Распрощавшись с воительницей, Мелинда решила вернуться обратно в зал, но на полпути случайно пересеклась с Готье, который увлеченно о чем-то переговаривался с никем иным, как с... Леру!
Смущенная несвоевременной встречей, девушка, коротко поприветствовав их, поспешила удалиться. Но у самой лестницы ее настиг Климент, предложив прогуляться до живописного места, которое он успел заметить, пока преследовал беглецов. Подумав, что ненадолго отвлечься от происходящего сейчас и правда бы не помешало, Латур охотно согласилась, с облегчением оставив позади давящие белокаменные стены замка.
По светлеющему небу проплывали первые облака, а в лесу шумели макушки вековых сосен и кричали птицы. Крепко держась за руки, они шли по полю, оттаявшему впервые за долгое время, наслаждаясь ароматом васильков, диких роз, ярких бархатцев, душистого шалфея и других лекарственных трав, окутанных туманной дымкой.
Глядя на тоскливую черную воду в озере, Мелинда невольно загрустила сама, а Готье, заметив это, решил ее подбодрить, вручив девушке только что собранный букет полевых цветов, после чего склонился в галантном поклоне:
– Не соизволит ли миледи подарить мне один танец?
– Если вы настаиваете, сударь, – Латур, делая вид, что подыгрывает, неловко улыбнулась, стараясь тем самым скрыть свое истинное смущение.
Плавно двигаясь, они будто стали единым целым, ощущая, как сердца бьются в унисон, пока ветер, точно скрипач, аккомпанируя, словно специально играл свою лучшую мелодию лишь для них.
Но, зная, что в городе планируется масштабное торжество в честь Дня Всех Святых, задерживаться слишком долго Климент и Мелинда не стали, вскоре покинув поляну.
За беспечными беседами обратный путь показался короче, но у самых городских ворот их разговор был прерван странной незнакомкой, обливающейся слезами, что бесцеремонно преградила им путь.
– Кто вы, мадам? – юноша тут же поспешил оградить от женщины девушку.
– Моя… родная, – но та не отступала, дрожащим голосом прошептав, – это ты!
Растерянно замерев, Латур получше всмотрелась в ее осунувшееся лицо, с трудом распознав знакомые черты. Юджинию можно было узнать лишь по капризно вздернутому носу.
– Мама? – банальный вопрос вырвался сам по себе, но Мелинда была не в силах поверить в свое везение, – это ты?
Не менее пораженный юноша тактично отошел в сторону, чтобы дать близким побыть наедине, но все равно оставался настороже, готовый тут же начать защищаться в случае возникновения угрозы.
– Господи, наконец-то… – раскрасневшаяся женщина упала на колени, хватая дочь за руки, – Мы встретились!
– Перестань. Твой плач невыносим, – смаргивая слезы, девушка невольно отшатнулась, – лучше скажи, где Винсент?
– Он придет только вечером, – миссис Латур осеклась, тут же переводя тему, – может, зайдете ко мне? Чего на улице-то стоять?
Мелинда переглянулась с Готье, надеясь получить от него совет, но Климент, хотя и видел в этом предложении скрытую угрозу, понимал, что на самом деле девушка уже все для себя решила, а его мнением поинтересовалась только из вежливости:
– Ты ведь в любом случае сделаешь это, – его губы тронула снисходительная улыбка, – уж лучше я буду рядом.
Юджиния, расценив эти слова, как согласие, суетливо поднявшись, поспешила отвести к своему неприметному дому, затесавшемуся на окраине, нежданных гостей.
Войдя в тесную, заваленную всяким хламом кухню, женщина села на ближайший стул, вытирая лицо вафельным полотенцем, а Готье, поняв, что ухаживать за ними она не собирается, самостоятельно взял с верхней полки засаленного кухонного гарнитура несколько самых чистых по виду стаканов, после чего налил в них воду из стеклянного графина и аккуратно поставил на стол перед Латур и ее матерью.
– Рассказывай, что случилось? – Мелинда, из-за похожего убранства мысленно возвратившаяся в те дни, когда жила у бабки-провидицы, помрачнев, заняла табуретку напротив.
– Нас схватили внезапно. Я не успела ничего предпринять. – Юджиния тяжело вздохнула, сделав глоток, – Эти безжалостные варвары… Хотели переманить Винсента к себе, чтобы выведать какие-то секреты.
– Какие же? – Климент, до этого без стеснения рассматривавший комнату, невольно ловя себя на постыдной мысли, что его холостяцкая квартира выглядит не лучше, заинтересованно приподнял брови.
– Если бы я знала, – женщина промокнула уголок глаза запачканным носовым платком, запустив пальцы в поседевшие спутанные волосы, – он сказал им, что все расскажет, если они отпустят меня... Но, если бы не сжалившаяся прислуга, что раз в день приносила мне миску с водой, не знаю, смогла бы я оттуда выйти когда-нибудь... Она приютила меня.
– А что отец? – Латур почувствовала, как противно засосало под ложечкой, но упрямо пыталась отогнать от себя тревожное чувство прочь, – Как он спасся?
– Он... – сдавленно всхлипнув, Юджиния спрятала лицо в ладонях, продолжая твердить лишь одну фразу, словно заевшая пластинка, – вернется только поздним вечером.
Понимая, что сейчас мама не сможет больше рассказать ничего дельного, девушка поднялась на ноги, не в силах больше находиться в этой затхлой комнате, угнетающей даже больше, чем их родной разграбленный дом ранее.
– Мы, пожалуй, пойдем, – слова эти почему-то комом застряли в горле, – если что, ищи нас в замке.
Женщина тут же поднялась, чтобы проводить гостей. При ней Латур еще держалась, не желая проявлять слабость и накалять атмосферу еще больше, но стоило ей оказаться по ту сторону закрывшейся двери, как соленые слезы тотчас покатились по щекам. Климент осторожно приобнял ее со спины, успокаивая, но невысказанные вслух догадки так и повисли в воздухе.