Золотые настенные часы в покоях гаремской леди продолжали медленно отсчитывать минуты. Ранним утром, едва над горизонтом поднялось слепящее солнце, но земля ещё не была опалена его жгучими лучами, некоторые омежки любили прогуляться перед завтраком и исполнить непродолжительную зарядку в благоухающем океане цветов. А заодно, потянувшись из парадных дверей гарема гурьбой, свести утренний многочисленный патруль стражи, лишь из альф и бет состоящей, с ума — немного потешить их носы своими дивными ароматами неприкосновенности собственности Великого Владыки и устроить проверку на стойкость.
Но многие наступившим днём решили остаться под крышей золотой клетки любимого императора. Самые ранние пташки, покинувшие свои комнаты первыми, в холле заметили измученного новенького наложника — бывшего величественного короля почившего Эраклиона. Те, кто ближе к парадным дверям в тот момент оказался, невзначай разглядели юношу получше — одежды его были неопрятны, волосы растрёпаны, а всё тело — руки, ноги, грудь и спина, что не сокрыты лоскутами шёлкового одеяния наложника, — усыпано следами от сильных поцелуев. Ни в душ, ни в свою комнату он не отправился — сразу переступил порог покоев Сатофы.
Один из наложников в момент активных сплетен с остальными, едва пробудившимися, сказал, что тогда на шее омеги-короля не увидел чокера — вместо ошейника под прядями золотистых волос, в которых назойливо запутался запах их Великого Владыки, виднелись подтёки крови.
Ошеломление столь сильное постигло всех, что пробудились и самые поздние «совы» от восклицаний и споров на повышенных тонах. Неловкого наложника, заявившего о возможности метки Владыки на шее этого возомнившего из себя чёрт возьми кого новенького, прижали к стене и обвиняли во всех смертных грехах. Но юноша от своих слов не отказывался, громко заявил, что стоит всем быть начеку — возможно, его подозрения окажутся правдой.
На том наложники и успокоились, но в душе каждого из них горел пожар праведной злости и глубокой ревности — как смог этот новенький падший король стать избранным их прекрасного Владыки?
А после опасения юношей подтвердились — за дверьми покоев прекрасной гаремской леди, снизошедшей до большей заботы к новенькому наложнику, которую остальные омеги предпочитали, отметая лишнее беспокойство и ревность, считать обучением неумёхи как вести себя при Его Светлейшестве императоре Валторе, послышались стоны рыданий. И срывающимся голосом новенький наложник-король кричал о том, что могло привидеться омегам лишь в кошмарном сне — на шее его, Ская, метка Великого Владыки Валтора.
В тот вечер, когда новенький омега стонал от невыносимого жара течки, неизвестного происхождения гон сотряс разум императора и заставил его, всё на своём пути сметая, ворваться в гарем и забрать течного омегу. В то же мгновение он использовал магическое заклинание, и они исчезли. Кажется, отправились в покои Его Величества, дабы опутанный жаждой гона альфа смог насладиться течным омегой.
Который неизвестным образом разум стойкого императора затуманил! И посмел о таблетках позабыть! Каков нахал!
Только бы ни звука громкого не издать и не явить Сатофе и этому странному новенькому наложнику свою осведомлённость в их тревожной беседе, омеги полыхали в гневе и едва волосы на голове не рвали! Всё это оказалось правдой! И теперь этот падший король, позволяющий себе пред Его Превосходительством столь открытое и мерзкое хамство, стал его избранным! Отныне он… Будущее, о котором грезили все наложники гарема великого императора… Всё теперь принадлежит этому неблагодарному нахалу, до сих пор считающему себя великим королём!.. Просто так оставить это и позволить ему купаться в ласке Великого Владыки? Как бы ни так!..
Через небольшую дверь в покоях гаремской леди Скай прошёл в просторную ванную. Личная комната для омовения леди-розы была подобна гаремским баням, что позволяют очиститься и расслабиться перед вечерними беседами с Владыкой и почиванием в его царском ложе. Золото и украшения на стенах, полочки, заставленные различными маслами, у стены расположен душ. Освещают большую ванную комнату маленькие устроенные в нишах стеклянные шарики, наполненные плавно танцующим огнём.
Сатофа наполнила тёплой водой большую ванную, устроенную в полу помещения, стянула с задумчивого омеги все лоскуты ткани — они уже никуда не годились. Несколько пугало Блум, что Скай никоем образом ей не препятствует и позволил себе полностью обнажиться перед ней. Ведь ранее он заходился в дрожи смущения и стыда, едва приходилось снимать одежду и обрабатывать его раны в первые дни пребывания в гареме.
После леди-альфа помогла опуститься омеге в воду, но ванна оказалась довольно глубокой, не сразу Скай заметил небольшие полочки в её гладких стенках, чтобы удобно сесть по плечи. И когда ноги коснулись дна, водная гладь колыхнулась и обдала шею Ская согревающим теплом, смывая подсохшую кровь — немедля начала саднить глубокая рана от сильного укуса альфы. Омега дёрнулся, зашипел и вцепился в позолоченный бортик.
— Тише, Скай. Видишь эти полочки? Они предназначены, чтобы в воду по макушку не опуститься. Присядь на одну из них, подходящую своему росту, и чтобы шея была свободна от воды.
Обернувшись на голос Сатофы, Скай заметил в руках леди-розы бинты и баночки — одна с некой прозрачной жидкостью, а другая была полна белёсой мази. Нащупав под водой полочки, Скай взобрался на одну из них, молчаливо сетуя на неудобство, возможно, всех подобных ванн в королевстве мерзавца Валтора.
— Вот так, хорошо. А теперь посиди спокойно. Я обработаю твою рану.
Но как же это было больно! Едва нежная ткань мягкого платка, смоченного в дезинфицирующем средстве, коснулась раны, как Скай едва не вскрикнул! Стиснул зубы и застонал, сжимая пальцами бортик ванны. Казалось, эта боль, боль ранения, оставленного укусом альфы, была в стократ сильнее, чем обычные глубокие порезы, нанесённые острым лезвием клинка по чувствительным зонам человеческого тела по особым техникам эраклионских воинов!
— Это всё из-за того, что ты разодрал её ногтями! Иначе укус альфы не болит! — возмущалась Сатофа, всё пытаясь удержать извивающегося от боли стонущего омегу.
Но правда ли это? Какая странная боль! Не похожа была она на простые царапины, чересчур раздражённые нервы. Словно бы недомогание тянулось судорогой по всему телу, касаясь чего-то глубоко внутри омеги. Возможно, причиной тому прикосновение другой альфы к метке?..
Измучив и так истерзанного омегу, Сатофа завершила обработку разодранной раны. Сам укус был действительно глубоким, кажется, зубы Владыки достаточно острые, чтобы разгрызть и гость ноги цыплёнка за ужином. Но и царапины, нанесённые бившемся в панике омегой, значительно повредили кожу — широкие полосы с частично содранной кожей, едва Блум взялась за обработку раны, вновь начали сочиться маленькими рубинами капель крови.
Скаю было очень больно, раз он — бравый воин, не мог сдержать стонов. Шея для омеги — самое дорогое и самое чувствительное место его тела. Стараясь как можно нежнее нанести целебную заживляющую мазь на ранки, Блум обмотала шею Ская бинтом и, осторожно подтянув стерильную ткань, закрепила на небольшой узелок. Омега ни слова не обронил — значит, достаточно свободно для дыхания. После чего оказание первой помощи было завершено, и Блум позволила Скаю опуститься в воду, но серьёзно наказала ему ни за что рану не мочить. Скай лишь кивнул, но сколь сильно хотелось ему прижать льда к горящей в пламени боли шее.
Сатофа забрала целебные средства и вышла из ванной. Она пообещала вскоре вернуться, как только уберёт лекарства и приготовит чай. А Скай остался наедине с собой и, опустившись на полочку пониже, окунувшись в воду по плечи, опёрся о бортик ванны и прикрыл глаза. Его голову невыносимо докучают мысли, несмотря на то, сколько страданий он уже испытал физически и морально, сколько боли обличил в слова и высказал Блум. Ему было тяжело, по-прежнему трудно принять новую судьбу, от которой отныне ему не отказаться. Рано или поздно сущность омеги более не позволит ему противиться, и он с унижением, раздавив свою гордость и силу короля, поддастся Валтору.
Нарушить наказ. И опуститься под воду. Из лёгких выпустив последний вздох… отказаться от попыток вырваться на свободу… забыть о страданиях, об испытанных мучениях, о боли, о подчинении… отказаться от прошлого, от будущего и… забыть проклятое мерзким Валтором настоящее… Услышать… почувствовать последний гулкий удар сердца в грудь…
В панике Скай распахивает глаза и вскидывается, расплёскивая воду. Кашель едва не разрывал его лёгкие, в глазах стоит вода, смешавшись со слезами испуга. Омега был в ужасе — он… только что он… едва не погиб. Мгновение назад в его лёгких не оставалось воздуха, и он начинал задыхаться.
О чём… повествовали его мысли? На что он надеялся? Чего желал?
Заснул ли он? Окунулся глубоко в думы? Слабость столь сильно охватила его?
Или… он действительно утратил всякие силы, что готов вот так с лёгкостью расстаться с жизнью?
Скай поверить не мог в свою слабость! Кем он стал?! В кого превратил его этот мерзавец Валтор?! Как он, сильный человек, король, воин, мог даже подумать о самоубийстве? Этот столь низкий способ покинуть этот мир!
И минуты назад… Он позволил себе показаться Блум в столь неприемлемом виде. И говорить с ней грубым высоким тоном! Как посмел он столь ужасные слова произнести пред драгоценной леди Блум? Посмел вновь явить ей слёзы и слабость в терзающем душу горе? Как посмел говорить о желании смерти ещё там, в недалёком прошлом, на площади главного города Сандории?!
Из-за единого прикосновения зубов альфы, из-за принуждения к плотским утехам в его постели… только из-за этого Скай готов сдаться?
Скай не находил в этом себя. Пробудившийся омега был в гневе. Но теперь эпицентром его ярости был не только мерзавец Валтор, а он сам — глупый омега, опустивший руки, едва впервые ощутил прикосновение альфы к своему невинному омежьему телу!
Скай нервно стискивал кулаки, тревожа спокойную гладь воды. Мокрые волосы налипли на лицо и плечи, глаза словно ломило и жгло водой, а тело… вновь восполнилось силами. Но лишь иллюзорно — Скай по-прежнему был слаб, голоден и хотел спать. Только физические силы покинули его тело, всё ещё ослабленное приглушённой меткой альфы течкой. Дух его наполнился невиданной ранее энергией, и наконец омега смотрел на мир ясным взором и думал чистым разумом.
И он не мог поверить в то, что позволил себе делать… думать и говорить!
«Как я мог? Расклеился, уверенность, всю силу утратил, потерпев поражение лишь в единой битве. Пусть и столь серьёзной… — Скай коснулся бинтов, надавил на очертания глубоких ранок и, болезненно ойкнув, отдёрнул руку. — Нет! Я никогда не опущу руки! Никогда не прибегну к самоубийству. И не посмею опуститься на колени перед Валтором! И пусть он отныне является моим альфой…»
Воспрянув духом, Скай успокоил дыхание, прочистил горло и потёр глаза от влаги. Вновь он коснулся бинта — тонкая лекарская ткань полностью промокла, но рана перестала саднить и жечь так же сильно.
— Блум будет злиться.
Прямо за его спиной, заставив поёжиться, внезапно воскликнула недовольная Сатофа:
— Да! Я буду злиться! И зачем ты намочил бинт?! — Блум подошла к ванной и поманила Ская к себе. Омега послушно приблизился и вновь дёрнулся, когда Сати коснулась его шеи. Со вздохом она изрекла, качая головой: — Ладно, после сменю лекарство и бинты. А сейчас я помогу тебе вымыться.
— Я не маленький. И сам могу о себе позаботиться, — выдал Скай, отшатнувшись. Тон омеги был серьёзным, а взор непоколебимо прямо смотрел на леди-альфу.
Сатофа заулыбалась: наконец её драгоценный любимый мальчик оправился от страданий. Тут же Ская поймали за руку и потянули обратно. Рядом с бортиком ванны на пол Сатофа поставила пузатые флаконы очищающих средств, украшенные золотыми подвесками с драгоценными камнями.
— Я — хозяйка гарема, и моё дело — заботиться о птичках, что обитают в этом доме. И чистить каждое их золотое пёрышко. А теперь садись поудобнее ко мне спиной.
Сатофа не мыла его, Блум ласкала своими прикосновениями каждую клеточку его измотанного омежьего тела. Сначала его волосы она тщательно вычесала гребнем, распутала все колтуны. Использовала мягкий пахнущий цветком кустовой розы гель и нанесла его на потемневшие влажные локоны омеги, забралась пальчиками в его шелковистые волосы, вспенивая мыло. Окутанный ароматом цветка, Скай расслабился в ласках нежных ладоней той, что олицетворяет величественные королевские цветы. Алый, её шелковистые нежные тонкие лепестки имеют насыщенный алый цвет. Блум медленно пропускала сквозь пальцы волосы дорогого омеги, наслаждалась каждым прикосновением к его коже.
И с особой тщательностью смывала с его волос, самого цепкого места его тела, запах другого альфы — своего врага. Она желала тщательно вымыть его всего, каждую клеточку его тела. Здесь, за закрытой дверью ванной, её покоев, этим ранним утром им никто не помешает… Ей никто не помешает избавить Ская от ужасных воспоминаний минувшей ночи и наполнить его сильный разум новыми, приятными, сладкими, но не приторно, с любимой леди-альфой… с дорогой Блум. Ведь она знает, что строптивый сильный омега-король к ней не равнодушен.
Сегодня. Этим тихим утром Блум желает принять его в свои объятья. Она хочет быть в сильных руках Ская.
Сатофа наполняет небольшой таз тёплой водой, слабым потоком воды леди-альфа смывает мыло с волос Ская, промывает его пряди тщательно и аккуратно, стараясь не спутывать их. Сейчас Блум поднимается с колен, лёгким шагом она обходит ванну, ступая босыми ножками у бортика. Она останавливается перед Скаем, опускает на краешек бортика флакон очищающего геля.
Лёгкими невесомыми движениями Сатофа касается кружева своей ночной рубашки и медленно стягивает её. Всё её стройное сильное тело напряглось, леди-альфа потянулась, дрогнула её большая аккуратная грудь, по плечам и спине рассыпались огненно-рыжие локоны. По блестящей тронутой солнцем коже скользнул шёлк панталонов. На мраморный пол опустилась одежда гаремской леди, выскользнув из её тонких пальчиков.
Ножка леди-розы коснулась воды. Под удивлённым взором Ская Блум опустилась в ванну, дрогнула водная гладь, окутывая круглые груди восхитительной леди. Сатофа не спешила, на ладонь полилось ароматное мыло, но теперь пена, что окутала её пальцы, коснулась чуткого носа омеги сладким персиком. Скай и слова проронить не смог… не успел… или всё же не желал? Когда его груди коснулись нежные ладони леди-альфы и провели по его коже, избавляя от пота и грязи. От запаха другого альфы. И даровали другой, более приятный аромат, запах женщины-альфы переплетался с сочным персиком, и кружил омеге голову.
Скай не мог отвести взгляда с Блум, поддался её рукам и её манящему аромату. По-прежнему манящий несмотря на метку другого альфы. Сатофа ласкала его кожу, пальцы невзначай касались его сосков, и леди-альфа с удовольствием закусывая губу, наблюдала, как вздрагивает омега. Скользнула руками на его крепкий живот, обглаживая крепкие мышцы воина, его выпирающие рёбра, ниже и ещё немного…
Его руки легли на её тонкие плечики, пальцы гладили загорелую мягкую гладкую кожу. Блум прижалась к Скаю, обнимая его, мягкая грудь ласкала его крепкое мужское тело. А внизу, касаясь его бедра… Омега ощущал — леди-альфа возбуждена.
Альфа. Сатофа. Дорогая Блум, прекрасная девушка, любимая им. Её запах сейчас говорит о том, чего она желает. И Скай очень хотел стать с возлюбленной единым целым, ответить на зов её одинокой голодной сущности.
И если метку Валтора уничтожить невозможно, омега хотел, чтобы укус Блум был намного сильнее. Чтобы леди-роза буквально вгрызлась с жадностью в его шею. Скай хотел. Не просто стереть воспоминания о минувшей ночи с отвратительным альфой завоевателем. Омега желал насладиться прикосновениями Блум и самому постараться одарить её удовольствием.
Но мог ли он воспользоваться добрым сердцем влюблённой в него леди-розы? Только чтобы избавить своё сердце от боли, принесённой Валтором? Мог пожелать ощутить её в себе? Мог отправить самую лучшую нежную добрую заботливую и одновременно сильную леди-альфу на эшафот по велению Великого Владыки?
— Блум. Не надо.
Этими короткими, но полными стольких эмоций противоречий словами Скай останавливает Сатофу. Леди-альфа не подобна мерзкому завоевателю Владыке, едва услышав, она тут же остановилась. Но не оступилась поинтересоваться о нежелании возлюбленного продолжить ласки.
— Почему? — вопросила Блум, касаясь ладонями груди Ская. — Тебя волнует мой долг, как хозяйки гарема? Что нам нельзя быть вместе? Или…
Сатофа не смогла произнести это. Она боится узнать причину отказа. Ведь это может оказаться и влияние метки другого альфы на сущности омеги. И отныне Скай не может полностью контролировать себя.
Блум мысленно охнула. Творец! Какие мучения на самом деле испытывает этот маленький омега? Ненависть к Валтору, разрушившему его жизнь, и одновременно тяга к нему, как к своему альфе, укус которого сковывает его омежью шею… Это немыслимо! Это ужасно! Как мир, как судьба могла сыграть со Скаем столь жестокую шутку? За что этот прекрасный мужчина должен так страдать?..
Как бы Блум хотела помочь Скаю справиться, стать сильнее и побороть стойкую волю сущности омеги, жаждущую объятий своего альфы.
— Не только, — спокойно отвечает Скай, но рук с плеч Блум не отпускает и… не позволяет леди-розе отстраниться — удерживает её, прижимает к своей груди. — Я не могу так ужасно поступить с тобой. Ведь этим я только заглушу боль от испытанного минувшей ночью. Воспользуюсь тобой, только чтобы успокоить свою раздавленную душу, — Скай всё-таки разжал пальцы и мягко оттолкнул от себя Блум. — Я так не могу.
Сатофа не являла огорчения, пусть и в груди её немного потяжелело. Сдержанно улыбнувшись, она отстранилась и поднялась из воды. Скай не мог оторвать взгляда от её гладкой блестящей на маленьких огоньках в нишах ванной комнаты кожи, восхищался изяществом, что чувствуется в каждом её движении, её… красотой… Как хотелось схватить её в свои руки и не отпускать! Любоваться и любоваться!.. Наслаждаться…
Когда Блум обернулась, закутываясь в длинное махровое полотенце, Скай уже глядел в воду. Нужно было согласиться? Но подвергнуть Сатофу опасности? Валтор кровожаден, он хладнокровен и жесток, Скай уже оказался в его тисках, а милая Сати ещё свободна и счастлива. Стоит ли из-за мимолётного удовольствия подвергать любимую девушку столь ужасным страданиям?
— Я понимаю, — как всегда с улыбкой и лёгким взглядом ответила Сатофа и, обойдя омегу, опустилась у бортика на колени. — А теперь позволь мне помочь тебе очиститься.
Спустя полчаса приятного и несколько смущающего омовения нежными, заботливыми и столь же умелыми руками леди-альфы, Скай был укутан в длинный шёлковый халат, и Сатофа пригласила любимого распаренного омегу за стол, дабы угоститься чаем с печеньем. Но сам процесс омовения вызвал некоторые затруднения.
После интимного прикосновения и отказа Блум высказала желание полностью очистить тело уставшего омеги, но Скай, едва ловкими руками леди-альфа достигла его бёдер и ягодиц, немедля отрезал все попытки его коснуться далее громким «нет!». Сатофу тут же словно ледяной водой окатило — красные щёки и боязнь в глазах Ская напомнили ей, сколь болезненно может быть сейчас прикосновение к сокровенному омеги, впервые испытавшему интимный контакт с сильным альфой. Блум осеклась, мысленно себя отругала за беспечность и позволила Скаю завершить очищение самостоятельно, напомнив, как включать душ и какие очищающие средства использовать. А сама вернулась в спальню, что и гостиной являлась — больше комнат гаремской леди не требовалось, лишь собственная ванная, дабы не смущать милых омежек-наложников своим обнажённым альфиским телом и духом.
Взволнованно Скай коснулся своего тела, провёл пальцами по бёдрам выше и надавил на ягодицы. С дрожью он готовился стиснуть зубы, дабы сдержать вскрик резкой невыносимой боли, но… Он ничего не ощутил, кроме собственных прикосновений. Лишь много смазки оставалось на его коже и… с омерзением Скай немедля вымыл руки под проточной водой от спермы альфы. Одна лишь мысль, что данная субстанция всё это время, всю ночь и утро находилась на его теле, вызывала у Ская тошноту.
«Валтор… будь ты проклят!..» — рыкнув, Скай вылил на себя весь таз воды и едва не поперхнулся, но быстро прочистил горло и нос. И завершив омовение, покинул ванную комнату. Казалось, шёлк после горячей ванны — недостаточно тёплый материал для халата, но, кажется, солнце уже взошло, и помещения гарема немедля начали прогреваться его палящими лучами.
Не было душно, из открытого большого окна в спальне Блум ветер приносил аромат растений и цветов, лугов и бескрайних просторов океана, что располагался где-то неподалёку от стен императорского дворца. Скай всё мечтал — удастся ли ему однажды покинуть стены замка вновь и увидеть его? Веточка некого деревца так и норовила пробраться в покои леди-розы, мягко покачивались на ветерке ветви кустарника в саду, где-то, удобно устроившись на ветке, пели дивными трелями милые пичужки.
Сатофа уже приготовила ароматный чай и в то время как раз располагала в центре невысокого столика корзинку с печеньем. Ская она поприветствовала счастливой улыбкой, что разнеженному в тёплой воде омеге было вновь подобно ласковому прикосновению леди-розы к его телу.
— Проходи, Скай, присаживайся. Это мой любимый чай, ягодный. Приятный аромат, да? — мягко пропела леди-альфа, провожая стеснённого столь нежной лаской омегу к столу и усаживая его на диван. Да тут же взволнованно спохватилась. — Ох! Тебе не больно сидеть?.. Валтор же…
— Всё в порядке, — успокоил Блум Скай, поднимая с блюдца чашку и расслабленно вдыхая аромат. И немного подув на тёмную гладь горячего напитка, отпил. — И правда: и аромат чудесен, и вкус. Спасибо, Блум, — вскинув голову, омега одарил леди-альфу улыбкой.
Казалось бы, простое выражение благодарности и мягкая улыбка, но Сатофу словно парализовало неведомым чувством. Нет… оно было знакомо ей предельно чутко, но столь сильно… Столь болезненно и приятно любовь к этому прекрасному омеге, к дорогому Скаю её сердце ранее не пронзала.
«Неужели… он изменился из-за связи со своим истинным альфой? И его запах стал немного другим. Но и ранее он был очень слаб. Когда же течка взбунтовала его инстинкты, запах стал столь ярким и безумным… что я едва не задыхалась. А сейчас словно такой, каким и должен быть… И это вплетение запаха Валтора…»
Блум присела рядом со Скаем и тоже отпила чаю. Но из-за глубоких размышлений забылась и обожглась. Ойкнув, Сатофа спешно оставила чашку на стол. Скай забеспокоился, рука его замерла над миской с печеньем.
— Блум? Что случилось? Обожглась? — удивлённо обронил омега.
— Да… забылась что-то. Не волнуйся, — отмахнулась Блум и, взяв из корзинки первое попавшееся печенье, вгрызлась в угощение острыми зубками. Только бы немного боль в своей груди заглушить.
Удивительно. Ведь запахи Великого Владыки и его новенького строптивого наложника-короля так сходятся, словно художник наконец довершил свою живописную картину. Под силой метки альфы аромат Ская стал верным, словно сама природа сущности альфы говорит это Блум. И как болезненна для влюблённого сердца леди-розы Сатофы эта истина.
— Будь осторожнее, — вновь улыбнулся омега, и Блум спешно спряла взгляд. Не стоит ей вновь видеть это, но чуткий нос альфы по-прежнему ощущает сладкий нежный аромат любимого омеги. Так держаться намного легче.
— А… Скай? Как ванна? Тебе было удобно? — поинтересовалась Сатофа, вновь соединяя зрительный контакт с милым омегой, увлечённым печеньем — Скай быстро опустошает корзинку, кажется, омега проголодался. Но до завтрака оставалось всего ничего — не более часа.
— Да, это помогло мне расслабиться. Спасибо, Блум.
— Вот и хорошо, — заулыбалась Сатофа и, отпив немного чая, опустила на блюдце чашку и поднялась, направляясь к невысокой тумбе с золотыми вставками и изящно изогнутыми переливающимися ножками. Из ящика её она вынула небольшую шкатулку и вернулась к столу. Скай недоверчиво смотрел на разукрашенную разноцветными витками кисти деревянную коробочку, поставленную леди-альфой на стол. После над его ухом прозвучал её мелодичный голос:
— А теперь обожди с чаем и придвинься поближе к спинке дивана. Я обработаю твою рану. Снова.
С этими словами Блум принялась развязывать промокший узелок бинта. В неудовольствии и предчувствии новой волны невыносимой боли, исходящей из самой омежьей сущности, Скай сделал ещё один глоток чая и откинулся на спинку дивана.
«Маленький глупый омежка», — улыбалась Блум, ласково касаясь раздражённой раненой кожи.
Она убрала остатки промокшего бинта, очистила кожу от старой лечебной мази и аккуратно нанесла тонкий слой новой. Удивительно, Скай не дёргался, как прежде, даже когда она неловко задевала болезненные ранки. Не в силах налюбоваться изгибами шеи и мощных плеч любимого мужчины, Блум как можно медленнее забинтовывала рану. Проверив, крепко ли держатся бинты, хорошо ли закреплены они, Сатофа с некоторым удручением вздохнув, убрала лекарства и бинт в шкатулку, где у хозяйки гарема хранятся и другие целебные средства.
— Я закончила. Как ты? — мягко спросила Блум.
— Я в порядке, спасибо, — Скай отпустил волосы, чуть потемневшие влажные пряди рассыпались по его плечам. Размялся и удивился удобству — шею сковывая крепкий бинт, но не мучает от лёгкого удушья. — Прости, что намочил бинты. И тебе пришлось вновь тратить лекарства.
— Не беспокойся об этом. Всё равно шанс того, что во время мытья головы мы бы не испортили мылом повязку, был довольно мал, — Блум вновь спрятала шкатулку в тумбе и лёгким шагом подошла к своему туалетному столику. Скай внимательно наблюдал за Сатофой. Когда леди-роза обернулась, в руках её омега увидел изящный деревянный гребень, украшенный драгоценными камнями и золотым ободком. Удивительная красота!
— Скай… — несколько замешкалась Блум, приблизившись к омеге.
— Блум?.. — уронил Скай несколько беспокойно. Сатофа… её скулы были украшены красивым румянцем. Она столь прелестна в смущении.
— Скай, я хочу расчесать твои волосы. Ты позволишь? Я постараюсь быть аккуратной, — обронила несколько робко Блум, в её жемчужных глазах Скай видел блеск перламутра искренней просьбы желанного. Он не мог отказать ей. К тому же неаккуратной Сатофа быть просто не умеет.
Омега кивнул. Долго Блум перебирала на своих тонких умелых ладонях влажные локоны Ская, пропуская сквозь пальцы потемневшее шёлковое золото. Изредка касалась леди-альфа аккуратного ушка омеги, как бы случайно, но нежно, но прикосновения к шее старалась избегать — единое касание даже гребнем может быть Скаю сейчас очень неприятным и даже болезненным.
Хотелось бы Сатофе, чтобы минуты удовольствия ухаживаний за любимым омегой, пусть и столь сильным мужчиной простой хрупкой девушке, держать его в объятьях и… самой нежиться в его добром взоре и ласковой улыбке… никогда не кончались. Ну или хотя бы никто из милых птичек наложников не пожелал этим утром немедля увидеть хозяйку гарема. И вечности не нужно — хотя бы ещё полчаса провести рядом с возлюблённым омегой… уже занятым другим альфой.
Об этом Сатофа старалась не думать — более не мучить себя, ведь знает она, и без тяжёлых дум кошмары после сегодняшнего происшествия привидятся ночью ей. Важно было понимать и ощутить, что сильный духом и телом омега прильнул в объятьях в мольбе о помощи к ней. А не к своей истинной паре, от которой Скай немедля сбежал ещё пробуждения Валтора.
Последняя прядь была тщательно прочёсана, и Блум мягко коснулась расслабленных плеч Ская. Омега вздрогнул, запах его вновь несколько усилился — кажется, всё же он несколько тревогами опутан.
— Я закончила, — произнесла Сатофа. — Вычесала каждую прядь твоих чудесных волос.
— Спасибо, Блум, — опустил Скай, волнения не подавая, и вновь припал губами к чашке ароматного чая. Сати удивлялась стойкости омеги — хотя, возможно, это лишь она сама тревогами измучивает себя.
— Прости, — сказала Блум, опускаясь рядом на диван. Внезапным извинением она вызвала удивление у Ская. И голос её стал необычно серьёзным. — Пока что у меня нет запасного чокера и серьги. Так что пока тебе не стоит покидать территорию дворца. А лучше — не выходить за пределы гарема и гаремского сада. Завтра же я попрошу замену у Владыки…
Лишь опустив на стол почти пустую чашку, Скай услышал эти слова. Омега дёрнулся и задрожал, обхватывая себя руками. Воспоминания внезапно залили тёмным дёгтем его чистый разум, и это до безумия напугало омегу. Нестерпимый жар течки, желание, что жаждет сорваться с обсохших искусанных губ. Объятья Валтора, на которые, под властью омежьей сущности, охваченной страданиями течки, Скай ответил. Властные прикосновения. Бесчисленные горячие поцелуи. Трепетный жар внутри, там… ниже… Жестокий укус в шею… И…
Ощущение того, что всё истинно, и требование сущности омеги вернуться к своей паре, немедля руки другой альфы отбросив, — оно едва не заставляло Ская немедля схватиться за шею и начать себя душить.
Блум испуганно подалась вперёд. Омега внезапно слишком сильно побледнел.
— Скай? Скай! Что случилось?!
Но он пересилил себя.
— Я… нет, — уронил омега, побуждая себя немедля очнуться от болезненного наваждения. — Всё в порядке. Я понимаю и пока не буду покидать гарема.
Беседа прервалась, и атмосфера между Блум и Скаем сгустилась тревогой. В тот момент омега и окунулся в омут отчаяния, вспомнив всё то, что себе сотворить на пороге покоев Сатофы позволил. Содеянного не исправишь, слово, с губ сорвавшееся, не вернёшь. И Скай постарался выразить искренние извинения:
— Блум…
Омега уронил имя леди-альфы, и Блум от неожиданности столь печального голоса едва не выронила печенье.
— Что такое? Ты чем-то расстроен?..
— Нет… дело в том… — Скай собрался с мыслями и выдохнул: — Прости меня… Пожалуйста.
— О, Скай! — ошеломлённо уронила Блум. — Но за что?..
— Те слова, что я позволил произнести при тебе. Разговор на повышенных тонах. Проявленная слабость воина пред ликом прелестной хрупкой леди… И тот непозволительный вид. Уже трижды я оказывался перед тобой сломленным — в первый день пребывания здесь, в гареме. В момент течки. И сейчас, часом ранее, истерзанный Валтором… — ронял покаянно Скай. — Прости. Это отвратительный поступок.
Сатофа была поражена. И в тот же момент насупилась, вторя уже в который раз глупенькому омеге, что и как:
— Скай! Ох… Но я же говорила! Я — гаремская леди! И мне необходимо показывать все терзания, что таяться в ваших нежных омежьих душах! Это моя работа — заботиться о вас — милых золотых птичках наложниках! И что бы кто не говорил, мне действительно это нравится — даровать вам защиту, — искренне счастливо заулыбалась Сатофа, сжав руки у груди.
— Но…
Не мог Скай просто так камни проблем складывать на хрупкие плечи леди! И пусть она является альфой!
— Никаких «но»! — перебила омегу Сатофа. — Скай, я повторяю тебе ещё раз!.. Что бы ни случилось, ты всегда можешь увидеть меня. Я всегда буду тебя ждать и буду готова тебе помочь. С любыми тревогами и проблемами!
— Блум! — в порыве перебил леди-розу омега, но она мягко коснулась пальчиком его губ. А после, немного подумав, приблизилась и нежно коснулась своими губами губ любимого Ская. Лишь на мгновение, и омега ошеломлённо выдохнул, его лицо залилось румянцем.
— Прости. Наверное, теперь мои прикосновения тебе неприятны…
— Нет! Это не так! Твои… ты… — ронял Скай спешно, отводя взгляд. Но едва он вновь взглянул на Сатофу, он потонул в её прекрасных жемчужных глазах. — Ты прекрасна. Я безмерно благодарен тебе, Блум. И я… тебя…
Но Скай запнулся. Он не смог договорить. Смущение опалило его щёки и, сделав последний глоток чая, он поднялся и направился к дверям из покоев гаремской леди.
— Скай?.. — непонимающе уронила Сатофа.
— А… я хочу вернуться в свою комнату. Спасибо за помощь, Сати, — Скай коротко обернулся и вновь улыбнулся. — Наверное, на завтрак я не выйду — посплю до обеда.
— Да, конечно! Хорошего отдыха! — залучилась улыбкой леди-роза. Она не была расстроена тем, что её любимый омега не произнёс, не была обижена его скорым уходом. Лишь по единому запаху, который Блум вновь смогла ощущать в полной мере, она поняла — он глубоко смущён.
Едва Скай переступил порог покоев гаремской леди, тут же на него взоры десятка наложников опустились. Не желал омега различать эмоции, стоящие в их глазах, да и пелена во взоре мешала ему не только унаследованное чутьё монарха использовать, но и просто чётко видеть. Поэтому кивнув наложникам в утреннее приветствие, ответов не дождавшись, спешно преодолел холл и заперся в своей комнате.
Скай пошатнулся, опираясь о стену. Отдышка уже которую минуту срывает с его губ горячее дыхание, и заставляет грудь дёргано вздыматься. Лишая потраченные часы на омовение и труды прекрасной леди-альфы Сатофы смысла, по лбу омеги вновь стекали капли пота, а по спине бегали мурвшки. Спазм в животе заставил Ская содрогнуться и наконец достичь кровати на ослабших ногах.
— Как же это… неужели… — выдохнул Скай, зажав рот ладонью. Всё его тело содрогалось в сладкой судороге, неистово хотелось омеге чего-то… чего… — Течка… ещё не прекратилась.
Но теперь симптомы её были значительно слабее. Если ранее Скай не мог держаться на ногах, то теперь свободно мыслит и способен был подняться и открыть окно, чтобы вновь впустить в душную комнату немного свежего воздуха. Он и помог омеге справиться с накатившим жаром, утренний ветерок потрепал его волосы, прогоняя тревогу прочь.
Укус Валтора всё ещё саднил. Кажется, причиной боли всё же был нервный срыв самого Ская, в ужасе разодравшего ранки от зубов альфы. Иначе, как писалось в книгах, болит метка лишь первые минуты после её нанесения.
— Блум была права. Я глуп, — Скай скрипнул зубами и ударил кулаком по стене. — Я глуп, потому что позволил этому мерзавцу завладеть собой! А после слабости собственной предался! Принял проигрыш, когда шансы выстоять ещё велики! Как же я глуп!..
Настойчиво Скай прогонял мысли о случившемся. Едва в разуме возникало желание оказаться в объятьях альфы вновь, он тут же отдёргивал себя и даже, порой, щипал за бедро. Вернувшись к кровати, омега несколько нервно выдвинул оба ящичка шкатулки, принял сразу по две таблетки — белые и розоватые. А после тут же лёг в кровать. Его не беспокоил лёгкий шум разговоров только пробудившихся наложников, стук чашечек и блюдцев на чаепитии у фонтана в холле гарема. И голод его не донимал. Просто сон опутал его крепко и позволил ещё немного отдохнуть от испытанной паники.
«Но я не посмею поддаться своей сущности, опутанной цепями метки альфы. Я — король, и этот самозванец под маской великого волшебника-завоевателя, разрушитель мирных государств, жизни ворующий одну за другой, никогда не сможет подчинить меня полностью! Даже если тело будет охвачено жаром течки и сковано его дурманящим запахом альфы, мой разум никогда не падет пред Валтором!»
За окном смурнело. Близился сильный дождь. А тёмные сгущающиеся тучи, застилающие чистое голубое небо над густым лесом, опасными молниями сверкали, и клокотал гром, изредка доносясь с порывами ветра к стенам императорского дворца.