Разменяв свои песни на крылья, спуститься вниз,

чтобы хоть на секунду встретить тебя живого.

Я в тебе продолжаю звенеть, замолчав навек,

голос мой тебя режет, он в тебе ножевой

раной длится, гниет, черной смолью твоей тоски

по ночам в уши лезет, как скользкие в траве змеи.

И я знаю, что это подло, но я могу

это делать с тобой. Слышишь, сукин сын, да, я смею!

Потому что, когда говорила, ты, отключив

разум свой от потока слов моих, гнал их мимо,

а теперь я стою, белокрылая, за плечом

и вонзаю слов неуслышанных гвозди в спину,

стрелы фраз в центр лба, между сдвинутых в скорбь бровей.

Ты просил тишины? Бог дал, теперь поздно злиться.

Он молчит, и все, что он тебе не сказал,

растекается солью слов за его ресницы.