− Вертес, мне скучно.
− И что же ты предлагаешь?
− Сыграть. Выберем душу, и один поможет ей до двадцати дожить, а второй умереть.
− Выбираю первое.
− Тогда я обратное. Кстати говоря, я уже нашёл подопечную! Начнём?
− Как тебе угодно.
Леру с рождения преследовали или смертельные неудачи, или убийственное везение. В детстве её несколько раз чуть не сбивала машина. В школе она едва не попала под пули стрелка, чудом успев укрыться за стойкой регистрации. Однажды её почти украли, когда она возвращалась домой. А сколько вещей упало под её ноги, чуть не задев голову – не перечесть. Смерть преследовала её, и Лере было страшно даже шаг сделать в четырнадцать.
Девочка шла домой по безлюдной заснеженной улице. Она не хотела возвращаться в старую хрущёвку, ведь там ждала злобная ба, вечно ей недовольная. Старуха в пьяном угаре кричала, что Лера убила её дочь, и замахивалась на неё кулаками. Но и Лера с возрастом отбросив любовь и слабость смело хваталась за тесак, направляя его в сторону ба. Раньше её поколачивали, а сейчас, озверевшая от жестокости, боли и безразличия, Лера была готова пойти на убийство. Она каждый день молилась, чтобы палёная водка, которую хлестала престарелая тварь, наконец добила её, и на одну проблему в её жизни стало меньше.
Её спасали манга и новеллы. Она очень любила читать их вечерами, спрятавшись в подъезде. В последнее время ей очень нравилась манхва «Eleceed», которую она уже перечитала два раза. Лера не удержалась и тайком распечатала плакат с Кайденом. Он был маленьким, некачественным, но обращённый на неё горящий взгляд помог ей двигаться дальше. Хотя куда больше Кайдена ей нравился Инхёк, фоновый персонаж, но привлекающий внимание своей харизмой и добротой. В нём было всё то, чего Лере так не хватало.
Вся её жизнь похожа на бесконечную игру без конца или победы, суть которой в том, как долго ты сможешь продержаться. Порой Лере казалось, что легче просто закончить всё самой, но гордость держала её за горло, не давая сдаться. И, как бы сложно ей ни было, она продолжала карабкаться дальше, выцарапывая себе дорогу в жизнь.
Сквозь шум мыслей прорвался визг колёс, громкий хохот, крики. Машина, выскочившая из-за поворота, любезно помогла Лере облегчить бремя собственного существования, протащив её переломанное тело ещё несколько метров уже после смерти. И на этом безумный вальс жизни и смерти должен был закончится, если бы одного желания пострадавшей было бы достаточно…
− Проиграл… Давай ещё раз?
− Конечно! Кого выберем?
− А давай её оставим? Она хорошо держалась.
− Тогда поднимаем ставки! На этот раз она должна выжить до двадцати двух!
− Что ж, тогда, я надеюсь, мне не нужно напоминать правила.
Лера очнулась в больничной палате. Свет бил в глаза. Она зажмурилась. Несмотря на ветер, обдувавший лицо, её легкие словно плавились изнутри от духоты. Всё тело болело, голова раскалывалась, а на груди будто лежала наковальня, с каждым вдохом грозясь сломать рёбра. Лера простонала, кое-как разлепив глаза, и встретилась с безразличным и усталым взглядом медсестры. Увидев очнувшегося ребёнка, она встрепенулась и выбежала из палаты. Лера проследила за ней, насколько позволял взгляд, и вернулась к созерцанию потолка и лампочек. Не хотелось думать, пытаться что-то делать — осталась только бесконечная усталость. Девочка закрыла глаза и снова уснула.
− Это нечестно, знаешь ли. Забросить её в такое беспомощное тело… Я требую фору.
− Да ладно тебе! Так даже интереснее!
− Только тебе, Бетрал, я жду ответ на свою просьбу.
− Хорошо, хорошо. Небольшая уступка от меня на твое усмотрение, как тебе?
− Меня устраивает, я отложу эту возможность на время.
Лера и правда мало что помнила. Вот она возвращается домой, а вот визг колёс из-за угла, адская боль, и теперь она напротив незнакомых людей притворяется, что ничего не помнит. Лера тупо отвечала «не знаю» на все вопросы, боясь даже взгляд поднять. Может, её подменили, и как только она поднимет голову, это сразу поймут? Но никто не заметил, они просто обняли её, пообещав, что всё будет хорошо.
Из разговора она поняла, что ей двенадцать, она попала в аварию и лишилась родителей, а люди напротив — её родственники. А ещё она может остаться инвалидом на всю жизнь. Новости вызывали кривую печальную улыбку. И даже её выдавить больно.
Тётя Герда и дядя Толик ушли, а Лера продолжила лежать в койке, пялясь в потолок. Она почти не чувствовала ног и едва могла пошевелить пальцами или слегка приподнять ступню. Но было то, что Лера ощущала чётко и ясно — пульсирующую мощь, разливающуюся по телу с каждым ударом пульса. Лера назвала это «третьей кровью».
Лера продолжала лежать с закрытыми глазами, прислушиваясь к ощущениям. Что произошло? Что ей делать? Жизнь с бабушкой ей просто приснилась? Уж слишком реальным был этот кошмар, особенно побои, но Лера всё равно хотела верить в это. И боялась даже думать о том, что спокойная больничная палата с добрыми людьми, зовущими себя «дядей и тётей», является кратковременным забвением перед возвращением к жизни в полуразрушенном здании со злобной старухой.
Ей не рассказали о её родителях, прошлом. Она так и осталась Сушковой Валерией Алексеевной, как и во сне. Но окружение изменилось. И вроде все к лучшему, но Лера не знала, что делать. Неведение пугало её, она казалась себе немощной, переломанной куклой, не способной и пальцем пошевелить. Но, по крайней мере, в пустой палате она смогла найти развлечение в виде собственного тела. Лера сконцентрировалась на течении третьей крови по её телу и уже через час поняла, что она может её контролировать.
На следующую ночь она осознала, что места, куда она направляет третью кровь становятся сильнее и болят немного меньше остальных. Ещё через неделю она поняла, что может направить кровь к пальцам и выпустить её наружу. Лера никому не говорила о своих экспериментах над собой, она вообще ни о чём никому не говорила. Жизнь научила её, что взрослым в целом не стоит доверять и рассказывать что-либо, особенно если это им не понравится, да даже если понравится, говорить всё равно не стоит. Поэтому по ночам, пока в палате никого не было, она веселилась с третьей кровью и изучала её возможности.
Как же сильно Лера удивилась, когда с кончиков пальцев жаркой летней ночью сорвался ветерок, тронув занавески и сметя одеяло на другой конец комнаты. На шум прибежала медсестра. Покрасневшая пациентка извинилась, сказав, что оно само. Перепуганная женщина ещё долго рыскала по всей комнате и молилась, не понимая как с девочки полностью в гипсе могло слететь одеяло, заставляя Леру краснеть ещё сильнее
Через три месяца пришёл день выписки. С подозрительно быстро восстановившегося тела сняли гипс, прописали массаж и тренировки. Проезжая через коридоры, бывшая пациентка умудрилась мельком глянуть в зеркало, чтобы узнать наконец, как она выглядит. Увиденное испугало её настолько сильно, что она заплакала. Из отражения на неё смотрела уставшая малюсенькая девочка с блёклыми голубыми глазами. Её светлые волосы, едва отросшие до ушей, больше походили не то что на солому, а на спутанные шерстяные нити, побывавшие в игривых кошачьих лапах. Но самое страшное в её портрете — шрам, аккуратной линией прошедший от левого угла челюсти до переносицы. Но теперь Лера знала точно — это не она, вместо симпатичного подростка на нее смотрел изуродованный ребёнок с пустыми испуганными глазами.
Леру не пугали уродства, она успела посмотреть на вещи пострашнее шрамов и девочек толщиной со спичку. Её пугало то, что это она. Она — внушающая отвращение и жалость немощная девочка со шрамом на лице. Лера сжала кулаки. Она не хочет быть такой. Никогда. Но и изменить это она явно не в силах.
Те самые тётя Герда с дядей Толиком, которые объясняли ей, кто она есть, забрали её к себе и заботились. У врачей не было больших надежд на её выздоровление, они пророчили жизнь в инвалидной коляске. Не то чтобы Лера собиралась мириться с этим, однако такие прогнозы удручали и раздражали. Она подводила третью кровь к ногам в надежде, что так они быстрее восстановятся, и, к счастью, это работало. Она тратила все свои силы на восстановление, продолжая пускать её, пока не отключалась от усталости.
Когда она появилась на пороге чужого дома, ей всучили книгу, довольно старую и потрёпанную, с замком, вшитым в кожаный переплёт с диковинными узорами на корешке. Это было наследством отца, в завещании он подчеркнул, что книга обязательно должна оказаться в руках Леры как можно быстрее. Однако, что это за книга, и что в ней написано, ей никто не сказал, ведь ключ от замочка ей должны вручить лично.
На следующий день сонный и недовольный ребёнок ехал в машине с опекунами к нотариусу чтобы забрать ключ. Серый, лениво просыпающийся город проносился в окне, только заря добавляла красок, освещая здания красно-оранжевыми лучами. В стекле отразилось не выспавшееся лицо Леры. Отражение издевательски подчёркивало уродливый шрам на лице. Дитя поспешило отвернуть лицо от окна и натянуть шёлковый шарфик, подаренный Гердой, повыше.
Когда они приехали, наследница молча сидела в кресле, ожидая, когда ей отдадут ключ. Девочка исподтишка наблюдала за взрослыми и думала над тем, что будет дальше. Она бы не удивилась, если бы ключ у неё забрали сразу же, как только они вышли из здания. В таком случае Лера бы просто его украла или устроила погром дома. Девочка понимала, что ей нужно разобраться в своём прошлом, а опекуны, знавшие о её родителях не больше, чем она, не помогут. А вот книга отца может ответить на часть её вопросов.
На удивление, ключ Лере в руку положил сам нотариус, сжав маленькую костлявую ладонь в кулак. Лера сжала его ещё крепче, настолько, что пальцы заболели, а следы от ногтей не сходили потом целый час. Ей не терпелось вернуться домой, чтобы наконец открыть книгу и прочесть то, что хотел передать отец. Ключ у неё никто не забрал ни через день, ни через два, но она всё равно прятала его под подоконником.
− … скажи, почему тебе так везёт, а?
− Без понятия, Бетрал. В любом случае, делай ход, надеюсь, это будет не очередная авария. Это уже становится скучным, хах.
− Я тебе в шуты не нанимался…
− Я серьёзно! Это слишком мелочно и просто для тебя. Ты, великий обманщик, тратишь время на что-то столь несущественное.
− Не забывай, что у нас есть свои ограничения, Вертес, и я действую в их пределах. Смотри и наслаждайся.
Содержимое книги оказалось сложнее, чем Лера думала. Оно не раскрывало её прошлое, но открывало ей возможности для быстрого восстановления и настоящей магии. Сложные схемы движения третьей крови, названной энергией или силой, разные техники и приборы. Лера узнала, что она пробуждённая, так же, как в её любимой манге. Узнав об этом, Лера переписала всё, что помнила, и спрятала в книгу, на всякий случай.
В последнее время Леру преследовало плохое предчувствие: она часто ощущала на себе невидимый взгляд из ниоткуда, будто воздух наблюдал за ней и день, и ночь. Раньше она часто плакала из-за этого, но после смирилась, привыкла и научилась по нему определять, что с ней случится. Несуществующие глаза сами по себе безразличны и следили за ней разве что с интересом, но порой по спине расползалось нечто неприятное и скользкое. Лера не знала почему, но она чувствовала, что это взгляд существа, чётко решившего убить, кристально чистый, без гнева или любви, он гипнотизировал, лишал сил и желаний. И вместе с наблюдателем всегда приходили несчастья, проблемы, а порой и смерть. Всё, что могло ей навредить, появлялось рядом, выходило из строя и целилось исключительно в Леру, и пока что-нибудь не произойдёт, «оно» не исчезнет. «Оно» продолжит наблюдать за ней, ожидая шанса получше. Попытки обмануть невидимое нечто и убить себя самостоятельно не срабатывали, поэтому всё, что оставалось — просто ждать и быть осторожной. Ожидание выматывало, хотелось уже самой выскочить куда-нибудь, раскинув руки, но вместо этого приходилось готовиться к действиям незримого убийцы и восстанавливаться, теперь уже с удвоенной скоростью и усилиями.
Лера продолжала изучать книгу и открыла для себя способ контроля силы, названный «Пульс». Если порционно её накапливать, сталкивая уже собравшуюся энергию, то выпущенный импульс будет бить гораздо сильнее. Изучая новый метод, она заметила, что энергия течёт не только по сосудам, но и распространяется на мышцы, оставаясь там, и, если от неё не избавиться, то на второй раз становится больно. Она все ещё не придумала, как исправить эту проблему, поэтому просто использовала «Пульс» вне тела.
Ночью, когда Лера начала практиковаться, услышала шум и грохот в соседней комнате. Девочка напряглась, спрятав книгу под кровать. Сегодня никого дома не было, а няня уже ушла. Опекуны уехали в квартиру её родителей разобрать вещи: им наконец разрешили зайти туда. Лера выключила фонарик и аккуратно, чтобы не шуметь, накрылась одеялом. Шаги и тихий шёпот доносились уже из коридора. Хотя, чего прятаться, если уже спалились? Лера нахмурилась, собирая силу на кончиках пальцев, сжимая её для концентрированного удара по вошедшему.
Дверь скрипнула и в проеме появилась нога в чёрных ботинках, Лера напряглась, готовясь запустить поток энергии в противника. Стоило незадачливой макушке появиться в поле зрения, как в неё тут же полетел поток концентрированного воздуха, попав прямо в висок. Фигура с матами отшатнулась и упала на пол да так и не встала. Лера бросила в сторону тела светильник, чтобы не возникло вопросов, и торопливо, дрожащими руками, стала набирать номер Герды.
− Что молчишь, Бетрал?
− …
− Бросай кости, брат, я ставлю на четыре.
− На пятнадцать.
− Хм… Что ж, может, в следующий раз повезёт.
После своеобразной победы Лера никак не могла успокоиться. Возможно ли, что эта книга очень важна? Быть может, родители этого тела были преступниками или исследователями, или всё вместе? Возможно, эти исследования должны были достаться кому-то другому, и теперь они будут преследовать её до конца дней? Лера никак не могла успокоиться, но и оставить книгу не позволяла жадность. Алчность была сильнее чувства самосохранения. Это ЕЁ книга, и теперь это ЕЁ техники и знания, и она ни за что не поделится ими просто так. Лера поняла, что ей нужно восстановиться как можно скорее и попасть в какую-нибудь организацию. Она понимала, что маленькая девочка не выживет, если на неё нацелится много людей и организаций. Но если она сможет продать знания в обмен на защиту и, возможно, деньги, то выживет.
Тем более, что все предоставленные методы казались недоработанными — в них чего-то не хватало, если бы написавший, намеренно или нет, упустил важную переменную. Лера не могла сказать, чего именно не хватало, возможно, отсутствия должного контроля или чувствительности к пробуждённой энергии и внимания к последствиям. Лера полагала, что отец просто придумал принцип, но до остального додуматься не успел. Однако тут возникал следующий вопрос: если отец был пробуждённым, как она (ведь иначе он не смог бы написать эту книгу), то он должен быть достаточно крепким, чтобы пережить аварию. И если он мёртв, то действительно ли всё так просто и это всего лишь авария? Лера помнила, что даже нетренированные пробуждённые переживали столкновение с машиной и оставались целы. Было ли это нападением? И если он жив, то почему исчез, оставив после себя только книгу? Лера решила пока особо не задумываться, всё равно не могла найти ответа ни на один из возникших вопросов.
За прошедшие полгода Лера уже смогла встать и пройти пару метров. Она пошла без помощи пробуждённой энергии и вообще чьей либо помощи. Она дошла аж до дверного проёма и грохнулась там же, но как же она была счастлива! Она не безнадёжна, она может ходить, и она ходит. И совсем скоро она будет не кое-как передвигаться от комнаты к комнате, а бегать марафоны! И пусть тогда все врачи и все те люди, смотревшие на неё с жалостью, выкусят! Потому что она пошла! Сама!
Тётя Герда плакала от счастья пока помогала ей добраться до коляски. Герда без конца говорила, какая её племянница молодец, и как она ей гордится. Лера слушала её, задрав нос. Она знала, что молодец, ведь она так быстро восстанавливается и так много для этого делает. Жалко, правда, что шрам на лице убрать не удалось и уродливая полоса рубцовой ткани, проходившая через левую половину лица, так и осталась с ней. Герда замечала Лерину печаль и старалась поддержать её, говоря, что шрам — не уродство, а изюминка, и вообще она у них красавица.
За исключением пары моментов жизнь с Гердой и Толиком ей нравилась: они добры и улыбчивы, не кричат и действительно её любят. Но Леру безумно раздражало то, с какой жалостью другие люди смотрят на неё. Она устала доказывать, что ей не нужно бесполезное сострадание, вместо этого лучше поддержите её за руки, пока она снова попытается встать и пойти.
Леру водили к психологу, где тот отчаянно старался выпытать у неё хоть что-то о её прошлом. Лера молчала, боясь, что её за это возненавидят. Что если она расскажет всю правду о её прошлом, то от неё откажутся или запрут в психушке? Герда с Толиком решили пока что её не торопить, дождавшись, когда она будет готова. Они часто напоминали ей о том, как любят её и что точно не откажутся от неё, если воспоминания окажутся странными или пугающими. И Лера верила им, но бояться не переставала.
Опекуны разводили экзотические породы кошек и жили в доме с большим участком, чтобы располагать на нём вольеры. У них даже гепард жил, Сушка, из цирка. Правда, к нему Леру не пускали — она могла любоваться им только через стекло. Но у неё были камышовые коты, своенравные и гордые. Они очаровали Леру, и она во что бы то ни стало хотела добиться их расположения. Она подкармливала их вкусняшками, которые выбирала сама.
За это время произошло ещё одно нападение, Лера спаслась, обрубив провода электропередачи, удачно упавших в лужу, и толкнув противника туда. А на второго она сосульку уронила. Лера не могла сражаться сама, поэтому активно использовала окружение, чтобы выжить. Этот навык остался у неё после, как она надеялась, видения со злой ба и всегда пригождался.
Холодным весенним днём она снова сидела за отцовской книгой, выполнив домашнее задание. Домашка для Леры оказалась очень лёгкой, ведь она уже проходила подобное в том кошмаре. Опекуны уже задумывались о том, чтобы перескочить через несколько классов, но Лера не хотела этого, ведь тогда бы ей пришлось много думать и сидеть над дурацкой химией, которую она не понимала. Лера не могла думать ни о чём другом, кроме как о том, как побыстрее начать ходить и избавиться от осточертевшей инвалидной коляски и жалостливых взглядов.
— Какое решительное дитя, такое и из ада выползти сумеет. Бросай.
— Согласен. Фраза «вопреки всему» ей подходит. О! Мой ход.
—Ты говорил, что я могу выбрать любую уступку на своё усмотрение, не так ли?
— Небольшая уступка, Вертес, небольшая.
— Габариты мы с тобой не обсуждали, передай ей от меня подарок, Бетрал.
Чтобы боги не мешали друг другу, предоставив душе возможность самой справиться с настигшими её сложностями, они ходят по очереди. Каждую неделю бросается кубик, и они загадывают число: угадавший ходит. Влиять на результат выпадения кубика запрещено как прямо, так и косвенно. Влиять на ход и последствия хода оппонента напрямую запрещено. Вмешивать кого-либо и что-либо, помимо играющих, запрещено. Один ход - одно действие в мире выбранной души. Если ход не совершён в течение недели, кости всё равно бросаются, а выигравший в прошлый раз не может действовать до следующего хода и дальше, если только он не угадал число. Никаких привилегий на следующий ход не даётся, он может совершить только одно действие, как и всегда. Игрок всегда может посмотреть на ближайший результат своих действий. Ну, и само собой, боги вольны делать всё что угодно в пределах закона.