В тот вечер было уже поздно — Феникс не был уверен во времени. Его телефон зазвонил, вырывая из крепкого сна, выбивая бессмыслицу снов из его головы, как сбивают снег с ветвей дерева. Он вздрогнул и проснулся. Он взял свой телефон, и свет экрана ослепил его — как долго ему звонили? Что это было на экране? Эджворт… Эджворт!

      Он прочистил горло и взял трубку.

      — Майлз! — сказал он, протирая глаза и приподнимаясь на локтях. — Что случилось?

      — Извини, что звоню тебе в такое время, — начал Эджворт. — У меня был напряжённый день, и больше не было времени позвонить. У меня есть для тебя кое-какие новости

      — О?

      — Изучение польского языка было отложено на несколько месяцев, что неожиданно освободило меня на довольно долгое время. Мне было интересно, будешь ли ты по-прежнему заинтересован в моём приезде в Лос-Анджелес.

      Райт резко сел, широко раскрыв глаза. На его лице расплылась улыбка.

      — Д-да, конечно, я рад, да! Буду рад тебя видеть!

      — Я тоже буду рад тебя видеть, Райт, — тепло ответил он. — Я извиняюсь за то, что позволил этому продолжаться так долго. С нетерпением жду возможности снова оказаться на том же месте. И, конечно, увидеть твою дочь.

      — Ты собираешься снова её баловать?

      — Я… взял один или два сувенира. На самом деле это просто безделушки, — смиренно сказал он. Феникс закатил глаза. Лжец. — Я также смогу встретиться с этим «Аполло», о котором ты так много говоришь. Я с нетерпением жду встречи с твоим избранным вундеркиндом.

      — О, это правда! Он будет в восторге. Я уверен, что он уже превратил тебя в своего рода супергероя, — сказал ему Райт, приподняв брови.

      — Ну, с-с чего ему это делать?!

      — Он… составляет о людях высокое мнение, а потом ему трудно от этого избавиться. Очевидно, до того, как мы встретились, он довольно часто смотрел на меня снизу вверх. А когда он узнал, как я выиграл дело Кристофа Гэвина, он ударил меня по лицу.

      Эджворт на мгновение замолчал.

      — Я, конечно, надеюсь, что ты ничего не рассказал ему о моём прошлом, — обеспокоенно сказал он. — Мне прийти готовым?

      — Нет, ты будешь в порядке. Позже он остыл, Аполло просто немного… простоват.

      — Мне казалось, ты сказал, что он был «невероятно умным»?

      — Так и есть. Я не имею в виду, что он глупый, я имею в виду, что он… простой. Он всё ещё думает, что плохие парни должны сесть в тюрьму, а хорошие парни спасут положение, и точка. Ему не хватает глубины. Но это придет с опытом.

      — Что ж, у него хороший наставник.

      Райт ухмыльнулся в пол. «Прекрати, ты заставляешь меня краснеть!» — пронеслось в его мыслях.

      — Спасибо, — просто ответил он. — Когда ты будешь тут?

      — Если я успею завтра на самолёт, то смогу прилететь послезавтра, в середине утра. Если только это не слишком срочно…

      — Нет, нет, вовсе нет! О, Труси будет очень взволнована. Я буду так рад тебя видеть.

      — Взаимно, Райт, — ответил Эджворт. — Я… рад, что буду у вас.

      Райт пожал плечами.

      — Это вообще не проблема, места предостаточно. О, и это ещё одна приятная вещь об Аполло!

      — Какая же?

      — Я могу… может быть, попросить его взять Труси к себе домой на ночь или две, чтобы, может быть… оставить дом в нашем распоряжении? — спросил Райт с детским волнением в голосе. Последовала пауза, и он почти услышал полу-смущённую улыбку Эджворта по телефону. Райт улыбнулся в ответ. — Я имею в виду, я давно тебя не видел, так что…. Если только у тебя нет классного, сексуального немецкого парня, о котором ты мне не рассказывал?

      — Я не старшеклассник, Райт, — ответил Эджворт. — Несмотря на то, что ты, кажется, настаиваешь на том, чтобы я вёл себя как школьник, — он на мгновение замолчал, а затем тяжело вздохнул на другом конце провода. — О, хорошо. Полагаю, я должен признать, что моё собственное… воображение время от времени преследовало меня в… особенно утомительные дни работы здесь…

      Райт ударил кулаком по воздуху, а затем глупо ухмыльнулся. Потом он снова поднес телефон к уху и пошутил:

      — Воображение, да?

      — Разве там, где ты находишься, не три часа ночи? Там, где я нахожусь, сейчас полдень, я бы сказал, что ни для кого из нас сейчас не время для подобных разговоров, — пожурил его Эджворт. — Скоро увидимся, Райт. А до тех пор, если я не хочу упустить шанс купить билет на самолёт, мне придется попрощаться с тобой.

      — Хорошо. Скоро увидимся.

      Звонок закончился, и Райт положил телефон на прикроватный столик, уставившись в темноту. Он упал на кровать, ударившись головой в подушку, и улыбка расползлась по его лицу. О, было бы здорово увидеть его снова. С тех пор как началась его работа в Европе, он редко мог с ним видеться. Он знал, что единственная причина, по которой он вообще мог его увидеть, заключалась в том, насколько хорошо всё закончилось между ними во время их последнего разговора — и в первую очередь, потому что Эджворт точно знал, как сильно его расстроило то, что у него отобрали значок. Но он, как всегда, был занятым человеком, а Райт — отцом-одиночкой. Сколько времени прошло? Шесть месяцев? Восемь? В любом случае, от мысли о том, что он снова увидит его, у него потеплело в груди, и он закрыл глаза. Он почти забыл этот блеск в его глазах, запах этого костюма. Он знал, что больше не сомкнёт глаз в эту ночь, но он был слишком влюблён, чтобы беспокоиться об этом.

      Было пронизывающе холодное декабрьское утро, когда Клавьеру Гэвину было восемь лет. Его волосы торчали во все стороны, а мягкие щёки и светлые глаза придавали ему ангельский вид, который лишь слегка оттенялся зеленью его лица и кругами под глазами. Его мать вынула термометр у него изо рта и проверила цифру. Его кулаки сжались в маленькие шарики по бокам. Это был его последний шанс.

      Его мать улыбнулась и похлопала его по ноге.

      — Тридцать восемь, — сообщила она. — Прости, Клавьер, но я просто не могу позволить тебе пойти сегодня в школу. Я бы хотела, чтобы ты остался дома, пожалуйста.

      — Нет! — запротестовал он. — Мне не нужно оставаться дома! Я вовсе не болен. У н-нас сегодня контрольная! Мне нужно идти!

      — Клавьер, о чём ты? — спросила она, бросив на него взгляд. — Какой маленький мальчик так сильно хочет пойти в школу? Ты можешь посвятить день себе, выпить немного супа. Может быть, вы с Кристофом сможете посмотреть фильм вместе.

      Клавьер вздрогнул.

      — Почему Кристоф должен оставаться дома? Он не болен!

      — Потому что нам с твоим отцом нужно работать, и я не хочу, чтобы ты был дома один, — холодно ответила она. — Я знаю, иногда вы с Кристофом можете немного поссориться из-за того или иного, но, возможно, вам будет полезно провести немного больше времени вместе.

      — Н-но, мам! — пролепетал Клавьер. — Разве я не могу… просто ненадолго сходить в школу? Пока папа не вернется с работы!

      — Мне жаль, Клавьер, но я не допущу, чтобы ты заразил остальных учеников желудочной инфекцией. И точка, — Она встала с его кровати. — Мне нужно идти на работу. Побольше отдыхай, старайся есть твёрдую пищу, если можешь, и просто успокойся, дорогой! Не доводи себя. Я обещаю, если Кристоф будет плохо с тобой обращаться, я заберу у него наборы для химии и отправлю на домашний арест до конца времён!

      Клавьер прикусил щеку и попытался поверить в это. Затем он печально кивнул. Мать погладила его по голове и поцеловала в лоб, затем перекинула сумочку через плечо и направилась к выходу из его комнаты. Мгновение спустя он услышал шаги. Клавьер прижался к спинке кровати, потянулся к ближайшей к нему мягкой игрушке и прижал её к груди с такой силой, что у неё чуть не отлетел глаз. Он уставился на дверной проём. Довольно скоро в комнату вошёл его шестнадцатилетний брат.

      Кристоф тепло улыбнулся, одетый в полуофициальную школьную форму, с волосами, заплетенными в косу сзади. Он сел на край своей кровати.

      — Доброе утро, Клавьер. Как у тебя дела? — В одной руке у него была тарелка с несколькими крекерами, а в другой — кружка с куриным бульоном. Он поставил их на столик рядом со своей кроватью. — Это на случай, если ты проголодаешься. Я знаю, что ещё рано, но… мама настояла, чтобы я попытался заставить тебя что-нибудь съесть. В чём она права, ты должен, знаешь ли.

      Клавьер пробормотал:

      — Я не хочу это.

      — Да ладно тебе, ты ещё даже не знаешь, что это такое. Я приготовил суп точно так же, как готовит папа! — ответа не последовало. Кристоф вздохнул. — Клавьер, пожалуйста, скажи мне, из-за чего ты так расстроен? Я уже говорил тебе, я перестану брать твои медиаторы, мама уже накричала на меня, — Клавьер смерил его взглядом, нахмурив маленькие брови. — Клавьер, да ладно, что такое? Ты смотришь на меня как дьявол, что? — В растерянности он протянул руку, чтобы положить её себе на колено, и Клавьер отпрянул от него, переместившись в верхний левый угол кровати. На лице Кристофа появилось раздражение. — Ради бога, Клавьер, говори своими словами. Ты больше не в детском саду.

      В конце концов Клавьер сглотнул и прошептал:

      — Я…. Я знаю, что ты сделал….

      — Что я сделал…?

      — Я видел это на одном из папиных шоу. Криминалисты Майами.

      Кристоф вздохнул и понимающе кивнул.

      — Клавьер, ты же знаешь, что тебе не следует смотреть эти шоу. Тебе, наверное, просто приснился кошмар.

      — Нет! — возразил он. Слёзы навернулись на глазах, его маленькое сердечко испуганно застучало в груди. — Я видел в сериале плохого парня, который использовал мензурки и… и стеклянные флаконы, и он приготовил яд, и скормил его кому-то, и… и они умерли! И это выглядело точно так же, как твой набор для химии!

      — Клавьер, ты действительно предполагаешь, что я пытался тебя отравить? — спросил он, выглядя удивленным. — У тебя проблемы с желудком, либлинг, как именно я мог вызвать это?

      Клавьер замолчал. Он не знал.

      — Ты учишь это на химии, — в конце концов сказал он. — Ты приносишь ядовитые химикаты из школы, а затем подсыпаешь их мне в еду, пока я не вижу.

      — То, что я готовлю на уроках химии, абсолютно безопасно, обещаю тебе. Если бы они были в твоей еде, они, вероятно, пахли бы так плохо, что ты бы вообще не стал их есть! И в любом случае, зачем мне понадобилось бы готовить яд? Это просто школьная работа, Клавьер. Например, как ты делал слизь в школе, помнишь?

      — Нет, нет, нет, это другое! — захныкал он. — Я знаю, что меня тошнит из-за тебя! У меня есть доказательства!

      Кристоф закатил глаза.

      — О, конечно, у тебя есть доказательства?

      — Я знаю, потому что, потому что… — теперь он побледнел лицом и вжался так глубоко, как только мог. Он положил руку на дужку кофейной кружки. — Потому что я заболел два дня назад… И-и потом, вчера, у собаки Джонсонов тоже заболел живот. И его тошнило, и выглядел он тоже не очень хорошо, пока он… он…

      Улыбка исчезла с лица Кристофа, не оставив и следа сочувствия или дружелюбия. Клавьера начало трясти. Осторожно он продолжил.

      — Ты всегда говорил, что, когда он лаял, ты не мог делать домашнее задание… — он с ужасом посмотрел на него, на его незаинтересованное, раздражённое лицо, на его глаза, в которых больше не было света. — Кристоф… — захныкал он, на глазах выступили слёзы. — Что ты сделал…?

      — Клавьер, — сказал Кристоф, и тон его голоса привёл его в ужас. Теперь он был так сильно прижат к спинке кровати, что почти стоял.

      — Я… Я не позволю тебе этого сделать! Я позвоню в полицию и заставлю их проверить твой химический набор на наличие следов яда, как в криминалистической лаборатории! И если ты попытаешься меня убить, я… я закричу! Я никогда больше не буду есть!

      — Клавьер, это абсолютно нелепо, я бы никогда так не поступил, и я в ужасе от того, что ты сказал что-то подобное! — Кристоф огрызнулся. — Я скажу нашим родителям, что ты пробирался тайком и смотрел «Криминалистов», когда тебе не положено, и они будут недовольны этим. А теперь, пожалуйста, не говори таких ужасных вещей о покойном, это грубо!

      Клавьер заплакал, резко задохнувшись от крика брата и крепче прижимая мягкую игрушку к груди. Он прошептал, отчасти самому себе:

      — Я…. Я скажу маме…. Ты не можешь так поступить с хорошей собакой…. Ты не можешь так поступить со мной…. Ты не можешь, ты не можешь, я расскажу! Я расскажу, и они отправят тебя куда подальше, где ты больше не сможешь придираться ко мне или кормить меня ядом!

      Кристоф вскочил на ноги.

      — Хватит! — прорычал он, и в тот момент, когда Клавьер увидел, что его рука поднялась, он потянулся к прикроватному столику, схватил за дужку кружку с куриным бульоном, от которого шёл пар, и выплеснул его ему на лицо. Кристоф зашипел и взревел от боли. Он посмотрел на Клавьера, и его глаза сверкнули злобой и тьмой, которые заставили его быть абсолютно уверенным, что он вот-вот умрет самой ужасной смертью на свете. Клавьер выскользнул из-под простыней и, собрав остатки сил, бросился к двери. Однако, прежде чем он успел убежать, сильная рука схватила его за плечо.

      — Ты, маленький засранец! — Кристоф зарычал и снова поднял на него руку.

      Клавьер проснулся на диване Аполло, мокрый от пота, дрожащий и кричащий в темноту, когда он вцепился в подушки дивана так сильно, что чуть не порвал их. По его щекам катились слёзы.

      Услышав шум, Аполло точно так же резко проснулся, хотя он был скорее поражён, чем испуган, вскочив со своего места с какой-то тарабарщиной о том, что его ограбили. Ему потребовалось мгновение, чтобы вспомнить, где он находится, поскольку он не привык спать в гостиной, и ещё одно, чтобы вспомнить, что прокурор Гэвин делал на его диване. После секунды или двух затуманенного моргания он заметил, в каком состоянии тот находится. Клавьер был напуган больше, чем когда-либо, он сильно дрожал, прижавшись к подлокотнику дивана. Хотя, казалось, что он больше не плакал, слёзы всё же ручьями текли по его щекам, и он был на грани гипервентиляции. Весь сон покинул тело Аполло.

      — Клавьер, что- в чём дело, что случилось?

      Клавьер огляделся, задыхаясь:

      — Где… где это…

      — Ты в моей квартире, помнишь? — спросил Аполлон, поднимая руку, чтобы успокоить его, — Я позволил тебе остаться на ночь. Ты сказал мне, что попытаешься уснуть, если мы включим фильм, и ты отключился. Всё в порядке, ты в безопасности.

      Клавьер сглотнул, явно пытаясь переварить эту информацию. Через мгновение он застонал и закрыл лицо руками, всё ещё сильно дрожа. Его дыхание начало немного замедляться, но по всему его телу всё ещё чувствовалась паника. Аполло беспомощно посмотрел на него. Голос в его голове снова посоветовал: «ты должен прикоснуться к нему. Это то, чего он хочет от тебя.»

      — Клавьер, — сказал он и положил руку ему на плечо. Глаза Клавьера встретились с его. — Всё в порядке. Ты в безопасности. Это был всего лишь сон, это нереально. С тобой все в порядке.

      Клавьер начал успокаиваться, его плечи опустились, а дыхание замедлилось. Его глаза закрылись.

      — А… Аполло… — прошептал он.

      Аполло кивнул.

      — Я здесь, — заверил он его.

      Прерывисто вздохнув, Клавьер вытер слёзы со своего лица. Теперь он делал долгие, глубокие вдохи, напряжение медленно покидало его тело. Аполло чувствовал себя странно, когда его рука вот так лежала на чужом плече — но почему-то это было как раз для него. Это было правильно. Он нежно сжал руку, и на мгновение Клавьер накрыл его ладонь своей и наклонил голову навстречу прикосновению. Когда он, казалось, немного пришёл в норму, Аполло осмелился заговорить снова.

      — Ты в порядке? — мягко спросил он.

      Клавьер кивнул.

      — Я… прошу прощения, Герр Аполло… — пробормотал он. — Я не хотел, чтобы ты видел меня таким…

      — Не волнуйся об этом, серьёзно, — подбодрил он.

      В глазах Клавьера появился страх.

      — У тебя, эм… у тебя есть часы? — спросил он. Аполло порылся в кармане в поисках телефона, а затем вытащил его.

      — Пять пятнадцать, — доложил он. — Это целых восемь часов, Клавьер.

      Он вздохнул и приложил руку к голове.

      — О, правда? — сказал он с облегчением в голосе.

      — Да! — ответил он и повернул телефон лицом к нему. — Ты сделал это, ты немного поспал.

      — Я сделал это… — выдохнул он. Но в его тоне не было особой радости, поскольку он продолжал тереть глаза, достаточно сильно, чтобы могло показалось, что он пытается выдавить их из своего черепа. Улыбка Аполлона исчезла, и он откинулся назад, убирая телефон.

      — Ты… — осторожно спросил он, — ты не хочешь рассказать мне, что это был за сон?

      Клавьер на мгновение задумался, а затем покачал головой.

      — Нет, я… я думаю, подробности утомили бы тебя, — сказал он. — Это не был тот же самый сон или… повторяющийся кошмар, как бывает у некоторых людей. Только тот же самый проклятый финал….

      — Как он заканчивается? — спросил Аполло.

      Клавьер не ответил на это, уставившись в землю.

      — Мой брат, Аполло… — начал он. — Когда ты работал с ним… ты видел тьму внутри него?

      Аполло задумался, на мгновение осмысливая серьёзность вопроса. Кристоф Гэвин был строгим наставником, но в то же время мудрым и справедливым. У него было сухое чувство юмора и бесконечное терпение для повторения техник снова и снова. Он вполне подходил для Аполло, который мог сделать столько работы, сколько мог, в максимально сжатые сроки. Вместе они были ракетой, устремленной вперёд — это было хорошее время. Испорченное сейчас, конечно же. Но в то время Аполло нравилось работать с ним.

      — Нет, — ответил он. — Ни секунды.

      — Я видел.

      Глаза Аполло широко распахнулись.

      — Ты видел?! — он спросил.

      Клавьер кивнул.

      — Я думаю, большинство людей предполагают, что я никогда не знал, — признался он. Затем он сделал паузу, улыбнулся и потёр глаза. — Извини, это не ответ на твой вопрос…

      — Нет, все в порядке! — Заверил его Аполло, заинтересовавшийся этим. — Скажи мне, как ты узнал?

      Он опустил глаза и пожал плечами.

      — Мелочи, — сказал он. — Он придирался ко мне, когда мы были младше. Он был на восемь лет старше меня, так что в основном я помню его раздражительным подростком. Я имею в виду, что старшие братья и сестры-подростки задирают всех, но…. Я не знаю, в этом было что-то другое. Некоторые шутки были по-настоящему жестокими. Как будто он действительно хотел, чтобы я страдал, — он покачал головой. — Когда он только пошёл в старшую школу, домашние животные по всей округе начали одинаково болеть и вымирать. Они пытались выяснить, что это было, но ветеринары были в тупике. Первым умер соседский пёс Скутер — именно на него Кристоф всегда жаловался, что он лает, пока он пытается сделать домашнее задание.

      Холодок пробежал по спине Аполлона, и он вздрогнул.

      — И… и ты думаешь, что он…

      — В то время мне было восемь лет, — пояснил он. — Так что я не мог видеть всю картину целиком. Но его любимым предметом была химия, и всякий раз, когда он был наказан, мама забирала его наборы по химии, и он хандрил из-за этого целую неделю, — он покачал головой, опуская ноги на землю, где сидел, и держась за свою руку. — Я часто заставал его стоящим перед зеркалом и строящим гримасы самому себе. Как будто он практиковался. Я был маленьким… Я не знал, что об этом думать. Всё, что я знал, это то, что это пугало меня до смерти.

      Аполло съёжился от этого мысленного образа. Какой извращённый человек… это заставило часть его задаться вопросом, почему он чувствовал себя так плохо из-за того, что посадил его.

      Взгляд Клавьера был бесцельным, он погрузился в воспоминания, о которых Аполло ничего не знал. Он позволил ему продолжить, улыбка полностью исчезла с его лица.

      — Люди всегда говорят мне, что никто не знал, чтобы заставить меня чувствовать себя лучше. Они не знают, что говорят. Может, если бы я не знал… — он покачал головой. — Но я знал, Аполло. Считай, что это моё последнее признание. Я знал, что он болен, и у меня не хватило сил рассказать кому-либо — даже моим родителям. Единственным человеком, которому я когда-либо рассказывал, был Дариан Крещенд, мой старый школьный друг, и теперь он… — он стиснул зубы. — Если бы я был сильнее, Аполло, тот художник был бы всё ещё жив. Тот фокусник тоже…

      Аполло на мгновение пошатнулся, позволив мрачному настроению повиснуть в воздухе. Он наблюдал за тем, как тот отвернулся, слёзы навернулись на его всё ещё усталые глаза. Тем не менее, сейчас ему было лучше, он был более собранным и сосредоточенным после полноценного ночного сна. Но боль, чувство вины были подобны чувствительной открытой ране. Тем не менее, Аполло обнаружил, что в его груди поднимается гнев. Когда он заговорил, это было, как всегда, слишком громко.

      — О чём ты говоришь? — он напряжённо спросил. — Клавьер, ты был на восемь лет младше него. Даже если благодаря какой-то гениальной работе ты бы узнал, что он социопат, это ещё не доказательство того, что он убийца! И даже если бы ты это знал, что бы ты сделал? Людей не арестовывают за то, что они из тех, кто может кого-то убить. Даже если бы ты прокричал это всем в квартале, ты бы ничего не смог сделать, чтобы остановить его! Никто из нас не смог бы!

      Теребя свой рукав, Клавьер отвернулся от него. Он стиснул зубы.

      — Ахтунг…. Ты не понимаешь, Аполло. Возможно, ему можно было помочь. Возможно, его можно было… как-то остановить, или… или…

      — Разговоры о том, что может случиться, могут занять всю ночь, — решительно заверил Аполло. — Ты не можешь беспокоиться об этом, Клавьер! В конце концов, ты посадил его за убийство Смита!

      Затем Клавьер посмотрел в глаза Аполло.

      — Ты перепутал, Аполло, — мрачно сказал он.

      — О чём ты говоришь? Ты был обвинителем по этому делу.

      — Но ты был тем, кто посадил его. И в первый раз, и во второй, — продолжил он. — В первый раз я был в другом месте. Во второй…. Я… я замолчал, как делал всегда… —

Аполло нахмурился, на мгновение задумавшись над этим.

      — Ну… — начал он. — Что в этом плохого?

      Теперь Клавьер казался сбитым с толку.

      — Что в этом плохого? То, что я молчу, когда должен был посадить убийцу, ахтунг, Аполло, я прокурор, у меня есть одно задание, и я провалил его, вот в чём проблема!

      — Ты не провалил его! Он был признан виновным!

      — Конечно, благодаря тебе!

      — Да, ну и какая разница, а? — спросил Аполло. — Почему это должен был быть ты? Ты его брат, если бы ты был кем-то другим, ты мог бы броситься на его защиту, собрать любые улики, какие только мог, чтобы доказать его невиновность! Ты мог бы добиться отмены его приговора в одно мгновение, но ты этого не сделал, потому что знал, ты знал, на что он способен, и потому что ты был прокурором! Рука правосудия, отправляющая виновных в тюрьму, независимо от их личного мнения или отношения к ним! Клавьер, неужели ты не понимаешь? Твоё молчание было твоим обвинением! Ты был величайшим свидетелем, который у нас был — ты был свидетелем тьмы в его сердце более двадцати лет!

      Нарастающий гнев сошёл с лица Клавьера, оставив его растроганным, со складкой между бровями, его рука, медленно потирала плечо. Это был взгляд, под которым Аполло сгорал — он быстро отвернулся от его божественного сияния.

      — Ты действительно так думаешь…? — мягко спросил он.

      — Да, конечно, я так думаю! Клавьер… Я не смог бы выиграть это дело без тебя. Если бы ты бросился на его защиту, я абсолютно не сомневаюсь, что ты мог бы выиграть и добиться снятия обвинений. А что касается первого дела, то это было дело Феникса Райта. Я почти не имел к этому никакого отношения.

      Клавьер смотрел на него, одаривая его таким взглядом ещё несколько мгновений, на его лице появилась легкая улыбка. Аполло почувствовал, как его лицо заливает краской, и заёрзал на стуле.

      — Что? — резко спросил он.

      — Ты просто…. Ты просто что-то, Аполло Джастис, — сказал он, и мягкость в его голосе была непохожа ни на что, что Аполло когда-либо слышал.

      — Что т- что ты имеешь в виду? — тихо спросил он.

      — Я имею в виду, зачем ты мне всё это рассказываешь? — прежде чем Аполло успел ответить, Клавьер остановил его. — Я верю, что ты веришь в это, я верю. Но то, как ты это говоришь…. Как будто мы снова в суде, и я клиент, за которого ты борешься. Ты всем сердцем веришь в мою невиновность, не так ли?

      Аполло слегка отстранился от него, положив руки на край дивана.

      — Ну, ты… — пробормотал он. — Это просто кажется странным, что твой брат, вероятно, совершенно безжалостен где-нибудь в камере, а ты коришь себя по пустякам. Это не… Это неправильно.

      Он улыбнулся — первая тёплая, искренняя улыбка, которую он увидел у него за последнее время, совсем как в старые добрые времена.

      — Всё в погоне за вашим тезкой, а, Герр Джастис?

      — Э-э…… Я думаю, типа того… — ответил он, покорно потирая затылок. В этот момент зазвонил будильник на его телефоне, показав время 6:00. Его утренний будильник — сигнал собираться на работу. Правильно… сегодня ему нужно было идти в офис.

      — А, — сказал Клавьер. — Я так понимаю, тебе пора идти. И мне, я полагаю, стоит уйти. — он на мгновение замолчал, прежде чем посмотреть в сторону спальни и продолжить. — Мне нужно только переодеться в свою одежду, а затем я оставлю тебя. И да, прежде чем ты спросишь…. Я пойду к себе домой, а не в офис. Пусть папарацци сделают свои снимки — это будут снимки человека, который наконец-то выспался.

      — О… — ответил Аполло. — Это… это здорово! — на самом деле это было именно то, чего он хотел. Так почему же он был странно разочарован и раздражен своей тревогой?

      — Аполло, то, что ты сделал… — начал он. — Боюсь, если облечь это в слова, это превратится в поэзию, а ты, на самом деле, не производишь на меня впечатления человека поэтического склада. Но достаточно сказать, что мне в сто раз лучше, чем было день назад, и это твоих рук дело. Всякий раз, когда тебе что-нибудь понадобится, вообще что угодно… Я надеюсь, ты знаешь, что я тебе всегда рад.

      Аполло несколько секунд смотрел на это милое выражение его лица, прежде чем ответить, как загипнотизированный. Что с ним было?

      — Н-нет проблем! — выдавил он срывающимся голосом.

      Затем, кивнув, Клавьер встал и, по сравнению с тем, как он двигался до этого, практически вскочил со своего места. Аполло наблюдал, как он проходит через спальню, и несколько мгновений сидел молча, прежде чем он вернулся в своих штанах и застёгнутый на все пуговицы, а потрёпанные и аккуратно сложенные пижамные штаны и футболка Аполло лежали на кровати за дверным проёмом позади него. Когда он направился к двери, Аполло встал со своего места на диване, засовывая телефон в карман. Он изобразил улыбку — ту самую улыбку, которую всегда использовал для него, для всех его коллег.

      — Что ж, Клавьер, — смело сказал он. — Было приятно пригласить тебя в гости. И… приятно видеть, что с тобой всё в порядке. Хорошенько выспись и, э-э-э…… удачи с папарацци! Похоже, они доставляют немало хлопот!

      Клавьер тихо рассмеялся на это, уже надев ботинки, за мгновение до того, как выйти за дверь.

      — Аполло, — сказал он, и было что-то, что-то такое в его голосе, что заставило Аполло замолчать. Затем плавным движением он поднял обе руки и положил их по обе стороны от шеи Аполлона, нежная кожа прошла прямо за его ушами и пробежала по волосам, как шёлк. Он посмотрел на него сверху вниз, круги под его глазами исчезли, и вся святая любовь и забота во всем мире отразились в этой улыбке. Он был… сияющим.

      — Спасибо, — сказал он. Аполло слышал эти слова тысячи раз. В этот момент, однако, ему показалось, что он никогда не слышал их раньше.

      В следующее мгновение его руки исчезли, и Аполло оплакивал их так, как оплакивают мягкое одеяло холодным утром. В его голове промелькнула мысль, к которой он ни разу не был готов. «Не делай этого! — подумал он. — наклонись и поцелуй меня!»

      Клавьер шагнул в дверь и исчез, оставив Аполло в ошеломлённом молчании. Но сейчас у него не было времени на обдумывание, и он в оцепенении отправился переодеваться и собираться на работу.