Маркарт стоял скалой, в которой был высечен; переживший своих первых хозяев – гномов, которые когда-то именовали его Нчуанд-Зел. Город, омываемый пронзающей его горной рекой и ветром. Город, умывающийся кровью, льющейся веками за его стены и серебро, текущее по венам Маркарта из самого его сердца рудных шахт, скрывшихся за рёбрами стен.

      У входа, недалеко от конюшни, перед лестницей к городу располагался большой округлый шатёр, вокруг которого сновали каджиты-караванщики: старший, умудрённый сединами в гриве, сидел на ковре, на котором так же были разложены разномастные товары от клинков до книг и склянок снадобий и ядов. Остальные же караванщики медленно готовили лагерь к отбытию: пока худощавая каджитка занималась подготовкой повозки, её товарищ таскал ящики и бочки с товаром, бряцая своей бронёй.

      Оддвар замер на полушаге, глядя на караван, после чего сместил взгляд на Ингрид, повернув голову и задумчиво нахмурившись. Девушка вздохнула, скрестив руки на груди.

      — Ингрид, есть вопросы…

      — Оддвар, я не знаю, что ты задумал, но даже не смей.

Девушка смотрела в упор: уже очистивший себя от грязи каким-то воздушным заклинанием, норд помахал приветливым и узнавшим его торговцам, после чего вернулся к вопросу:

      — Почему все каджиты говорят о себе в третьем лице, а ты нет?

      — Может потому, что я здешняя?

      — Тутовая?

      — Что?

      — Что?

Оддвар икнул:

      — А ещё все они тощие и вертлявые, а ты у нас, кхм-м, любитель тяжёлых доспехов с оформленным бюстом…

      — Не доводи до рукоприкладства, ты, вязанка дров бородатая.

      — Ладно…

Ингрид закатила глаза, но поддатый Довакин не унимался:

      — Почему ты снежный леопард, если родилась у пустынных котолюдей…

      — Потому что я родилась в Скайриме под несчастливой звездой, которая сулила мне общаться с пьяной нордической версией себя. А теперь пошли к Колсельмо, троллья ты лепёшка… Выпей похмельное зелье уже, не позорь меня ради Девяти!

С этими словами каджитка потащила Оддвара за рукав, стараясь не обращать внимания на салютующих ей сородичей, которые почему-то не удивлялись наличию двух Довакинов. Хотя знакомы им были оба, и она это хвостом чуяла. Впрочем, чем больше Довакинов, тем больше покупок, правда?

      Уже у входа, горами пустых корзин и рядами полных прилавков, на странников обрушился базар, глуша отражающийся от стен гомон. Ворота закрылись за Довакинами, и Маркарт приветственно подмигнул сверкнувшими в солнечных лучах дверьми и крышами, сделанными из крепкого и вечного двемерского сплава, похожего на смесь меди и золота. Этим металлом были исполнены орнамент тонких линий на стенах особо богатых домов, границы вездесущих ступенек и канализационные люки, которые отличались от люков классического имперского Солитьюда не только материалом, но и квадратной формой.

      Торговые прилавки у главных ворот предлагали ювелирные изделия из серебра, добытого в местных шахтах, да свежее мясо, которое в горах намного проще добывать, нежели пытаться что-то выращивать. То и дело, пожилой зазывала предлагал прохожим зайти в таверну «Серебряная кровь», названную в честь самой значимой здесь семьи владельцев серебряных шахт.

      — Не люблю этот город. — сказал Оддвар, когда Довакины двинулись к дворцу ярла.

      — Не любишь долгие подъёмы по ступенькам? — отшутилась Ингрид, после чего добавила, — ладно, я тоже не люблю эти лестницы.

      Ступени паутиной тянулись по городу. Если в Вайтране улицы шли прямо, то здесь даже переулки уходили вверх. Сети ступенек и мостов проходили иногда друг через друга, так что подвыпившему путнику следовало бояться не только скользких крутых лестниц, но и падения при переходах ветвистого маршрута.

      — Так и не привык к Маркарту. Подмятый под себя похлеще Рифта, двуликий и кровавый город-лабиринт.

На последних словах Оддвар начал заметно сдавать позиции, замедляя темп. Выпивка и усталость после сражения давали о себе знать, и он замер, уперевшись руками в колени. Ингрид тем временем осиливала подъёмы с большей лёгкостью, вспорхнув на последнем пролёте. Тяжёлая броня ей определённо не мешала. Правда, усталость норда ощущалась, но где-то на задворках собственных чувств.

      — Ингрид, это тебя так Соратники научили броню не чувствовать?

Каджитка кивнула, вильнув хвостом и упирая руки в талию:

      — Чутка потренировали, да и тебе советую потренироваться. Или хотя бы меньше пить.

      — Посоветуй мне, как пить больше, но с такой же лёгкостью, пожалуйста.

      — Боюсь, что ты, болван, скоро меня научишь.

Оддвар рассмеялся. Ингрид нет.

      Оба поёжились, проходя мимо одного таинственного дома, который был знаком обоим своими жуткими недрами и демонами. Довакины переглянулись:

      — А ты… — начала было Ингрид, на что Оддвар её перебил.

      — Думаю, мы оба были вынуждены убить того дозорного Стендарра… Но завидев издалека ловушку лорда порабощения, в смысле, Молага Бала, я использовал некоторые магические штуки, и свалил… А ты?

      — Он смог поймать меня в ловушку, но приказал убить какого-то старика и отпустил. В общем, больше я в тот дом ни ногой. Позвала стражу, и в итоге они всё опечатали.

      — О да, когда я сказал об этом страже, они тоже сказали, что проще запечатать. Типично для Маркарта.

      А вот что было нетипично для Маркарта, так это настоящая обеспокоенность стражи. А особенно возле дворцовых врат.

      — Довакины! — крикнул один из стражников, подозвав героев рукой, — ярлу требуется ваша помощь! То, что вас… кхм-м, двое, даже лучше! Мы уже наслышаны. Прошу, поспешите!

Двери открылись, пропуская двоих в тронный зал Подкаменной крепости, ставшей дворцом для нынешнего ярла. В полутьме горного свода, освещённой зеленоватыми всполохами гномьих потолочных светильников, золотились ступеньки, ведущие в большую залу, которая была в лучших традициях людского племени задекорирована гобеленами и трофеями в виде голов животных, да щитов с оружием на стенах. Усиленная охрана и шум насторожили героев. Живой коридор из стражи сформировался от входа до самого трона ярла, который тем временем, перешагивал через груду железа, которая ещё недавно была двемерским охранным механизмом в причудливой форме металлического паука.

      Оддвар скривился, глядя на ярла – бритоголовый и пучеглазый, Тонгвор Серебряная Кровь стоял в полном воинском облачении, обнаживший меч. Вслед за ним шли его хускарлы.

      — И что вы можете сказать по этому поводу? — вместо приветствия обвинительным тоном молвил правитель Маркарта, скрестив руки на груди.

      — Мы ищем Колсельмо, он что-то… — начал было Оддвар, но Тонгвор его перебил:

      — Мы его теперь сами ищем. Из-за него эта заваруха?

      — Мы более, чем уверены, что с его артефакта всё и началось. — теперь говорила Ингрид.

      — Каджитка, сородич.

Обращаясь к двум Драконорожденным, ярл заметно нервничал, и держать марку хладнокровного властителя у Серебряной Крови не выходило:

      — Со стороны музея этого эльфийского отродья Колсельмо всё и началось. Как только он взял что-то, что принесли вы, изо всех щелей полезли пауки и двемерские круглые стражи. Где-то вдалеке можно услышать топот железок покрупнее, так что мы решили запечатать двери туда. Пожалуй, если он умер, так даже и к лучшему… Вы в этом виноваты косвенно, так что…

Заметив проблеск стали во взгляде обоих героев, Тонгвор на секунду стушевался:

      — Кхм… Вернётесь вы с ним, или без этого учёного в дерьме мочёного, мне без разницы. Найдите, и заберите ту штуку подальше, или уничтожьте! Я заплачу вам, как надо.

Оба два Довакина развернулись, и покинули тронный зал, не произнеся более ни слова, оставив ярла в замешательстве.

      Музей Колсельмо пустовал – большие своды следующей пещеры скрывали в своих тёмных углах своды стен подземного города, колоссальные врата которого который как бы намекали - в качестве тронного зала люди используют лишь предбанник. На столпах камня, возвышающихся из потока звонко бьющей меж камней ледяной воды, стояли застывшие навек двемерские стражи, которых эльфийский исследователь расставил в качестве экспонатов. Различные механизмы и сокрытые за витринами манускрипты стояли вдоль тропы к воротам, пылящиеся на каменных резных алтарях, освещаемые тлеющими углями жаровней. Где-то вдалеке над воротами мерцали готовые к работе, но выключенные гномьи светильники.

      — Довакины, — внезапно глухо обратился к героям один из Маркартских стражников, как и всегда прятавший лицо под маской шлема, — вы же уже сражались с этими штуками? Они сначала катаются шариками, а потом раскладываются в механического стража и дерутся…

Норд не реагировал, и потому им ответила каджитка.

      — Чаще, чем вы можете подумать, ребята. И век бы нам ещё с ними не сражаться… Кстати, они ещё и из арбалета стреляют.

Оддвар кивнул.

      Стражники, остановившись у ворот, начали заранее принесёнными тяжёлыми боевыми молотами выбивать брёвна, которыми подпёрли ворота. Внезапно Ингрид охватил на мгновение приступ паники; девушка вопросительно оглянулась на напарника, но тот угрюмо молчал, уставившись на молоты, бьющие по дереву. Паника погасла вмиг, но что-то теперь отчётливо жгло душу кошкодевушки. Один из стражников, который не был занят отпиранием двери, обратился к героям вновь:

      — Мы… мы не сможем помочь вам, когда вы войдёте туда.

      — Как и всегда, — улыбнулась Ингрид, — не помню, чтобы стража нам помогала когда-нибудь.

      — Эй, ну вы…

Стражник осёкся. Его товарищи, поднатужившись, начали тянуть дверные массивные кольца на себя, и один из них прохрипел:

      — Кронк, на правду не обижаются. Я, вон, Оддвара вообще в тюрьму выкинул, когда было то дело… ну, с этим.

      — Королём изгоев Маданахом, которого Довакины убили оба два! Жан, читай новейшую историю эры, не позорь стражу!

      — Кронк, кончай болтать, умник вонючий, и вруби гномий свет. Там слева рычаг.

Вздохнув, страж подошёл к панели по левую сторону от ворот, и потянул на себя рычаг. Что-то щёлкнуло, и Оддвар инстинктивно создал магический барьер, под которым он спрятал нескольких незадачливых стражников. Ингрид, схватив двоих за шкирку, отпрыгнула в сторону, после чего старинный защитный механизм изрешетил маленькими отравленными стрелами весь проход. Пока стрелы рикошетили от барьера и камней, кто-то крикнул:

      — НЕ ТОТ РЫЧАГ, КРОНК!

***

      Перед тем, как двери закрылись за двумя товарищами по несчастью, один из стражников тихонько подозвал героев, протянув им две склянки с лечебными зельями.

      — Лишними не будут. По возвращении стучитесь и кричите. И да хранит вас Талос.

      — Спасибо! — в один голос ответили ему Оддвар и Ингрид. после чего двери захлопнулись.

      Герои двигались быстро, а их броня сверкала в столпах лучей двемерских светильников, которые были под стать сводам большого зала, расходящегося во множество спусков, подъёмов и коридоров. Оддвар сразу же вскинул руку к небу, и в его полушёпоте меж пальцев начал сочиться дымчатый свет, и бородач пошёл в нужную сторону, а девушка-леопард двинулась следом.

«Ясновидение!» — восхитилась Ингрид.

Бежать не было ни сил, ни смысла, ибо встретить потенциального врага запыхавшимся себе дороже. Вскоре вдалеке послышались невнятные звуки, а по стенам будто прошлось эхо крика, и герои ускорили шаг. Каджитка вдруг повернула голову к норду, спрашивая:

      — Смотрю, ты сам не свой. Почему?

Прежде чем мужчина отмахнулся, девушка слегка наклонила голову в его сторону, с нескрываемым любопытством глядя в глаза:

      — Смущает смена власти? Или Серебряная Кровь тоже тебе тюрьмой в шахтах Сидны кровь подпортил?

      Мужчина вдруг остановился, а вслед за ним и девушка. Оддвар извлёк из сумки пузырёк с зелёной субстанцией – тоником. Пробка издала характерный «чпок», после чего была запущена владельцем вглубь руин. Сделав пару глотков, норд протянул зелье каджитке:

      — Ингрид, пей зелье, пригодится. Это раз.

Воительница замерла, удивлённо глядя в небесные и синеющие будто в ярости глаза северянина, и робко приняла склянку, спешно сделав несколько глотков, а мужчина тем временем сказал:

      — Ты выбрала неудачный момент, чтобы залезть мне в душу. Это два. А третьим будет то, что я презираю Тонгвора, и ещё за Сидну этой семейке ещё припомню. Я кончил.

Страшный крик из глубины коридоров прервал столь интересный обоим диалог, и герои припустили, двигаясь на причитающий голос.

Там, в очередном зале, на следах относительно свежих раскопок, лежал, распластавшись среди лопат и кирок свежий труп одного из помощников Колсельмо. Сам учёный, невзирая на почтенный возраст, статус и балахон в пол, залез босыми пятками на двемерскую колонну близ обвалившейся арки, пока в его сторону топал из пролома в стене механический гигант. Центурион – механизм, ростом в три здоровенных орка, тянул открытую ладонь в сторону учёного, пока тот отмахивался маленькой археологической лопаткой.

      — Прочь, анимункул! Прочь! Кщщу! П-пшёл! Кыш!

      Сняв меч с плеча, Ингрид побежала на центуриона, готовя атаку на его слабо защищённую спину, но тут её чуть не задело снопом электричества – Оддвар стоял позади в плотном свечении магического круга, готовя новую порцию разрядов.

      — Уйди с линии огня! — закричал мужчина, вскинув руку с молниями, и девушка с трудом отпрыгнула от нового заряда. Двемерская махина вздрогнула, отвлекаясь от учёного – центурион развернулся, готовя своё оружие; открытая ладонь сменилась острым клинком, а другая рука начала источать пар, готовая обварить врага.

Оскалившись и зашипев, каджитка повернулась мордахой к норду, огрызаясь:

      — Тебя забыть спросили! Угробить меня вздумал, идиот?!

      — А ты куда полезла, таран хвостатый?!

Едва увернувшись от струи пара, девушка поймала колющий удар массивного клинка – анимункул совершил обманный манёвр, и застопорив каджитку ударом в наплечник, пнул её ногой. Вместе с тем и упал Оддвар, потеряв на миг дыхание, будто бы лошадь только что лягнула его в грудь.

      Что самое ужасное, собственный доспех не спасал от урона, полученного чужим телом. В этот момент, похвалив качество доспеха Драконорожденной напарницы, Довакин не вставая с пола вскинул руку, шепча заклинание телекинеза, тем самым сдвинув к себе девушку-кошку, спасая её (впрочем, и себя) от новой струи концентрированного пара.

      Вскочив, каджитка начала изо всех сил бежать, заходя врагу за спину. Центурион начал медленно и скрипя поворачиваться вслед за ней, и вместе с тем паровая пушка повернулась, саданув паром по вытянутой руке норда.

Ингрид закричала от боли вместе с Оддваром, едва не выронив меч, ощущая боль, от которой не спасала броня. Впрочем, это не мешало сражаться пока что, и броня её напарника спасла руку. Оба Довакина встали в стойку, и закричали в один голос:

      — FUS RO DA!

Но крик безжалостной силы встретился с самим собой, только оттолкнув кричащих по разные стороны потоком ветра, а центурион лишь едва шелохнулся. Закричал и Колсельмо, который чуть не свалился с колонны.

      — Порознь не выйдет! — достаточно громко прохрипел Оддвар, поднимаясь, — я застопорю его льдом и отвлеку, а ты ударишь в сердечник!

Ингрид прикинула длину своего двуручного меча, и крикнула:

      — Принято, удар за мной!

      Теперь уже слаженно герои ринулись на врага с обеих сторон: морозные заклинания норда заставили захлебнуться паровую пушку, а созданный одну склянку магического зелья спустя ледяной массивный атронах двинулся на центуриона, сцепившись с ним в схватке. Улучив момент, девушка, взяв разгон, побежала. Оттолкнувшись от оказавшегося рядом каменного постамента, Ингрид прыгнула, направляя меч за лезвие, зажав клинок латной перчаткой. Она метила в массивную бронепластину центуриона, которая скрывала важные рабочие узлы, в том числе и сердечник, но теперь, пока враг отвлекался на союзника, слабую сторону было видно в раскрывшихся листах брони.

Удар каджитки сопровождался оглушительным лязгом, и механизм замер, медленно оседая на пол, и истекая маслом из металлических суставов и сочленений брони. Оба героя выдохнули:

      — Ну наконец-то.

Они подошли друг к другу, и во взгляде каждого читалась неловкость:

      — Я… привык работать один, и редко кто даже из компаньонов когда-нибудь… — Оддвар не мог найти подходящие слова, но их нашла Ингрид, жестом руки остановив его:

      — Мы оба были сами по себе…

Каджитка протянула руку. Оддвар пожал её крепко, отвечая:

      — Пожалуй, даже слишком долго…

Позади Довакинов тем временем рухнул в пыльную гору ветоши и древнего тряпья удачно спустившийся с колонны Колсельмо…

***

***

      — В смысле, ты без понятия?

От крика Драконорожденных угловатое заросшее щетиной эльфийское лицо сильнее вжалось в капюшон монашеской робы, а золотисто-зеленоватая кожа будто начала сливаться с серой тканью. Они уже выбрались из руин, и теперь стояли перед дверью, которую вновь запечатывали стражники. Учёный протянул героям артефакт.

Это был составной куб из классического гномьего сплава с вкраплениями почему-то эльфийского языка, вплетённого в металл золотой нитью. Куб был разделён на несколько частей симметричными вставками из светящегося синеватого кристалла, в котором будто теплился слабый свет. В какой-то момент эльфийские буквы, казалось, будто отсвечивают пламенем странным фиолетовым солнечно-золотым свечением. Когда герои прикоснулись к кубу, он будто завибрировал.

      — Когда ты о нём узнал? — спросил Оддвар спокойно, похлопав эльфа по плечу, — ты можешь доверить это своему коллеге по двемерским знаниям?

В этот момент учёный заметно расслабился, и в нём пробудился интерес, затмивший страх. Он двинулся к своему музею, жестом поманив спасителей за собой. Там, возле книжных полок он и замер, вспоминая:

      — Относительно недавно… МесяцДВА тому назад приходили людиМЕРЫ. Они назвались преданными поклонниками моих работ, и я даже подарил им экземпляр моих исследований, касаемо индукции тональных....

      — БЛИЖЕ к делу, Колсельмо! — вспылила Ингрид, когда Оддвар неудачно приложил к её руке светящуюся заклинанием исцеления ладонь. Сам он просто хлебнул снадобий, и теперь устранял результат попадания паровой пушки, который мог привести к, цитируя Ингрид, «потере драгоценного меха высочайшего качества».

      — Т-так вот, один из них сказал мне, что они недавно были в руинах, которые, Оддвар, ты уже по моей просьбе обошёл вдоль и поперёк. Помнишь?

      — Чего уж там не помнить этот Дрын-Зажоп-Мфнжне-Чан-Лефт, это легко. — ответил ему норд, отчего каджитка тихо прыснула со смеху.

      — Они нашли новую залу! — эльф пропустил остроту мимо ушей, — они нашли там новый…

      — Я помню, и ты послал меня туда.

      — И меня. — сказала Ингрид.

      — Кто они, Колсельмо? — спросил Оддвар.

      — Я-я не п-помню, совершенно… Совершенны.

      — Что?

      — Такие симметричные. Как лица двемерских изваяний. Ровные, но прямые. Куб. Я почувствовал единение разъединённого. Как будто у меня чесалась рука, но в другом измерении, а потом наконец соединилось. Как будто идеальные целые части одной половины! Как будто симметрия ассиметрии!

      — Колсельмо!

Несколько стражников кинулись на крик. Колсельмо потянулся к бутылке мёда, стоящей на столике с записями и чертежами. Учёный выпил всю бутылку - и опал, как озимые.

      — Ты глянь! Свихнулся! — выдохнула Ингрид.

      — Давно пора! — сказал подоспевший стражник, глядя на лежащего и бормочущего что-то под нос несчастного исследователя.

      — Эй, эльф. Ты свихнулся?

      — А я уже да, у меня глаз дёргается.

      — Будешь бренди?

      — Буду.

      — Значит, до конца не сбрендил.

Усмехнувшись, стражник окликнул своих товарищей:

      — Тащим его в лазарет. А вы, Довакины. Оба два… Пфу, Шор вас побери, идите отсюда, и заберите эту… штуку.

С этими словами героям была торжественно(нет) вручён увесистый кожаный кошель, после чего их незамедлительно выпроводили на улицу.

***

***

      — С меня хватит! — сказал Оддвар, когда двери Подкаменной крепости захлопнулись за их спинами. Ингрид закатила глаза:

      — Дай угадаю: ты в таверну?

      — Я в таверну.

      — Иди. А я тогда чинить доспехи.

      — А потом?

      — Решим вместе.

      — Значит, встретишь меня в таверне.

С этими словами норд выгреб навскидку чуть меньше половины кошелька, и, засыпав всё в свой кошель, отправился по ступеням, вниз, слегка запинаясь.

      Маркартская кузница расположилась на маленьком участке отвесной скалы в том месте, где река падала с утёса вниз. Водопад крутил древнее колесо, которое питало какой-то гномий механизм, который для Ингрид так и остался загадкой. Вокруг этого механизма под навесом и возвели кузницу. Ингрид знала кузнеца лично, и потому с ходу завалилась на лавку у входа, лязгая застёжками брони. Массивная орчиха с чертами лица суровыми, высеченными из той же скалы, на которой она работала, усмехнулась, обнажив нижние клыки, впрочем, не отвлекаясь от горнила:

      — Ну здравствуй, падруга! — молвила кузнец с едва заметным акцентом, происходящим, вероятно, из-за клыков.

      — Горза! Рада, что ты всё ещё тут. — сказала каджитка, которую мало волновал акцент.

Горза гра-Багол, но для каджитки просто Горза. Даже Имперское прошлое кузнеца не помешало Ингрид найти с орчихой общий язык.

      — Броня? Сейчас докую, и поглядым.

      Ингрид сидела всё на той же лавке, и лениво смотрела на бегущую воду, в которой купались солнечные лучи. Воздух был свежий и лёгкий, которым не надышаться, приправленный слегка углями кузницы. Город вдалеке кипел своей жизнью, а Горза стучала молоточком по клёпкам:

      — Крепко тебе вдарили по плечевому сегменту. Тут прыдётся выправлять, к тому же я ещё поменяю рымешки.

Ингрид же зашивала свой стёганый дублет, по которому прошлось лезвие центуриона. Грудь, до этого несколько стеснённая женственными линиями кирасы и толстым поддоспешником, теперь свободно вздымалась от глубокого и размеренного дыхания, прикрытая только простой хлопковой повязкой. Вокруг девушки не было посторонних, а за спиной пыхтела и дышала кузница, так что девушка могла себе это позволить.

      — Мужшына тебе покоя нэ даёт, да? — оскалилась вдруг орчиха, не отвлекаясь от доспеха.

      — С чего ты взяла, Горза? — спросила каджитка, примеряя подлатанную стёгу.

      — А по взгляду выдно, женщчина подругу хорошо видит. Когда моя подруга в легионе влюбилась в одного легата, её взгляд был таким же.

Драконорожденная упёрла руки в боки, наклонившись вперёд, будто бы от этого её взгляд становился более пронзительным, нахмурила брови, в то же время улыбаясь от того, что ей выдала подруга:

      — Горза. Ты ближе к делу, какой ты у меня увидела взгляд, не отрывая лица от пламени?

Орчиха взглянула на девушку-кошку, которая, качнув бедром, насупилась, и хвост-булава вильнул в сторону вместе с взглядом хозяйки. Кузнец рассмеялась:

      — У тэбя взгляд женщины, которая встретила мужчыну.

      — О, да, Боги! Я встретила мужчину, — всплеснула руками Ингрид, расхаживая из стороны в сторону, — свалился мне на голову с утра пораньше, ходил голый и пьяный, засрал весь мой дом, водит ко мне девок, а ещё… а ещё взвалил на меня собственную жизнь и все свои проблемы!!!

Переведя дыхание, девушка опустила руки:

      — Впрочем, одно радует… Мои проблемы теперь стали и его проблемами…

Горза обворожительно улыбнулась своими клыками:

      — Ну я жэ говорила – мужчина покоя тебе не даёт. А то что баб водыт, это конечно плохо, но ты с ним хотя бы спишь?

Ингрид вздрогнула, почему-то прикрывая грудь локтем:

      — НЕТ КОНЕЧНО, МЕДВЕДЬ ТЕБЯ ЗАДЕРИ!

Орчиха вскинула молоток, показывая им в сторону каджитки:

      — ВОТ ПАЭТАМУ И ВОДИТ БАБ! Или ты думала, что можно его оставить дома и свалить на пару месяцев по своим драконьим делам, а, Довакин?

Ингрид взмявкнула, схватившись за голову так, что чуть не откинулась назад, и жалобно сложив брови домиком, посмотрела на подругу большими глазами:

      — Да мы не в браке!

      — Тогда тем более…

      — Горза, етить твою…!!!

***

***

      — Так сразу бы и рассказала…

      — Я пыталась.

Пожав плечами, кузнец вернулась к работе, и тут Ингрид вдруг скосило, отчего она опёрлась о колонну навеса, пытаясь поймать дыхание. Девушку бросило в жар, и по телу начало разливаться тепло. Тепло проходило от щёк и носа, сквозь грудную клетку и колотящееся сердце, к животу…

Девушка вздрогнула, когда осознала, что от живота вниз тепло стало жаром, напряжённым, всё более ощутимым и беспокоящим. Но жар не приносил боли, наоборот. В мыслях замаячило желание улечься куда-нибудь помягче, да приобнять кого-нибудь посимпатичнее.

«Неужели этот бабник прямо сейчас…» — пронеслось в её голове.

      — С-сколько осталось делать? — спросила каджитка едва ли не шёпотом, обняв деревянную колонну.

      — Да только отполировать осталось…

      — Достаточно, полировки не надо! Спасибо, но я спешу!

Жар, тягучий, и медленный, шёл по проторенным путям сквозь закипающую кровь, ударяя в голову. Ощущения были необычными для Ингрид, хотя бы потому, что тянущее томное чувство было как будто бы не здесь, а где-то вне.

      — Чёртов глупый норд… — прошептала девушка, окончательно убедившись, что происходит. Именно это она ощущала, в начале, в Вайтране, но на этот раз, видимо, Оддвар решил завершить начатое.

      — Удачи вам обоим! — прокричала Горза, когда Ингрид, спешно накинув броню, схватила пожитки и понеслась в сторону таверны. Девушка чертыхнулась вслух.

      Ингрид неслась по переулкам, не разбирая дороги, интуитивно; ловко перемахнув через несколько ступенек вниз, девушка уже спустя десяток шагов взлетела на два пролёта вверх. В два рывка она выскочила в середину маленькой улочки – это был своеобразный центр бедного квартала, полный пустых прилавков. Ближе к вечеру здесь собирался маленький базар для бедняков и шахтёров, идущих после работы за товарами не первой свежести. Было безлюдно, и только одинокий торговец капустой катил свою тележку. Именно её и задела боком девушка, опрокинув деревянную конструкцию навзничь. Кочаны капусты покатились по земле, и продавец вскрикнул:

      — Моя капуста! То лысый маленький монах, то кошка!

      — Простите! — крикнула каджитка, вильнув хвостом за поворот к новому переулочку.

Возбуждение оттягивало каждый нерв её тела, но параллельно в ней разливалась злоба. Не какая-то досада, а желание откровенно накостылять Оддвару за всё хорошее.

      Вскоре до ушей Довакина донеслись звуки оживлённой центральной улицы, от которой её разделяла пара поворотов. В кишке между бедным и богатым районами должно было быть пусто, но дорогу вдруг преградил странник в чёрном. Ингрид затормозила, взявшись рукой за меч. Плащ отлетел в сторону, и лысый тёмный эльф в кожаной броне с кровавым незамысловатым рисунком потянулся к кинжалам. Ассасины, коих было вместе с лысым данмером четверо, выплывали из теней вокруг, плотно смыкая кольцо.

      — Вы, мальчики, выбрали не тот день, чтобы попадаться под мою горячую руку!!! — вскрикнула Ингрид, отбив взмахом меча несколько метательных ножей. Убийцы ринулись толпой, чтобы не дать Довакину сосредоточиться и закричать, но у девушки явно не было с этим проблем.

Размашистый выпад «веером» заставил толпу разойтись. Поранив мечом одного из противников, воительница отправила свой клинок уже за спину, будто пританцовывая, описывая оружием круги. В какой-то момент лысый эльф в прыжке наступил на лезвие, звонко вдавливая его в землю, и двое его пособников ринулись к девушке с кинжалами наперевес.

      «Всегда хотела попробовать этот приём.» — подумала каджитка, ни на секунду не растерявшись, переходя в рукопашный бой: вминая кулаком грудную клетку худощавого противника, она пропустила выпад ножом, позволяя пройти ему по броне, которую клинок лишь оцарапал. Резко пригнувшись, и схватив второго убийцу за ноги, каджитка раскрутила его вокруг себя, запуская в толпу тёмных ассасинов. Заминки хватило для вдоха.

      — FUS RO DAH!

Подгадав момент, Драконорождённая использовала крик, раскидывая оставшихся в живых противников по переулку: один из них свернул свою шею, впечатавшись в чью-то дверь, второй сломал ногу, и попытался было уползти, но был убит жестоким ударом сапога в голову. Остался лишь лысый данмер, который успел увернуться от волны, и смог мягко приземлиться.

      — Без своих драконьих фокусов ты бы была рабыней на моей плантации! — выплюнул слова эльф-убийца, усмехнувшись.

      — А как тебе такой фокус?

Ингрид молча взмахнула хвостом, внезапно подавшись вперёд, наклоняя торс. Хвост мелькнул в воздухе над головой каджитки, и в самый последний момент данмер заметил острый ледяной шип, возникший буквально из кончика хвоста. Мгновение, и убийца тёмного братства упал на колени, исступлённо глядя на торчащую из его тела ледышку.

      — И кто из нас теперь грязный Н’вах? — протянула, шипя, Ингрид, сапогом вдавливая ледяной шип глубже в тело умирающего.

      Кровь убитых медленно текла по каменистым венам дороги Маркартского переулка. В тишине раздался гулкий топот сапогов. Ингрид опёрлась о свой двуручный меч на пару мгновений, сводя коленки вместе: жар сводил с ума, и теперь это тянущее чувство усиливалось, а спину обжигало так, будто её царапали. Ощущения того, чего у тебя нет, конечно же сбивали девушку с толку, и одновременно злили.

      — Убью, г-гад… — почти простонала несчастная, всё таки найдя в себе силы зачехлить оружие, завидев силуэты стражи.

Прибывшие на шум городские стражники замерли, глядя на бойню:

      — Довакин, немедленно объяснись, что здесь, — начал было один из них, но тут же Ингрид прожгла его насквозь пылающим яростью взглядом:

      — Здесь была самооборона. Куча тел убийц Тёмного братства в подарок. Или не видно?

      — В-всмысле, ты тут Крик испо… — сказал второй, как девушка ответила:

      — А мне нужно было молча сдохнуть? С дороги, защитнички дейдровы, пока я не передумала торопиться!

С этими словами каджитка побежала, и стража расступилась, провожая её взглядами.

      — Эх, всё же попадаться ей под руку я бы не хотел… Но хороша, чертовка. — усмехнулся первый стражник, на что второй спросил с укором:

      — Ну и кто теперь будет трупы убирать?

      Скрещенные кирки и капли крови на дереве отсвечивали на солнце; вывеска мирно покачивалась в дуновении лёгкого ветерка. Таверна «Серебряная кровь» затаилась в суетливом базаре главной улицы, маня солнечными зайчиками на железных дверях. Ингрид остановилась перед дверьми, преисполненная праведным гневом. Противная сладкая истома будоражила, и судя по ощущениям, Оддвар уже доводил «спектакль» до бурного финала.

      «Сначала ударю его, потом выпью зелье от головной боли, потом ударю снова, и так, пока не прекратит балаган!»

Руки каджитки замерли в дюймах от дверей, и кошка задумалась.

Да, может Оддвар и не подарок. Да, может каждая частичка её тела просто не выносит этого треклятого норда, но…

      «Ублюдок…»

Внутри себя Ингрид согласилась с тем, что норд тоже не просил Девять о свалившейся к нему в его личный мирок ворчливой версии самого себя, причём женской версии с хвостом. И если она ещё имела полное право прекратить непотребства у себя дома, то здесь придётся всё же, как и в бою с центурионом, договариваться.

      «Грязный неотёсанный бородатый мужлан.»

      — Мара милосердная, дай мне сил подождать… — грустно вздохнула Ингрид, толкая двери.

***

      Оддвар застегнул пряжку, поправив штаны. Молоденькая рыжая служанка, одёрнув подол платья, повернулась к мужчине, одарив его воздушным поцелуем:

      — Мне нужно бежать, Господин, иначе Клепп мне выдаст взбучку и оштрафует.

Норд усмехнулся, примечая, что на старости лет тавернщик всё же внял его совету, и нанял пару служанок. Сразу же после этого сварливая жена Клеппа – Фрабби, поумерила свой пыл, и перестала колотить его; поначалу она хотела уличить старого супруга в измене, но тот заявил, что если их дети (Хрейнн и Хроки) так и будут намывать полы, да менять постельное бельё, им не стать хозяевами «Серебряной крови». Неоспоримый аргумент снял с тавернщика все подозрения, но его жена всё же притихла, стараясь не будить лихо, пока тихо.

      — Ну уж штраф я заплачу.

Запустив руку в кошель, Довакин вытащил щедрую пригоршню монет, которая вмиг исчезла под фартуком служанки.

      — Спасибо, мой герой. Только подожди немного, прежде чем выходить, нас не должны видеть вместе.

      Чмокнув Довакина в бородатую щёку, рыжая девушка аккуратно выглянула за дверь, после чего быстро выпорхнула из снятой нордом комнаты; Оддвар же присел на гномью каменную кровать, устланную шкурами, которые ещё сохранили тепло тела покинувшей его девы. Мужчина задумчиво отхлебнул эля из бутылки.

      — Что же ты молчишь, Ингрид? — спросил он вслух, будто бы они могли читать мысли друг друга.

Гнев каджитки он начал ощущать где-то в середине «заезда», и в какой-то степени это даже раззадорило мужчину в момент, когда он почувствовал, как кровь разливается по телу, а кулак ухнул, как если бы он сам стукнул кого-нибудь. Но ближе к кульминации Оддвар вдруг перестал ощущать её эмоциональный фон. Ингрид точно знала, где его искать, и видимо хотела очень сильно найти раньше, но не стала.

      «Обливион меня подери, каджитка, неужели это настолько плохо ощущается?»

Оддвару было стыдно перед девушкой, всё же он не хотел подвергать таким испытаниям свою напарницу. Но, к сожалению, наработанная долгими месяцами странствий тоска по женскому теплу совершенно затуманила остатки трезвого рассудка. И снять напряжение было просто жизненно необходимо…

Впрочем, Оддвар не был тем, кто любит оправдываться.

Скорее какой-нибудь писатель-мужлан оправдал бы такую бессовестную эгоистичную натуру, сочиняя легенду о Драконорожденном.

      «Нужно поговорить с Ингрид. И извиниться.» — подумал норд.

      Выйдя из комнаты, мужчина прошёл по короткому коридору в главную залу: освещаемая камином большая стойка в центре зала собрала толпу посетителей, сидящих на табуретках и толпящихся на своих двоих; седой плешивый Клепп только и успевал разносить кружки. На тавернщика тем временем, не выпуская из рук метлы, брюзжала тихонько его жена Фрабби, явно сдерживающаяся от рукоприкладства. Возле камина на одиноком стуле сидела до боли знакомая Оддвару каджитская фигурка в доспехах: меч сиротливо приютился у неё на коленях, а сама девушка, держа в руках кружку мёда, обернулась собственным хвостом, будто бы замёрзла.

      — Эй… Ингрид. — аккуратно начал разговор норд. Девушка кивком показала ему на стоящие в тёмном углу стулья с соломенной набивкой, и мужчина поставил себе один, плюхнувшись рядом, попутно сделав жест служанке, чтобы та пока не подходила.

      — Оддвар, слушай, — начала Ингрид, поведя плечами, — я понимаю, что свалилась тебе на голову, и ломаю тебе твой привычный уклад жизни. Как бы он мне не нравился, он твой, я не могу указывать тебе. Я просто прошу…

С этими словами каджитка взглянула на норда, и тот замер, глядя на омуты кошачьих девичьих глаз, на дне которых плясал каминный огонь:

      — …пожалуйста, пока мы не разделим два наших мира, повремени с этим, а? Помимо того, что мы делим боль на двоих, нам приходится делить множество других чувств. Как ты сегодня заметил, очень много чувств. Просто давай будем как-то держать себя в руках, а?

      — Я бы, конечно, предпочёл, чтобы радости среди этих чувств было побольше. Ну, или хотя бы веселья. Я услышал тебя, Ингрид. И прости меня, если что не так. Мне стоило подумать об этом ещё тогда, в Вайтране...

Норд протянул свою руку, а девушка в свою очередь, протянула свою, облачённую в латную перчатку:

      — Спасибо тебе, — она улыбнулась, дёрнув бровью, — а знаешь, Оддвар.

      — Что?

      — Я рада, что ты согласился так легко. Мне не пришлось использовать неоспоримый аргумент.

Мужчина хмыкнул:

      — Это какой ещё.

      — То, что я тоже хозяйка своей судьбы, и тоже могу провести с кем-нибудь ночь.

Ингрид вдруг наклонилась в сторону напарника-Довакина, и шепнула на ухо, кончиком хвоста смахнув невидимую пылинку с плеча норда:

      — Могу представить, какие бы у тебя были ощущения.

      — Во имя Акатоша…

      — Я бы тебя обязательно с ним познакомила.

Оддвара на миг одёрнуло, а Ингрид засмеялась, муркнув и сощурившись от удовольствия:

      — Мр-р, ладно уж, извини-извини. Бедные мужчины, такие впечатлительные.

Внезапно до девушки донёсся смешок: Оддвар ухмылялся, глядя на каджитку.

      — Чего ты там уже представил? Хотя, нет. Не говори, я не хочу знать.

      — Раз мы чувствуем друг друга, то можно с тобой в два…

Ударив мужчину наотмашь, девушка схватилась за свою щёку. Смеясь, Оддвар жестом подозвал служанку:

      — Два мёда, пожалуйста! В два раза быстрее напиться мы можем, пошлячка!

      — Тупой норд… — раздался жалобный голос каджитки.

      — Я тебя тоже обожаю, Ингрид.