11 сентября 1983
Квартира Сириуса Блэка
Стоило Гермионе выйти из камина в квартире Сириуса, как она поняла, что что-то не так. Вместо Сириуса и Джеймса, лечащих похмелье панкейками и обезболивающими зельями, она увидела Ремуса, который качался над кухонной раковиной и стонал, пока холодная вода стекала по его шее. Рядом с ним стояла Элли, сминая в руках полотенце.
— Что случилось?
Поморщившись, Ремус выпрямился; один глаз у него не открывался, а лицо было до того красно-коричневым, что страх брал.
— Потише, — взмолился он.
Гермиона раздраженно вздохнула. Если уж Ремусу так плохо, то Сириус и Джеймс сейчас, должно быть, в полушаге от могилы.
— Ты уже принял отрезвляющее зелье? Или обезболивающее? — спросила она, заходя на кухню, и принялась рыться по ящикам в поисках чего-то, что могло помочь ее другу.
— Они не помогли. Кажется… Кажется, нам чего-то подлили в пабе, — сказал он и поморщился, когда Гермиона громко охнула и развернулась, в ужасе распахнув глаза. — Клянусь, Гермиона, мы пили только пиво.
— Ты серьезно? А что? Амортенцию? Яд?
Он покачал головой.
— Мы ходили в магловский паб.
Внезапно ей вспомнилось, как в начальной школе — еще магловской — к ним приходили работники из местных правоохранительных органов и громко агитировали не принимать никаких наркотиков, особенно в молодости. Она принесла домой брошюры, которые они раздавали, но родители закинули их на холодильник и благополучно забыли до тех пор, пока на четвертом курсе она не вернулась домой и не обнаружила письмо от Виктора. Тогда ей устроили просветительскую беседу о половых отношениях, а под конец мать дала ей несколько советов — например, всегда следить за своим бокалом, когда пьешь с друзьями, и никогда не принимать ни от кого напитков. В то время ее больше заботило возрождение Волдеморта, чем возможность обнаружить в напитке наркотик, но потом Рон наелся шоколада, пропитанного любовным зельем, и доказал, что маглы и волшебники — или, в данном случае, волшебницы — не так уж друг от друга и отличаются.
Она повернулась и с неистовой яростью уставилась на Элли.
— Вне юрисдикции мракоборцев, — тут же ответила Элли, почуяв ее праведный гнев. — Судя по тому, что я смогла выудить из призера за худшее похмелье года, — сказала она, указывая на Ремуса, наклонившегося над раковиной, — паб был набит битком. Похоже, им подмешали какой-то магловский наркотик. Я не знаю, какой именно, но за последний год мы сталкивались с такими проблемами. В большинстве случаев маглы под кайфом нападали на волшебников, но в некоторые разы именно волшебники лезли в магловские дела, что делать явно не стоило.
— Мы и не хотели, честно, — сказал Ремус. — Даже Сириус.
Нахмурившись, Гермиона подошла к нему, коснулась его руки и надавила в определенных точках, чтобы облегчить боль и тошноту.
— Ты что-нибудь помнишь?
Он медленно кивнул.
— По большей части — да. Но… кажется, будто мы выжрали несколько бутылок огневиски, а потом наматывали круги на гиппогрифе, предварительно обозвав его мать химерой.
Элли фыркнула.
— Я послала сообщение Мэри. Она заберет своего бедолагу, когда смену закончит.
Ремус нежно улыбнулся.
— Как я тебя люблю.
Гермиона сочувственно погладила Ремуса по волосам, а потом вздохнула, повернувшись к Элли.
— Где Сириус и Джеймс?
Элли указала себе за спину.
— Джеймс в ванной. Я зашла взять для Гарри сменную одежду, потому что Молли задумала провести детям какой-то мастер-класс и сказала мне, что слишком частые очищающие чары разрушат ткань. Я ожидала, что застану их с похмельем, но, когда я пришла, Ремус лежал на кухонном полу, а Джеймс заперся в ванной и не выходил.
Гермиона вздохнула и кивнула.
— Я о нем позабочусь. А где Сириус?
Элли пожала плечами и посмотрела на Ремуса, но тот вновь вернулся к раковине.
— Понятия не имею. Мне пора на работу, так что я попрошу нескольких мракоборцев побеседовать с магловской полицией и уточнить, не попадался ли он им.
— Он вышел из паба через черный вход и куда-то трансгрессировал. Сказал, что ему нужно уладить дела. Больше я его не видел, — сообщил Ремус.
Гермиона протяжно выдохнула, с облегчением понимая, что они не ввязались ни в какую драку. Пьяный Сириус на рожон не лез, если его намеренно не выводить из себя. Она могла лишь надеяться, что эти его «дела» были хотя бы близко законными.
— А вы с Джеймсом пошли домой?
Внезапно Ремус невероятно смутился.
— Не… совсем.
— О чем ты? — нахмурилась Гермиона.
Он медленно выпрямился и прикусил щеку, глянул на Элли, а потом посмотрел на Гермиону.
— Видишь ли… Джеймс… Ушел чуть раньше нас.
Растерянно нахмурившись, Гермиона покачала головой, как вдруг ее осенило, и она понимающе распахнула глаза.
— О, — сказала она. — Не один, я полагаю? — спросила она, жалея, что не согласилась позавтракать с Кингсли, потому что сейчас ее затошнило. Такое бывает от стресса, заверила она себя. Ремус кивнул.
— Да. Не один.
Кивнув и попытавшись вытолкнуть странное раздражение, вспыхнувшее внутри нее, она похлопала Ремуса по руке и повела его из кухни.
— Отдохни на диване, Ремус, — как только он лег, Гермиона повернулась к Элли и устало взъерошила волосы. Элли сочувственно улыбнулась.
— Мне пора на работу. С тобой всё будет в порядке?
— Да, — ответила Гермиона. — Мне не впервой помогать парням справляться с похмельем.
Элли поморщилась.
— Я говорила о… — начала было она, но потом замолчала и вздохнула. — Ты уверена?
— А почему нет? — удивленно спросила у нее Гермиона. Элли вновь вздохнула и отправилась к камину.
— Просто. Спасибо, Гермиона.
________________
Джеймс сидел в ванной, вымокший и замерзший, и бился головой о стену, пока совесть вновь и вновь подсовывала ему воспоминания о событиях прошлой ночи.
Паб оказался битком набит маглами, отчего Сириус пришел в восторг, а Ремус вкрай разнервничался. Джеймс знал, что оборотню будет неуютно находиться в людном месте с громкой музыкой, поэтому они заняли столик в самом дальнем углу паба, заказали выпить и отгородились ото всех, чтобы Ремусу немного полегчало.
Спустя три — или же четыре? — пинты всё стало каким-то… размытым. В другом конце паба молодые маглы из местного университета отмечали первую учебную неделю. Сириус уже успел с кем-то из них подружиться — с кем-то, кто спросил, не хотят ли они с друзьями присоединиться, на что Сириус живо согласился и поинтересовался, к чему. Девушка, говорившая с ним, захихикала, назвала Сириуса «душкой» и предложила угостить их выпивкой.
Джеймс вежливо поблагодарил ее, когда она принесла им высокие бокалы — а заодно двух подружек на хвосте. Стоило длинноногой блондинке подсесть к Ремусу, как тот выпалил, что у него есть девушка. Сириус же был польщен вниманием невысокой брюнетки.
А Джеймс не замечал никого, кроме третьей девушки.
— Привет, красавчик, — сказала она и провела рукой по длинным рыжим волосам.
Что-то защемило у него в груди, но боль притуплялась по мере того, как он пил бокал за бокалом, и заменялась страстным желанием чего-то, чего он так долго жаждал. Он не был уверен, что произошло между «Как тебя зовут?» и «Может, пойдем отсюда?», но краем уха слышал, как Сириус молит его остаться и что, возможно, это плохая идея.
Трезвый Джеймс позже вспоминал, что если уж Сириусу Блэку что-то показалось опрометчивым, то ему не стоило этого делать в принципе.
Они дошли — или доехали? — до квартиры в паре кварталов от паба, и Джеймс очутился в незнакомой спальне, целуя девушку, чьего имени не помнил. Она чересчур громко хихикала и чересчур быстро начала расстегивать его ремень. Но, боги… она была женщиной, он был слаб, и она сама этого хотела. Не просто хотела — она попросту не могла этого дождаться; она стянула с него штаны и опустилась на колени, даже не дожидаясь, когда он попросит, предложит или неловко укажет, скрестив в надежде пальцы.
Стены поплыли, и на миг он вообще забыл, где находится, а потом его член охватило влажное тепло, и его пальцы на автомате впились девушке в волосы. Он откинул голову и попытался сосредоточиться, попытался вспомнить, с кем он и как ее зовут, но не находил ответа. Он намотал на палец локон ее волос и странно улыбнулся, представив, какой коричневой и упругой окажется созданная им кудряшка.
Внезапно обрадовавшись, Джеймс опустил взгляд и увидел в руке прямые рыжие волосы.
Он спешно заморгал; его пульс участился, а руки задрожали.
— Это не… Это не реально… да? — спросил он. Девушка рассмеялась, не вынимая его члена изо рта, а потом отпрянула от него.
— Знаю… Купила стафф у чувака, с которым хожу на биологию. Он говорил, что будет круто, но я и не думала, что оно… — и тут она подняла взгляд, и Джеймс вздрогнул.
Синие глаза.
— О, боги… — быстро пробормотал он и как можно скорее отпрыгнул от нее. Она удивленно поднялась, и он отпрянул. Вероятно, она спросила, в порядке ли он, не было ли это чересчур, но у Джеймса зазвенело в ушах, и он старался не сблевать. — Мне очень жаль! — крикнул он, выбежал за дверь, с грохотом ее захлопнул и, быстро глянув по сторонам, трансгрессировал прочь.
Оказавшись в пустой квартире Сириуса, он вызвал рвоту. Когда же голова продолжила кружиться — и явно не так, как бывает от алкоголя — Джеймсу удалось найти безоар, который Сириус держал под рукой с тех пор, как Элора Забини пригрозила отравить его под конец седьмого курса, когда тот отказался спать с ней, в очередной раз поссорившись с Марлин.
На вкус безоар был ужасен, но воспоминания были еще хуже, поскольку протрезвел он слишком быстро. Он заскочил в душ, растер кожу чуть ли не до мяса и плакал, пока в груди не заболело, а вода не стала совсем холодной. Несколькими часами позже он услышал, как вернулся Ремус, а затем — как кричит Элли, спрашивая, где все и что произошло.
— Уходи, — сказал он, когда в дверь постучали, и подавил всхлип, заново пережив все эти события.
Несколько позже в дверь опять постучали, и он бросил в нее ботинком.
— Джеймс, открой дверь.
Он вздрогнул, услышав голос Гермионы, и поморщился.
— Уходи, — он выпрямился, поднял трусы и штаны и надел их, старательно избегая собственного отражения в зеркале. Подняв футболку, он простонал, увидев, что прошлую ночь она не пережила — на ней осталось немало рвоты.
— Джеймс Поттер, я магически открываю двери с одиннадцати лет. Если ты считаешь, что меня остановит…
Джеймс вздохнул и открыл дверь.
— Привет.
Гермиона моргнула, уставившись на его голую грудь и в целом помятый вид.
— Привет, — сказала она. — Я слышала, у вас выдалась тяжелая ночка.
Он отвел взгляд, обошел ее и зашел в спальню, пытаясь найти другую футболку.
— Я не хочу… Я не собирался. Я бы ни за что…
Гермиона скрестила руки.
— Твои любовные похождения меня не…
— Она была так похожа на Лили, — выпалил он, не в силах держать это в себе. В Гермионе всегда было нечто такое, что заставляло его говорить правду. Ее выразительные и зачастую взволнованные глаза, ее понимание без осуждения — даже излишнее — и то, что она была одной из немногих, позволявших ему чувствовать то, что он хотел, не пытаясь избавить его от этого, проигнорировать или излечить. Как будто она считала, что лечение ему и не нужно.
Он поднял взгляд и увидел беспокойство в ее глазах.
— Я не смог довести дело до конца. Мне стало тошно. Мне нужно было… Я убежал, — сказал он, накидывая старую футболку Сириуса с «Pink Floyd», а затем свалился на кровать и зарылся пальцами в волосы. Ощутив, что рядом с ним прогнулся матрас, он вздохнул. — Гермиона, я так устал. Устал от одиночества и… и всей этой херни со свиданиями, и ходить по пабам с Сириусом, и… всё это так бесцельно. Я как будто притворяюсь дни напролет. Я не знаю, что делать.
— Как твоя голова? — спросила она, гладя его пальцами по волосам, и это утешало его куда больше, чем он был готов себе признаться. Джеймс потянулся к ее руке, боясь, что его опять стошнит. Но этого не случилось.
— Нормально, наверное.
— Хорошо. Вставай. Мы уходим.
Она перестала прикасаться к его волосам, и Джеймса охватило отчаяние.
— Я не в настроении…
Гермиона развернулась; беспокойство в ее глазах сменилось гневом.
— А мне плевать, Джеймс! Устал притворяться? Так прекращай! Начни жить! Мы отправляемся в Гринготтс, чтобы ты взял сколько-то денег, а потом будем искать тебе жилье. Нормальное и удобное, где можно растить Гарри. Настоящий дом.
Его отчитывали, как ребенка, и Джеймс не собирался это терпеть.
— Я…
— Ты живешь в холостяцкой берлоге Сириуса, — прервала его Гермиона. — Мерлина ради, Джеймс, ты делишь спальню с лучшим другом и собственным сыном, спишь на двухъярусной кровати! Как только мы подберем для тебя пару вариантов, мы поможем Ремусу собрать вещи, потому что он займет твое место. Сириусу нужен кто-то, способный обуздать его буйный нрав, а Ремусу нужна стабильность без необходимости возвращаться в дом, где умер его отец. Ты же перестанешь притворяться и начнешь жить и бороться!
— Бороться за что? — фыркнул он.
— За своего сына, за…
— Я всё делаю для Гарри! — крикнул он на нее.
— Не всё, — сказала она, глядя в ванную, где нашла его, разбитого и сломленного. — И дай закончить… Тебе нужно бороться за себя. Ты ставишь Гарри на первое место с понедельника по пятницу, а потом бросаешь всё, чтобы позависать с друзьями, потому что так они хотят и ты считаешь, что так для них лучше. Начни делать то, что лучше для тебя. Борись за то, что ты хочешь!
Он вспомнил, что мог, о прошлой ночи. О девушке и ее волосах, как он зарывался в них пальцами и искал кудряшки, которых не могло быть, только не у нее.
— А что если… если я не могу? — спросил он, не в силах смотреть ей в глаза. — А если то, что я хочу, не… если мне этого никак не получить?
Гермиона вздохнула и наклонилась, чтобы они оказались лицом к лицу. Вид ее, стоящей на коленях, заставил его поморщиться и отвернуться от ужаса тех образов, которые пытались наполнить его разум.
— Прости. Мне жаль насчет Лили, — сказала она.
Джеймс моргнул и растерянно взглянул на нее, а затем вздохнул и смущенно потер лицо руками.
— Это не то, что…
— Тебе не нужно ее забывать. Но… Джеймс, ты заслуживаешь счастья, — сказала она, обняла его за плечи и крепко прижала к себе, как делала тысячу раз с тех пор, когда возникла в его жизни. — Ты — мой друг, и мне хочется, чтобы с тобой всё было хорошо. Чтобы ты был здоров и счастлив.
Он вдохнул ее запах и обнял одной рукой, а второй пропустил между пальцев локон кудрявых коричневых волос. Вот оно, подумал он, охваченный одновременно восторгом и разочарованием. Вот то, что я искал.
Счастье. Она хотела, чтобы он боролся за счастье. Но как он мог, когда она… и Кингсли не заслужил…
— Хорошо… Я попытаюсь.