Боль тянулась по телу, сковывая и ломая конечности, словно давнее отсутствие тренировок омега немедленно восполнил пятью часами работы с мечом, луком и стрелами без перерыва и разминки. Недомогание было слабым, но всё же сон милого омежки был нарушен.
Несмотря на боль, Скай ощущал приятную лёгкость. Омега на удивление чувствовал себя очень хорошо. Нет, превосходно. И некоторое… умиротворение? Откуда же? Оно не посещало милого омегу уже довольно давно. Да и была бы причина столь приятного чувства. Ведь он уже как с несколько семидневок не находил причин для счастья.
Счастье? Именно оно постигло юного Эраклионского короля, едва он разжал веки. Ведь как могло случиться такое?.. Неужто его разум поразили галлюцинации?
Украшенный золотистыми рельефами потолок скрывает тонкая ткань нежно-голубого балдахина. Просторная королевская спальня, большая высокая воздушно-мягкая кровать. Пурпурный ковёр с длинным ворсом. Круглый стол, накрытый расшитой золотом и серебром скатертью, расписная полупрозрачная ваза с цветами на нём, плетёная корзина со свежими фруктами и ягодами. Укрытые вручную вышитой живописным пейзажем тканью кресла. Легко вздымающиеся от утреннего ветерка тюли, колышущиеся тяжёлые багровые гардины, подвязанные золотыми лентами. Большое напольное зеркало в рельефной раме. Причудливые росписи, усыпанные изумрудами и сапфирами на стенах, которые Скай любил разглядывать поздними вечерами, едва его разума и тела касалась суховатой ладонью бессонница.
Любил?..
Быть того не может! Нет! Скай не мог поверить! Неужели Ад, в который он попал, на самом деле лишь страшный сон?!
Гибель Эраклиона от рук могущественного жестокого волшебника. Подчинение падшего короля, но не опустившегося на колени мужчины-омеги. Золотые цепи на шее наложника, милая леди-альфа — прекрасная роза, её богатые огненные локоны и дивная улыбка. И сильнейшие приступы течки омеги-монарха, утратившего своего королевство и обрётшего… истинного альфу?
Сон?! Всё это было сном?! Ведь сейчас Скай находится в своих королевских покоях! В своей кровати! В своём… королевстве?
Скай глубоко судорожно вздохнул и… поперхнулся воздухом. Задыхаться его заставило отнюдь не счастье.
Чей это запах? Омега мгновенно обнаружил в нём силу альфы, и показался он ему не только знакомым. Этот аромат словно обволакивал его, даровал спокойствие и те самые ласковые объятья умиротворения. Приятный и родной запах, которым омеге хотелось дышать вечно, сердце забилось сильнее, а в животе щекочет судорога.
«Невозможно! Мой… истинный?.. Я… я помню этот запах! Но… где?..»
Память сыграла с маленьким омежкой жестокую шутку. Показалось ему сначала, что вчера при дворе его прошло чудесное торжество, и прибывший с иных земель некий господин своим запахом пробудил правителя Эраклионского и заставил испытать головокружительную течку. И монарху пришлось покинуть празднество, дабы подчиниться природе своего тела и тела его альфы.
Скай поднялся с подушек и сел, пряча обнажённые ноги под мягким одеялом. Взор его опустился чуть в бок, скользнул по соседней части кровати.
Нет. Нет! Нет!
Увиденное во сне являлось истиной. Эраклион разрушен, а его правитель отныне лишь маленький покорный наложник в руках жестокого императора. Что он в заточении на золотых цепях в королевском гареме стремительно развивающейся Сандорийской империи. Словно огнём опалённый Скай был поглощён сильнейшей болезненной течкой и… оказался под властью альфы.
Альфы… Альфы…
Альфа.
Скай судорожно схватился за шею. Память его пробудилась полностью, и сознание стало кристально чистым: ошейника не было! Вместо него растрёпанные запутанные цепи наложника и… глубокие раны сильного укуса.
Дрожащими пальцами Скай нащупал подтёки засохшей крови. У кровати на полу разбросана одежда — нежно-бежевое, шёлковое облачение наложника, в которое Скай облачился в попытках остудить своё разгорячённое тело, оборванные золотые украшения… и брюки, вышитый золотом чёрный камзол, и тёмно-бордовый длинный плащ. Императора. Великого Владыки.
Коим величают Валтора.
Это его! Его запах наполнил царские покои! Так… ужасно походящие на спальню павшего короля в его обращённом в пепел Эраклионском дворце…
Какая жестокая ирония.
Омега рванул рукой, раздирая ногтями раны укуса альфы. Вцепился в волосы, едва не вырывая клоки, а слёзы закапали из глаз неудержимо. Сколько силы воли потребовалось Скаю, чтобы не издать ни звука?
Губы искусаны в кровь, дыхание срывается, а сердце, сбивая ритм, надрывается от ужаса, испытываемого омегой. По груди тонкими линиями капель течёт кровь разодранной раны укуса. А взор неуправляемо смотрел прямо на него. На альфу, лишившего этого потерянного во мраке омегу последнего, что у него осталось — чести и душевной свободы.
Валтор.
Совсем рядом спит он. Он. Отвратительный мерзкий эгоистичный жестокий завоеватель с ледяным сердцем и каменной душой. Человек, который не знает пощады. Волшебник, в чьих руках сохранена едва ли не вся исчезнувшая в измерении магическая энергия. Человек, считающий себя повелителем всего мира и… самое ужасное — он может им стать.
Валтор.
«Вчера… Вчера он… — Скай отчаянно пытался взять себя в руки. Но не мог — дрожали не только ладони, всё его тело заходилось в судороге паники. — Течка… Столь сильной течки я не испытывал прежде никогда. Таблетки не помогали, от невыносимой боли и жара возбуждения я едва не лез на стены! Едва не стонал! А после… — Скай сглотнул. Вновь он медленно повернул голову. На него. На Валтора, мирно спящего на другой половине царского ложа. Он спит крепко — за пеленой нахлынувшего ужаса омега слышал его тихое сопение. — Валтор ворвался в гарем и под властью охватившей его сущность альфы гона… Он забрал меня».
Наконец Скай вспомнил прошедший день отчётливо. Завтрак, беззаботные разговоры с друзьями — с уравновешенным Гелией, уверенным Энди и позитивным Акрианом, ответные улыбки других наложников и чашка кофе со сливками в руках, расслабление на камнях, прогревшихся под утренним солнцем, сияющим сквозь стёкла потолочного окна.
Головокружение, возникшее, едва омега пробудился, усилилось вместе с болью в животе, вынудило вернуться в свою комнату. Но уже на пороге Скай не удержался на ногах — течка. Она сводила тело судорогой, ломала изнутри, обдавала то жаром, то холодом, и заставляла стонать и изгибаться. И желать прикосновения властного альфы.
Сатофа, мольба о помощи, так и произнесённая вслух, мечты о прикосновении леди-альфы с алмазной выдержкой, что расположилась на краю кровати измученного приступами сильной течки омеги.
А после…
Пришёл он. Ворвался вихрем, окольцованный гоном, альфа магической силой открыл двери комнаты течного омеги. Валтор пронёсся от дверей до кровати в доли секунды, обхватил Ская в крепкие объятья и растворился вместе с омегой в облаке рыжих искр. Из них Скай и возник на покрывалах царского ложа Валтора.
Быстрым сильным пульсом билась в висках течка, отдавая дрожью крайнего возбуждения по всему телу. Едва омега ощутил первое прикосновение альфы, как она достигла своего пика. Липким потом взмокла горячая кожа Ская, с губ встревоженного гоном Валтора врывалось жаркое рваное дыхание… Он касался его всюду, постоянно, целовал, смаковал вкус его кожи, задыхался ароматом…
Они. Альфа и омега стали единым целым этой ночью, и страсть полностью охватила их.
Скай был не в состоянии сопротивляться, силы покинули его, разум предал ненависть к жестокому завоевателю и поддался ублажению омежьей сущности. Скай обхватил Валтора руками, с жадностью отвечал на его глубокие поцелуи и со стоном изгибался в удовольствии, прежде неизвестном ему.
Но ведь в тот вечер Валтор прислал пажа в гарем с желанием провести этот вечер с наложником! Он приказал явиться в свои покои Гелии, и Блум, вернувшись тогда в комнату Ская, не говорила, что лучший из лучших наложник прихворал и не сможет удовлетворить Владыку сегодня. Этой ночью Валтор должен был разделить свою кровать с Гелией, и насладиться мягким ароматом и шёлком кожи своего лучшего наложника.
Как же он оказался в гареме? Почему он пришёл? Как Валтор уловил запах Ская? Где он его поймал своим альфийским чутким носом?..
Скай стиснул зубы, сжался, обхватывая ноги руками.
«Он… принудил меня. Он сломил меня, ослабленного течкой. Он… изнасиловал меня, поддавшись гону альфы…»
Нечто странное коснулось его ноги, Скай потянулся рукой под одеяло. У бедра омега нащупал тонкую прочную жестковатую вещь. Прочной она была до того, как зубы Валтора коснулись её — это был тёмно-бордовый чокер, на коже множественные следы зубов — ошейник наложника был жестоко разорван.
Ошеломление постигло Ская.
«К-как? Как он смог это сделать? Как он раскусил его?!»
Укус. Альфа нанёс укус в шею омеги. Метка собственности и полное подчинение избранного омеги своему альфе. Является ли данное правило обоюдным? И правдиво ли оно вовсе? Скай не имел и понятия, но от осознания по щекам растерянного омеги потекли горячие слёзы. Отныне он не будет свободным. Его жалкая омежья жизнь оказалась в руках ужасного альфы завоевателя.
Укус. На его шее метка Валтора. Альфа пронзил его кожу до крови острыми зубами. Но прежде он смог разорвать ошейник наложника.
Скай стиснул в дрожащих руках чокер.
Ведь Сатофа говорила! Утверждала, что чокеры надежно защищают шеи наложников от нападок голодных альф! И что лишь сама хозяйка имперского гарема имеет право взять в руки ключ из тайной запечатанной шкатулки и снять его, если того потребует ситуация!
Каков же смысл в них? Для чего вообще эти чокеры? Никакой альфа, дорожащий своей жизнью, в здравом разуме никогда не притронется к собственности императора. Носить чокер в присутствии Валтора? Но зачем, если, едва запах омеги течного ощутив, его охватывает неудержимый даже его хладнокровным духом гон, и в порыве, себя не помня, он едиными зубами разгрызает казавшийся прочным материал?
А что если все его наложники укусами помечены? Ведь они — его омеги! Каждый хоть единожды в его царском ложе побывал! Каждый был похищен из гарема, впервые в его золотых пределах изнывал от жара течки! Каждый отныне гордо носит звенящую переливающуюся драгоценными камешками золотую серёжку, каждый ощущает на своей шее плотный чокер, под которым скрывается шрам метки альфы… И каждый млеет, едва Валтор возникает на пороге их золотой клетки, желая вдыхать его запах вместо кислорода.
У Ская вдруг кольнуло в груди. В мгновение стало ещё омерзительней на его осквернённой душе.
Омега вздрогнул, стиснул зубы и выдохнул. Ему необходимо немного успокоиться.
Минута, ещё две. Кажется, во дворце стоит абсолютная тишина. Сейчас лишь раннее утро, едва солнце пробивается сквозь ветви деревьев королевского лесопарка. Пение птиц, удобно расположившихся на веточках садовых деревьев, доносится сквозь приоткрытое окно. Мягкий ветерок колышет кружевной тюль на окнах царской опочивальни.
А у Ская звенело в ушах. Мысли в голове больше не метались. Оставалось лишь одно — ощущение правильности. Словно сама пробудившаяся омежья сущность говорит ему, что всё так, как и должно быть. И… всё. Не нужно суетиться, куда-то спешить, пытаться бороться, что-то делать. Что можно наконец прекратить тяжёлую борьбу, расслабиться и позволить своему альфе позаботиться о себе. Просто упиваться его ароматом, дарящим заботу и чувство безопасности.
И это до безумия сводило Ская с ума.
Его разрывало изнутри. Битва не закончилась, дух войны разгорелся с новой силой. Разум вольного сильного человека и сущность омеги ожесточённо сражались. Внутри всё сжималось уже не от возбуждения, омега корчился и сгибался в отчаянии — выхода не было, он скован. Словно физически он ощущает эти крепкие цепи, их не удается разорвать, они сжимаются всё сильнее. А сущность омеги отказывается подчиняться здравому разуму — она рвётся к спокойствию, уюту, к объятьям дорогого альфы.
«Теперь… этот укус… Теперь даже если я покину это заточение… Меня отныне всегда будет тянуть к нему? Как это происходит сейчас?»
А… скован ли? Удалось ли Валтору окончательно подчинить себе новенького строптивого наложника и превратить его в очередную бездушную куклу, приторно давящую улыбку лишь при едином его взгляде?
Скай готов дать уверенный ответ, а с ним его глаза сверкнули решительно яростным взглядом на мирно спящего Валтора.
Нет. Никогда! Эраклионского короля никто и ничто не заставит опуститься на колени! Даже его собственная сущность!
Ярость сверкнула в чистых голубых глазах. Жестокий оскал скривил красивое лицо омеги. Проклятый ошейник отброшен на пол, Скай выхватил кинжал, забившийся за подушки, рванул за рукоять из ножен. Рывок, и лезвие, разрезав воздух с едва различимым звоном, замерло над оголённой шеей беззащитного альфы.
Время словно замерло. Валтор не дёрнулся. Столь бдительный человек чувствует себя совершенно безопасно рядом с тем, кого выбрала его сущность альфы.
И Скай спустя секунды окропит свой кинжал его кровью? Наконец совершит месть за родной дом и дорогих людей, которых он посмел лишить жизни? И вернёт себе королевство, освободив новую Сандорийскую империю от тирании жестокого волшебника?
Скай убьёт его? И всё наконец закончится? Все цепи падут, и омега наконец будет свободен?
Омега сможет проткнуть клинком глотку своего истинного альфы?..
Внезапно Валтор заворочался. Кажется, вот-вот наступит время его пробуждения. Руки Ская опасно дрогнули, и кинжал едва не выпал из его ослабших ладоней. Лишь мгновение, и лезвие коснулось бы кожи альфы.
Не думая, Скай рванул оружие назад. Замерев, он наблюдал. Как Валтор перевернулся, придвинулся ближе и обнял его за бёдра. Но так и не проснулся. Минуту спустя, глядя на спящего альфу, Скай наконец двинулся вновь. И омегу окатило холодным потом. Скай стиснул кинжал, и спешно спрятал клинок в ножнах.
Он не смог. Потому что не хочет лёгкой победы? Потому что нападать на противника, пока он спит, низко? Но ведь это было первым пунктом его плана! Попасть в опочивальню Владыки, нанести серьёзную рану или убить, а после сбежать. Собрать необходимые вещи, забрать Сатофу, прорваться через ослабшие магические барьеры и вырваться с этой планеты! Воспользовавшись общей паникой из-за тяжёлого состояния императора, они бы могли угнать межгалактический транспорт и покинуть это проклятое Творцом измерение! Ведь Скай отлично помнит, как управлять этой сверхскоростной машиной! Они бы сбежали! Они смогли бы спастись!
Но…
Не лёгкая победа. Не гордость воина. Не сомнение в своих планах.
Руки затряслись, и всё тело поглотила сильная судорога. Ножны выскользнули из его рук и замерли на коленях, едва не зацепив руку Валтора под одеялом. Скай согнулся, растирая ладони, стискивал запястья в попытках пробудить себя от приступа паники.
Он едва не стонал в ужасе! Сущность омеги! Она… сопротивляется! Какая… мощь! Она столь же сильна, сколько силы в себе таит разум, дух и тело Ская! Она почувствовала: его альфе только что угрожала смертельная опасность, а то, что она исходила от его же руки, вывело его организм из баланса и бросило в чертоги панической атаки, и чистый разум не смог оградиться от ужаса, что нахлынул на него.
«Это… отвратительно! — Скай схватился за голову, сжимая волосы. Сжал веки, скалился, мотал головой, сопротивляясь мерзким желаниям слабой омежьей сущности, не имеющей ни капли разумного. — Теперь мне ещё сильнее хочется броситься в объятья Валтора! Только бы этот альфа, мой альфа, подчинивший мою сущность, защитил меня и успокоил! Нет!..»
Этот этап битвы разума и сущности продлился недолго. Скай не был бы собой, если бы не справился, но кажется ему, что ожидают его только большие метания. Метка альфы оставила не только следы на коже его шеи и подтёки крови на ключицах. Омежья сущность стала вести себя чувствительно, она активнее влияет на действия Ская, мышление, и даже управляет телом. Она пытается подчинить его себе, пытается изменить его. Она то просит, то приказывает омеге остаться и довериться своему альфе. То мягко поглаживает, то рвёт на куски душу воинственного сильного самовластного короля.
Скаю удалось вырвать контроль над своими эмоциями, его тело перестало содрогаться от страха. Омега, ощущая объятья рук Валтора, стиснул ножны, провёл пальцами по кожаному эфесу кинжала, и шумно выдохнул.
— Что же мне теперь делать?..
От тихого голоса омеги Валтор вздрогнул и вновь зашевелился. Скай запаниковал: вдруг проснётся? Нужно немедля уходить! Неизвестно, что его ждёт, если Валтор пробудится раньше, чем его омежий дух испарится из его царских покоев.
Медленно, дабы не разбудить, Скай освободился из кольца рук Валтора, выскользнул из-под одеяла. Как мог, натянул одежду, слабо подвязывая ленты бежевого шёлка, собрал с длинноворсного ковра, какие смог нащупать, тонкие браслеты, колечки порванных цепочек. Забрал с подушки диадему с солнцем, что ранее украшала его лоб.
Не секунды больше омега не желал оставаться в этом месте, что своей обстановкой ранит его в сердце всё сильнее воспоминаниями родного дома. Чувствовать приторный запах Валтора не хотелось ещё сильнее — Ская тошнило от него. Лишь кинув взгляд на альфу, Скай болезненно скривился, схватил кинжал и вышел прочь из спальни.
Дверь закрылась бесшумно, подобно шагам омеги. Скай оказался в просторной гостиной, где ранее он уже бывал. На большом столе, за которым неким вечером Скай сам делил ужин с Валтором и вёл вполне размеренную беседу, накрыто — много нетронутых, но уже остывших блюд, некоторые из них утратили прежний идеальный вид и уже не подходили для стола императора. Здесь Валтор должен был приятно проводить время с Гелией.
Как бы Скай не пожелал забрать из плетёной корзины на краю стола вот то небольшое румяное яблочко, или налить в сверкающий чистотой бокал немного прохладной воды и напиться вдоволь, омега не позволил себе коснуться ничего здесь. И немедля покинул покои. Двери остались не заперты. Стражники в коридоре ни слова не обронили вслед убегающему босому всклоченному мальчику-наложнику.
Одышка нарастала, но Скай не мог позволить себе остановиться. Лишь немного отдохнув, тяжесть голода и усталости станет ощутима вдвойне. Поэтому Скай продолжал идти по пустым широким коридорам имперского замка в попытках отыскать хоть какой-нибудь выход.
В королевском доме в столь ранний час никого, лишь бдит извечно стража, не знающая усталости, голода и жажды. Возможно, слуги, повара, ткачи и уборщики лишь прибывают на порог дворца, приготавливаясь к полному забот и тяжёлого труда дню.
Но сейчас Скай не видел никого, кроме бесконечных стен, выкрашенных в пастельный бежевый оттенок, извилистого причудливого рисунка белой кистью на них, редких украшающих его драгоценных камней, и бесконечной бордовой ковровой дорожки, вышитой золотой нитью под своими ногами.
Наконец ноги его не выдержали, Скай пошатнулся и, хватая воздух ртом, прислонился к стене. Слабость сковывала его, она возникла из ниоткуда, удивляя омегу. Течка всё ещё не отступила? Голод оказался столь силён, что Скай не в состоянии идти? Но ему необходимо вернуться в гарем. Он не может здесь оставаться. Иначе рано или поздно его найдут слуги, стража… и сам проклятый кровавый император.
Скай отпрянул от стены и заставил себя идти дальше. Наконец он обнаружил выход — большая двустворчатая дверь была закрыта неплотно, едва омега приблизился, разгорячённой кожей он ощутил утреннюю прохладу пробуждающейся природы. Скай толкнул одну створку и, поёжившись, подавив желание закутаться в лоскутки одежды наложника, вышёл, притворяя за собой дверь.
Скай спешно следовал по большой мраморной террасе, что, казалось, не кончается никогда, в ушах шумел воздух и редкие порывы ветра от быстрого шага, проносились массивные колонны, овитые цветущим виноградом. Скай замедлился, желая передохнуть, слабость всё ещё одолевала его. Он пригляделся к растению, прежде невиданному им. На изогнутых опутывающих мрамор ветвях множество резных листьев тёмно-зелёного цвета. Гроздьями свисают мелкие нежно-розовые цветки, кое-где намечаются маленькие ягодки. Виноград. И не только его Скай прежде никогда не пробовал. Только здесь он растет, лишь на этой рождённой на крови миллионов невинных людей, планете.
Голова омеги была пуста, одна его рука стискивала ножны, в которых крепко лежал дорогой кинжал, не раз спасший его в трудную минуту, будь то сломавшийся карандаш или группа оголодавших альф. А в другой руке Скай сжимал разорванный ошейник.
Скай внезапно остановился. Лишь он с болью разжал кулак и взглянул на чокер, его постигло чувство, словно зубы Валтора вновь пронзают его шею, окропляют кровью его кожу… Омега задрожал, опомнился, мотнул головой и резко свернул, выходя с террасы в сад.
Утренние сумерки и безветренная прохлада. Раннего гостя окутывает туман, касающийся кожи маленькими капельками влаги. А Скай ощущает, как его тело сводит судорогой вновь.
Когда мысли подобрались к выводу, что всё-таки течка ещё не оставила милого уставшего омегу, Скай остановился. Ослабленное тело, утративший силы дух, вымотавшийся от долгих тревожных дум разум… хрупкого омегу тянуло к его альфе, мягко поглаживая своими ласковыми убеждениями, что он прижмёт к груди, обнимет сильными руками, защитит от любых невзгод, успокоит, накормит, приласкает, подарит спокойствие и позволит вдоволь выспаться в тёплой мягкой кровати, не позволяя холодному ливню с улицы проникнуть в дом…
Скай сделал шаг. Одурманенный сладкими речами своей омежьей сущности, измученный он сделал единственный шаг не в сторону гарема. Измученное тело, подчинённое желанию отдыха и защиты, побудило ноги ступить обратно, к дворцу. Как Ская, словно молнией, ударило осознанием, что сейчас он собирался сделать.
Вернуться! Вернуться к Валтору! Ненависть к себе охватила его ужасом, а побледневшее лицо покрылось красными пятнами, не тронув синяки под широко распахнутыми глазами. Едва не застонав посреди потонувшего в тишине сада, Скай, поддавшись панике, сорвался на бег, заставив свою омежью сущность, подчинённую метке укуса альфы, заткнуться немедленно. Ранее пустая голова наполнилась чересчур громкими мыслями.
Забывшись, на пороге гарема Скай едва не пал наземь — он был лишён последних сил. С трудом он поднялся по облупленным каменным ступеням, опутанным неким лилово-голубоватым растением, прошёл мимо бдящих стражников и толкнул двери. Позолоченные створки с тихим скрипом поддались, пропуская загулявшегося наложника внутрь, позволяя ему наконец вернуться домой.
Но Скай не направился к себе в комнату, он не спешил принять душ. Ноги его привели к комнате хозяйки гарема, и двери её опочивальни по-прежнему заперты не были.
Скай и слова не проронил: Сатофа, наблюдавшая последний сон этой ночью, спала чутко, и едва дверь за ранним гостем закрылась со щелчком, Блум вздрогнула и приоткрыла веки. Сразу понять, кому она понадобилась в столь ранний час, не смогла, и обронила, поднимаясь:
— М… кто это? Что случилось?..
Скай чувствовал: он больше не выдержит. И собрав все оставшиеся силы, выдохнул… лишь её имя:
— Блум…
Узнав голос Ская, Сатофа тут же пробудилась. Глянула в окно, на часы… на Ская… И обомлела. Немедля леди-альфа подбежала к дорогому омеге, но подхватить не успела — Скай рухнул на колени, пригибаясь к полу. Силы покинули его.
— Скай! Творец, Скай, почему ты так измучен?..
Блум запнулась — разум очнулся ото сна, и память прояснилась. Она вспомнила, как мучился Скай от сильной течки, что внезапно постигла его. Она вспомнила его стоны и мольбу в глазах о помощи руки леди-альфы для его измученного омежьего тела. Сатофа едва не задыхалась от запаха его взмокшего тела, от желания коснуться нежной лаской пальцев его покрасневшей кожи. Блум видела его слабость омеги и зрела в его глазах силу мужчины-короля. Ведь он, несмотря на присутствие полюбившейся ему альфы, сдержался и не притронулся к ней!
А после… возник он. Охваченный гоном Великий Владыка ворвался в гарем и забрал новенького измученного сильной течкой омегу. Блум помнит… как её повелитель и дорогой возлюбленный, ответивший на объятья другого более сильного альфы, исчезли в заклинании телепортации. От гомона удивлённых наложников у порога комнаты Ская Сатофа ощущала огромную тяжесть на сердце и вместе с этим в её груди, в её душе зияла пустота.
Не смыкая глаз, Блум ждала, её взгляд всё чаще следил за стрелками настенных золотых часов.
Едва часы пробили десять вечера, наложники, зевая, отправились по своим комнатам, а кто-то этим днём решил посетить душ. Около одиннадцати милые омежки разбрелись по своим покоям, некоторые уже и почивать изволили, а другие наслаждались чтением новой интересной книги или отдавали себя своему хобби — ведь изредка до чутких ушек хозяйки гарема доносились звуки дивных мелодий флейты, что в тишине летнего сандорийского вечера создавали её прекрасные золотые мальчики. К полуночи даже самые бодрые ночные пташки отложили книги и юркнули под одеяло, и гарем окутала тишина.
Лишь в покоях леди-альфы приятную успокаивающую ночную темноту рассеивали слабые лучи ночника — маленького стеклянного шарика, внутри которого искрился огненным золотом огонёк. Сатофа, отрывая взгляд от страниц книги, вновь глядела на часы, стрелки которых медленно отсчитывали минуты. С полуночи миновало три полных оборота минутной стрелки, а Скай так и не возвращался. Три часа ночи помогли сонливости одолеть беспокойство в душе Блум, и леди-альфа отправилась в кровать.
И сейчас маленький омега стоит пред ней на коленях, его тело утратило последние капли сил. Его одеяние, ленты нежно-розового шёлка вот-вот спадут. Растрёпанные всклоченные волосы лежат на дрожащих плечах… окроплённые багровыми пятнами сильных долгих поцелуев.
— Неужели… ты…
Сомнений не было — Скай вернулся лишь под утро. И он истерзан. Он расстроен. Он морально раздавлен. Уничтожен. Сатофа опустилась рядом с ним, ладони её замерли над дрожащими плечами омеги. Запах…
Запах! Творец! Запах Ская! Он изменился! Он стал слабым, тусклым, едва уловимым… оставался по-прежнему приятным, но утратил влечение альф.
Блум обомлела. Он занят. Омега, что сейчас перед ней — занят. Его ранее насыщенный аромат, смешанный с запахом его альфы, более не влечёт Блум. Избранный альфа оставил на нём не только свой запах, его метку острых зубов Сатофа с упавшим сердцем наблюдала на шее своего возлюбленного омеги. За подтёками крови, смазанной на нежной коже Ская, глубокие ранки от сильного укуса. И…
«Нет… Этого не может быть… — Сатофа едва ли могла дышать от ошеломления. — Этот запах… Валтор…»
Блум не могла ошибиться. Запах, который она ощущает, аромат, наполнивший каждую клеточку тела её дорогого омеги… Альфа, другой альфа, который посмел украсть у неё прекрасного строптивого омегу…
Утро. Расположившись на полюбившихся веточках молодого деревца птички поют свою утреннюю песню под окнами покоев хозяйки гарема. Смогли бы они заглушить стук её отчаявшегося сердца?..
— Ты… всю ночь… был в покоях Владыки? — обронила дрогнувшим голосом Сатофа и немедля откашлялась.
«Нельзя! Никаких эмоций! Ты — гаремская леди! Ты должна быть спокойной, стойкой, мыслить рационально, и помочь омеге всем, на что способны твои альфийские руки леди! И ни в коем случае и в мыслях быть не должно… влюбиться в столь восхитительного наложника без памяти».
В душе её горело пламя. Она проклинала себя множество раз за то, что позволила Валтору забрать её возлюбленного омегу. За то, что сдержалась и вновь взялась за шприц. За то, что несмотря ни на что продолжает подчиняться властному хладнокровному императору Великому Владыке.
Прерывая душевные терзания леди-альфы Скай, внезапно вскидывается. Капельки горячих слёз закапали на тонкую шелковую ткань ночных панталон гаремской леди, Сатофа едва не упала, отшатнувшись в испуге.
Скай! Прежде являющий себя сильным, уверенным, решительным, непоколебимым юношей, истинным королём, способным сразить даже сильного альфу… боролся с потоком горьких слёз.
Блум помнила, как однажды милый омега страдал, сжавшись в златовласый комочек у своей кровати, едва впервые ступил на порог своей комнаты и вновь увидел того, кто разрушил его жизнь — Валтора.
— Блум! Ведь ты говорила, что он не рвётся! Что эти чокеры — наша защита! — перед лицом Сатофы Скай тряс сжатым в кулаке кожаным ошейником со знаком «V», что означает собственность Великого Владыки императора Сандории Валтора. На оборванных его краях следы от его зубов. — Почему ты солгала мне?!
— Скай!.. — Сатофа едва ли могла найти слова. — Я… Я не знала… Я не думала, что его можно порвать!
Разорван! Одними зубами разорван прочный кожаный материал! Чокер оказался разорван тем, от чего и защищает нежные шеи омег-наложников!
Поставляя чокеры вместе с серьгами в свой королевский гарем, Владыка утверждал, что данный способ защиты является абсолютным, и пока омега носит этот аксессуар, ему не грозит быть помеченным нахальным альфой с подворотни. Так неужели гон, который испытал Валтор, был столь силён, что даже столь сильная защита не остановила его?
Неужели…
У Блум кольнуло в сердце. Леди-альфа замотала головой.
Неужели, Сатофа действительно опоздала? Она проиграла сильнейшему противнику за тело и сущность дорогого омеги? Неужели отныне для влюблённого сердца леди-альфы всё кончено?
Нет. Битва за его строптивое сильное сердце ещё не завершена. Блум уверена — Владыка не сможет выйти победителем трёхкратно. Он уже проиграл эту битву, едва ступив на планету Эраклион, вторгшись в Эраклионское государство с намерениями завоевателя. Но, возможно, это лишь один из множества этапов сражения за любовь Ская.
— Этот укус оставил на твоей шее Великий Владыка?
Блум дались эти слова с большим трудом, но она должна была знать точно. Слишком далеко в прошлом осталось чувство тупой боли в груди, когда из жизни исчезает близкий человек. Но ведь Скай, её дорогой любимый Скай, он всё ещё рядом! И возлюбленный омега пришёл за помощью именно к ней! И ей, леди-альфе, он доверяет — этот столь строптивый мальчик-король!
Скай не ответил. Склонив голову, он, не двинувшись, сидел на полу, на тонком расшитом яркими геометрическими фигурами ковре. С ладони его соскользнул разорванный чокер. Блум, немного погодя, аккуратно подцепила его тонкими пальчиками и ещё раз присмотрелась к отметинам острых зубов альфы.
Тишину покоев хозяйки гарема прерывает хриплое, едва различимое:
— Да…
Сатофа вздрагивает, едва не выронив чокер. Но ничего ответить не успевает. Скай вновь вскидывается, полные слёз и ужаса глаза впиваются в ошеломлённую Блум.
Кажется, Валтор сломил прекрасного омегу. И поняв это, Блум пожелала ещё сильнее отомстить за любимого.
— Почему?! Почему я родился омегой?! — воскликнул Скай, содрогаясь в судорогах отчаяния. — Блум! За что мне это?! Неужели я заслужил столь ужасного наказания?! Что же мой предшественник сотворил в прошлой жизни?..
— Скай!.. — обронила встревоженная леди-альфа, но Скай не позволил ей продолжить.
Омега всё говорил и говорил, мотая головой из стороны в сторону, стискивая лоскуты одеяния. Он надрывался в слезах.
Сильный смелый телом и духом омега стонал от душевной боли, из последних сил сдавливая всхлипы. Валтор своей проклятой меткой оборвал последнее крыло рвущегося на свободу омеги, и отныне сбивать ему босые ноги в кровь на земле.
Скаю невыносимо тяжело, но он по-прежнему пытается держаться и не пасть морально даже перед той, кому мог рассказать о чём угодно, кому мог доверить всего себя, и она… эта милая и сильная леди-альфа, великолепная роза, обнимет, успокоит и защитит всеми имеющимися в её женском альфийском теле силами.
— Почему он издевается надо мной? Почему не убил? Там, на площади! Или ещё на Эраклионе! Почему не растоптал в грязь своим сапогом?! А отправил в свой гарем! Заставил подчиниться себе наложником, заставил жить королевским любовником! Всячески пытается подойти ко мне, найти нужную сторону, чтобы избавить меня от ненависти к себе любимому! И словно специально измываясь надо мной, всегда ошибается и цепляет за больное!
Словно утратив рассудок от праведного гнева, Скай метался, схватившись за голову, и кричал. Всё, что давит его душу, он своим громким сильным голосом рассказывал Сатофе.
— Я ненавижу! Я ненавижу его! Ненавижу проклятого Валтора!
— Скай… — лишь могла ронять имя дорогого омеги Блум. Какая сильная нестерпимая боль оборванной свободы и подчинения по-настоящему вольного человека слышится в его вскриках. Её сердце сжималось, а руки дрожали, не в силах дотронуться до его оголённых плеч. Нежной кожи… которой часами ранее касались губы другого альфы. Валтора.
— Я ненавижу себя! За свою отвратительную слабость! Почему в битве за Эраклион я проиграл?! Почему позволил ему разрушить свой дом?! Почему принял свою новую жизнь падшего наложника?! Как я мог позволить ему коснуться себя?! Как мог позволить себе расслабиться рядом с ним?! Как мог позволить какой-то течке сломить себя — сильного и уверенного рыцаря?! И пасть… Ведь я… король…
Голос Ская затих, он склонил голову вновь. Лишь прерывистое дыхание и тихие всхлипы слышала Блум.
У Сати надрывалось сердце столь сильно, что она едва слышала собственные мысли за звоном, стоящим в ушах. Её любимый омега, дорогой человек страдает. Прямо перед ней, в её покоях, он склонился, сжался на полу и тихо всхлипывает. А она ничего не изменит! Она ничего не может сделать! Лишь навсегда остаться рядом с ним…
«Возможно, это поможет ему немного оправиться от боли…»
— Скай, — начала леди-альфа осторожно, — пусть сущностью ты и омега, и течка не позволила тебе мыслить здраво и управлять своим сильным телом свободно как прежде, но внутри — характером и своей удивительной силой, и мудростью, что хранят твои руки, твой разум, а твоё крепкое тело — выносливость… Ты самый настоящий альфа! Нет, — Блум с улыбкой помотала головой, замечая короткий взгляд Ская на себе. Он слушает её. — Ты король. И ни к единому фенотипу и генотипу не принадлежишь! Ты — восхитительный!
Сатофа говорила и говорила, легко подбирая ласковые слова. Она лишь изредка сохраняла зрительный контакт, чтобы испуганного омегу не беспокоить и своих истинных эмоций боли не выдать его чуткому, пусть и застланному слезами, взору короля.
Но если бы Блум могла различить эмоции на лице омеги, она бы запнулась посреди своей речи и слова не позволила бы себе более проронить. Потому что отчаяние было стёрто в порошок под полыхающим гневом. И ярость выплеснулась тирадой на Блум.
— Внутри?! И какая к дьяволу разница, какой я внутри?! — выкрикнул Скай, гневно вскинув руками.
Послышался треск ткани — неаккуратно подвязанные шелковые ленты хрупкого одеяния наложника были разорваны. Пологи набедренной пастельной набедренной повязки скользнули с бёдер омеги.
Сатофа обомлела — что за жуткие отметины жадных поцелуев! Плечи, шея, грудь, живот… ноги… Прежде ни единый наложник не имел столь много красных пятен по всему телу после ночи, проведённой с Владыкой!
«Но и… ни единый малыш не стонал в слезах, испытывая ужас, панику и неистовый гнев, едва вернувшись в гарем…»
— Да у тебя всё на лице написано, Блум! Все вы видите во мне лишь второсортного омегу! Лишь способного ноги раздвигать перед Его Великолепием! А ты просто исполняешь свою работу и пытаешься меня успокоить! Иначе голова тебе с плеч, если я ненароком глотку себе проткну в отчаянии!
Сатофа не удержалась на ногах и рухнула на ковёр. Она поверить не могла, что слышит от Ская подобные слова!
— Скай… Я так не считаю! Ты дорог мне! — обронила леди-альфа, подбираясь с пола.
— Как и все сто пятьдесят пустоголовых наложников! — вскинул рукой Скай на дверь. А ведь омега и позабыл, что не существует ни в гареме ни где-либо ещё столь великолепной звукоизоляции, чтобы уже пробудившиеся любопытные на сплетни наложники не услышали его криков. — Но я не такой, как они! Я не желаю стелиться пред Его омерзительным Высочеством! Я желаю лишь вонзить в его грудь столовый нож, вновь оказавшись на ужине в его покоях! Я хочу почувствовать на своих руках его горячую кровь! И увидеть предсмертную агонию!
— Скай! — вскрикнула Сатофа в ужасе слышимых ею слов. — Прекрати! Не говори таких слов! — взмолилась леди-альфа.
Скай… ни разу не шутил. И мнение его об альфе, что оставил яркую метку на его шее, не изменилось, сколь сильна не была природой заложена связь и взаимопонимание между парами. Но ведь это укус! Не обманывает Блум зрение, и сам Скай это подтвердил единым обронённым «да» — на его шее жестоко разодранная метка Валтора! И Скай…
«Скай оказался столь силён, что не подчиняется природе сущностей. Он не отказывается от своих устоев и принципов. От мести. Нет! Жажда смерти того, кто разрушил его королевство, отныне в стократ сильнее! — от восхищённого взора Сатофы Скай собственной слюной поперхнулся и закашлялся — с чего бы Сати так посмотрела на него? Он точно в её глазах видел радостное ошеломление. И… чуточку благоговения, ощущение которого, как потерянный павший король, он позабыл. — Скай… Ты… столь прекрасен… Как бы я хотела быть похожей на тебя».
Голос Ская затих.
— И каков же я внутри? — обронил омега, скрипнув зубами. — Альфа? Какой ещё альфа? Король? Нет… далеко не монарх. Всегда из себя сильный и смелый… А при первых признаках течки я утратил всю силу, какой я добивался свои двадцать лет, и возжелал, чтобы ненавистный альфа, самый ужасный на всём свете белом человек… коснулся меня, забрал мою невинность и… сильным укусом в шею сделал навеки своим омегой. Я действительно этого хотел, лишь течка затуманила мой чистый разум…
Скай в отчаянии замотал головой, сжимая веки, не желая более видеть этот терзающий его мир.
— Я в мгновение лишился гордости короля, полного мудрости и знаний разума, всей своей большой силы, коей я добивался годами! Я отбросил всё и прильнул к нему в объятьях! Я позволил ему коснуться себя! Я испытывал удовольствие от прикосновений рук того, кого ненавижу больше жизни, какой сейчас живу! Я забыл о пережитом горестном прошлом, о невыносимом настоящем… о самом себе запамятовал! И поддался ему! Как я мог так низко пасть? Сатофа…
Отныне Блум не сомневалась ни минуты. Леди-альфа вернула прежнюю уверенность и расставила приоритеты вновь. Ведь теперь она знала всю истинность возникшей ситуации и могла на неё повлиять. И своего милого любимого омегу… успокоить.
— Нет, Скай… Именно — твой чистый разум. Твоё сознание как истинного короля, твоя значительная сила, превышающая даже мощь мускулов альф, твоя духовная воля, — Сатофа нежно коснулась ладонью скулы омеги, скользнула пальчиками на шею. И тут же ощутила судорогу, скользнувшую по напряжённому телу Ская. Немедля руку она убрала — шея его изранена жестоким укусом Валтора и… возможно, следами от ногтей… глубокими болезненными царапинами…
Блум коснулась подбородка омеги и приподняла его бледное заплаканное лицо. Гнева в его потускневших небесных глазах она не видела — лишь бескрайняя грусть в них отражалась.
— Течка — особенное время для омег, — мягко продолжала леди-альфа. — Ранее ты испытывал симптомы лишь частично, возможно, это потому что таково твоё отклонение, природная сущность твоего организма, и этого не изменить. Но испытав глубокое моральное потрясение, вновь пришедшая течка сотрясла тебя в сильнейшем желании ощутить прикосновение альфы. И противиться этому невозможно. Даже столь сильному человеку. Поверь мне, об этом, как гаремской леди, мне известно всё. Пусть твой случай довольно редок, но он случается.
— Но… что мне теперь делать? — всхлипнул растерянный омега, простирая руки к леди-альфе. — Блум… помоги… Я не могу поверить, что это произошло… Неужели отныне я буду принадлежать Валтору? Хотя я… и до этого… был закован его цепями…
В тихом стоне Скай согнулся, обхватывая себя руками. Скользнули с плеч его золотистые локоны — столь много запаха его истинного альфы отныне запуталось в его волосах… Болезненно дёрнувшись, омега надавил дрожащей рукой на следы укуса. И согнув пальцы тут же дёрнул ладонью вниз. Из-под содранных корочек немедля потекла крупными каплями кровь, огибая его ключицы, стекая по груди, окропляя разорванные ткани шелкового одеяния.
Он испытывал гнев, он был в ужасе, он бился в панике. Он пребывал в невыносимом страхе. Вновь и вновь в его разуме возникла прошедшая ночь, снова и снова Скай ощущал своё тело в пламени течки и содрогался от слёз, едва вновь столь ярко ощущал жадные объятья Валтора.
Его поцелуи, его прикосновения, его умелые руки касаются его горячей кожи, взмокшей от пота. Его запах до сих пор, даже теперь, когда омега покинул дворец и вернулся в свободный от приторных тяжёлых ароматов альф гарем, стены которого полнятся шлейфом свежести весенней природы омег-наложников, дурманил Ская, и казалось омеге, что он вот-вот утратит сознание.
И… метка. Разорванный ошейник наложника, сильный и безумно болезненный укус альфы пронзил тело омеги странным ранее неведомым ощущением. И цепи натянулись, пытаясь задушить Ская всё сильнее, с каждым его движением, что пытается омега совершить, отступая от своего альфы Валтора. Коего Скаю отныне позволено величать своим?..
«Как бы мне хотелось… — Скай всхлипнул, утирая поредевшие слёзы. — Чтобы всё это было лишь кошмарным сном».
Сквозь боль и отчаяние коснулось омеги нежное благоухание розы. Тонкие пальчики леди-альфы обгладили его дрожащие плечи и прижали Ская к мягкой женской груди. Сначала омега заволновался, испугался — а вдруг, только он вдохнёт аромат другой альфы, его постигнет отторжение? И больше он не сможет быть рядом с любимой Блум? Но по-прежнему запах Сатофы обволакивал его тёплым одеялом и привносил немного спокойствия в его истерзанную душу. Всё, как и всегда, ничего не изменилось. Лишь отныне на грани полностью занятого, отвлечённого иными мыслями сознания Ская, маячит назойливо более сильный альфа, чей укус сковывает болью ран его шею.
Скай прильнул к Блум, обнимая её крепко за талию, скользнув руками по тонкому шелку ночной рубашки, утыкаясь лицом в её мягкую грудь. Возжелал он своими сильными мужскими руками держать эту нежную леди-розу в своих объятьях всегда. И быть окутанным лаской, чувствуя нежные поглаживания её тонкой тёплой ладони на своих волосах. Ощущать своими пальцами, испещрёнными мозолями от грубого эфеса клинка, шёлк не одежды — её персиковой блестящей кожи, тронутой палящим солнцем Сандории. И однажды, волшебной летней ночью, выдыхать жар охватившей течки и, ощущая ласку прикосновений леди-альфы, дрогнуть от сильного укуса её острых зубок на своей шее, издав хриплый стон наслаждения…
Блум… А не проклятого Валтора!
Те же мысли посещали и разум глубоко поражённой печалью Сатофы. Её прекрасный омега, лучший человек в мирах, и магию утративших, и по-прежнему вдыхающих энергию волшебства, оказался украден. Альфой, что сильнее её. Альфой, что повелевает ею. И как бы смела не была Блум, сколь яро не метались в ней инстинкты влюбленной в своего омегу альфы, она не могла выйти на бой с Валтором. Чистым разумом она понимала, насколько он силён — ни магией, ни физическим развитием. Не было разницы в их половой принадлежности — женщине и мужчине. Валтор в несколько крат сильнее Блум своей духовной силой, ведь единым взором и толикой давящего запаха феромонов он подчиняет себе любого самого строптивого альфу. Но…
Не этого, казалось бы, простого нежного слабого омегу. Раз за разом не удавалось Валтору сломить Ская. И даже теперь, когда тело его и сущность скованы меткой, омега рвётся прочь всеми имеющимися у него силами.
«Он… невероятный человек…»
Возможно, никогда Блум не превзойдёт своего противника, но стереть с нежной испещрённой следами жестоких поцелуев кожи эту кривую метку от острых зубов Владыки она желает всей душой. Однажды она подарит своему золотому омеге с небесами в глазах безмятежное счастье и заставит его навеки позабыть о той боли, что Валтор ему принёс своими злодеяниями, разрушением родного мира и насильственным подчинением. Она всегда будет рядом, будет держать Ская в объятьях и сама нежится у его груди, ощущая его сильные руки на своих плечах.
Блум немного отстранилась и ласково коснулась лица милого омеги. Тонкие пальчики леди-розы мягко провели по изгибу шеи, подбородка и нежно погладили щёки небесного юноши с удивительной силой тела, разума и воли. Лицо его по-прежнему искажала печаль, в потускневших голубых глазах искрами аметиста мерцала тревога и боль. Скай смотрел на Блум, не обронив более ни слова, и ничего не ожидал. Лишь Сатофа прочла по его тонкому ослабшему аромату просьбу помочь. Мольбу о защите. Желание остаться рядом… с ней.
С ней! А не с избранным его сущностью омеги альфой Валтором!
Показалось Блум, что сердце её запело. И леди-альфа счастливо заулыбалась, чем и настроение омеги приподняла.
— Ты спрашиваешь, как поступить теперь? Для начала стоит успокоиться и провести тщательное омовение — это очистит твоё тело и поможет расслабиться, — ласково произнесла Блум, приподнимаясь с пола. И коснувшись руки Ская, потянула омегу за собой. Взора он не отрывал от леди-розы, и сколь много доверия Блум видела в его глазах и ощущала в едином его прерывистом от слабости дыхании. — А после мы устроим чаепитие с печеньем! А то знаю толк в сладостях, уж поверь мне!