Чон всегда считал себя спокойным человеком, но то как его трясет сейчас это что-то новое. Сосед, с которым парень по неосторожности столкнулся сегодня утром в коридоре, даже предложил послать за знакомым лекарем, хотя до сегодняшнего дня учтивостью и дружелюбием не отличался. Вид Хосока был достаточно пугающим для, как он сам выразился, «людей не посвященных». Побледневшая из-за постоянных голодовок в угоду вдохновению кожа, она не выглядела так же аристократично, как у местных знатных девушек, высветлявших ее разными дурно пахнущими средствами, наоборот ее вид был настолько болезненным, что отталкивал даже самых заядлых модниц. Мешки под глазами регулярного недосыпа, каждая прошедшая ночь на этой недели была пожертвована на благо искусства. Чон сам себя в этом убеждал, когда недовольный хозяин лапшичной будил его, в очередной раз заснувшего за столом. Картину дополняли трясущиеся от предвкушения руки.

На днях, наблюдая за репетицией актеров с другого факультета, Хосок действительно был похож на безумца со своим внешним видом и огоньками в глазах. Он буквально видел, как эти талантливые молодые люди когда-нибудь сыграют и по его сценарию.

Парень вновь чувствовал себя на своем месте, осознавав почему так отчаянно желал учиться именно здесь. Хосок ощущал себя живым. Физические недомогания не могли перебороть то воодушевления, что переполняло парня, как только он приступал к работе, их можно было сравнить с болью от вновь отрастающих крыльев.

Сегодня тот самый день. Чон игнорирует насмешки одногруппников про то, что с таким настроем ходят получать премии за заслуги в области культуры, а не просто сдают очередную работу.

«Может я и правда смогу получить что-нибудь за эту работу… Никогда не видел ничего похожего у других»

Парень сам себя подбадривал и только сильнее распалял внутреннее желание поскорее услышать похвалу в свой адрес.

Даже преподаватель, которому пришлось чуть поднапрячься, забирая у студента аккуратно сшитые листы рукописи, отметил странности в чужом поведении.

— Когда я смогу услышать ваше мнение? — переминается с ноги на ногу, не в силах устоять на месте.

— Также как и всегда, Чон, — безэмоционально пожимает плечами.

— Нет, конечно нет, — неловко улыбается, — но я уверен что вам понравится его читать.

— Тогда почему ты еще здесь, а не на занятиях, раз о моем предмете тебе нет нужды волноваться? — возвращает голосу привычную строгость.

— Извините, — уважительно кланяется и исчезает с глаз преподавателя.

***

Шепот преследует его, куда бы парень не пошел. Однокурсники косятся кто с интересом, а кто и с искренним испугом. Чон почти физически ощущает на себе их взгляды, кажется ему достаточно совершить один неверный шаг и те, словно дикие звери, сорвутся со своих мест и разорвут его на части, разнося их по городу в качестве новой сплетни.

Его всего лишь вызвал к себе преподаватель, но ощущает себя Хосок так, будто его ведут на казнь, не меньше. Он и сам понимает насколько это глупо, ведь ничего такого в этом году парень совершить не успел, последнюю неделю, пока писал сценарий, и вовсе провел затворником.

— Чон Хосок, верно, — один из членов комиссии, что он совершенно не ожидал увидеть, окидывает его изучающим взглядом, от которого хочется съежится, свернуться в комочек, а лучше и вовсе убежать подальше, — ваши отец и брат были военными и защищали честь своей родины, я прав? — переходит сразу к делу, не дав студенту перед ним и шанса привыкнуть к давящей атмосфере в помещении.

— Да, так и есть, — неуверенно кивает, пока мозг перебирает все возможные варианты событий, при которых могла всплыть эта информация. Хотя Чон никогда и не делал секрета из истории своей семьи, просто предпочитал лишний раз не рассказывать, если не спрашивали напрямую.

Хосок был совершенно не похож на остальных членов своей семьи мужского пола и ничуть не стыдился этого, что давало только больше поводов для их сравнения и последующих насмешек. Парень никогда на те не отвечал, молча сглатывал комок неприязни в горле и шел дальше. Зачем отрицать очевидное? Он никогда не хотел идти по их пути.

— Тогда расскажите нам, почему вы вдруг решили оскорбить память о них и высмеять идеи, в которые они свято верили? — в голове всплывают моменты того, как отец еще совсем маленькому Чону рассказывал, что важнее всего в этой жизни быть честным перед собой, своей семьей и своей родиной. Простые истины, известные каждые, из уст отца они всегда звучали так, будто он рассказывает ребенку тайны устройства самого мироздания. Но все это никак не хотело вязаться с происходящим в данную минуту.

— Простите, но я не понимаю о чем вы, — поднимает опасливый взгляд на преподавателя.

— О вашей работе, который вы хотели по-моему мнению либо впечатлить других студентов, продемонстрировав им свою смелость, либо показать свое пренебрежение нашей культурой, но тогда ваши мотивы мне не понятны совершенно.

— Вы кажется спутали меня с кем-то… — будь у него сейчас в руках собственная рукопись, Чон бы точно прижал ее к груди и поклялся бы на чем угодно, что работа, которой он так гордится не имеет ничего общего с чужими словами.

— «Убитые мечтою» ваша работа? — достает рукопись, успевшую истрепаться, ее успел прочесть не один человек.

— Да…

— Тогда может объясните мне какой реакции вы ожидали, когда писали про ненависть к родному дому, про желание сбежать и… что там еще было? «Лучшая жизнь в мире за горизонтом», — кривит губы на последней фразе и отбрасывает от себя чужую работу.

— Вы все не так поняли! — паника волнами накатывает, смешиваясь со страхом, и отдает мелкой дрожью в руках, пока Чон сопровождает свои слова дерганными жестами, ­– они просто хотели узнать можно ли жить по другому, можно ли переплыть тот океан, что они видят каждый день… Хотели избежать участи остальных членов своих семей, что утопили свои жизни, так и не попробовав плыть в этом океане. Утонули в серости и отчаяние раньше… — на мгновение глаза светлеют, обнажая те самые искры вдохновения, с которыми Хосок писал свой сценарий.

— Через море от нас находится Япония. — воодушевление, снова вмиг переполнившее парня, сталкивается с суровым реалистичным взглядом на жизнь человека напротив.

— Океан — это метафора, профессор, — вновь поникает, не увидев понимая в глазах присутствующих.

— Будь я чином повыше, непременно бы приказал наказать тебя за распространение таких идей, — мужчина даже не пытается сделать вид, что слушал объяснения студента. Переходит на «ты» раскрывая всю степень собственного пренебрежения к своему собеседнику, — таким как не место в искусстве. — припечатывает последней фразой, а Чон готов поклясться, что в этот момент был готов пустить позорную слезу от раздирающего сердце и душу чувства обиды. Ни одно оскорбление в жизни не задевало его так сильно, как эти слова.

***

– Они частично правы, Хосок, – преподаватель, принимавший у парня работу, сумел увести того подальше от комиссии.

– Тоже считаете, что мне не место здесь? – не отрывает взгляда от кружащих в его чашке чая листочков, ее ему вручили почти насильно, поэтому Чон не смеет отказываться, но и заставить себя его выпить не может.

– Я не об этом, – устало вздыхает и наливает себе еще чая, мужчина сегодня достаточно нанервничался из-за всей этой ситуации, поэтому сейчас смело доверяет свое состояние лечебным травам, – почему ты взял именно такой сюжет? Всегда ведь есть извечные темы о любви, чести и отваге.

– Как я могу писать о том, чего никогда не испытывал сам? Я никогда не влюблялся, не пылал тем же безумием, что и герои книг. Я никогда не был на поле боя и не знаю как чувствуют себя люди, добровольно идущие на верную смерть. Разве я имею право писать о чувствах мне не знакомых?

– Кажется ты действительно был рожден не для искусства… – отворачивается к окну, где вдалеке блестит в лучах полуденного солнца ручей, – ты умеешь плавать?

– Что? – выходит из своего транса, временно приостанавливая сеанса самобичевания.

– Путешествовал ли ты когда-то за пределы нашей страны? Знаешь ли ты как выглядит «мир за горизонтом»? Как ты можешь писать об этом?

– Я же говорил, это была метафора… Я видел мальчика с отдаленно похожей историей…

– Хосок, – дожидается пока на него поднимут взгляд, – многие творцы – люди, описывающий окружающий мир так, как видят его сами. Я знаю, ты не силен в естественных науках, но ты как и любой другой человек можешь взять листок и изобразить цветок. Он будет не так красив, как у человека знающего, но ведь это лучше, чем ничего, так ведь? Ты же видел влюбленных людей. Напиши о них. Не лезь в те темы, что неприемлемы в нашем обществе.

– Тогда моим тексты будешь лишь одними из многих. Мои работы никто не запомнит. Они не у кого не вызовут того восторга, который я мог бы вложить в свои строки. Так кому нужны такие тексты? – бегает взглядом по чужому лицу, ищу в нем ответы, как можно не понимать таких простых вещей.

– Не всем суждено стать великими.

– Но я хочу переплыть океан…