Способ быть ближе

Любовь — это что-то страстное, что-то грубое и удушающее. Любовь — это что-то кровавое. Они оба так считают и это сближает. У них свой взгляд на такие вещи и многие посчитали бы это извращением. Может так оно и есть, но ни одному, ни другому нет до этого дела. Им хорошо и без моральных ценностей.

У них особый способ быть рядом, особый способ чувствовать друг друга и любить. Это их личная близость, личный способ сойти с ума. В такие моменты все нежные объятья и долгие, ленивые поцелуи становяться ещë более длительными, более нежными и жгучими. В моменты, когда нож медленно ползëт вдоль рëбер Хоррора, когда лезвие лишь слегка касается кожи, оставляя за собой красную ниточку, совсем не глубокую, но весьма ощутимую, когда по ней проводишь языком. Узоры всегда выходят красивые. Они оба так думают. Не менее красивые узоры остаются на плечах и руках Даста, хотя Хоррор и предпочетает ножам свои зубы. Он кусает чужое предплечье, а потом с нежностью слизывает проступившую кровь. Кусает и зализывает, кусает и зализывает... Иногда ему кажется, что он мог бы съесть Даста полностью. Мог бы откусывать по кусочку, пока от него не останется один лишь скелет, и его при желании можно съесть. Вот только тогда у него больше ничего не останется. Хоррор целует чужие губы и щëки.

Даст ведëт языком от ключиц до подбородка, когда Эйч запрокидывает голову назад. Задерживается на пульсирующей артерии, опасно прикусывает это место, будто предупреждает: "Я укушу сильнее, и твоя кровь зальëт здесь все белые простыни." Когда-нибудь, он, может быть, не сможет сдержаться, но не сейчас. Сейчас он снова ведëт ножом между рëбер, надавливая чуть сильнее, чем обычно. Бусинки крови образуются очень быстро, но Даст наклоняется и одном движения слизывает их. Его зубы снова в опасной близости к шее.

— Я мог бы убить тебя, — он шепчет это будто между делом, просто так.

Хоррор сжимает ладонью холодное лезвие отложенного ненадолго ножа.

— Я мог бы съесть тебя целиком, — шëпотом отвечает Эйч и гладит чужую щëку, пачкая еë своей кровью. Даст ластиться к порезанной ладони, прикрывая глаза, только сильнее размазывая кровавые пятна на своëм лице. Это были слова любви. Их особенные чувства.

В ту ночь Даст вёл ножом по рёбрам с особенным старанием, чтобы алые ниточки сложились в прекрасный узор. Он так старался, что не заметил, как порезы становились всё глубже.

— Даст, — почти простонал в наслаждении Хоррор, жмуря глаза и прикусывая губы, — я хочу...

Он не успел договорить, когда парень с силой вогнал нож под ребро. Эйч даже не закричал, только шумно вобрал в себя воздух, дёрнулся и распахнул глаза. Осознание того, что они явно переборщили пришло быстро. Кровь уже во всю хлестала и заливалась в пробитое лёгкое, заставляя Хоррора задыхаться. Оба понимали, что это последние минуты.

Даст не стал думать долго он наклонился к чужому лицу, поцеловал его в лоб, а после подставил шею.

— Кусай, — почти приказал парень. Хоррор колебался всего секунду. Хрипло вдохнув, он впился зубами в бледную шею, сжимая челюсть и откусывая кусок. Он сделал так, как его просили. Эйч прокусил сонную артерию, из которой брызнула горячая тёмная кровь. Теперь им обоим осталось недолго.

Даст улыбнулся, стремительно бледне, и ослабевшей рукой вогнал нож глубже под чужое ребро.

— Я люблю тебя, — одними губами прошептал он и уткнулся носом в семь шеи Хоррор. Эйч ладонью провёл по чужим волосам и отключился.

Белые мятые простыни пропитались красными пятнами.