Лань Ванцзи, конечно же, знал об их семейной непереносимости алкоголя. У всех она проявлялась по-своему: отец, выпив, моментально засыпал и мог проспать целые сутки, дяде становилось плохо с сердцем. Брат никогда не рассказывал, как влияет на него алкоголь, Ванцзи знал лишь, что Сичэнь никогда не позволяет себе больше одного бокала некрепкого вина даже на самых крупных праздниках. А сам Лань Ванцзи даже не мог точно сказать, что он делает во хмелю, поскольку никогда не помнил о случившемся, стоило ему только протрезветь, но брат говорил, что он будто превращается в ребёнка. Лань Ванцзи мог вспомнить произошедшее лишь смутно, без деталей, и только в том случае, если ему подробно рассказывали об этом.
Чего Лань Ванцзи не знал, так это того, что ему достаточно лишь пары глотков шампанского.
Он ощутил сладкий привкус на языке, закашлялся от жгучих пузырьков в горле, в груди стало странно-горячо, а потом этот жар резко растёкся по всему телу, и сознание словно померкло. Очнувшись, словно кто-то резко выдернул его из темноты, Лань Ванцзи увидел перед собой монитор и танцующих подростков. А-Юань. Тепло в груди от мыслей о нём было иным, согревающим и приятным.
А потом Лань Ванцзи услышал голос Вэй Усяня.
«Я бы хотел такого сына, как А-Юань».
Лань Ванцзи почувствовал, будто из тепла его выставили совсем нагим на жгучий мороз, сердце пронзило острой болью и тревогой, а на языке вместо сладости шампанского появился невероятно горький привкус, который нельзя было сравнить ни с одним целебным отваром его дядюшки.
Вэй Усянь хотел бы, чтобы А-Юань был его сыном. А А-Юаню нравился учитель Вэй.
Тревога стирала любые разумные мысли, выуживала из подсознания запрятанные страхи и сомнения, бросая их в глаза кричащими транспарантами. У Лань Ванцзи странная семья, он холоден и не умеет общаться с людьми. Да, А-Юань, кажется, любит его, но… но… У Вэй Усяня было больше. У него большая и любящая семья, хоть и не родная. Он дружелюбен и весел, а ещё он понимает, каково это – не иметь кровной родни. Но самое главное, что было у него, это его опыт. Опыт общения с детьми, опыт воспитания детей – у него ведь есть приёмный племянник. Все только и говорили, как Вэй Усяня любят дети, он действительно понимал их и умел с ними взаимодействовать. Он казался легкомысленным и безответственным, но, тем не менее, у него была работа, у него было жильё, и ему доверяли детей – как подростков, так и малышей.
Если спросить, кому из них двоих лучше воспитывать ребёнка, разве кто-то выберет нелюдимого и отстранённого Лань Ванцзи, который не имеет ни интересов, ни хобби, которому не нравится практически никто и ничто, что его окружает?
Нет. Конечно, нет. Лань Ванцзи бы себя никогда не выбрал. Вэй Усянь раздражал его всем своим существом, но он был живым и ярким, полным надежд и устремлений. Если бы Лань Ванцзи был ребёнком, он бы выбрал такого отца, как Вэй Усянь, а не такого, как он сам.
И, если А-Юань будет выбирать, он тоже выберет Вэй Усяня.
Лань Ванцзи, который прожил все годы после диплома в глухой ненависти к себе, к своей работе, одержимый лишь одной светлой мыслью – заботой об А-Юане – оказался один на один с жуткой мыслью, что всё это было напрасно, что он не заслуживает А-Юаня, и они никогда не смогут стать одной семьёй.
Нет, он не мог этого позволить! Всё его тело сковало паникой, он едва мог дышать, и лишь одна мысль заставляла его сердце продолжать биться: он ни за что не отдаст сына! Он будто ослеп и оглох, чей-то громкий голос доносился словно сквозь толщу воды, перед глазами всё плыло, и чётко Лань Ванцзи видел лишь горящие алым буквы: «Никто не отнимет у меня А-Юаня!».
Резкая и совершенно неожиданная вспышка боли пронзила его, и пятна перед глазами вдруг обрели ясные очертания, а звуки обрушились на него болезненным шумом.
− Лань Чжань, ты слышишь меня?
Лань Ванцзи различил, наконец, лицо Вэй Усяня перед собой, это он говорил, Лань Ванцзи слышал его и кивнул. Прохладные пальцы крепко и как-то бережно держали лицо Лань Ванцзи, а голос Вэй Усяня, непривычно серьёзный и твёрдый, уверял, что не заберёт у него А-Юаня. Не заберёт. Лань Ванцзи мысленно ухватился за эти слова, это обещание. Вэй Усянь велел ему дышать, и он дышал, велел выпить воды, и он пил, пока его напряжение, заставляющее тело дрожать от беспомощности и страха, наконец, не лопнуло, и он не смог хоть немного расслабиться, обессиленный внезапным помутнением.
Вэй Усянь что-то спросил, кажется, про то, когда он пришёл в себя, и Лань Ванцзи ответил. А потом пришёл брат. В его, Лань Ванцзи, любимой светлой толстовке и с его рабочим фотоаппаратом. Короткая паническая мысль «Работа!» искрой мелькнула в сознании и тут же растворилась в пучине бесконечной усталости. Брат спросил, всё ли в порядке, и Вэй Усянь вдруг ответил неожиданно резко, объясняя, и назвал Лань Ванцзи по его вежливому имени.
«Не «Лань Чжань»?»
Лань Ванцзи вскинул голову и посмотрел на Вэй Усяня. Тот, не глядя, попрощался и ушёл. Лань Ванцзи не понимал, в чём дело, ведь до панической атаки они, кажется, нормально разговаривали? Неужели Вэй Ину настолько неприятно? Или… Или Лань Ванцзи что-то сказал или сделал, пока был нетрезв или не в себе, что могло его обидеть? Что? Что он сделал?
– Ванцзи, что случилось? – Брат, конечно, ждал объяснений.
– Не знаю… – честно и немного растерянно ответил Лань Ванцзи. – Я не помню. Кажется, мы просто разговаривали.
Обеспокоенный взгляд Лань Сичэня, скользивший по его лицу, вдруг задержался на его губах.
− Ванцзи… У тебя кровь.
Рука Лань Ванцзи взметнулась к губам: на пальцах осталось совсем немного крови. Он коснулся ранки языком, ощущая солёно-металлический вкус, губа слегка саднила и пульсировала.
− Ванцзи, вы что, целовались?
Лань Ванцзи поднял на брата растерянный взгляд. Целовались? Почему? С чего он так решил? Разве Лань Ванцзи выглядит, как человек, который только что целовался? И как вообще должен выглядеть человек после поцелуя? Да и с чего бы он стал целоваться с Вэй Усянем? Они ведь едва общаются, неужели всё дело в алкоголе? Брат молча наблюдал за его мучительными размышлениями, единственный, кто был способен прочитать хоть что-то по его безэмоциональному лицу. Лань Ванцзи припомнил резкую боль, которая вытащила его сознание из помутнения.
− Нет, − ответил, наконец, Лань Ванцзи. – Я думаю, он укусил меня, чтобы привести в чувство во время панической атаки. Наверное, у него не было другого выхода, потому что я не мог его услышать.
Лань Сичэнь покачал головой, Лань Ванцзи прочитал в его взгляде невысказанный вопрос «Неужели не было другого способа?» и промолчал. Может быть, и правда не было? Он совершенно не помнил, что происходило за пределами его сознания в момент паники, что же он натворил? Накричал на Вэй Усяня? Ударил его?
− Ванцзи, паническая атака – это очень серьёзно. Что её вообще спровоцировало?
Его собственные бесконечные сомнения в себе самом, вот что.
− Вэй Ин говорил про А-Юаня, и я неверно его понял. Мне показалось, он хочет забрать его себе. Это не так.
Лань Ванцзи было неловко говорить эту правду. Какими бы сильными ни были его страхи, как бы велико ни было его желание, нормальный человек не должен реагировать так. Ведь Вэй Усянь действительно не сказал ничего такого. Лань Ванцзи постарался вспомнить подробности и прокрутил в голове всё сказанное, в той фразе не было и намёка на то, что Вэй Ин хотел забрать ребёнка себе. Но Лань Ванцзи, чей разум был замутнён после алкоголя, воспринял его слова как угрозу. И… сделал что-то, что задело Вэй Усяня.
− Я найду его, − сказал Лань Сичэнь. – Когда я оставлял тебя с ним, он обещал, что присмотрит за тобой и не навредит тебе.
Лань Ванцзи посмотрел на свои руки: пальцы до сих пор подрагивали от напряжения, будто… будто что? Что он сделал? Почему Вэй Усяню не оставалось ничего, кроме как укусить его?
− Я не думаю, что он мне навредил, − тихо проговорил Лань Ванцзи. – Я боюсь, что это я навредил. Я не помню, что делал. И должен сам это узнать. Я поговорю с ним завтра.
− Ванцзи…
− Я должен, − Лань Ванцзи поднял голову и твёрдо посмотрел на старшего брата. – Я знаю, что виноват. В любом случае, мне не следовало пить на работе.
Назавтра Лань Ванцзи хотел поговорить с Вэй Усянем до репетиции, но дядя, будто прознав, что накануне весь коллектив ДК устроил внеплановый несогласованный корпоратив в рабочее время (а может быть, он действительно знал наверняка), завалил всех работой, и Лань Ванцзи едва сумел вырваться за десять минут до пяти, чтобы встретить А-Юаня.
Из репетиционного зала «Плывущих облаков» доносились звуки флейты: Вэй Усянь уже был там и играл что-то незнакомое. В пятницу рабочий день заканчивался на час раньше, и Лань Ванцзи, проводив А-Юаня, сел на скамейку в предбаннике между коридором и залом. Он слышал, как что-то воодушевлённо рассказывает Вэй Усянь, что-то добавляет госпожа Баошань, слышал полные интереса голоса подростков, но не вслушивался в содержание, погружённый в свои полные волнения мысли.
А потом снова заиграла флейта, её звуки были резкими, местами даже неприятными, похожими на потусторонние завывания – но при этом удивительно слаженными. Наверное, они готовили номер к Хэллоуину, догадался Лань Ванцзи. Эта музыка разжигала страх и тревогу, и Лань Ванцзи, сжав пальцы, глубоко задышал. Ему не нравилась мелодия, не нравились собственные мысли, он боялся, что, выйдя из зала, Вэй Усянь посмотрит на него и даже не станет разговаривать.
Когда репетиция закончилась, Лань Ванцзи снова увидел А-Юаня: мальчик вышел с горящими энтузиазмом глазами.
− А-Юань, у вас новый номер? – поинтересовался Лань Ванцзи.
− Секретный номер, − широко улыбнулся А-Юань. – У учителя Вэя потрясающая идея.
− Он тоже будет выступать?
− Не знаю, он не говорил. Пока только аккомпанирует, госпожа Баошань говорит, что у него настоящий музыкальный талант. Он эту музыку всего неделю назад придумал.
− Верю. А-Юань, ты подождёшь меня внизу? – попросил Лань Ванцзи, заметив, что все ученики уже вышли: Вэй Усянь ещё оставался в зале, что-то обсуждая с госпожой Баошань. – Нам с господином Вэем нужно поговорить.
− Конечно, − улыбнулся А-Юань.
Наконец, Вэй Усянь тоже вышел из зала, как обычно, с искрящейся на лице улыбкой. Но, увидев Лань Ванцзи, он замер и перестал улыбаться. Лань Ванцзи показалось, будто ему в грудь воткнули иглу. Тем не менее, Вэй Усянь всё же к нему подошёл. Не сбежал.
− Где будем говорить? – сразу, без приветствия, спросил он.
− … − Лань Ванцзи был так сбит с толку столь непривычно холодным приёмом, что даже не сразу ответил. – В моём кабинете. Но… если тебе неприятно там находиться после того, что случилось вчера, можем найти другое место.
− Всё равно. Кабинет, так кабинет, − Вэй Усянь пожал плечами и поправил рукава пиджака.
Чувствуя, как внутри начинает ворочаться что-то холодное и скользкое, Лань Ванцзи отпёр дверь редакционно-издательского отдела и пропустил Вэй Усяня. Тот вошёл, пряча руки в рукавах, помялся, потом прислонился бедром к шкафу – не к столу, как прежде. Всё было не так, как прежде. Он не улыбался, не дразнился, даже… даже не называл его по первому имени. Лань Ванцзи встал посреди кабинета, не зная, куда себя деть и с чего начать.
− Лань Чжа… Ванцзи, я… мне очень жаль, что вчера всё так вышло, − замявшись, опередил его Вэй Усянь. Он смотрел не в глаза, как прежде, даже не в лицо, а только на руки. – Мне и правда не следовало уговаривать тебя выпить, ты же сказал, что не пьёшь, а я настоял. Прости. И за то, что заговорил об А-Юане, тоже. Я ляпнул, не подумав, мог бы догадаться, что, раз он сирота, и вы вместе, это не просто так. Поверь, я даже не думал об усыновлении и не собираюсь, какие мне дети, я даже кошелёк с собой забываю взять. Так что можешь не волноваться.
Выговорившись, Вэй Усянь замолчал и снова нервно одёрнул рукава.
Почему он исправился? Лань Ванцзи не нравилось, как бесцеремонно к нему обращался Вэй Усянь, но он уже почти привык. Почему не смотрит? Что случилось?
− Вэй Ин. Я взрослый человек, и в том, что я согласился выпить, только я виноват. Я знал, что плохо переношу алкоголь, но не знал, что настолько. И про А-Юаня… ты не сказал ничего, чтобы я так реагировал. Я прошу прощения.
− Не надо! – Вэй Усянь замахал руками. – Ты ведь не специально. Ты явно любишь этого мальчика, неудивительно, что тебе так показалось. Прости, что я сбежал вчера, ладно? Я просто испугался, никогда с таким не сталкивался.
Он говорил как будто так же беззаботно, как и прежде, но по-прежнему не смотрел в глаза и выглядел странно. Решившись, Лань Ванцзи спросил:
− Вэй Ин… Что я вчера сделал, пока был нетрезв?
− Ты правда не помнишь? – Вэй Усянь, наконец, поднял взгляд и посмотрел на него, но взгляд серых глаз оставался нечитаемым.
− Нет. Это одно из свойств моей непереносимости. Я никогда не помню того, что делал во хмелю, − со стыдом признался Лань Ванцзи. – Я… сделал что-то плохое?
− О, нет, вовсе нет! – замотал головой Вэй Усянь. – Ну, сначала ты попытался удрать, чтобы пойти фотографировать концерт. Хорошо, что твой брат меня предупредил, и я запер дверь. Потом я посадил тебя смотреть концерт, и мы немного поболтали.
− О чём мы говорили?
− Да ни о чём. О ерунде. Например, что ты любишь серый цвет. И голубой. И ещё кроликов, − Вэй Усянь впервые улыбнулся с того момента, как увидел сегодня Лань Ванцзи. – Я тоже люблю кроликов, они вкусные. Ладно, опять я несу вздор, прости. В общем, ничего такого. Никаких секретов я у тебя не выведал, честно-честно! – Он даже снова замахал руками для пущей убедительности.
И всё же, Лань Ванцзи, который никогда не понимал и не чувствовал людей, не покидало ощущение, что что-то не так. Разве Вэй Усянь вёл бы себя так, если всё было в порядке? Вэй Усянь, который с первого же сообщения вёл себя абсолютно неподобающе, раздражая Лань Ванцзи?
От слишком активных взмахов рукава пиджака Вэй Усяня слегка задрались, и Лань Ванцзи мельком увидел цветные пятна на его запястьях. Наверное, он снова рисовал, подумал Лань Ванцзи, но Вэй Усянь, увидев, куда он смотрит, неожиданно нахмурился и снова натянул рукава чуть ли не до костяшек, нервно и резко, будто не хотел, чтобы кто-то видел его руки.
− В общем, прости ещё раз, я пойду, − прежним невесёлым голосом сказал Вэй Усянь и повернулся, чтобы уйти.
В каком-то слепом порыве Лань Ванцзи шагнул к нему и схватил его за руку.
− Ай! – вскрикнул Вэй Усянь, выдернул руку из его пальцев и отскочил, ударившись об угол шкафа, снова вскрикнул и принялся яростно тереть ушибленное плечо.
Лань Ванцзи застыл. Такая реакция… он и правда сделал вчера что-то не то. Те пятна краски на коже… Лань Ванцзи снова шагнул к нему, но на этот раз взял Вэй Усяня за руку осторожно, едва касаясь, задрал рукав и оторопел. На тонком запястье расцветали синяки, сине-фиолетовые отпечатки крупных пальцев. Вторая рука выглядела не лучше. Ощущая фантомное покалывание в ладонях, Лань Ванцзи обхватил его запястья и увидел, что его собственные пальцы идеально повторяют отметины. Вэй Усянь вздрогнул, его зрачки расширились, и Лань Ванцзи отшатнулся, в ужасе уставившись на него.
Это были его, Лань Ванцзи, руки. Вот что он сделал вчера, вот почему Вэй Усянь так себя ведёт. Ему не неприятно, он просто-напросто боится Лань Ванцзи и имеет все на то основания. Лань Ванцзи действительно навредил ему, причинил боль. Сичэнь хотел защитить Лань Ванцзи, а надо было защищать от него.
Чудовище. Какое же он чудовище. Если он способен на такое…
Вэй Усянь грубо встряхнул его за плечи.
− А ну, прекрати! – прикрикнул он. – Ты не виноват, слышишь?
− Как? – голос Лань Ванцзи задрожал. – Как ты можешь оправдывать такое?
− Лань Чжань, у тебя была паническая атака. Ты этого не хотел, и я тебя совершенно не виню, − твёрдо сказал Вэй Усянь и тут же усмехнулся одним уголком губ. – Прости, что шарахнулся, я просто ещё не свыкся с мыслью, что твои руки не только красивые и умелые, но ещё и очень сильные.
− Вэй Ин, тому, что я сделал, нет оправданий. Мои ментальные проблемы не должны вредить другим.
− Ну, с этим уже не ко мне, а к психотерапевту, я всё сказал – я тебя виноватым не считаю, − пожал плечами Вэй Усянь. – С тобой раньше такое бывало?
− Нет, − помотал головой Лань Ванцзи.
− Ну, вот видишь. Никто не умер, это всего лишь синяки, а мне надо следить за языком, − фыркнул Вэй Усянь. – Но не переживай, больше я тебя доставать не буду. И, кстати об этом, за это тоже прости, ладно?
− За что? – тупо спросил Лань Ванцзи.
− За то, что приставал к тебе всё это время. Мог бы, кстати, сразу сказать, что тебе нравится Мянь-Мянь, я бы сразу отстал, но это тоже не твоя вина, что я со всеми веду себя так легкомысленно.
− Когда я такое сказал?
− Что тебе нравится Мянь-Мянь? Вчера, когда был пьян. Я спросил, а ты ответил. Так что поздравляю с помолвкой, − Вэй Усянь неискренне улыбнулся. – Я обещаю, больше я к тебе не подойду со своими глупостями.
Он махнул ему рукой и скрылся.
Совершенно сбитый с толку, Лань Ванцзи сел, уставившись на закрывшуюся дверь.
Причём здесь Ло Цинъян? Какая помолвка?
Наверное, Вэй Усянь просто не хотел его расстраивать ещё больше своим испугом, подумал Лань Ванцзи, вот и нашёл отговорку. Или провоцировать? Ведь от осознания того, что он себя не контролировал и мог покалечить человека, Лань Ванцзи снова едва не сорвался в панику, и Вэй Усянь это заметил. Он наверняка боится, что Лань Ванцзи снова что-нибудь ему сделает, и он уже не отделается простыми синяками.
Ужасная мысль посетила его голову: а как он может оставаться один с А-Юанем и рассчитывать стать отцом, если он может вот так потерять контроль и кому-нибудь навредить? Что, если он навредит А-Юаню?!
− Ванцзи? Вы поговорили? – Лань Ванцзи, охваченный тревогой, даже не услышал, как вошёл брат.
Срывающимся голосом Лань Ванцзи рассказал ему о случившемся, о том, как чуть не сломал руки Вэй Усяню, о том, что теперь боится подвергнуть риску ребёнка. Он говорил, уставившись на свои сильные руки, которые были способны сломать человеку кость, и боялся посмотреть в лицо старшего брата и увидеть на нём отвращение и разочарование. Хоть они с Сичэнем и несколько отдалились друг от друга в последние годы, он всё ещё оставался одним из двух самых близких Лань Ванцзи людей, не считая А-Юаня, которым он мог доверить свои переживания. Лань Сичэнь неоднократно советовал ему попробовать начать психотерапию, если его что-то так беспокоит, но Лань Ванцзи даже близким людям открывался с трудом, как он мог вот так рассказать что-то абсолютно чужому человеку, пусть это и его работа?
− У тебя ведь наедине с А-Юанем никогда подобного не случалось, − осторожно напомнил ему Лань Сичэнь.
Лань Ванцзи всё-таки посмотрел на брата: на лице того было лишь беспокойство. Нет, конечно, нет. Даже в те редкие моменты, когда Лань Ванцзи оказывался бессилен перед своими сомнениями и тревогой в присутствии А-Юаня, он никогда не позволял им выйти наружу и огорчить мальчика. А-Юань вообще обычно действовал на него успокаивающе, смягчая его сердце и рассеивая скопившееся раздражение.
− Ванцзи, я знаю, ты ни за что не пойдёшь к психотерапевту, потому что не сможешь довериться постороннему человеку, − вздохнув, сказал Лань Сичэнь. – И я не специалист, но, мне кажется, постоянно держа всё в себе, ты никому не делаешь лучше. Особенно себе. Ты ведь понимаешь, что срывы чаще всего бывают именно от накопившегося стресса и эмоций?
− Понимаю. Но…
− Поговори с А-Юанем, − не дав ему сказать, предложил Сичэнь. – Он давно уже не малыш, каким ты его встретил. Спроси его прямо, хочет ли он стать твоим сыном, считает ли он тебя достаточно хорошим для отцовства.
Разумеется, брат был прав, прямой вопрос и такой же прямой ответ разрешили бы все сомнения. Да − значит, да, нет − значит, нет. А-Юаню всё равно однажды зададут этот вопрос, ведь всех усыновляемых детей старше десяти лет спрашивают, хотят они в эту семью или нет. Проблема была в том, что Лань Ванцзи так сильно боялся задать этот вопрос и услышать «нет», что они никогда это не обсуждали. Всё как-то происходило само собой, Лань Ванцзи спрашивал, хочет ли А-Юань, чтобы его проводили, или пойти куда-нибудь, или купить что-нибудь, учил его не стесняться просить. И А-Юань всегда соглашался, но что если он делал это не потому, что так сильно хотел стать семьёй Лань Ванцзи, а просто потому что он добрый мальчик, которому слишком неловко отказывать? Лань Ванцзи боялся этого всем своим нутром и оттягивал момент, когда придётся задать этот вопрос и услышать на него ответ.
Но Сичэнь действительно был прав, лучше было узнать это сейчас, пока ещё не слишком поздно. Пока Лань Ванцзи не натворил что-нибудь похуже, чем прошлым вечером.
− Хороший рисунок, − сказал вдруг Лань Сичэнь. Лань Ванцзи посмотрел на него: брат держал в руках обычную бумагу для принтера и улыбался. – Нечасто я тебя таким вижу. Таким… беззащитным.
Он протянул листок младшему брату, и в аккуратных чётких штрихах карандаша Лань Ванцзи узнал себя. Он спал, сложив руки на коленях, пряди длинных волос мягко спадали на плечи, губы были слегка приоткрыты. Лань Ванцзи не любил своё холодное и неподвижное, как у статуи, лицо, свои чуть ссутуленные широкие плечи и слишком большие кисти рук, он всегда казался себе угловатым и нескладным, словно так и не вырос, как положено. Но на этом рисунке, кажется, он выглядел… красивым?
Вэй Усянь считал его красивым. И много раз об этом говорил. И наверняка, как сказала Ло Цинъян, донимал его без злого умысла, просто он был такой человек – легкомысленный и общительный. А он, Лань Ванцзи, причинил ему боль.
Лань Ванцзи нахмурился, положил листок на свой стол и вышел из кабинета вслед за братом. А-Юань ждал его внизу, худые ноги в потрёпанных белых кроссовках тихонько выстукивали ритм по мраморному полу. Увидев Лань Ванцзи, А-Юань улыбнулся было, но всмотрелся в его лицо и спросил:
− Господин Лань, что-то случилось?
Решать всё разом, так решать, подумал Лань Ванцзи. Он не хотел говорить на эту тему в Доме культуры, где с ним ничего хорошего, кроме А-Юаня, не случалось, но, в сущности, так уж ли это было важно? Важен был только А-Юань, и Лань Ванцзи сел рядом с ним на мягкий диванчик, где обычно родители ожидали малышей из младших групп коллективов.
− А-Юань, могу я задать тебе один очень важный вопрос? – медленно проговорил Лань Ванцзи, всё ещё не решаясь спросить резко и сразу. – Мы никогда это не обсуждали, и я никогда не спрашивал.
− Конечно, − немного удивился А-Юань.
− А-Юань… − Лань Ванцзи глубоко вдохнул и выпалил: − Ты хочешь, чтобы я стал твоим отцом? Чтобы такой человек, как я, стал твоим отцом?
А-Юань широко раскрыл глаза, будто слегка оторопев от такого внезапного вопроса. За те несколько секунд, что он молчал, приходя в себя, Лань Ванцзи, кажется, несколько раз внутренне умер. «Сейчас, − подумал Лань Ванцзи. – Сейчас он скажет, что не хочет видеть такого, как я, своей семьёй».
− Я хочу, − твёрдо и серьёзно ответил ему А-Юань. – Не такой человек, как вы, а просто вы. Я хочу, чтобы именно вы были моим отцом.
− У тебя не будет мамы, А-Юань. Не будет большой любящей семьи с праздничными ужинами. Ты правда хочешь этого?
− Господин Лань, вы сомневаетесь в том, что я вас люблю? – тихо спросил А-Юань.
Этот бесхитростный вопрос, эти три слова взорвались в сердце Лань Ванцзи горячим потоком, опьяняющим сильнее, чем любой алкоголь. А-Юань любит его, несмотря на все его очевидные недостатки, и хочет остаться с ним. Лань Ванцзи, дрожа, взял его за плечи.
− Я сомневаюсь только в себе, − ответил он. – В том, что я недостаточно хорош, чтобы быть отцом.
− Почему вы так себя не любите? – прошептал А-Юань.
«Потому что я холодный и скучный человек без нормальной семьи, который не выносит большинство людей. Который не знает, кем ему хочется быть, вообще не знает, чего ему хочется, кроме усыновления и чтобы все остальные оставили его в покое. Который из-за собственных страхов, с которыми не смог совладать, чуть не покалечил человека».
− Вы хороший. И мне не нужна мама и большая семья, если в ней не будет вас, − сказал А-Юань, отвергая все сомнения.
Лань Ванцзи обнял его крепко-крепко, чувствуя, как глаза начинает жечь, А-Юань с готовностью обнял его в ответ. Лань Ванцзи всё ещё не считал себя достаточно хорошим человеком, но главным было то, что таковым его считал А-Юань. И Лань Ванцзи просто обязан им быть.
− Господин Лань, а вы с учителем Вэем поссорились? – спросил вдруг А-Юань, немного глухо из-за того, что уткнулся лицом в грудь мужчины.
− Почему ты так решил?
− Он выглядел расстроенным, когда спускался. Так непривычно… он ведь всегда так много улыбается.
− Я виноват, − признался Лань Ванцзи. – Боюсь, я обидел вашего учителя Вэя.
− Но вы ведь помиритесь, да? – с надеждой спросил А-Юань. – Он тоже хороший, хоть и немного бесцеремонный. Но А-Цин сказала, он всегда такой с теми, кто ему нравится. Чем больше нравится, тем сильнее он дразнится, особенно, если видит реакцию.
С теми, кто нравится? Лань Ванцзи нравился Вэй Усяню?
− Я не знаю, А-Юань, − честно сказал Лань Ванцзи. – Если учитель Вэй простит меня и захочет помириться, то мы помиримся.
− Обязательно простит, − улыбнулся А-Юань, наконец, отстраняясь: ему уже надо было возвращаться в приют. – Разве один хороший человек может не простить другого хорошего человека?
От того, как А-Юань в него верил, считая его хорошим человеком несмотря ни на что, у Лань Ванцзи сжималось сердце. Если… если А-Юань хочет, чтобы он помирился с Вэй Усянем, наверное, стоило попытаться? Выходные Лань Ванцзи провёл, занимаясь делом, в котором он по-настоящему достиг совершенства: в бессмысленном самокопании. Чувство вины за несдержанность и синяки продолжало пожирать его изнутри, так что Лань Ванцзи стал хуже спать: в ночь на субботу ему впервые приснился кошмар, в котором он продолжал сжимать пальцы вокруг тонких запястий под хруст костей и крики.
Второй же мыслью, которая не давала ему покоя, были слова А-Юаня о том, что Вэй Усянь всегда донимает больше всего тех людей, которые ему нравятся. Казалось, наблюдение было верным: Вэй Усянь со всеми вёл себя легкомысленно, но донимал далеко не всех. Да взять хоть четверг, ведь такой человек, как Вэй Усянь, наверняка должен был остаться со всеми на корпоративе и веселиться, но он пошёл именно к Лань Ванцзи. А ещё он приставал к Ло Цинъян, но меньше, и, если подумать, половина того, что он ей говорил, касалась Лань Ванцзи. Он нравился Вэй Усяню? Но в каком смысле? И почему? Чем он, холодный пассивно-агрессивный скучный человек, не раз грубивший в ответ на поддразнивания, мог нравиться такому яркому, громкому и жизнерадостному человеку, как Вэй Усянь?
Внезапно Лань Ванцзи вспомнил, что Вэй Усянь сказал про него и Ло Цинъян. Почему он вообще так решил, на основании только слов, что Лань Ванцзи нравится Мянь-Мянь? Но ведь это было правдой, он мог назвать деву Ло своим единственным другом, было бы странно дружить с человеком, который ему не нравится. Но Вэй Усянь сделал акцент на этом, вдобавок почему-то решив, что они помолвлены. И сказал, что именно по этой причине больше не будет приставать к Лань Ванцзи.
Лань Ванцзи почувствовал жар, приливающий к ушам: значило ли это, что он нравился Вэй Усяню вовсе не в дружеском смысле?!
«Вздор», − подумал Лань Ванцзи. И всё же он совсем не разбирался в таких вещих, ведь ему самому никто никогда не нравился, и он никому никогда не нравился, у него попросту не было опыта, чтобы понять происходящее. Обсуждать такое с братом ему не хотелось, поэтому в понедельник Лань Ванцзи пошёл обедать в учебный отдел, чтобы спросить совета у друга.
Ло Цинъян была не одна: за столом восседал Не Хуайсан, в кои-то веки отложивший свой веер. Одной рукой он орудовал палочками, отправляя ароматные цзяоцзы себе в рот, а второй раскладывал по столу карты таро. Не Хуайсан просто обожал всевозможные гадания, гороскопы, предсказания и прочую антинаучную чепуху, и единственным человеком, с которым он мог поболтать на эту тему, была Ло Цинъян, которая, хоть и не верила во всё это всерьёз, очень любила про это шутить. Всё, что Лань Ванцзи знал из сферы оккультизма, он знал против своей воли из-за этих двоих.
− О, Ванцзи-сюн, давай я тебе погадаю, на чём хочешь, могу на картах, могу на чаинках, − обрадовался Не Хуайсан.
− Не надо, − хмуро отказался Лань Ванцзи. – Ты опять напророчишь мне одинокую старость в окружении сорока кроликов.
− Ах, Ванцзи-сюн, ну, что я могу поделать, если Небеса так говорят, − посетовал Не Хуайсан, переворачивая карты. – Боги любят смелых, а если ты будешь продолжать сидеть у себя один, как сыч, надутый на весь мир, то именно так и будет.
− Отстань от него, Хуайсан, − недовольно сказала Ло Цинъян. – Не отвлекайся, ты должен мне расклад. Лань Чжань, сядь уже, не маячь прекрасной укоризной.
− Тяжёлый день? – поинтересовался Лань Ванцзи, заталкивая свою еду в дряхлую микроволновку учебного отдела, где разогревался весь этаж.
− Как обычно, − Ло Цинъян пожала плечами и подцепила палочками курицу. – Опять онлайн-курсы записывать придётся, ничего нового. Кому вообще нужен видео-курс по полимерной глине от Дома культуры, когда в интернете миллион туториалов?
− Министерству, кому ж ещё, надо же им делать вид, что они не зря получают зарплату, − мудро заметил Не Хуайсан и перевернул последнюю карту. – На, любуйся. Всё у тебя довольно неплохо, но надо больше отдыхать и пропить курс витаминов.
− Ты ещё скажи, что там написано их название и средняя цена в ближайших аптеках.
− Карты сказали, что у тебя небольшое ослабление иммунитета и стресс. Не веришь – иди к терапевту, я же тебе время сэкономил, − хмыкнул Не Хуайсан, собирая карты. – Так что, Ванцзи-сюн, на что тебе расклад сделать? На здоровье, на успех, на любовь, на семью?
− Сказал же – не хочу, − Лань Ванцзи переложил его колоду на подоконник и сел рядом.
− Какой ты скучный, − закатил глаза Не Хуайсан и потянулся за веером. – Тебе не надо ждать старости, чтобы разводить кроликов, можешь начинать прямо сейчас.
− Только если ты это проспонсируешь в полном размере.
− Ужас. Никто не хочет веселиться и пить, зато все хотят меня эксплуатировать, − картинно вздохнул Хуайсан. – Кто из вас кого покусал, ты или Вэй-сюн?
Лань Ванцзи поперхнулся и закашлялся: рис попал не в то горло. Ло Цинъян, глядя на него, сощурила глаза, но обратилась к Хуайсану:
− Ты можешь себе в этой вселенной представить расклад, при котором Лань Чжаню захочется укусить этого дуралея?
− Ну, значит, наоборот, − пожал плечами дизайнер. – Представляешь, Вэй-сюн не пошёл со мной в бар позавчера. А я так надеялся вспомнить студенческие времена, когда мы протаскивали выпивку в общежитие в обход коменданта.
− Ты и так вспомнил студенческие времена, когда в четверг протащил ящик шампанского прямо перед Лань Цижэнем, замаскировав бутылки под кегли для боулинга. Не понимаю, как тебе это удаётся.
− Природный талант, − хихикнул Не Хуайсан. – Ладно, пойду работать, а тот тут никто не ценит мой пророческий дар.
− Иди уже, гадалка, − фыркнула Ло Цинъян.
Хуайсан ушёл, и Лань Ванцзи наконец-то мог поговорить с ней без свидетелей. Не Хуайсан был жутким сплетником и, хоть и знал границы, когда можно чесать языком, а когда не следует, мог додумать себе такое, что принялся бы бессовестно шутить на эту тему.
− Мянь-Мянь, скажи, я нравлюсь Вэй Усяню… не в дружеском смысле? – выдал он.
Настал черёд Ло Цинъян поперхнуться своей едой. Лань Ванцзи озабоченно похлопал её по спине.
− Во-первых, ну у тебя и формулировка, Лань Чжань, − отдышавшись, фыркнула дева Ло. − Я такие только от наших детей из коллектива слышала, причём в основном из младших групп.
Лань Ванцзи вспыхнул: ну, что поделать, что у него опыта, как у пятилетнего!
− А во-вторых?
− А во-вторых, ты что, только сейчас заметил, что он флиртует с тобой изо всех сил с самого первого дня?
Лань Ванцзи, чувствуя, как начинают полыхать уши, страдальчески посмотрел на подругу. Ло Цинъян отложила палочки, вздохнула и похлопала его по плечу.
− Ну, с посвящением тебя. Теперь понятно, почему ты до сих пор споришь, когда тебя называют красавчиком. Если ты даже настолько очевидный флирт прошляпил, то что говорить о людях, не настолько бесстыжих, как Вэй Усянь.
− Перестань смеяться.
− Да я и не смеюсь, мне грустно. Это что же такое произошло, что тебя так внезапно осенило? Вэй Усянь что, позвал тебя на свидание? Хотя ты и тут бы решил, что он шутит. Ладно, прости, наверное, в случае с Вэй Усянем действительно сложно понять, он серьёзно или просто дразнится. Но, правда, как ты догадался?
Помедлив, Лань Ванцзи рассказал деве Ло, как случайно напился и ответил Вэй Усяню на вопрос, нравится ли ему Мянь-Мянь, а тот решил, что раз так, то они помолвлены. И добавил информацию от А-Юаня. Ло Цинъян смеялась так, что чуть не расплескала свой чай прямо на блузку.
− Жесть, − выдохнула она, утирая выступившие слёзы. – Расскажу жениху, он не поверит. Но ты, Лань Чжань, тоже хорош, на кой ты ему сказал, что я тебе нравлюсь?
− Я был пьян. И это ведь правда, − недоумённо сказал Лань Ванцзи. − Ты действительно мне нравишься, иначе как бы мы дружили?
− У меня такое чувство, будто вам обоим по пять лет, − покачала головой Ло Цинъян. – Один не понимает, что с ним флиртуют, а второй флиртует, как школьник, и вдобавок решил, что мы поженимся, только потому, что я тебе нравлюсь. И когда ты собираешься ему сказать, что мы с тобой вообще-то не помолвлены?
− Зачем? – искренне удивился Лань Ванцзи. − По-моему, его только это и остановило от приставаний ко мне. Я устал от его назойливости.
− Лань Чжань, ты извини, но если ты даже в таком флирте целый месяц замечал только назойливость, я не удивлена, что Хуайсан тебе каждый раз пророчит одинокую старость, − фыркнула Ло Цинъян.
− Разве я должен из-за этого отвечать каждому, кто со мной флиртует, даже если он мне совсем не нравится? – не понял Лань Ванцзи.
− А Вэй Усянь тебе совсем не нравится? – ехидно уточнила Ло Цинъян.
− Совсем, − нахмурился Лань Ванцзи. – Он меня раздражает.
− Как скажешь. Но, на месте Цижэня, я бы тебе дала месяц отпуска, чтобы ты посидел, помедитировал и разобрался в себе, наконец.
Лань Ванцзи не понимал, с чем он должен разбираться. Если Вэй Усянь и впрямь перестанет его донимать не потому, что боится из-за той панической атаки, разве это не будет лучшим исходом? Ведь эти несколько недель Лань Ванцзи только и мечтал, чтобы Вэй Усянь оставил его в покое, так? А-Юань считает, что они поссорились, но они ведь, в сущности, и не ссорились, а то, что Вэй Усянь расстроен тем, что на его приставания не ответили, вообще не должно волновать Лань Ванцзи, правда? Они абсолютно чужие друг другу люди, их связывают исключительно рабочие отношения, и то, что себе надумал Вэй Усянь, его не касается.
«Тебе ведь самому было некомфортно от того, что Вэй Усянь так резко охладел», − вкрадчиво напомнил внутренний голос.
«Только потому, что я плохо переношу перемены, − ответил сам себе Лань Ванцзи. – Я просто уже почти привык к этому раздражителю, так же, как привык работать в окружении большого количества людей, но это же не значит, что мне это стало комфортным, и я не хотел бы от этого избавиться».
Убедив себя, что так будет только лучше, и что он сам этого хотел, Лань Ванцзи успокоился.
Вэй Усянь действительно сдержал своё обещание и больше не донимал Лань Ванцзи, к его вящему удивлению. Если честно, каким-то краешком сознания он был уверен, что столь беспардонный человек наверняка позабудет свои слова и снова начнёт свои глупости. Но Вэй Усянь не позабыл. Он больше не вламывался к нему в кабинет по поводу и без, не вопил его первое имя на весь этаж, не пытался выпросить фотографии и не лез в его личное пространство. Когда Лань Ванцзи пересекался с ним до или после репетиций «Плывущих облаков», Вэй Усянь просто здоровался с дежурной улыбкой, и, хоть и называл его при этом «Лань Чжань», то явно по привычке и уже без привычных весёлых ноток. В четверг на курсах Вэй Усянь по-прежнему много болтал, шутил и улыбался, но не в адрес Лань Ванцзи. Он больше не пялился в открытую, а лишь изредка поглядывал, тут же отводя взгляд. После этого занятия он впервые не рассыпался бурными восторгами в комментариях к посту с фотографиями, а просто поставил лайк и поделился записью на своей странице без лишних слов.
И неожиданно для самого себя Лань Ванцзи осознал, что ему это не нравится.
За четыре недели с момента их знакомства, полные раздражения, гнева и других вспышек эмоций Лань Ванцзи так привык к постоянному вторжению в своё личное пространство со стороны этого невыносимого человека, что без него ему попросту стало… скучно?
Он скучал по его солнечной улыбке, которую Вэй Усянь теперь адресовал только детям. Скучал по радостным крикам «Лань Чжань!» и по дурацким смущающим комментариям о том, какой в Доме культуры потрясающий фотограф. Скучал по его поддразниваниям и совместным перепалкам.
С внутренним страхом Лань Ванцзи вдруг понял, что ему некомфортно от того, что из его жизни исчез один из немногих людей, которые относились к нему с теплотой, хоть и в такой сомнительной форме. Как будто он впервые вышел на настолько яркое солнце, что оно обжигало и било по глазам, но вместе с тем согревало и заставляло что-то чувствовать, даже если это было что-то раздражающее, а потом лучи перестали на него попадать, и Лань Ванцзи ощутил холод.
Кошмары с криками почти прекратились, но пришли новые, где Лань Ванцзи шёл один по безлюдному лесу, тёмному и холодному, где тишина была столь полной и оглушающей, что становилось жутко. Ни проблеска света, ни дуновения ветра, не шелеста листвы. Порой Лань Ванцзи мерещился какой-то звук, заставляющий сердце пуститься вскачь, но из мрака и пустоты ничего не появлялось. Просыпаясь с дрожью на измятых простынях, Лань Ванцзи в эти моменты остро ненавидел Вэй Усяня за то, что тот сначала растормошил его унылое существование, а потом резко прекратил, оставив один на один с этими незнакомыми чувствами.
«Но я же сам этого хотел, разве не так?» - беспомощно спрашивал себя Лань Ванцзи и не получал ответа.
А-Юань не мог не заметить, что с ним что-то не так, и несколько раз спрашивал об этом, но Лань Ванцзи даже не мог ему объяснить, в чём дело. Что он должен был сказать? Про флирт, про раздражение?
− Господин Лань, неужели учитель Вэй вам не простил то, из-за чего вы поссорились? – спросил А-Юань однажды.
− Я не думаю, что мы вообще ссорились, А-Юань, − ответил ему Лань Ванцзи. – Но, бывает, люди просто не сходятся в чём-то. Мы ведь и не дружили даже.
− Разве? Но ведь вы нравитесь учителю Вэю, - растерялся А-Юань. – Или он вам настолько не нравится, что вы не хотите с ним дружить?
Не нравится? Не хочет дружить? Лань Ванцзи был растерян не меньше. Он, самый замкнутый человек в своей семье, никогда и не пытался с кем-либо дружить. У него была лишь одна подруга – Ло Цинъян, и Лань Ванцзи даже не мог вспомнить, в какой момент их рабочие отношения переросли в дружеские, но, во-первых, инициатором наверняка была дева Ло, а во-вторых, она никогда не раздражала его, в отличие от Вэй Усяня. Ло Цинъян была спокойной, дружелюбной, но в меру (не как брат), имела свой моральный кодекс и восхищала Лань Ванцзи своей честностью и тем, что не боялась давать отпор в каких-то ситуациях, чего так не хватало самому Лань Ванцзи, удерживаемому своими комплексами и страхами. Она действительно нравилась Лань Ванцзи, но, спроси его кто-нибудь несколько лет назад, хочет ли он дружить с Ло Цинъян, он бы ответил отрицательно: просто потому, что не понимал, каково это – хотеть дружить с человеком, которого не знаешь.
Лань Ванцзи не знал Вэй Усяня достаточно хорошо, но хватило бы того, что он знал, для желания подружиться?
Вэй Усянь был добрым, но постоянно дразнился. Он был отличным педагогом, но в остальное время вёл себя совершенно непрофессионально. Он был жизнерадостным, но слишком шумным и назойливым. Наверное, проблема была не в том, что Вэй Усянь плохой человек, а в том, что Лань Ванцзи не мог к нему так резко приспособиться. Он подумал, что, если бы Ло Цинъян в своё время вела себя с ним так же напористо, он бы не смог с ней подружиться, найдя кучу «но». Второй же проблемой было то, что Вэй Усяню, по всей видимости, была нужна не дружба, а нечто другое, чего Лань Ванцзи никак не мог ему дать.
− Я не знаю, − Лань Ванцзи попытался быть честным, но без лишних подробностей. – Я никогда прежде не встречал таких людей, как учитель Вэй.
− Но вам плохо без него, − сказал А-Юань так просто, будто и впрямь видел, что Лань Ванцзи не хватает Вэй Усяня.
С момента, как они в последний раз говорили с Вэй Усянем, прошло лишь две недели, но Лань Ванцзи казалось, что они тянулись целую вечность. Хоть А-Юань и был расстроен их размолвкой, с тренировок и занятий он всегда возвращался восторженный, и Лань Ванцзи понемногу заряжался его предвкушением и нетерпением, хотя прежде никогда не ждал никаких концертов и праздников, потому что они всегда означали много работы до, во время и после мероприятия. Ему и вправду было интересно, что же подготовили Вэй Усянь, госпожа Баошань и «Плывущие облака».
В воскресенье Дом культуры украсился чёрно-оранжевыми бумажными букетами, летучими мышами и резными тыквами: часть из них из папье-маше делали ученики на курсах под руководством Вэй Усяня. Никаких живых свечей, конечно, не было, вместо них развесили светодиодные гирлянды. В мраморном фойе уже работали аквагримёры, играла не то забавная, не то жуткая музыка, а столы ломились от сладостей.
Большинство гостей были в костюмах, самих работников Дома культуры тоже обязали нарядиться – ещё одна причина, по которой обычно Лань Ванцзи не любил этот праздник: ему казалось, что он выглядит глупо в такой одежде, особенно с фотоаппаратом. Но делать было нечего, и он надел своё традиционное белое ханьфу наподобие тех, в которых недавно выступали мальчики, и распустил волосы, убрав часть под заколку.
Коллективы, у которых скоро должна была начаться финальная репетиция, ненадолго выбрались в фойе к гостям, ещё не одетые в сценические костюмы и не загримированные. Лань Ванцзи, снимая, заметил, что те ребята, которые ходили на курсы, сбились в кучку и что-то разглядывают, к ним присоединились также вездесущая А-Цин и Цзинь Лин, который пришёл с семьёй. Наверное, они пришли не столько на Хэллоуин, сколько посмотреть на Вэй Усяня. Цзинь Лин был в роскошных золотистых одеждах с украшениями, вплетёнными в волосы; А-Цин в лохмотьях с бледным лицом, белыми глазами и бамбуковой тросточкой походила на призрака слепой девушки.
− Господин Лань, − воодушевлённо обратился к нему А-Юань. – Посмотрите, как вам?
Ребята продемонстрировали ему нечто вроде большой картины в рамке под стеклом. Среди разномастных красочных мазков, которые явно наносились не одним человеком, угадывалось человеческое лицо. По чёрным волосам и широченной улыбке Лань Ванцзи с большим трудом и не меньшим удивлением узнал Вэй Усяня.
− По-моему, жуть, − фыркнул Цзинь Лин. – Это и портретом-то назвать сложно.
− Зато мы сделали его все вместе, − возразил А-Юань. – Мы ведь только учимся рисовать. Это вы ходите к учителю Вэю не первый год.
− Всё равно жуть. С душой, но жуть, − Цзинь Лин никак не мог угомониться.
− А ты-то сам что подарил? – с вызовом спросил его Лань Цзинъи. – Небось, вообще ничего, вечно ходишь и шипишь на него. Всем бы такого прикольного дядюшку, как Вэй Усянь.
− У тебя тоже хороший дядя, Цзинъи, − осадил его А-Юань. – И отец. Ты просто не даёшь им возможности это доказать.
Цзинъи быстро взглянул на Лань Ванцзи и потупился.
− Подарок учителю Вэю? – поинтересовался Лань Ванцзи.
− У моего дяди сегодня день рождения, − хмыкнул Цзинь Лин. – И вместо того, чтобы праздновать его дома, в кругу семьи, он притащил нас есть конфеты на Хэллоуин.
− Он просто не хочет сидеть в одном помещении с твоей дурацкой толстой псиной, − ехидно заметил Цзинъи.
− Фея не толстая!!! И не дурацкая!!! – завопил Цзинь Лин и попытался треснуть его.
− Кто вообще называет собаку Феей? – не унимался Цзинъи, уворачиваясь и показывая ему язык.
Лань Ванцзи уставился в пространство. У Вэй Усяня был день рождения, а он об этом даже не знал. Наверное, ему надо было что-то подарить, но что? Они перестали общаться раньше, чем Лань Ванцзи получил возможность узнать, что тому нравится.
Пока Цзинь Лин и Лань Цзинъи носились вокруг остальных, пытаясь пнуть друг друга, А-Юань повернулся к Лань Ванцзи.
− Как вам наш портрет?
− Очень оригинально, − сказал Лань Ванцзи. Цзинь Лин, конечно, в чём-то был прав, картина действительно выглядела жутковато, но важнее было то, что ребята правда старались и хотели сделать учителю приятный сюрприз. – Уверен, господину Вэю понравится.
− Оригинально – не то слово, − фыркнула А-Цин. – Но, учитывая то, какую жуть великий Старейшина Илина сам порой публикует, он точно будет вами гордиться.
Что?
Потрясённый Лань Ванцзи уставился на неё.
− Старейшина Илина? – неверяще переспросил он.
− Мы сами только что узнали, − пустился в объяснения А-Юань. – Ребята давно следят за его творчеством и показали мне, мне тоже очень понравилось. А буквально полчаса назад он опубликовал работу… Цзинь Лин? Ты не мог бы, пожалуйста, показать господину Ланю ту картину?
− Чего сразу я? – недовольно спросил Цзинь Лин. – Вас же нарисовали, сами и показывайте.
− Только у тебя есть такой большой планшет, − улыбаясь, настаивал А-Юань. – Я бы показал, но у меня ведь нет своего смартфона.
− Почему? – изумился Цзинь Лин и вдруг заорал: А-Цин от души треснула его тросточкой пониже спины.
− Осёл! – обругала она его. – Думаешь, там, где он живёт, могут купить всем детям смартфоны? А если купят только некоторым, другие тут же отнимут.
− Ой! А-Юань, извини, я не подумал, − Цзинь Лин тут же перестал упрямиться и достал планшет. – Вот.
На экране была картина ночного двора, в самом центре которого с жуткой большой рукой сражались три костлявых высушенных мертвеца. Обнажив клинки, их окружали небольшие фигурки в белых ханьфу с лобными лентами, на переднем плане были отчётливо прописаны два мальчика, которые, несмотря на некоторую стилизацию, оставались узнаваемыми: это были А-Юань и Лань Цзинъи. Оба смотрели не на сражение, а наверх, где на залитой лунным светом крыше виднелся смутный силуэт мужчины в развевающихся белых одеждах, с распущенными чёрными волосами и белой лентой поперёк лба. У мужчины был гуцинь, на котором тот играл одной рукой, другой он держал инструмент. В самом низу, в уголке картины, если присмотреться, можно было разглядеть очертания другого молодого мужчины, растрёпанного и с белилами на лице – раньше такой грим называли лицом висельника, теперь же это походило на лицо шута. Мужчина вжимался спиной в ограду и словно хотел посмотреть на происходящее, но не смел, его голова, его взгляд был обращён к силуэту на крыше.
− Жуть, да? – радостно сказала А-Цин. – Во фантазия у человека, из вашего номера такую картину придумать.
− Мы именно так и догадались, что Старейшина Илина – это учитель Вэй, − объяснил А-Юань. – Иначе с чего бы Старейшине нас рисовать?
Но Лань Ванцзи не до содержания картины, ведь его в этот момент куда как больше занимал тот факт, что его любимый художник, за творчеством которого он следил в сети, кажется, со старшей школы, оказался никем иным, как Вэй Усянем!
Должно быть, А-Юань заметил его замешательство и аккуратно забрал планшет.
− Я живу в фанфике, − сказал Цзинь Лин. – Даже я не знал, прикиньте?
− А вам не кажется, что этот силуэт на крыше похож на нашего господина Ланя? – внезапно выдал Оуян Цзычжэнь.
Лань Ванцзи замер, а ребята столпились вокруг Цзинь Лина с планшетом, глядя то на экран, то на пресс-секретаря, сравнивая.
− Похож, − заключил Цзинь Лин. – Нет, я точно живу в фанфике.
− А по-моему, это твой отец, − засомневалась А-Цин, обращаясь к Цзинъи. – И логичнее: он ведь заведует коллективами.
− Да мне пофиг, − фыркнул Лань Цзинъи. – Отец или дядя, какая разница, они ж похожи, а на гуцине всё равно никто не играет. Да и вообще, может это твой отец, он же тоже в белом выступает.
− Не, я своего даочжана везде узнаю, − помотала головой А-Цин.
− Я думаю, это всё-таки господин Лань Ванцзи, − подрагивающими от сдерживаемого смеха губами сказал А-Юань. – А вот тут, в углу, сам учитель Вэй.
− Согласен, он и в жизни похож на клоуна, − тут же откликнулся Цзинь Лин.
− Ай-яй-яй, − раздался вкрадчивый голос из-за колонны. – Что я вижу: юные господа, лица, не достигшие даже четырнадцати лет, и, самое главное, мой дорогой племянник, сидят на сайте с меткой для семнадцатилетних.
Из-за колонны показался Вэй Усянь в ярко-алом нижнем ханьфу, нехорошо ухмыляющийся одним уголком губ. Большинство ребят испуганно подпрыгнули, А-Цин фыркнула, Цзинь Лин фыркнул ещё громче, А-Юань мягко улыбнулся, понимая, что учитель Вэй не станет ругать их всерьёз.
− Мне четырнадцать, − напомнила А-Цин.
− Но не семнадцать, − парировал Вэй Усянь. – Привет, Лань Чжань.
Лань Ванцзи надеялся, что, может быть, Вэй Усянь в честь праздника позволит себе снова быть бесцеремонным, скажет что угодно, хоть ханьфу его похвалит, но тот, лишь скользнув по нему взглядом и нервно сглотнув, посмотрел на своих учеников.
− У нас через десять минут начнётся финальная репетиция, − напомнил Вэй Усянь и подмигнул им. – Мы же хотим произвести фурор, правда?
− Учитель Вэй, а мы и не знали, что вы Старейшина Илина! – хором воскликнули ученики.
− Вы так интересно интерпретировали наш номер, − сказал А-Юань.
− Ну-ну, будет вам. Не люблю выдавать своё художественное альтер-эго, − хмыкнул он и потрепал ребят по голове. – А номер у вас отличный.
− Учитель Вэй, − А-Юань несильно подтолкнул товарищей. – Мы хотим поздравить вас с днём рождения. Вы замечательный учитель и потрясающий художник.
И они все вместе вручили ему его собственный портрет. Вэй Усянь, подняв брови, всмотрелся в хаос мазков, а потом просиял и улыбнулся так ярко и ослепительно, что, кажется, у Лань Ванцзи внутри что-то заболело.
− Вы нарисовали меня? Все вместе? Как красиво! – Вэй Усянь, превратившись в прежнюю версию себя, восторженную и шумную, кинулся их обнимать. – Спасибо-спасибо-спасибо! Лань Чжань, Лань Чжань, сфотографируй нас всех, а?
Лань Ванцзи вдруг подумал, что сейчас, истосковавшись по такому солнечному Вэй Усяню, сделал бы что угодно, если бы тот попросил его с таким видом. Успев заснять их объятья, он кивнул, и Вэй Усянь, окружённый учениками, со счастливой улыбкой поднял картину к груди, его глаза горели.
− Спасибо! – весело поблагодарил Вэй Усянь, когда Лань Ванцзи отснял несколько кадров.
− Вэй Ин, ты кого нарисовал: Лань Ванцзи или Лань Сичэня? – требовательно спросил Цзинь Лин, ткнув в экран своего планшета.
Радостная улыбка Вэй Усяня тут же погасла, снова став искривлённой и какой-то тёмной, в глазах секундной вспышкой промелькнул страх.
− А это, мои дорогие, я предоставляю вашей фантазии, − бархатным голосом отозвался он. – Мальчики, жду вас на репетиции, нам ещё гримироваться.
И Вэй Усянь, развернувшись и больше не глядя на Лань Ванцзи, скрылся за колоннами.
− Ого, − изумился Цзинь Лин. – Неужели к двадцати восьми годам мой дядюшка наконец-то понял, что приставать к людям со своими глупостями – это кринж?
− Вылези из доуиня, − фыркнула А-Цин. – Это не кринж, это харассмент.
− Но ведь харассмент – это… это… − А-Юань замялся, чуть краснея.
− Скажи это, Белла, громко, − поддела его А-Цин.
− …Не в дружеском смысле? – очень тихо закончил А-Юань.
А-Цин захохотала, колотя тростью по мрамору, а Лань Ванцзи мысленно тоскливо заскулил. Они с А-Юанем даже говорили об этом одинаково, вот только А-Юаню было двенадцать, а ему – двадцать восемь.
− Наивное летнее дитя, − отсмеявшись, начала А-Цин.
− Я родился зимой, − робко возразил А-Юань.
− Плевать, − пропела А-Цин, закинув руку ему на плечо. – Поверь мне, мой юный друг, я эти взгляды наблюдаю уже четыре года с тех пор, как даочжан меня усыновил.
А-Юань, широко распахнув глаза, ошарашенно посмотрел на Лань Ванцзи, который чувствовал себя хуже некуда. Кажется, мальчик, наконец, понял, в каком смысле Лань Ванцзи нравился Вэй Усяню и почему они никак не помирятся.
− Брехня, − заспорил вдруг Лань Цзинъи. – Он просто входит в образ, он ведь…
А-Юань, опомнившись, привычным жестом закрыл ему рот ладошкой.
− Не спойлери, − попросил он и улыбнулся. – Простите, мы пойдём репетировать.
− Удачи, − буркнул Цзинь Лин.
Они с А-Цин тоже отошли, Лань Ванцзи успел уловить её жалостливый взгляд, и угрюмо поплёлся в зал. Радостное предвкушение улетучилось, уступив место тяжким мыслям: Лань Ванцзи всегда думал слишком много.
Вэй Усянь, самый раздражающий человек на свете, оказался его любимым художником. И, кажется, нарисовал его на последней картине.
У Вэй Усяня был день рождения.
Вэй Усянь с ним флиртовал.
И это только что понял А-Юань.
Вэй Усянь по-прежнему игнорировал Лань Ванцзи.
И Лань Ванцзи ужасно скучал по прежнему Вэй Усяню.
За этими мыслями он едва не пропустил начало концерта и поспешно переключил камеру из одного режима в другой. Он снимал, снимал, снимал, изо всех сил стараясь думать о красивой хореографии, вокале, необычных костюмах, о чём угодно, но только не о том, что на самом деле занимало его разум. Объявили номер «Плывущих облаков», названный «Тёмный заклинатель». Внутренне сжимаясь, Лань Ванцзи поднял камеру, наблюдая, как плывёт по сцене пущенный искусственный туман.
Из-за кулис вместе с пока ещё легко жалящими звуками флейты появился тёмный высокий силуэт, полы его одежд слегка колыхались при движении. Он медленно ступал, пока не достиг центра сцены, вспыхнула подсветка, и софиты осветили закутанное в чёрное фигуру. Вэй Усянь был смертельно бледен, длинные чёрные волосы копной спадали за спину, лишь несколько прядей было стянуто на затылке. Худые белые руки, резко выступающие из широких тёмных рукавов, держали у губ поперечную чёрную флейту с ярко-красной кисточкой, выточенную из бамбука, тонкие изящные пальцы художника – нет, музыканта – ловко бегали по отверстиям, нежно скользили по вырезанным узорам. Губы изгибались в жутковатой холодной усмешке, родинка под нижней губой яркой точкой выделялась на бледной коже, а глаза будто горели потусторонним красным светом.
Едва удерживая своим профессионализмом остатки самообладания, чтобы продолжать съёмку, Лань Ванцзи почувствовал, что ему не хватает воздуха, а в горле стало очень сухо, будто он не пил ничего со вчерашнего утра. Такой Вэй Усянь не нравился Лань Ванцзи до тревоги, вспыхивающей вместе с гармоничными его состоянию резкими звуками флейты, но вместе с тем он завораживал, от его тёмной, опасной ауры дрожало всё тело, и кружилась голова.
В темноте вспыхивали кроваво-красные и колдовские зелёные вспышки, на сцену выплыли фигуры в светлых полупрозрачных балахонах, рваных по краям длинными лоскутами. Повинуясь тревожным трелям, маленькие призраки, точно в каком-то тёмном трансе, закружились в тумане, вспарывая его. Они то подступали ближе в неумолимом порыве, то снова скрывались под защитой своего повелителя.
В этом танце не было сложной хореографии, ведь номер ставился за две недели и пока что на один раз, но увлекал и захватывал он не меньше, чем их мастерски отточенные программы, с которыми мальчики завоёвывали награды на фестивалях. Зал замер, глядя лишь на призрачный пляс под управлением заклинателя.
Лань Ванцзи поворачивал объектив, фокусировал, менял настройки и нажимал на спуск затвора камеры ставшими непослушными пальцами, пытаясь нормально сделать вдох. Краем сознания он поблагодарил Небеса и дядю за такой дресс-код, потому что свободное ханьфу скрывало неконтролируемую дрожь его тела, и, если бы не струящиеся слои ткани, ближайшие зрители, наверное, решили бы, что у бедного пресс-секретаря какой-то припадок.
А ведь ему эти фото ещё потом отсматривать, обрабатывать и выкладывать.
Боги.
Впервые за все неполные двадцать девять лет своей жизни Лань Ванцзи столкнулся с таким чувством, сметающим волной всё разумное в голове, от которого плыло сознание, тряслись конечности и пересыхало в горле, а сердце работало с перебоями, то колотясь как сумасшедшее, то замирая до черноты перед глазами. Судорожно и рвано дыша, Лань Ванцзи не знал, чего ему больше хочется – чтобы эта пляска смерти на его ощущениях поскорее закончилась, или же чтобы трели флейты не смолкали никогда, даже если он сейчас здесь задохнётся и таким же призраком, только настоящим, присоединится к этому безумному танцу.
Но флейта всё же смолкла, и зал взорвался восторженными аплодисментами, которые в любое другое время больно ударили бы по ушам, но сейчас все прочие звуки доносились до Лань Ванцзи словно через плотную вату. Забыв обо всём, он смотрел прямо в красные глаза Вэй Усяня и чувствовал, как срывается в какую-то тёмную неизведанную пропасть.