лишь сильнее вгоняли в дремоту. И я бы пожалела о бессонной ночи, проклиная себя из прошлого за столь неосмотрительную оплошность — как это обыкновенно бывает по утрам после трехчасового сна или безудержной пьянки — однако причина, по которой мои веки упорно тяжелели, по-прежнему бросала краску в лицо и разливалась жаром внизу живота при одной лишь мысли о ней. Я облокотилась о каменную отделку стены и позволила себе утонуть в обрывках воспоминаний.

Пальцы крепко впились в бедра, без труда удерживая меня на весу. Это произошло не внезапно: к этому вели месяцы потаенных встреч, поцелуев, ласк и объятий. Мы не скрывали отношения намеренно, но все же не желали предавать их огласке — иначе окружающие бы стали болтать попусту. Слухи, конечно, со временем расползались, однако большинство людей не спешили воспринимать их всерьез: мало ли что говорят? О верховном судье вообще разговоров ходило столько, что впору было заводить целый архив…

О чем это я?.. Ах, да, руки. Чересчур сильные даже для мужчины, они при этом совершенно не были лишены нежности — той, с которой блуждали по обнаженной коже и ласково чертили полосы мягкими подушечками… Большой палец мазнул по нижней губе, ловя первый сорвавшийся полустыдливый стон. Поцелуй — чуть более глубокий, чуть более влажный и несдержанный, чем обычно; толчок внутрь — и еще один стон, слившийся в унисон с гортанным хрипом. 

Я прикусила губу и непроизвольно свела ноги, вспоминая, как было дальше: он двигался все быстрее и ни на секунду не отводил от меня глаз… И если то, что происходило ниже пояса, смущало уже достаточно, то его взгляд, подернутый искренним восхищением, и губы, шепчущие мое имя в перерывах между поцелуями так, словно оно оставляло на языке сладкий привкус, словно его звучание из собственных уст доводило Невиллета до настоящего экстаза — они по-настоящему сводили меня с ума.

— Всю ночь не могла уснуть. Ужасная гроза… И откуда она взялась? По прогнозу не обещали…

Случайный обрывок чужого разговора донесся до моих ушей. Я распахнула глаза и удивлено заозиралась по сторонам. Никто не обращал на меня никакого внимания, и это меня успокоило — на самую толику.

— И не говори. Такого грохота я еще никогда в жизни не слышала.

Я подскочила на месте и принялась отряхиваться, пряча расцветающий на лице румянец. Конечно, вряд ли кому-то придет в голову связать ночную грозу с Невиллетом — и уж тем более со мной, но если вдруг?..

— И вы это слышали? А я уже было решила, что началась новая война Архонтов.

Я нырнула сквозь толпу и ринулась к Дворцу Мермония, по дороге ненароком подхватив кусочки еще нескольких разговоров — казалось, будто весь Фонтейн обсуждает несчастную грозу. Кто-то уже успел связать ее с легендой о плачущем драконе, так что до кабинета судьи я добежала на грани паники — и даже Седэна при виде моей взъерошенной фигуры не стала уточнять цель визита.

— Невиллет! — жалобно протянула я, показавшись в дверях. Мужчина мгновенно поднялся на ноги. Мы бросились друг к другу почти одновременно и встретились на середине комнаты, где я оказалась в его объятиях.

Обеспокоенное лицо нависло над моим:

— Что произошло? — вопросил он, пристально взглядываясь в мои глаза, как если бы пытаясь найти ответ там.

— Все, все вокруг обсуждают грозу! 

Во взгляде напротив мелькнуло облегчение вперемешку с весельем.

— И ты испугалась, что они обо всем догадались?

Он ласково рассмеялся, на мгновение прижимаясь к моим губам успокаивающим поцелуем.

— В самом деле. Ты же взрослая девушка, — шепнул он, наконец.

Я спрятала лицо в складках его пышного одеяния, не понимая, чего теперь стыжусь больше: того, что нас могли услышать соседи, или своей собственной глупости.

— Я… — подала я голос и споткнулась о первое же слово. — Я просто подумала, не будет ли у тебя проблем? Ты же Верховный судья, а если еще и вскроется, что ты…

Он обхватил мое лицо ладонями, заставляя посмотреть на него.

В его выражении не было ни капли озабоченности — только улыбка в глазах.

— Кто и что сможет мне сделать, любимая? Если моя истинная сущность откроется окружающим, тогда никто тем более не посмеет тронуть тебя даже пальцем.

На некоторое время комната погрузилась в тишину. Тепло разлилось от груди по телу от слов мужчины, но что-то по-прежнему не давало мне покоя. Невиллет все еще держал меня в своих объятиях, а я нервно теребила жабо на его шее.

— А если… ну, они слышали меня?

Он покачал головой. Зрачки у него сверкнули чем-то непривычным.

— Нет. Ты ведь сама сказала, они слышали только грозу.