Существует ли такое понятие, как «свобода»? Несколько лет назад юная Изанами без сомнений ответила бы положительно, но теперь уже повзрослевшая версия девицы смело отвечала: «Нет, не существует». Человек — существо зависимое. Он всегда будет являться рабом и неважно чьим: другого человека, общества, самого себя или же своих мыслей. Человек — энергетический вампир, которому всегда необходимы эмоции. Будут они собственными или чужими — неважно; главное — получить отдачу на свои действия, иметь рядом с собой того, кто сможет нести бремя его чувств, проблем.

Майки остро нуждался именно в таком человеке. Ему был необходим тот, кто разделит его ношу вечных страданий, кто сможет сдерживать его внутренних демонов, иногда даже жертвуя собой, кто сможет поддержать его, если это будет необходимо, кто сможет исполнить любую прихоть. Раньше для него таким человеком являлся Санзу, но когда он познал всю прелесть плотских утех, этот верный пёс перестал подходить лишь по одному критерию. Зато для этого подходила Изанами, которая была покорной и колючей одновременно. В постели могла выполнить для него любую просьбу, хоть в цифру восемь завернуться — для него всегда. Она была для него спасательным кругом в бесконечном океане одиночества. И поэтому ему нельзя было потерять такой доступный шанс на своё небольшое спасение.

Парень увлечённо слушал её рассказы о семье, рассматривая все розово-фиолетовые отметины на изможденном теле. Со стороны казалось, что он вовсе не вслушивался в этот сломанный и охрипший голос, не вникал в суть повествования, но на самом деле в его голове откладывалось всё, даже самые, казалось бы, незначительные детали: её любимый цвет или вкус мороженного, исполнитель, концерт которого она хотела бы посетить, или самый прекрасный, по её мнению, фильм.

Невооружённым глазом было заметно, как вопрос о родителях и детстве поставил Изанами в тупик. Сначала она говорила, что у неё нет семьи, нет близких людей — это нанесло ощутимый удар по состоянию парня, ведь он считал, что входит в эту категорию, — но после требования рассказать обо всём во всех подробностях ей пришлось сдаться. И Майки понял, почему девушка так упиралась рассказывать о родителях и почему сказала, что семьи как таковой у неё и нет.

Всё было донельзя трагично: мать, которую резко свалила с ног смертельная болезнь, угасала на глазах в течении года, может, чуть больше, а потом и отец, который по неосторожности другого человека попал в аварию и угодил в больницу. Нужны были деньги на операцию, проживание и учёбу. Где простая девчонка семнадцати лет могла заработать огромную сумму за короткий срок? Было всего лишь два варианта: связаться с наглухо отбитыми отморозками и толкать наркотики или связаться с такими же людьми, но только торговать своим телом. Первый вариант был отвергнут практически сразу же: угодить за решетку минимум на десять лет очень не хотелось. Поэтому тогда ей показалось, что спать с мужчинами за приличную сумму — неплохая такая идея.

Если бы она знала, чем всё это закончится, то плюнула бы на своего родного папашу и оставила бы его умирать в муках.

Необходимое количество денег Изанами собрала за каких-то жалких три месяца. На обычной работе она бы заработала такую сумму в течении года, а то и больше, загибаясь и едва ли не умирая на рабочем месте. Девушка до сих пор помнила, как на душе ей стало необыкновенно легко, когда отца закончили оперировать и сказали, что его жизни ничего не угрожает. Она гордилась собой, даже с осознанием того, что совершила грехопадение. Ей всего лишь хотелось помочь своему отцу — близкому и родному для него человеку, — так почему в глазах окружающих, когда они узнавали, кем девушка являлась, она всегда видела осуждение? Почему она увидела искреннюю ненависть и отвращение на лице отца, когда ей пришлось рассказать, как именно были заработаны эти деньги?

Тот скандал в осенний вечер врезался в память Изанами и засел так крепко, что ей так и не удалось выкинуть его из головы даже спустя пять лет. Она помнила каждое слово, каждое оскорбление и обвинение из уст отца; помнила, как он ударил её, выгоняя из дома; помнила, как окончательно укрепилась в борделе, когда поняла, что родного гнёздышка у неё больше нет, а владелец заведения уже не отпустит её из-за огромной выручки, которую она делала.

Отец сказал, что мать была бы ею недовольна. И девушка знала, что именно так всё и было бы за исключением одного — мама была бы недовольна из-за её глупости и излишней доверчивости, а не из-за того, что она стала элитной проституткой.

Отец осыпал свою родную и некогда любимую дочь огромным количеством оскорблений, однако ни разу не сказал ей «спасибо» за то, что она, жертвуя своим моральным и физическим состоянием, своим статусом в обществе, сохранила ему жизнь, наплевав на свою.

Только спустя года девушка поняла, что это был неравноценный обмен.

Изанами могла только догадываться, зачем Майки попросил рассказать про семью. В глубине души она надеялась, что это было для того, чтобы отговорить себя от идеи забрать её из этого места, но на самом деле… Он анализировал, собирал крупицы информации и биографии этих людей, чтобы отдать приказ Санзу схватить их и отвезти на склад «Бонтена», где его любимая смогла бы отомстить за всю боль и страдания, что выпали на её участь. Ему даже не стоило спрашивать, хочет ли этого она сама: в её глазах были все ответы. Во взгляде — ненависть и злость, когда речь заходила об отце; во взгляде — сожаление и тоска, когда вспоминала маму. И Майки уже было ясно, кого она любила, а кого — ненавидела; кого он убьёт, а кому — вознесёт памятник.

Они долго лежали, пристально наблюдая друг за другом. Майки пытался найти в ней то, из-за чего она ему приглянулась, из-за чего его сердце так предательски громко стучало, стоило только её увидеть. Изанами же пыталась найти в нём хоть капельку любви и безопасности. И найти не могла.

Вместо любви — слепая одержимость и привязанность, вместо безопасности — ощущение страха и понимание, что рано или поздно от неё избавятся, но перед этим как следует помучают морально, да и физически тоже.

Выбор был сделан ещё давно, нужен был лишь повод, спусковой крючок. И Майки, сам того не осознавая, своим заявлением о единственном клиенте дал и повод, и нажал на курок. Девушка, вопреки здравому смыслу, который уже давно оставил её, была благодарна ему за то, что именно он поставил эту точку, завершив все внутренние терзания и окончательно отогнав постоянно всплывающие сомнения куда-то далеко.

— Сейчас я пойду разбираться с хозяином этого места, — парень на секунду прервался, чтобы подвинуться к ней поближе, погладить по щеке и оставить лёгкий поцелуй на лбу, — я поговорю с ним, чтобы он тебя отпустил. Можешь собирать вещи и прощаться с подругами.

Изанами еле заметно улыбнулась, поражаясь некой наивности Майки, а потом поступила против всех правил: она подползла к уже сидящему парню и медленно поцеловала его. Сказать, что он был удивлён, — ничего не сказать. В таких интимных для него вещах она никогда не смела проявлять инициативу, то ли боясь, то ли стесняясь. Тем не менее ему понравилась такая раскрепощённость не только в постели, но и в подобных милых моментах. И, конечно же, он не смел проигнорировать такой порыв: обхватил её затылок пятерней и со всей неприсущей ему нежностью целовал в ответ.

Он думал, что это только начало. Она же знала — это конец.

Дверь закрылась. Изанами осталась одна со своими страхами и обидами. В голове был готов целый план, который уже начинал приходить в действие. Холодная вода набиралась мучительно долго, но именно это и было необходимо для того, чтобы убедиться в том, что её никто не побеспокоит. Однако в том, что всё протекало так медленно, был и свой минус — в душе уже начинали появляться очередные сомнения и противный страх неизвестности.

Но мама всегда говорила ей доводить начатое до конца.

Когда-то давно Изанами пообещала себе вспоминать все советы матери и прислушиваться к ним, потому что они всегда были дельными. И сейчас это было по-особенному необходимо для неё.

Пальцы скользнули по вентилю с холодной водой, перекрывая его. Взгляд пробежался по прозрачной воде; в груди девушки всё сжалось от осознания того, что скоро она окрасится в красный. К горлу подступила тошнота, а голова неожиданно закружилась. Появились мысли, что ещё не поздно передумать, что всё ещё может обратиться в её пользу. Фудзита ударила себя ладонями по щекам, мысленно приказывая себе не сдавать назад, ведь если не сможет сейчас, то не сможет уже никогда.

Решимости Изанами хватило только для того, чтобы дойти до двери и запереть её, глянув перед этим на часы. Прошло всего лишь десять минут, но для неё — все десять часов. Прислонившись вспотевшим лбом к прохладной деревянной поверхности, она пару раз глубоко подышала, чтобы успокоиться.

«Нельзя отступать, нельзя-нельзя-нельзя», — думала она, а после и вовсе начала это говорить вслух, чтобы убедить себя в этом.

На негнущихся ногах она подошла к полочке рядом с раковиной и достала одно лезвие, которое подготовила ещё несколько месяцев назад. Оно, такое маленькое и лёгкое, сейчас ощущалось в руке как огромный, практически неподъемный булыжник. Изанами еле залезла в ванную, ощущая, как ледяная вода окутала её тело до ключиц. По коже тут же пробежались мурашки, а подбородок задрожал от резкого перепада температуры. Подрагивающие пальцы, держащие лезвие, взметнулись к левому запястью и замерли на месте.

«Почему я не могу? — спрашивала она у себя. — Это же так просто: поднести, надавить, провести линию и закрыть глаза? Почему? Почему? Почему?»

Из её груди вырвался жалкий всхлип, а по щекам начали течь слёзы из-за собственного бессилия. Она всегда была жалкой, всегда. Но ведь рано или поздно случаются какие-то сбои, не так ли? Так почему сейчас в ней нет прежней уверенности в своих действиях? Откуда взялся этот проклятый страх?

Крепко сжав зубы, Изанами быстро провела глубокую полосу от запястья до сгиба локтя. Яркая вспышка боли ослепила её, а с губ слетел громкий вскрик. Она и не думала, что будет настолько больно. Пелена слёз застилала глаза, и девушка тут же поспешила сморгнуть их, чтобы провести такую же полосу на второй руке. И ей вновь не удалось подавить вскрик.

Окровавленное лезвие выпало из онемевших пальцев, а дыхание быстро вздымающейся груди начинало постепенно замедляться. Девушка видела, как кровь, а вместе с тем и её жизнь, поспешно вытекала из глубоких и неровных порезов, а потом ей вдруг захотелось прикрыть глаза. Боли не было — лишь какое-то облегчение и тупая гордость за себя: она решилась и сделала это, пусть и не с первой попытки. Она довела дело до конца, как всегда говорила ей мама.

Для неё минуты начинали перетекать в часы, а внутри зародился страх, что сейчас её найдут, попытаются спасти и вдруг получится? А потом она поняла, что точка невозврата уже поставлена. Ей никто не поможет, никто не спасёт. Слишком поздно.

Изанами всегда думала, что перед смертью у человека проносится вся жизнь, всё хорошее и плохое. Однако сейчас она знала, что всё это — чушь. У неё не было галлюцинаций, видений, воспоминаний или чего-то такого. В голове — одна пустота, и лишь иногда мелькали различные мысли ни о чём. Возникало ощущение, что она находится в каком-то вакууме, доступ к которому только у неё. Все окружающие звуки стали приглушёнными, словно ей воды в уши налили, а все предметы стали какими-то размытыми, будто находились не в фокусе.

А время всё шло, но почему-то жизнь не спешила покидать её. И девушка на секунду подумала, что это наказание для неё. Но разве вся такая короткая жизнь не была наказанием? Несправедливо. До ужаса, до скрежета зубов. Несправедливо. Мама вновь оказалась права, ведь именно она говорила ей, что всё в этом мире неправильно, ошибочно и до абсурда бесчестно. Поэтому она всегда едва ли не умоляла свою дочь быть сильнее, избавиться от бесящей наивности, глупости и доброты; поэтому она всегда просила её быть сильнее, идти до конца, если чего-то хочешь, ходить по головам, если потребуется.

Глупая и простоватая Изанами отмахивалась, не веря родному человеку, считала, что мама слишком категорична, слишком озлоблена на весь мир из-за своей болезни и такой подлости со стороны судьбы. Но уже повзрослевшая и повидавшая жизнь с многих сторон, кроме хорошей, Изанами поняла, что добрыми всегда пользуются, крутят ими, как хотят, не задумываясь об их чувствах.

Перед тем, как навсегда закрыть глаза, девушка задумалась о том, а не поспешила ли она со своим выбором? Могла ли она всё-таки быть счастливой? И ответ всплыл в её голове практически сразу: вряд ли. И на губах застыла улыбка — не вымученная, как было последние несколько лет, а самая настоящая, искренняя. Она всё сделала правильно, потому что это был именно её выбор, её воля и желание.

***

Когда Майки зашёл в комнату Изанами, то не увидел её саму. Собранных вещей он также не наблюдал: всё лежало на своих местах, так, как было до его ухода. Тень беспокойства окрасила его лицо. Парень ещё раз бегло оглянул комнату и, заметив тонкую полоску света, проявляющуюся через щель между дверью и полом в ванной, поспешил именно туда. Дёрнув ручку, он тут же нахмурился: дверь была заперта изнутри, а на все просьбы выйти и вопросы ответом служило настораживающее молчание.

Майки — человек, который ненавидит ждать. Поэтому через полторы минуты молчания он без каких-либо предупреждений выбил дверь и… замер. У него будто бы отобрали все краски жизни, оставляя только серый, как кафельная плитка в этой ванной, и красный, как вода, в которой лежала девушка, цвета. Он видел бесконечное количество трупов, но именно её бездыханное тело пробудило где-то внутри него жалость и неконтролируемую злость на этот бордель, на грязных мужчин, под которыми она лежала, на судьбу, да на всё вокруг.

В его голове всплыл вопрос: почему? Ответ нашёлся сразу же в виде стонов за стеной. Кто бы выдержал такую жизнь в течении пяти лет, перед этим потерпев предательство со стороны близкого человека? Кто бы выдержал постоянные надругательства и отвратительное отношение со стороны других людей? Но ведь она знала, что он заберёт её, так почему?

— Я бы забрал тебя из одной клетки, чтобы заточить в другой, — тихо сказал Майки, понимая причины её поступка.

— Чего? — раздалось у него за спиной. — Майки, ты в порядке? И что за противный запах железа? Май… Ебать…

Санзу встал по правую руку своего Короля и с каким-то удивлением рассматривал смертельно бледное и безжизненное тело девушки. Фиолетовые и розовые пятна смотрелись ещё ярче на белоснежной коже, а под глазами уже проявились тёмные круги. Кончики чёрных волос облепили девичьи плечи, на которых красовались многочисленные укусы. Не желая рассматривать этот ужас, Харучиё отвернулся в сторону комнаты. Он знал, что сейчас Майки впадёт в бешенство, а поэтому начал ожидать прямых указаний по ликвидации хозяина борделя.

Наш мир жесток и беспощаден. Он не оставляет нам выбора, кроме как быть сильными или же сгинуть с лица земли. Люди вокруг нас, в большинстве своём, такие же, как и мир. Они приходят, пользуются, пока им удобно, истощают до тех пор, пока от человека не останется одна лишь оболочка, и уходят, оставив после себя лишь жалкие воспоминания.

И это нормально, ведь люди приходят и уходят, но как же это, сука, несправедливо и больно.

— Созови парней, Санзу, и убей здесь всех. Хозяина, его заместителей, помощников и близких схватить и отвезти на склад, — в голосе Майки — сталь, но в глазах — печаль и боль. — Подключи Коко, пусть он узнает, где именно живёт её отец. Как только будет известно — отвезёшь старого ублюдка на тот же склад, — перед парнем вдруг появилось воспоминание о том, с какой ненавистью говорила Изанами о своём отце. — Без меня на складе никого не убивать, понял? Я займусь ими лично.

— Я тебя понял. А здесь… здесь всех убить? Ну, я в плане… и девушек тоже?

— Я сказал всех, значит всех.

Харучиё кивнул и поспешил на выход, с досадой задумавшись о том, что проститутки здесь были неплохими, можно даже сказать, хорошими. Но ведь такова воля Короля. А она всегда стоит превыше всего, даже собственных желаний и жизни.

Майки сделал несколько небольших шагов в сторону прекрасной девушки и осторожно, словно боялся окончательно её сломать, взял ледяное тело на руки. Чёрная футболка тут же пропиталась водой и начала неприятно липнуть к коже, но это были мелочи, ведь сейчас главным был именно её комфорт, а не его.

— Не бойся, я обязательно позабочусь о тебе, — прошептал парень и поцеловал её в макушку.

Парень последний раз вдохнул родной запах ванили и вишни и прикрыл глаза. Шанс на спасение был утрачен, да и был ли этот самый шанс изначально? И отчего-то Майки показалось, что он, как и Изанами, был с самого начала обречён на вечные страдания и боль. Вихри в его глазах и мёртвое тело человека, к которому он по собственной ошибке и из-за долгого одиночества привязался, — тому доказательство. В его взгляде танцуют внутренние демоны и пламя, в его душе стало совсем пусто, будто огромное цунами пронеслось и смыло остатки трезвого рассудка, эмоций и каких-либо чувств.

В нём плескалась решительность и ненависть на весь этот блядский и донельзя несправедливый мир.