Тьма как-то неожиданно и без спросу сгустилась, утаскивая на самое холодное и ледяное дно, последнее, что она помнила — как протянула руку, но ее утащило что-то сильное и могущественное, по ощущениям текучее и ледяное — вода. Как бы не старалась, но Азула не могла разглядеть ничего, кроме шевелящихся вдали силуэтов. Их движения были мелкие — перебирающие, скорые, кешащие, будто бы острые. Она вскинула глаза ввысь, надеясь встретиться лицом к лицу с луной, а не увидела ничего. Ни малюсенького просвета. Ни один луч не продирался в это холодное забытое и сырое место, из которого шмонило болотом и гнилью. Азула ничего не боялась, подпитываемая внутренним огнем, который не могла выпустить, но могла чувствовать. Он все еще был с ней, все еще был подвластен, хоть и в глубинах подавлен. Звон монотонно стекающих вниз капель, которых Азула даже не видит. Она мысленно попыталась зажечь хоть что-то, отчего пришла в леденящий сковывающий ужас, когда поняла, что ни одна рука не в силах сдвинуться. «Что это за место?», — мечтательно окинула крытый небосвод, при вздохе выпуская еле ощутимый пар. Она было хотела притронуться к своей шее, но так и осталась скованной, будто бы присутствовала в этом месте лишь наполовину. Тишина сгущалась и расступалась в непонятных шорохах, словно чего-то очень много и оно беспрестанно роилось, роилось, роилось.

      — Принце-е-е-ска-а-а, — доносится чей-то приглушённый то ли приказ, то ли шёпот. Она в опаске только больше оцепенела, пытаясь понять, существует ли сама в данный момент, кто она и почему здесь так безнадежно темно. Стук капель о камень. Запах сырости и мокрого дерева. Глаза не видят ничего, кроме сплошного чёрного пространства, в котором нет ни начал, ни конца. Здесь достаточно холодно, ноги по колено в стылой воде, одежда тесно и тяжело налипла, пытаясь утянуть, вобрать, булыжником забрать на самое дно.

      — Принце-е-е-ска-а, — вопиющий, холодящий кожу голос, пробирающий до костей, от которого волосы становятся дыбом, а лицо непроизвольно приобретает испуганный вид. Азула не двигается, внимая шуршанию мелко перебирающихся конечностей, словно сзади рой гигантских пауков или насекомых. Звук этот стрекочущий, клубящийся, мелкий, очень частый, а голос говорящего был надтреснут, но в нем отчетливо просачивались нотки опасной гордыни. Ее объял животный, ранее неизведанный ужас, неприятный чавкающий приближающийся звук заставлял Азулу включить воображение полностью. У неё было два выхода: бежать или остаться. Шорохи за спиной постепенно стихли, стоило им оказаться достаточно близко. Азула и бровью не повела, лишь слегка повернув голову, практически застывая в тревоге, которую она уже была не в силах показать. Голос не смел вырваться, будто в горле осели камни, словно кто-то отнял у неё способность говорить, словно кто-то желал, чтобы она только слушала. Лишил языка.

      — Я… у… Те-бя… — начал медленно, шипяще, по тембру голос определенно мужской, — за спиной! — сказал это почти крича, молниеносно, в конце разразившись устрашающим звенящим смехом, который, обычно был присущ ей. — Я очень красив! Так всегда говорила моя мама, — чем больше оно говорило, тем страшнее становилось. Она не могла двинуться с места — животный ужас приковал сильнее озлобленного мага земли. Она шумно сглотнула. — А знаешь, почему я у тебя за спиной?! — он кричал ей почти на ухо, будто злился. — Потому что я боюсь, что ты обзовёшь меня уродцем! И тогда, я не смогу сдерживаться… — на этих словах ее мелко затрясло, что не осталось без внимания гостя, он разразился ещё большим смехом. — Я выбрал тебя. Знаешь, почему? Нет, не потому что ты принце-е-е-ска, — последнее слово он смаковал, пережевывал и с усмешкой выплевывал. Неслыханная дерзость! Борзость! Завидная смелость. На этой его издевке она сжала пальцы в кулаки, решаясь нанести удар, собрать весь гнев в огненную бурю, пропустить сердцем, объять руками и поджечь обидчика. Пусть горит!

      — Я выбрал тебя, потому что ты сама открыла мне дверь… много лет назад… ты настолько глупа, что никогда не поймёшь, как сделала это, — ему доставляло особое удовольствие задевать и унижать ее. Азула, было уже хотела отпустить огонь по венам, как неожиданно для себя испытала невиданный холод. «Моя магия!», — в панике прокричали ее мысли, после чего незнакомец снова залился гулким раскатистым смехом.

      — Тебя будут мучить вопросы, но я тоже буду мучить тебя. Ты мне нравишься, — прошипел последнее слово почти на ухо, вызывая у Азулы истинный интерес, разжигая в ней уже угаснувшее пламя честолюбия. — Ты напоминаешь мне меня, я буду следить за тобой! М-м, как же ты хороша… — эти сальные словечки вновь вызвали в ней страх, смешанный с отвращением. — У тебя самое прекрасное лицо среди всех, что мне удавалось увидеть, — сердце стучало почти в горле, Азула не понимала ни единого слова, ощущая, что попала в дурдом страны огня.

      — Когда-нибудь, я наберусь смелости, чтобы явиться перед тобой… но пока… пока ты не готова… — она ощутила холодное мокрое прикосновение к своей щеке, словно слизень пробежался. Азулу аж всю передернуло, на душе сразу стало ещё более погано, тошно и отвратительно. — Оставайся со мной… во тьме, — убедительно шептало и околдовывало, касаясь ее своими колючими тяжелыми лапами. «Нет… неужели, таков мой конец?!», — бросила взор на черное безобразное небо.

      — Азула, девочка моя… — кто-то другой взывал к себе, абсолютно посторонний, не имеющий ничего общего с тем, кто клещами повис у нее на плечах.

      — НЕТ! Ты! — заверещал рокочущий жуткий голос.

      — Говори со мной, Азула, — она увидела яркий непривычный глазу свет, он озарил ее своим сиянием и она смогла дернуться, закрывая глаза в прищуре. Когда взгляд привык, она рассмотрела четкий призрачный силуэт в лунных тонах. Высокий, благородный на вид, старец, облаченный в мантию народа огня, на его волосах виднелась корона наследного принца Страны Огня.

      — Кто-о ты? — растерялась, выдавливая слова неуверенно и запуганно. Он протянул ей свою крепкую натруженную руку, заботливо улыбаясь.

      — Как же тебя занесло в столь гадкое и жуткое место? — он был удивительно добр и ласков. Она захотела вцепиться в его ладонь, но тот, кто был позади, лишь сильнее стал сдавливать ее плечи, утягивая назад в черноту.

      — Это Я выбрал ее, она моя, Року! — зашелестел грубый неузнаваемый голос, расползаясь по телу принцессы своими длинными жесткими лапами. Их было больше чем две, казалось, словно ее опутали цепями и кандалами, резко дергая все глубже и глубже внутрь черноты, дальше от лучезарного сияния.

      — Аватар Року? — воскликнула Азула, узнавая в призрачных чертах его незабываемый образ, что висел на гобелене в столице Страны Огня как поверженный Созином. Глаза Року сияли и переливались благоговейным светом, которого был лишен этот клочок забытого мира, он властно взмахнул руками, направляя в сторону Азулы яркий пронизывающий теплом свет — он был сплошной стеной, необузданной волной, которая окатила плененную принцессу. Она ощутила, как тьма отступила, чьи-то скользкие руки отпустили ее, с ревом шипя, обжигаясь о сияние Року. Азула вырвалась и побежала. Да побежала так, что сердце застучало у нее где-то в висках, а аватар был той целью, которой она хотела достичь. Она бежала и бежала, все никак не имея возможности добежать, а Року стоял, непревзойденный, словно монумент, словно статуя, простирая свои объятия, приглашая Азулу, взывая к себе, отгоняя любую тревогу и страх. Он явился только ради того, чтобы вытащить ее из цепких лап очередного незнакомца.

      — Где же ты был раньше, прадедушка? — пламенно вспылила, озлобленно скалясь, желая окатить его своим багряным огнем. — Почему ты не спас меня раньше, когда мне это так требовалось? — переложила на Року всю вину Синей Маски. — Ты не любишь меня! Также как они все! — она яростно кричала ему, пока он с упоением и благодатью улыбался ей, терпеливо продолжая взывать к собственному свету.

      — Я помогу тебе. Я всегда помогал тебе, — раскачивающимся тоном произнес, ни на секунду не злясь и не разочаровываясь, все также тщетно пытаясь помочь ей.

      — Нет! — завыл кто-то из темноты, перебирая влажными конечностями. — Он лжет! Его не было, он только очнулся от столетнего сна… — ехидно поддевает в Азуле недоверие.

      — Кто Синяя Маска? — обернулась она в темноту, а затем уставилась на Року, стоя, как между двух огней, не зная, в какую сторону склониться. Голос из темноты засмеялся, да так заунывно, переходя в гортанное рыдание, ни разу не приближая принцессу к разгадке. Тогда она вновь обернулась к Року, ища в нем ответ или хотя бы что-то, что могло помочь.

      — Нельзя вернуть прошлое… — спокойно и монументально ответил аватар.

      — Можно! Можно! — зашелестел голос из глубин, соблазняя принцессу, приковывая ее интерес.

      — Он лжет! — размеренно отчеканил Року. — Тебе придется самой во всем разобраться, но стоит ли это того? — он покачал головой, делая шаг навстречу. — Поверь мне, ты пожалеешь… некоторые вещи лучше оставить, как есть. Те или иные происшествия в нашей жизни, очень часто — следствие сделанных нами выборов когда-то в прошлом.

      — Нет! Это он лжет! Он знает. Он его знает! — не прекращал смеяться кто-то из темноты.

      — Кох похититель лиц… — начал Року, прикрывая безмятежно глаза, делая еще один шаг в сторону Азулы. — Если уж на то пошло, то от матери тебе досталась возможность знать лицо каждого в этом мире, что в мире живых, что в мире мертвых.

      — Вы водите меня за нос! — выругалась Азула, ощущая, как они сводят ее с ума. — Оба!

      — Я украду его лицо, если ты того пожелаешь, — зашевелился он в темноте, Азула видела его приближение. — Я отдам его лицо тебе в знак победоносного трофея, — выглянуло оно на свет, облачая свое белесое женское лицо с ярко-красными размалеванными губами, безумно улыбаясь. Азула в ужасе закричала, пятясь назад, наблюдая за тем, как перебираются множество его конечностей, словно это гигантская сколопендра. — О, если бы ты знала, как сильно мое желание примерить и твое лицо, особенно, когда оно так страстно переливается от одной эмоции к другой… — оно обольщало и пленяло Азулу, затуманивало своим видом и речами. Року, неожиданно и с силой, схватил принцессу за руку, утаскивая с собой, пока Азула продолжала истошно кричать, ведь бледное женское лицо на десятках тоненьких ножек побежало за ними, резко прыгая, словно паук, хватая принцессу за ноги.

      — Помоги мне, Року! — взмолилась она, дрожа всем телом, парализованная пронизывающим испугом, от увиденного кошмара. — Помоги же! — приказывает со всей яростью, смотря на то, как они удаляются все дальше и дальше. А Азула все смотрела и не отрывалась от белого женского лица, которое говорило низким напористым баритоном. Року не произнес ни слова, утаскивая ее за собой все выше и выше, и вот уже показался свет, но Азула этого совершенно не видела, прикованная к бесцветным глазам Коха, который неотрывно таращился, готовый снова напасть, у нее было совершенно осязаемое чувство, что он копошится в ее голове, пытаясь что-то отыскать.

      — Ты вернешься сама, — это было последнее, что он сказал.

      Вздрагивая и моментально распахивая глаза, Азулу встречает приятный прохладный бриз, развевающиеся прозрачные шторы и крик диких прибрежных птиц, а еще чей-то девичий смех. Лениво поднимаясь с постели, Азула ощущала, как ноет все ее тело, словно сегодня ночью была скорая вынужденная тренировка. Ей не хотелось вставать с пригретого места, хотелось остаться в постели и провести там весь день, она тяжко выдыхает, прикрывая глаза от ослепляющего приветливого солнца, что пробирается сквозь открытую дверь, чтобы пожелать доброго утра.

      — Мэй! Мэй! — слышит она крик Тай Ли. — Смотри! Смотри! — ее веселящий, необремененный разумом смех, актерская интонация и манерная игра обаяния даже на расстоянии. Азула медленно и разбито подходит к приотворенной двери, бесшумно облокачиваясь, прячась за неплотную шифоновую тюль, рассматривая, как размеренно и легкомысленно они бросались песком, вернее, бросалась Тай Ли, а Мэй ныряла в синий глубинный океан, прячась от нападок. Они вовсю плескались и обосновывали уютный уединенный пляж, даже две смердящие старухи радостно потягивались на палящем солнце. Азула склонила голову, облокачиваясь, с возмущением и отвращением складывая руки на груди, находя своих подружек невероятно пустоголовыми и посредственными. Она резко разворачивается на носках, не теряя равновесие, ощущая, как к телу возвращается былая сила и мощь, как непобедимы ее мышцы и несгибаема сила стратегии. Она отворяет собственный тайный ящик письменного стола, беря оттуда единственный и уже окислившийся от времени и соленого воздуха ключ, с полным безразличием к собственному триумфу, направляясь прочь. Как можно быть такими падкими на лесть? Как можно так решительно отдаваться в лапы бесполезных чувств, да еще и без смущения их демонстрируя? Как можно так легко доверять ей — Азуле? Она сама с каждым днем все меньше и меньше верила в то, что говорила, видела и слышала — она уже не могла довериться даже самой себе, испытывая тяжесть загнанного в угол страха. Без особых угрызений совести она тихо отворяет комнату собственного брата, на самом деле искренне жалея, что вообще кого-то пустила на порог его обители. Ее не покидало досадное чувство о предательстве собственного брата, и в этот ранимый момент ей было плевать, что и когда он делал или говорил, как когда-то изничтожил и ранил, ведь сейчас его нет. И страшнее всего дается осознание, что, скорее всего, она больше никогда не повидается с ним. Не поквитается с ним. Он так стремительно безответственно ответил на чувства Мэй… Интересно, что им движило? Может быть то, что он теперь завидный уродец, и ни одна уважающая себя женщина не посмотрит в его сторону? Берешь, что самое идет в руки? Или все дело в том, что он никому не нужен, но этим кто-то — вызвалась быть верная и израненная жесткими правилами Мэй? Идеальная пара, не находите? Два позорных неудачника, которых терпеть не могут собственные родители. Разве можно считать Мэй любимым ребенком, когда на твоих глазах, когда ты уже давно в стадии пубертата — родители заводят себе новую милую непорочную игрушку, которая еще и мальчик? Значит ли это, что ты надоела своим родителям? Значит ли это, что тебя им недостаточно? Да, все так. Один Зуко способен понять Мэй, только он смог прочувствовать острие пренебрежения и преступного безразличия единственного родителя. Ушла мать, а следом за ней и Зуко. Он не смог справляться без нее. Он не смог жить без ее любви и ласки. Азула беспардонно и без особого зазрения дернула секретный ящик принца Зуко. Заперто. Мда, неужели можно быть настолько доверчивой и бестолковой, чтобы действительно сделать так, как тебе говорят, всего лишь приправив обман любимым принцем Зуко? Не глядя вставляя ключ, Азула слышит знакомый щелчок. Да, принцесса имела ключ от потайных ящиков Зуко, о чем он, кажется, догадывался, стараясь не показывать все свое нутро так беззастенчиво. Ее взгляд зацепился за мелкий мятый пергамент, который был аккуратно сложен стопочками, совесть ни разу не дрогнула — наоборот, Азула считала, что все делает правильно. Это ее дом, а следовательно — ее письма. Переступая порог ее обители, вы лишались чего-то личного. Беспардонно вытаскивает все письма Мэй, подходя к балконной приоткрытой двери, наблюдая за тем, как девочки продолжают плескаться в теплом океаническом просторе. Писем было не много, но все они от принца Зуко — этот почерк она узнала бы из тысячи. Такой ровненький в самом начале и дрожащий к концу — у Зуко всегда так — по жизни, начинает уверенно и хорошо, а заканчивает поразительным провалом.

      «Здравствуй, Мэй…» — он обронил пару капель, уже, в самом начале, замарав о себе первое впечатление, Азула довольно улыбнулась, узнавая все того же нерешительного и зажатого Зуко.

      «Признаюсь, я был очень удивлен твоему письму, но незабываемо рад, что хоть у кого-то вызываю трепет и любовь», — на этих его словах Азулу всю сковало гадкое ощущение наглого предательства.

      «Моя судьба — ведет бороздить океан — у меня больше нет дома, вернее — я там чужой. Не могу сдержать благодарности перед духами за то, что у меня есть такой замечательный дядя, без которого мой путь закончился бы на улицах обветшалых районов Страны Огня. Скажи, Мэй, ты бы любила меня даже таким? Бедным, — не так — нищим, без гроша в кармане, с уничтоженной честью безвозвратно? Мне сложно выражать свои чувства, и уж тем более доверие. Скажи, ты считаешь меня уродливым? Я предугадываю твой ответ, но не лжешь ли ты себе, и не пытаешься ли обмануть, ведь у меня на пол-лица позорный шрам — клеймо на всю жизнь?», — Азула поморщилась, при этом ощущая, как сильно бьется ее разгоряченное раненое сердце от одного прикосновения к его письмам. Как он мог такое говорить? Да еще и девчонке из чужого дома?

      Писем Мэй Азула не знала, но она не прекращала бегать глазами по его строчкам, слыша его голос в своей голове:

      «Ты чудесна. Само благородство. Как бы мне хотелось тебя увидеть и горячо обнять. Мою жизнь в изгнании скрасило только твое появление. Кажется, будто я всю жизнь ждал именно тебя…» — он писал вульгарный слезливый бред, от чего Азулу бросало в пламя бушующего стыда. Она почувствовала, как к лицу прилила температура, как тяжело стало ей делать вдох. Отвлекаясь на крики и возню девочек, ее внезапно все вокруг резко стало угнетать и удручать, мысли разваливались, как и построенный в ее голове мир.

      «Я с трепетом жду нашей встречи, надеюсь, она когда-нибудь состоится. Я хочу, чтобы ты не забывала, как важна для меня — ты и твои письма, они вселяют желание жить. Хочу, чтобы ты приняла мой подарок с почетом и уважением, хочу, чтобы, когда ты надевала это ожерелье — ты не забывала, насколько важным человеком можешь оказаться».

      Оставалось последнее непрочитанное письмо, которое было ниже всех, из чего Азула делала вывод, что Мэй складывает письма по дате их получения, а это значит, что оставшееся письмо отправлено и получено значительно недавно.

      «Решено! Я возвращаюсь в Страну Огня! Я знаю, как это сделать! Я верну свою честь! Духи дали мне шанс — так говорит мой дядя. Аватар вернулся. Скоро ты услышишь обо мне. Ничего не говори моей сестре. Кстати, как там она?», — Азула ужаснулась последним строкам, у нее было необъяснимое чувство, словно он преследовал ее — смотрел через написанное, зная, что она все это увидит, что будет читать. Поразительно, как может разыграться фантазия… Она еще раз рассмотрела все полученные Мэй письма, раскладывая на полу, скользя взглядом по каждому, находя характер повествования очень подозрительным: все начинается мягко и нежно, практически с плачем, но при этом его почерк красив и размерен, но чем больше он пишет — тем сильнее меняется его настрой и посыл, а почерк становится прерывистым, размашистым и импульсивным.

      — Рада, что вы веселитесь, — теперь Азула смотрела на Мэй как на безнадежно-провального разведчика, который с треском завалил, порученную ему миссию. Как можно быть такой недальновидной и действительно припрятать все самое сокровенное там, откуда Азула сможет это все достать, да еще и без особых усилий? Неужели это таков план? Или Мэй тут вовсе не при чем и играет роль обманутой пешки? Или все же ей настолько не хватает Зуко, что она хочет вобрать частичку его любым способом? Да, как влюбленно и глупо с ее стороны — слепо доверять и подражать только исходя из собственных чувств, однако, Азулу радовало, что брат вспоминает о ней, правда, было противно, в какой форме она об этом узнала. Ей с нетерпением хотелось поглядеть на то, что же она писала Зуко. Ну вот, так даже неинтересно, — расстраивалась принцесса, ловя себя на мысли, что быть членом одной семьи — это нечто большее, чем иметь общих родственников, это — иметь схожие черты и повадки, что и определяли породу. Каким бы жалким и убогим она не считала Зуко, но он прямо сейчас поразил ее до глубины души, воспламеняя полярные невероятные чувства, с одной стороны она чувствовала себя униженной и оплеванной, видя нежное внимание ее брата по отношению к Мэй, с другой же она была до глубины души поражена, ведь он оказался не так жалок, как она предполагала. Да он же использовал Мэй и это так очевидно, и уже не важно — искренни его чувства или нет — он питался ею, используя, как свои глаза, как фонарь среди темноты. Азула остервенело посмеивалась над ним, при этом пораженно аплодируя. Да, он точно сын своего отца.

      — А ну-ка, хватит прохлаждаться, — начинает разминать отекшие конечности, принимая более комфортные позы для растяжки. Азула чувствовала себя одновременно очень сильной, но и вместе с тем очень слабой, особенно после возмутительного прихода незнакомца в ее покои, она не переставала винить саму себя в том, что с ней произошло. Она продолжала прокручивать в голове их минувшую встречу, меняя события местами, надеясь, что ей удается зажечь хоть искорку, увернуться из обвивающей хватки, и закончить ударом в солнечное сплетение, обезоруживая ночного насильника. Все же, ей не стоило играть с ним в его игры, она опоздала, считая, что непобедима в любом своем проявлении, даже в слабости, и это-то стало ее нерушимым концом, после которого она медленно, но старательно глотала больше любых мало-важных событий — лишь бы не думать и не вспоминать о своем разгромном поражении. Зуко, адмирал Джао, ссоры с отцом, интрижки Мэй, но только не Тай Ли, так как она ассоциировалась у Азулы с перенесенной болью того вопиющего позора. Теперь, это ноша Тай Ли, хотя, как самый настоящий друг и истинная жертва — Азула собиралась помочь подруге, не имея в помыслах растоптать или разгромить. При первом взгляде Тай Ли казалась как обычно, не выдающей никаких отрицательных чувств, но от Азулы не скрылось то, как Тай Ли сегодня плохо выглядит, как рассеяно ее внимание, как ослабли ее гибкие мышцы, что теперь она даже не в силах выполнять свои восхитительные трюки. Ло и Ли удовлетворенно кивнули, считывая потребность принцессы, тогда она подсела к ним поближе, опуская взгляд в прохладный неспокойный океан.

      — Мне нужно стать сильнее, — она говорила с вызовом и яростью. — Я хочу познать такую технику, при которой меня не сможет тронуть ни один враг, после чего, тот замертво упадет, опаленный, — она умиротворенно выдохнула, получая истинное удовольствие от представления смерти человека в синей маске, оборачиваясь на двух подозрительно затихших старух.

      — Ты готова, — сказали они, смиренно прикрывая глаза, словно слыша чей-то еще голос. — Ты легко постигнешь искусство метания молний. Если будешь старательно развивать этот ледяной смертоносный огонь, то сможешь пускать его по своим жилам, отбрасывая противника с одного прикосновения. Это будет похоже на статическое электричество, только сильнее в разы, вызывая у противника длительный шок.

      — Так ведь и мозги прожарить можно, — в припрыжку подбежала Тай Ли, прижимаясь к принцессе, ища защиты.

      — Именно это мне и нужно, — без эмоций бросила Азула, уставившись на Мэй, что в противовес всем стояла напротив, заслоняя и так неяркое солнце.

      — Сегодня ты долго спала, — обратилась к ней заботливо Ло.

      — Да еще и дрыгалась всю ночь, — добавила Ли.

      — Кошмар приснился, — недовольно уставилась на них, вспоминая внушительного и величественного аватара Року, с его облачающим: «Кох похититель лиц». У него была прилизанная размалеванная девичья физиономия, грубый мужественный бас и, извивающееся, не имеющее конца перекроенное тело, лишенное и толики человечности. — Кто такой Кох похититель лиц? — спросила будто бы в пустоту, гипнотизируемая шумом размеренных волн.

      — Забудь про него! — коротко бросила Ло.

      — Не связывайся с ним! — припугнула Ли, но больше никто из них ничего так и не сказал.

      — Не слышала про такого, — развела руки Тай Ли.

      — Я тоже, — устало рухнула Мэй, всклокочивая песчаный пляж, вызывая бурю пыли. Азула недовольно оглядела небольшую бухту, что была прямо перед их королевским поместьем. Абсолютное уединение, по близости не было ни единого домика — это в стиле Озая или тех, кто был до него — выше нос и ноль внимания, совершенное одиночество, что отделяло не только Азулу, ну и всю династию огня от обычных жителей, наверное, оттого и сложно было ей понять то, что чувствуют остальные. Но Азула к этому даже и не стремилась, зачем ей засорять собственное сердце и мысли, когда у нее и без того куча не доведенных до конца дел?

      — Ску-у-чно, — растянулась на песке Мэй, сгребая его пальцами, бросая безвольный и бесстрастный взгляд в облачное небо.

      — А давайте, сходим на главную площадь? — оживилась Тай Ли.

      — Это еще зачем? — не оценила Азула, не желая выходить в люди, все еще опасаясь человека в маске. Здесь был дом, безопасность и стража, а там — раздолье для любого сброда, только сейчас она оценила то, как отчаянно и верно их блюли угрюмые стражники.

      — Да брось, никто и не узнает кто мы такие, — оживилась неожиданно Мэй. — Не превращайся в мою параноичку-мать, — брошенные столь неаккуратно хлёсткие слова больно огрели Азулу по гордости и самолюбию. Действительно, что это она? Никто и пальцем не посмеет тронуть их, а даже если и попытается, то она безжалостно подожжет их, внимая запаху паленых волос. Но все же — нет, это бессмысленное времяпрепровождения, недостойное наследной принцессы.

      — Вы идите, а мы с Ло и Ли будем тренироваться, — отмахнулась она, на самом деле уже давно желая избавиться от их навязчивого липкого присутствия. Она словно не чувствовала себя тут центром вселенной, а вообще-то они лишь глупые неодаренные магией девчонки, они вообще-то в гости приехали. Азула у себя дома, тогда как эти две лишь приживалки. Она долго могла поливать помоями каждого, кто хоть мало-мальски ей не нравился… ну или нравился. Смотря на то, как они без оглядки удалялись, Азула приняла удобную позу, складывая руки, выравнивая дыхание, распаляя внутренний огонь.

      — Подави свои эмоции, — подсказывала Ло. — Угомони душевный бунт, которым ты подрываешь окружающих одним лишь взглядом.

      — Ты должна быть холодна и разумна, вспомни своего отца. Стань Озаем.

      Она вобрала в грудь как можно больше воздуха, с тяжестью отпуская, но не отчаиваясь, она продолжила дышать, ощущая, как легко становится в груди с каждым новым выдохом. Глаза ее были сначала плотно сжаты, но чем дольше она дышала, тем больше расслаблялось ее тело, становясь практически невесомым, мысли пустели и леденели. А это оказалось легче легкого, — ухмыляется принцесса, распахивая глаза, медленно вставая, повторяя движения, которые показывали ей сестры, да так четко, так ровно — синхронно, они раскачивались как размеренные волны. Туда-сюда, туда-сюда.

      — Прекрасно, у тебя отлично выходит, — сказала одна из них, но Азула старалась даже не обращать на их замечания внимания.

      — Ты текуча как вода. Ты истинная вода, несмотря на то, что при рождении тебе далась магия огня, ты бы также прекрасно овладела и водными техниками.

      — Ты талант, предначертанный зодиакальным циклом.

      — О чем вы? — вскинула бровь, продолжая разгонять собственную энергию, перетекающую от одной руки к другой, уже испытывая на кончиках пальцев колкую щекотку, словно множество искр хотя вырваться наружу.

      — Судьба каждого человека вложена в три цикла. Два первых это: восточный тотемный зодиак, где тебе расписывает приблизительную судьбу то животное, в год которого ты родилась, следом идет звездный гороскоп, который дарует тебе один из двенадцати знаков-хранителей, в зависимости от дня и месяца. Он определяет твое примерное поведение, соотнося с той стихией, которая дается тебе звездами. Ну и последним циклом является одно из четырех царств, что принимает тебя в свои ряды, даруя способность повелевать той или иной стихией, которую тебе передают родители. Если ты родился в Царстве Земли, это не значит, что по гороскопам ты не сможешь иметь другую стихию. Звезды и годы — циклично вершат свой суд как им заблагорассудится, что лишний раз доказывает — наш мир лишен гармонии и очень далек от идеала. Скажи, Азула, кто ты по гороскопу? — они ни разу не отвлекали ее своей заунывной очевидной болтовней.

      — Скорпион, — с полным отсутствием эмоций произнесла она, видя, истинную брешь мира — отсутствие гармонии. Она четче чем раньше ощутила светлые и темные стороны всего мира, приходя к мысли, что Кох похититель лиц живет на стороне темной обуревающей Инь, тогда как Року непреклонный светлый Янь, а это значит, что мир духов делится точно также — на свет и тьму.

      — Твоя стихия, дарованная звездами — вода, ты текуча и плавуча, проберешься через любой камень и обязательно сточишь, — они усыпляли ее своими красноречивыми бредовыми речами, но, однозначно, давая Азуле невероятную поддержку. Она ухватилась в эту мысль, что стылый холодный огонь — это ее истинный облик. — Твое тотемное животное, в честь которого ты родилась — огненный тигр. Огонь и лед. Вода и пламя, а ведь истоки электрических искр, которые покорились магам огня ведут ни куда-нибудь, а в Северное племя воды. Первую молнию удалось создать, наблюдая за размеренным течением техник покорителей воды, что не удивительно. Такого мага можно сравнить с мокрым облаком, внутри которого, от природы, возникают положительные и отрицательные частицы. Еще это можно сравнить с противоположными, но такими неразрывными духами Туи и Ла. Между частицами возникает разряд, который и привыкли называть молнией. Все это происходит, потому что в естественной среде отрицательные частицы оказываются внизу облака, а положительные стремятся наверх, поэтому, чаще всего мы видим вспышки молний внутри облаков. Таким образом, маг огня, разделяя свою энергию, создает разряд внутри себя, который выпускает наружу. Как и в случае с естественной молнией — магу огня неподвластен контроль над данным разрядом, он стремится вперед к обозначенной цели, получая сопротивление в виде воздуха, из-за чего и появляется такая ломанная и разветвленная форма. Изменить траекторию, предать молнии какую-то форму или полноценно контролировать ее распространение — невозможно. Молния в нашем мире является мгновенным разрядом, возникающим от разделения энергии на положительную и отрицательную, при всем этом ты еще и рискуешь сгореть изнутри, если не выпустишь ее наружу. Именно поэтому этот прием считается невероятно опасными даже смертельным, ведь уклониться от чего-то настолько быстрого как молния — практически невозможно. Молния, также известная как «хладнокровный огонь», очень непредсказуема даже для своих создателей. Но ты сможешь, это предначертано твоим талантливым происхождением и невероятной силой духа, — они несравненно сильно распаляли в ней ощущение собственной непобедимости и великой удачи, которая ведет ее от самого рождения. Обуреваемая сильнейшей гордостью и тщеславием, в какой-то момент преисполнившись во всех этих эмоциях, Азула ощутила оглушительную пустоту, а руки затрясло от невероятной силы дрожащего ощущения, которое просто невероятно сильно хотело вырваться. Последнее плавное раскачивающееся движение, глубокий размеренный вдох-выдох, и рука летит ввысь, с острия ее пальцев срывается грозная неуправляемая молния, что вызывает у Азулы смех радости и величия. Она смогла. Старухи оказались правы, не обманули — она особенная. Да что там какой-то аватар, когда само рождение Азулы было главным подарком этому миру? Ее резвая ровная, искривляющаяся в полете молния, искрящаяся от побочных зарядов, что продолжали вырываться, устремилась ввысь. Могло показаться, будто она достигла облаков, разрывая их изнутри, отчего они грозно громыхнули, проливая шквальный стенообразный дождь. Волосы сразу же налипли к лицу, крупные капли струями побежали по ее телу, вода окутывала и опьяняла, давая Азуле понять, что ее услышали небеса.

      — Прекрасно. С первого раза, — одновременно захлопали старухи, без особого удивления наблюдая за очередным величием истинной принцессы Страны Огня.

      — Мой любимый цвет всегда был голубой, — подытожила Азула, довольная собой, взглянула на этот мир новыми глазами — бесстрашными, неукротимыми, смелыми, бросающими вызов.

      — Догоняй своих подружек, возможно, успеешь на что-то интересное, — переглянулись сестры, оставляя принцессу одну.

      Ливень настиг Угольный остров быстрой и продолжительной стеной, переполошив добрую часть бесхребетных жителей, так как дожди — удивительная роскошь в этом райском месте Страны Огня. Тай Ли и Мэй еле успели спрятаться за яркую, привлекающую внимание придорожную лавку центральной площади. Люди сновали туда-сюда, кажется, радуясь небесной воде. Тай Ли сразу же просияла, рассматривая изысканные яства, что пленяли взгляд и просто умоляли попробовать их все.

      — Я думала, что ты бережешь свою форму, — недовольно уставилась на нее Мэй, выжимая волосы, манерно отбрасывая назад. Она подошла к соседнему прилавку, на котором были представлены разнообразные актерские и карнавальные маски. — А вот это уже куда поинтереснее, — берет самую недовольную и грозную маску, примеряя, неожиданно оборачиваясь к подруге. Тай Ли вздрогнула, судорожно прикрывая глаза, зажимая уши, начиная истерично кричать.

      — Нет! Отойди! — верещала она, занося атакующе ладонь, которую сразу же перехватывает удивленная, но не растерявшаяся Мэй. Между ними завязывается короткий, но очень бурный бой. Тай Ли словно сорвало крышу, она смотрела на то грозное выражение, с которым скалилась неизвестная маска, вызывая рефлекторное желание защищаться, удручаемая смазанными воспоминаниями о жутком нападении, которое она пережила. Мэй сдерживала безудержный порыв вытащить свои наточенные кинжалы, дабы усмирить взбесившуюся внезапно подругу.

      — Да что с тобой такое? — холодно и очень отстраненно спросила Мэй, уворачиваясь от непрекращающихся нападок. Она ловко и очень быстро плавно маневрировала, не оставляя Тай Ли и шанса нанести обезоруживающий парализовывающий удар. Тай Ли вскидывает ногу прямо перед лицом Мэй, опрокидывая и сдирая жуткую гипсовую маску, та соскользнула и с треском разбилась прямо на мостовой, обнажая удивленное и недовольное выражение Мэй.

      — А, это ты… — Тай Ли замялась, останавливая свой неконтролируемый поток агрессии. — Ты меня напугала, я думала… что ты это не ты, — не может прийти в себя, испытывая на себе бешенный ритм изнервничавшегося сердца.

      — Что за цирк вы тут устроили? — из ниоткуда появилась Азула, разнимая девочек, смотря сначала на одну, затем на другую, медленно и с опаской опуская взгляд под ноги, наблюдая раскрошенную и безвозвратно утерянную маску. Азула сразу же довольно улыбнулась, оборачиваясь на Тай Ли, не замечая, как отпускает мысли в слух:

      — Молодец, хорошая работа, — ловит себя на том, что ей практически удалось убедить подругу в случившемся преступлении.

      — Я не знаю, что на меня нашло, — разводит она руками, ходя взад-вперед, поглядывая на продолжающий обрушиваться ливень, от которого поднялся промозглый мутный туман. — Перед глазами были странные картинки… я, ночь, цирк, а затем кто-то чужой…

      — Перестань есть на ночь, это все от этого, — возмутилась оскорбленная Мэй, абсолютно не вникая и даже не желая.

      — Как грубо с твоей стороны, а еще подругой называешься, — спускает на нее всех собак Азула, испытывая на себе страх и угнетение от такой реакции, переживая наравне с Тай Ли.

      — Вы что наделали?! — рассвирепел продавец, выбегая из-за прилавка, собирая по кусочкам уничтоженную маску. Азула злобно прижала ногой пару осколков, с силой размазывая, с презрением глядя на продавца. Он унижает ее чувства. Надо запретить, на государственном уровне, продавать такие опасные вещи, как скрывающие лица маски. — Вы обязаны за это заплатить! — не унимался он, тряся у них перед лицом обломками. Азула ткнула ему в лицо свой обуревающий яростью огонь, без слов угрожая спалить тут все. Он опасливо отскочил, начиная привлекать внимание остальных горожан к своей трагедии.

      — Я заплачу! — выбежала Тай Ли, вытрясывая звенящие кармашки, услужливо и очень удобно извиняясь. Азулу поразила жертвенность подруги, то, с каким поникшим лицом она извинялась и практически плакала от того, что совершила.

      — Какая ты жалкая, — угрюмо буркнула Мэй, не оценив порыв Тай Ли угодить всем. Азулу разрывало чувство, будто это она виновата в произошедшем, ей было безумно жалко и совестливо перед Тай Ли, ведь она подвела и использовала ее. Использовала их дружбу в корыстных целях. Но, не проявляя ни единого одобрения, Азула просто прошла мимо, нагоняя Мэй.

      — Как это случилось? — практически напала с расспросами на Мэй, пока Тай Ли копошилась с продавцом, помогая ему убрать остальные осколки.

      — Без понятия. Она просто заистерила и стала нападать на меня, словно я какой-то преступник.

      — Хм, Тай Ли всегда была немного не в себе, — рассмеялась Азула, находя у Мэй ответную улыбку солидарности и согласия. — Что хотеть от ребенка, которого никогда родная мать-то не замечала, — продолжала нагло гнобить.

      — Теперь, я даже не удивлена. Все чаще она становится какой-то невыносимой.

      — Красивое ожерелье, раньше я не замечала его у тебя, — приблизилась к Мэй практически вплотную, угрожающе дыша ей в ухо, пробираясь пальцами сквозь ее ниспадающие темные волосы, хватаясь за переливающуюся бусину.

      — Да брось, не прикидывайся, — оттолкнула ее, вырываясь вперед, чувствуя от Азулы подозрительный интерес, который она слишком напористо проявляла. — Тай Ли тебе сразу же растрещала, уж я-то знаю.

      — Тебе есть что скрывать? — смотрела неотрывно ей в спину, с ненавистью прожигая тонкую нить, на которой держались эти красивые бусины.

      — Не идиотничай, Азула, — Мэй была закрыта от любых очевидных внешних манипуляций, ее было не так-то просто поймать в капкан, не удивительно, что Зуко выбрал ее, чтобы расколоть эту железную леди — нужно приложить все усилия.

      — Хочешь ее лицо? — Азула вопросительно обернулась сначала в одну сторону, затем в другую, пытаясь понять, кто такое мог сказать, неужели самое очевидное — ее измученная воспаленная фантазия.

      — Ну где вы там? — Мэй остановилась, оборачиваясь назад, замечая, что осталась одна, щурясь, пытаясь разглядеть сквозь толщу ливня знакомые очертания.

      В ту же секунду Азулу отрывает от манящих мыслей знакомый женский крик, да такой истошный, что становится не по себе. Она срывается с места, слыша позади кличь Тай Ли.

      — Не может быть! — Мэй сидела на коленях, утопая в неглубокой луже, ползая на коленях, впитывая в свою легкую и красивую одежду грязные мутные воды, но, кажется, это ее совершенно не волновало, она хаотично водила руками по луже, вертясь в разные стороны, пытаясь что-то отыскать.

      — Ты что-то потеряла? — остановилась Азула, не смея подходить ближе, тогда как Тай Ли бросилась к ней, вляпываясь коленями в грязную расплескивающуюся лужу.

      — Мое ожерелье, — обернулась она, а лицо ее подобно дождю — источало крупные струящиеся капли и тут уже Азула не могла разобрать — дождь это или слезы. — Оно порвалось прямо на ходу… я ничего не смогла даже понять, — судорожно подбирала слова, стараясь, не пропустить ни одну бусину. Тай Ли сразу же стала шарить руками по скользкой, утопленной в воде мостовой, ища мелкие проворные бусины, которые разбегались, точно насекомые, ища самые укромные и темные уголки. Азула так и осталась стоять, уже полностью промокая, с торжествующим спокойствием наблюдая за трясущимися руками Мэй.

      — Не надо было брать его с собой, — сетовала расстроенная и израненная Мэй.

      — Да, не надо было, — безжалостно прошла мимо Азула, наступая на крупную бусину, вдавливая ее в проем. — Вещи, которые тебе дороги — следует хранить подальше от чужих глаз, не находишь?

      После этого случая они втроем практически не разговаривали, даже не смотрели друг на друга, промокшие уже до ниточки. Надо было где-то переждать дождь, они синхронно и без колебания направились в одну сторону — в сторону небольшого малинового шатра, который привлекал своей яркостью, отличаясь от всех остальных увеселительных мест. Над самым входом висела наскоро написанная и уже обмокшая вывеска, которая гласила: «Самые точные предсказания».

      — Пойдемте! — схватила их за руки Тай Ли, побуждая забраться внутрь.

      — Нет, я не пойду, — кратко бросила Азула, обиженно складывая руки на груди, отрицательно мотая головой.

      — Да брось, — взмолилась Тай Ли, — на улице безумный ливень, мы переждем дождь и после этого сразу же отправимся домой. Всего пара минут, если не хочешь — можешь не получать предсказание.

      — А что в этом такого? — заинтересованно и пытливо сверлила взглядом Мэй. — Неужели, ты испугалась какой-то провидицы, Азула? Ну и какой из тебя Хозяин Огня, если ты шарахаешься таких пустяков? — она говорила жестоко, очень отстраненно, но повержено, сжимая в кулаке те бусины, что удалось спасти.

      — Я? — дерзнула она, распаляя над ее лицом искры. — Я ничего не испугалась! Я вообще ничего не боюсь.

      — Мы ушли, — взяла Мэй под руку Тай Ли и с вызовом направилась в сторону размашистого, единственного в своем роде, шатра. Азула вдруг вновь почувствовала себя маленькой и уязвленной, прямо, как когда-то, когда Зуко и мама также без оглядки на совесть — уходили, легкомысленно теряя из виду строптивую Азулу, предоставляя ей вольность — остаться наедине со своими противоречивыми, непримеримыми и пугающими мыслями. Быть в гудящем одиночестве, а особенно — вынужденно — вызывало у принцессы стойкое ощущение отчужденности, незначительности и беспрекословной ненужности. Зачем мама так поступала с ней, неужели, она не боялась?