Анна часто читала глупые любовные романы, в которых загадочный миллионер с тяжелым прошлым обращает внимание на глупую простушку вроде нее. Ей всегда хотелось стать частью такой истории, и она даже подписалась на журнал Forbes, чтобы не пропустить новых звездочек. Можно ли поверить ее счастью, когда она поняла, что в одном с ней городе живет такой потрясающий мужчина, как Август ван дер Хольт? Да, его финансовое состояние было нестабильным: акции компании поднимались редко, а вот резко падать просто обожали. У самого него репутация была не то, что бы хорошая: этому оружейному магнату мало доверяли, хотя он из кожи вон лез, чтобы пробиться в самые верхи и поднять престиж своей компании до небес. Нередко для этого он использовал нечестные приемчики, но Анну это только восхищало: значит, не отступится, чтобы добиться своего, любым конкурентам глотку перегрызет.

Так как он был самым очевидным и легкодоступным вариантом, Анна выбрала именно его для завоевания. Кое-что ей о нем уже было известно: отец погиб вскоре после взрыва на одном из заводов компании, мать умерла в родах сестрой Августа, сама сестра сейчас — неуправляемый подросток, с которым вряд ли удастся подружиться. Анна подписалась на все рассылки HOLT International, хотя оружие ее мало интересовало, следила за всеми передвижениями своего кумира, сохраняла каждую его фотографию, читала все его интервью, записывала эфиры. Ее подружки только пальцем у виска крутили: они-то влюблялись в нормальных парней: рок-звезд, актеров популярных франшиз, нарисованных мальчиков в онлайн-играх. «Ничего у тебя не получится», — говорили они, насмехаясь над тем, как она раз за разом отправляла свое резюме в главный офис его компании («Ну возьмите меня хоть уборщицей…» — «Простите, свободных вакансий сейчас нет, приходите позже»), когда караулила его у входа, фотографируя его и фиксируя его часы работы. Ни на что особенно она не надеялась, ей просто доставляло удовольствие следить за ним и представлять, что однажды когда-нибудь они, возможно, будут вместе. Она даже записалась в тот же спортивный клуб, что и он, хотя абонемент на месяц и стоил ей просто огроменную кучу денег. Записаться и не ходить стало жалко, так что, благодаря Хольту, она действительно начала заниматься и даже сбросила пару килограмм. Но сколько бы она ни приходила, он ни разу не оказывался там в то же время. А жаль.

Может, она бы и выбросила из головы эти глупые мечты, влюбилась бы в кого-нибудь другого. Чем хуже, в конце концов, какой-нибудь актер или певец, а иногда и два в одном? Они ведь все одинаково недостижимые, так есть ли разница, по кому фанатеть? Но судьба распорядилась иначе, когда она уже выходила из спортклуба и наткнулась на НЕГО. А она и не заметила, что он вышел раньше, видимо, занимался в каком-то другом зале в одиночку. Вот, почему она его не видела! А теперь он стоял около нее и улыбался — неужели ей?! Ожившая мечта.

В одних лишь футболке и шортах, со спортивной сумкой в руках. Ткань прилипла к коже, слегка просвечивая и обтягивая рельефные мышцы. Он высокий и подтянутый, с дорогими золотыми часами на руках, и смотрит так завлекающе, что дух захватывает.

— Ты за мной следила, — утверждает он, как будто у него нет никаких в этом сомнений.

— Э… здравствуйте, — теряется она, пряча руки. — Простите.

Ей хочется сбежать, исчезнуть. Он говорит с ней! Ноги подгибаются, колени трясутся. Ей гораздо больше нравилось, когда он ее не замечал, не знал о ее существовании. Конечно, она много раз представляла их встречу, как она спотыкается и красиво падает ему в руки, в итоге он ее зовет в кафе, они разговаривают, он осознает, какая она милая девушка, и в итоге у них все закручивается… А теперь они действительно встретились, вот только она совершенно не была к этому готова и забыла весь заранее прописанный сценарий.

— За что?

— Ну, вам, наверное, неприятно, что за вами следят… Но я не из плохих намерений! Вы мой кумир!

— Правда? — он подходит близко, и от него неуловимо веет опасностью. Почему она это чувствует, в чем это проявляется? Может, в сжатом кулаке, из которого почему-то исходят искры, в наклоне головы, в прищуренных глазах? — И чем же я тебе так понравился, малышка?

Анна краснеет и начинает заикаться, отступая:

— Ну, вы к-красивый, с-сильный… Умный, богатый… Еще и не женат. Вы мечта любой девушки!

— Но ты ведь меня не знаешь.

— Ну и что! — упрямо говорит Анна, все еще не в силах поверить, что он действительно с ней разговаривает. — Мне и этого достаточно!

Он усмехается и говорит:

— Ну что ж, раз достаточно… Не хочешь пройти со мной в автомобиль? Познакомимся.

Она замирает, забывая, как дышать. Это все похоже на чудесный сон, но вот только скоро она наверняка проснется. Не может же он действительно это предлагать? Ей, абсолютно незнакомой девочке, которая не выглядит как модель, которая так и не смогла устроиться работать в его офис, которая совершенно, абсолютно, предсказуемо обычная? Она разрывается: с одной стороны, ей хочется отказаться и сбежать, потому что слишком уж все это нереально, страшно, а с другой, она не хочет терять такой шанс, который выпадает всего лишь раз в жизни. Он уйдет, и она больше никогда не встретится с ним, не поговорит, не сможет рассказать о своих чувствах. Это же ужасно!

Поэтому она садится к нему в машину, наблюдая за тем, как он включает кондиционер, все-таки, сейчас не по-майски жаркая погода. Как он располагается с ней на заднем сиденье и совершенно внезапно говорит:

— Хочешь узнать, откуда у меня этот шрам? Потрогай.

Анна с трепетом проводит по длинному бугристому шраму на его руке, все выше и выше вверх — ему, казалось, конца и края нет, — не веря, что все это действительно происходит с ней.

— Да, хочу, — заворожено говорит она, доходя пальцами до локтя. Хольт перехватывает руку, сжимает ее в своей, и выглядит таким расслабленным, как будто уже проделывал нечто подобное, и не раз.

И он рассказывает. О взрыве на заводе, о вживленном экзоскелете, о необходимости куда-то сливать лишнюю энергию.

— Есть лишь два способа, — признается он, наклоняясь к ней и слегка приподнимая низ ее футболки. Так, чтобы она почувствовала, но при желании могла оттолкнуть. — Сильные физические нагрузки или секс. Обычно я выбираю только один из них, но сейчас не повредят оба.

Она не спрашивает, почему. Она сосредотачивается на единственной эмоции, которую он сейчас испытывает — страсти. Вокруг все искрит невероятно, но это ее не пугает и не причиняет ей боль. Он уже стягивает с нее футболку, снимает лифчик. Сердце стучит как бешеное, но она все позволяет. Только говорит:

— Я никогда раньше…

И он успокаивающе шепчет:

— Значит, я буду первым.

Вокруг них — всполохи электричества. Это одновременно красиво и пугающе, но все же завораживает своей смертельной красотой. Она позволяет ему стянуть ее трусики, позволяет навалиться на нее, слегка сжимая ее ягодицы, позволяет шептать ей в ухо всякие несуразицы. А потом она чувствует, как он входит в нее — легко, она ведь быстро намокла, — как он двигается, наращивая темп, как жарко целует ее, как всполохи электричества бегут по ее коже, не причиняя вреда.

Анна всю жизнь думала, что лишится девственности с кем-то знакомым. С кем-то, за кого вскоре выйдет замуж, от кого родит детей. Она не такая, чтобы давать первому встречному по малейшему зову. Точнее, она так думала. А потом вот так просто, без вопросов, отдалась практически незнакомому мужчине, которого вживую увидела впервые в жизни, просто потому, что он красивый миллиардер с тяжелой судьбой. Любой бы за это ее осудил, тыкнул пальцем. Но она была совершенно счастлива. Когда лежала под ним, широко раздвинув ноги, стонала так, как никогда в жизни. Чего стоит один только нереальный оргазм, первый, испытанный в ее жизни.

Август растянулся на сиденье, уложив Анну сверху. Довольно и даже умиротворенно улыбнулся, когда Анна сказала:

— Боже, ты невероятен…

— Знаю.

С самооценкой у него, безусловно, все в порядке. Она этому даже улыбается. А затем грустит, поняв, что, возможно, больше никогда его не увидит. Он на это как бы намекает, говоря:

— Надеюсь, ты больше не будешь преследовать меня. Ты же получила, что хотела, верно?

Но она не этого хотела! Точнее, и этого тоже, но… Как-то прошло слишком быстро. Она понимала, что ей памяти об этом событии хватит на всю жизнь, даже внукам сможет рассказать. Но прямо сейчас, когда Анна лежала на своем кумире, тесно к нему прижавшись, она не хотела этого заканчивать. Плевать, что они незнакомы. Что между ними огромная пропасть: она — обычная студентка, он — промышленный магнат, который на десять лет ее старше. Что ему нужно решать серьезные вопросы, пока она вгрызается в уже ненавистный гранит наук. Неужели все это не может продлиться еще немного?

Ей умудренные опытом подруги говорили, что вряд ли в свой первый раз она сможет кончить. Что партнер наверняка будет неопытным идиотом, да еще и эгоистом, который будет думать только о собственном удовольствии. Она знала, что в первый раз не обязательно должна идти кровь, но у многих все равно шла, потому что партнеры не особо нежничали и не пытались подготовить свою девушку перед проникновением. Тем не менее, ей в первый раз повезло: ей не было неприятно, у нее не пошло крови, и она все еще до безумия хотела этого загадочного, пусть и абсолютно незнакомого мужчину. Поэтому, переборов стеснение (чего уж тут стесняться, они же только что потрахались и видели друг друга голыми), Анна спрашивает:

— Август, а можно… еще раз?

Он усмехается. Почти с умилением треплет ее по щеке. Ну что за ребенок. Обычно он выбирал женщин постарше, а среди них, понятное дело, редко встречаются девственницы. Он уже успел и забыть, как это приятно — быть для кого-то первым, ощущать, какая она неопытная, немного испуганная и тугая. Как восхищенно и почти влюбленно смотрит на тебя в конце, не в силах понять, как ей попался настолько хороший мужчина. Август своих достижений никогда не принижал. Знает и о своих внешних данных, и об умении доводить даму до такого оргазма, что ей и не снилось. А сейчас, сжимая ее в объятьях, говорит себе о том, что не стоит упускать из виду совсем молоденьких. Девственницы — это отдельный кайф. Только эта девушка сейчас перестала ею быть.

— В первый раз нельзя слишком много. Ты же понимаешь, что ты в ближайшие три дня ходить будешь вперевалочку, если я это сделаю?

Она доверчиво жмется к нему, с мольбой заглядывает в глаза. Совсем еще молодая, глупая. У женщин постарше всегда похоть в глазах, а у нее лишь щенячья преданность. Если бы он был хоть каплю совестливым, ему бы стало стыдно за то, как он легко манипулирует этой глупышкой.

— Мне плевать, — уверенно говорит она, а затем вновь на него насаживается. — Ты пропадешь, и все… А я хочу испытать это еще раз. И запомнить навсегда.

Раз девушка просит — разве можно ей отказать? Он хмыкает, охватывает ее бедра. Позволяя ей скакать на нем, радуясь, что ездит в машине с высокой крышей, а то глупая девчонка точно отбила бы себе всю головку. Она так громко, протяжно стонет, заходясь в криках. Тянется к нему, хочет прижаться как можно теснее, поцеловать. Он не особо любит поцелуи, но такая старательная девочка точно их заслужила. И он поддается, сминает ее губы, слегка прикусывает язык, оставляя на память ранку. Как же она хороша… Неопытна, но так податлива. Даже не хочется ее отпускать, но надо идти.

Когда они кончают во второй раз, он предлагает оставить ей свой телефон. Конечно же он выбросит эту бумажку сразу же, как только представится случай, и даже не вспомнит ни внешности, ни имени этой девчушки, это лишь банальная вежливость. Но он почти умиляется, когда она тут же бросается к своей сумочке, ища бумажку и ручку.

— Тебе восемнадцать-то хоть есть? — с опозданием интересуется он. А то уж слишком юно она выглядит, да и ведет себя чересчур наивно. Более взрослых еще уломать надо, а она сдалась почти сразу. Или и правда так сильно по нему фанатеет, что отдалась ему без вопросов?

— Мне двадцать один! — замечает она. Почти возмущенно. А ведь не намного старше его сестры, но слава Богу, что ей не шестнадцать. Иначе впору почувствовать себя педофилом.

Она так старательно выводит имя и номер своего телефона, слегка прикусив язык. И снова краснеет, когда смотрит на него. Смущенно протягивает бумажку, и когда пальцы их соприкасаются, слегка вздрагивает. Ох, молодость, молодость… Его наметанный глаз замечает, что она не против еще одного раунда. Но он слишком занятой человек, чтобы тратить время на какую-то глупую девчонку. И так задержался.

— Я тебе позвоню, — говорит он дежурную фразу, зная, конечно, что звонить ей не будет. Но она так счастливо кивает, бросается его целовать, крепко обнимает.

— Я так счастлива! — восклицает она абсолютно искренне. Искренности в его окружении не хватает, он от нее отвык. Первая мысль — что это подвох какой-то, но затем заглядывает в ее улыбающееся лицо, светящиеся неземным счастьем глаза, и понимает: все это — настоящее. — Спасибо тебе огромное. Я даже мечтать об этом не смела.

Он кивает, начиная остывать к ней. Говорит:

— Мне уже пора. Дойдешь сама, куда тебе там надо?

Она кивает, спешно натягивая вещи. Полубезумная улыбка до ушей, смотрит на него, не отрывая взгляд. Выходит из машины, едва не падая. Трогательно прижимает к себе вещи, хлопает глазами, смотрит так наивно и говорит:

— Ты самый лучший!

Едва сдерживает очередную усмешку. «Я просто тебя трахнул, а ты уже меня обожаешь. Знала бы ты меня получше…». Впрочем, похуй. Они ведь все равно больше не увидятся. Какое ему до нее дело? Пусть думает о нем, как хочет. Может даже представлять его феей-крестной, исполняющей желания. Главное, чтобы не преследовала больше, а то реально начинает надоедать. Хольт машет ей рукой — и уезжает, думая, что больше никогда ее не увидит. Он ошибается.

***

Он испробовал все, но это больше не работает. Экзоскелет неисправен, а тот образец, на который можно его заменить, похитила блядская Ника и ее блядские друзья. Тренировок в спортзале больше недостаточно, даже грандиозной битвы, в которой тратится огромная куча электроэнергии. Сестра бесится, не хочет его видеть и уж тем более снимать боль. Нужно найти какое-то более действенное решение. Николь напоминает:

— Но ведь месяц назад…

Он пытается вспомнить, что было месяц назад. Он ходил в спортзал отбивать грушу, как обычно, а потом… Ах да, девчонка-фанатка. Как там ее зовут? Он не запомнил. А ведь Николь права, тогда экзоскелет еще долго не напоминал о себе, и можно было спокойно дышать, не испытывая постоянную боль… Решение созревает спонтанно: Хольт спускается из офиса, доходит до своей машины и лихорадочно начинает шарить в бардачке. Нашел! Хотел ведь выбросить ее номер, хотел… Да забыл об этом как-то. Звонит почти в отчаянии, хотя голос удается сохранить спокойным:

— Алло, Анна? Можешь приехать ко мне прямо сейчас.

Анна сидит с подружками в кафе. Им редко удается собраться всем вместе, все-таки, сессия закончилась, началось лето, все в разъездах. Кто на острова, кто еще куда, она одна всегда остается в Амстердаме, как будто кого-то ждет. И не зря. Тут же срывается с места, извиняясь перед подружками. Плевать, как долго они знакомы, сколько вместе проучились в универе. Они всегда под рукой, за учебный год устанешь видеть их рожи. А Хольт — он такой один… Она и не думала, что он когда-нибудь о ней вспомнит. Перестала сталкерить, как он и просил. По ночам ей часто снилась сцена их уединения в машине, как единственный самый счастливый момент в ее жизни. Если честно, после такого и умирать было не страшно. Жизнь ведь на сто процентов удалась. А потом он позвонил.

— Я в течение минут пятнадцати подъеду, — говорит она.

Хольт щелкает языком, говорит неумолимо:

— В течение десяти и ни на минуту больше.

Она не понимает, к чему такая спешка, но бежит к нему по первому зову, как преданная собачка. Он тем временем поднимается в офис, в свой кабинет. Отсылает Николь. Ждет. Когда Анна вбегает в кабинет, вся запыхавшаяся, Хольт уже готов ее изжарить. Весь искрится, нервы не выдерживают, а говорит вполне спокойно:

— Восемнадцать минут. Ты не уложилась.

— Больше не повторится! — вкрикивает она. Ему плевать на ее заверения, он и так почти на грани. Хотел уйти за помощью к сестре, но все же дождался Анну. Пусть докажет, что ждал не зря.

На автопилоте, почти не контролируя себя, приподнимает ее юбку, стягивает белье. Она охает, не готовая к такому повороту событий. А ради чего еще, она думает, он ее позвал? Грубо прижимает ее к столу — нет времени. Берет прям так, хотя она не успела намокнуть. Наверное, ей будет больно, но какая разница? Знала, на что шла. И все простит.

Анне и правда больно. Он прижимает ее лицом к столу, нет возможности вырваться. Она пытается себя утешить: это ведь ее кумир! Может, сейчас и не очень приятно, но она ведь знает, на что он способен. Если вспомнил, позвал, значит, очень сильно в ней нуждался. Она не может ему отказать. Поэтому надо терпеть.

Он кончает, а она не чувствует ничего, кроме боли. Только понимает, что надо брать дело в свои руки. Переворачивается, чтобы видеть его лицо, заглядывает ему в глаза. Кажется, будто даже в них сверкают искры. Капли пота стекают по лицу, взгляд загнанный. Да ему даже хуже, чем ей!

— Не… получается… — шепчет он. Кажется, она начинает понимать, в чем дело. Эта штука, вживленная в его тело. Он же рассказывал, это она производит электричество. И сейчас из нее исходит поток энергии, который причиняет ему боль. Но не ей — пока. Времени на принятие решения слишком мало. Но она говорит:

— Давай еще раз.

Он кивает. В прошлый раз они сделали это два раза, и сразу стало легче. Может, и сейчас получится? Снова двигается внутри нее, тараня. Болезненные ощущения прошли, все-таки сперма — отличная смазка, но Анна не знает, сколько еще выдержит. Но ничего ему не говорит. Откидывается назад, закидывая ноги ему за спину. Полностью отдается процессу, позволяя ему сделать все, что он хочет. Разряды тока бегут не только по его телу, но и по ее. Ощущается это весьма болезненно, не то, что в прошлый раз. Анна вздрагивает, но не решается издать хоть звук, терпит молча. А потом он особенно сильно ударяет по столу — и тот ломается. Хольт успевает подхватить ее, удерживая на весу. Она не хочет проверять, что там со столом, смотрит только на своего кумира.

— Ничего страшного, продолжай.

Он сбрасывает с себя рубашку на пол и укладывает Анну поверх нее. У Анны снова не получается кончить раньше него. Все болит в тех местах, которые он с усилиями сжимает, и по которым пускает ток. Наверняка будут синяки. Но она не возмущается.

— Сколько… раз… ты еще… сможешь… — едва разборчиво произносит Хольт. Он устал. Ему больно. Он надеялся, что двух раз хватит, но электричество накатывает на него, причиняя боль. Все это передается и Анне, которую он с таким усилием сжимает. Значит, ей так же больно, как ему. Но почему она ничего не говорит?

— Столько, сколько надо, Август, — она впервые в жизни говорит так уверенно. Это так похоже на глупое самопожертвование, неужели она совсем не думает о себе? И полному идиоту понятно, что долго она не выдержит, тогда зачем храбриться?

— А если у тебя сердце остановится от нагрузки? — интересуется он, хотя снова без предупреждения начинает двигаться в ней. Она закусывает губу, запрокидывает голову назад и не видит ничего, кроме потолка, который подозрительно светится. Единственным источником света в кабинете является Хольт. Да, он в любой момент может назвать код девять, и труп уберут без лишних вопросов. Но неужели ее это совсем не волнует?

— Просто трахни меня, сколько требуется! — вскрикивает она на особенно глубоком проникновении. — Потом разберемся.

Тело у нее молодое, гибкое. Зря он волнуется — конечно же, она выдержит. И раз она разрешила, можно трахать ее до посинения. Что Хольт и делает, вздрагивая одновременно от боли и удовольствия. Когда экзоскелет перестает барахлить он, наконец, выдыхает со спокойствием. Растягивается на полу, радуясь, что больше не чувствует боли, а мысли перестали путаться. Анна лежит рядом — закидывает на него руку, прижимается. Хочется ее отогнать. Она — всего лишь инструмент для достижения цели, не более того. Они друг другу никто, почему он должен позволять ей к себе прикасаться после того, как то, ради чего он ее пригласил, закончилось?

Анна как будто читает его мысли. Поэтому пусть и с трудом, но сразу встает, собирая по полу разбросанные вещи. Повезло, что он был аккуратен и ничего не разорвал, а то ведь мог. Неуклюже одевшись, начинает расчесываться. Волосы максимально наэлектризованы и стоят дыбом. К счастью, расческа у нее деревянная, не пропускает ток. Анна не хочет признаваться даже самой себе, что готовилась к этому. Август просит ее уйти, но она достает влажные салфетки и начинает заботливо протирать его лицо.

— Что ты делаешь? — возмущается он. Хмурится, лежит, не открывая глаз. Наверняка задумывается, как ему в таком состоянии дальше работать. Ну а Анна ему не указчик. Пусть делает, как хочет.

— Так ведь ты весь вспотел. Сейчас освежу тебя немного.

У Хольта нет сил возражать. Если считает его своей игрушкой, которую надо одеть, умыть и накормить — так уж и быть. Но черту пусть не переходит. Его терпение не безгранично.

— Лохматый весь, что о тебе работники скажут… — бурчит Анна и начинает его расчесывать. Ему хочется засмеяться. Какая глупая. Он ее здесь чуть ли не насиловал — она не кончила ни разу — а думает только о том, что о нем люди подумают. Глупая, но удобная.

Он перехватывает ее руку, открывает свои ярко-зеленые глаза, в которых можно легко потеряться. Слегка прикусывает ее запястье — просто, чтобы поразвлечься и посмотреть на ее реакцию.

— Не хулигань, — просит она, как будто из них двоих это она старше, а не он. — Ну все, теперь вроде и не лохматый. Я пойду?

— Иди.

Анна удобна. Она не задает лишних вопросов, ничего не просит. Ей достаточно, что он почтил ее своим вниманием, будь оно приятным или болезненным. Она спешит домой почти вприпрыжку несмотря на то, что у нее почти все болит. Хольт вдруг понимает, что она идеальна для его целей. И приказывает Николь пробить эту девушку по базе.

В следующий раз они встречаются после того, как Хольт поучаствовал в очередном сражении. Он не хочет пускать ситуацию на самотек, поэтому вызывает ее сразу же. Он все лучше понимает неисправный экзоскелет и, чего греха таить, начинает вовсю этим пользоваться. Прибежавшая с другого конца города Анна смотрит на него с ужасом:

— Это что, кровь?

Конечно, это кровь. Хольт забрызган ею с ног до головы, разве можно ожидать чего-то другого от инквизитора? Он не тратит время на слова, просто заваливает ее на пол и отрывисто приказывает:

— Раздевайся.

Анну в последнее время съедали муки сомнения. Она молодая, но не глупая. Уже сразу было понятно, что Хольт будет ее использовать только ради одного. Никакой любви до гроба, детишек, совместного ведения бизнеса — чего она себе только не напридумывала в свое время. Надо быть реалистами, ему нужен только секс. Неужели она опустилась так низко, чтобы давать незнакомому, по факту, мужчине по первому зову? Видимо, да, раз она снова пришла. Раз не стала обращать внимания на кровь, в которой он был весь перепачкан. Раз позволила ему снова взять себя довольно грубо, остервенело. Только, когда он позвонил, она тут же приняла специальное лекарство. Не хотелось, чтобы было больно.

Когда все, наконец, заканчивается, он втаскивает ее на себя, крепко сжимая. Анна осознает, что он успел выпить, пока ждал ее, поэтому он чуть мягче, чем в прошлый раз.

— Ты должна устроиться работать, — говорит он еле различимо куда-то в область ее шеи. — На меня. Оклад тебе обещаю хороший. Должность запишу левую, но ты должна всегда быть под рукой. Ясно?

Разумная женщина сказала бы: «Да пошел ты». Но бедная студентка рада возможности подзаработать. Только хмурится, замечая:

— Но если ты будешь платить мне деньги, не значит ли это, что ты делаешь меня своей проституткой официально?

— Хочешь работать на чистом энтузиазме? — замечает Хольт довольно цинично. На самом деле, он и рад ничего ей не платить. Вот только держать ее в штате без зарплаты будет довольно странно. Она и так делает для него достаточно много, хотя и не подозревает об этом. Можно меньше дергать Мико.

— Деньги лишними не бывают, — разумно замечает Анна. — Что от меня требуется?

Они подписывают контракт. Официально у Анны, конечно, совсем другая должность, более презентабельная. Если потом покажет свою трудовую книжку на новой работе, ее с руками оторвут. А по факту она, конечно, да, всего лишь проститутка. Интересно мир устроен, да? Вроде просто влюбляешься в кумира, а потом даешь ему по щелчку пальцев. И все это замаскировано благородной целью — не дать ему умереть от боли и помочь в контроле над своими силами. Анна не знает, плакать ей или смеяться.

А потом Хольт просит ее посидеть с его сестрой. Весьма неожиданно, и Анна понимает, что совершенно к этому не готова. Что она знает о детях, точнее, подростках? Что она может предложить Мико, которая много дней заперта в помещении, из которого ей нет выхода? На улице шпарит жара под тридцать пять, а то и сорок, и Анна заявляется к Мико с разными видами газировки со льдом. У Мико губа не дура, спрашивает в ту же секунду, как Анна переступает через порог:

— Ты спишь с моим братом, да?

Анна не ожидает такой прямолинейности. Да и как ответить на этот вопрос? Спит-то она c с ним спит, да вот только все еще ничего о нем не знает и начинает сомневаться в своем решении. Быть официально на него устроенной это, конечно, здорово, как и хвастаться всей родне, что работает на HOLT International, но постоянно задаваться вопросом, к чему все это — уже не так приятно.

Анна показательно трет рукой по лбу, затем смотрит на ладонь и выдает:

— О нет, у меня это что, на лице написано?

Перевести все в юмор не получается: по крайней мере, Мико не выглядит довольной. Ну естественно, всего лишь очередная шлюшка ее брата, о которой он быстро забудет. Сколько Мико повидала таких на своем веку? И не счесть. Август быстро умеет менять партнерш.

Анна подсаживается к ней, пододвигая газировку в стаканчиках из-под коктейля с трубочками внутри:

— Думала, это пригодится, на улице так жарко. А тут холодно, как в морге.

Мико показательно ее игнорирует. Смотрит в экран, играя в какую-то свою игру, не хочет ее слышать. До того, пока Анна заговорщески не говорит:

— В одном из этих стаканов водка с ананасом. А в другом — мохито, ты же знаешь, что в нем ром? Не знала, что тебе понравится, да и братец твой вряд ли разрешил бы все это пронести. Ну что, попробуешь?

В глазах Мико явно играет интерес. Она тут же хватает коктейль «ананас с водкой», отпивает немного и закашивается. Анна беззлобно смеется, постукивая ее по спине:

— Кажется, я налила слишком много водки. Не спеши так, я тебя прошу.

Под алкоголем они немного разговариваются. Анна уже не так раздражает Мико, хотя тот факт, что Анна спит с ее братом, вызывает у Мико отвращение. Август же ужасен, почему куча женщин все время соглашаются пройти с ним через такое? У младшей Хольт никогда не было секса, понимает Анна. Ей этого не понять. Но, может, если рассказать о своем опыте, Мико не будет к этому относиться так предвзято?

Они открыто говорят на взрослые темы, когда в помещение входит Август. Он почему-то веселый — наверное, рад, что очередная его подстилка нашла с сестрой общий язык — и плюхается между ними на подушки, вопрошая:

— О чем говорите?

Анна поспешно отодвигает от него напитки, содержащие алкоголь. Если он узнает, что она спаивала его несовершеннолетнюю сестру, ей совершенно точно не поздоровится. Приходится мило улыбаться и говорить:

— Да так, о своем, о девичьем.

Хольт обнимает их обеих, и Анна замечает, как Мико морщится. Определенно, он ее раздражает, и она хотела бы видеть его как можно реже. Что ж, наладить контакт с сестрой вполне удалось, и иногда навещать ее тоже входит в обязанности Анны.

Мама ею гордится — какая она молодец, еще учится, а уже получила работу в такой крупной и уважаемой компании! Всех подробностей Анна ей, разумеется, не рассказывает, да и оно и понятно. Любой ее за это заплюет, когда узнает, хотя сама Анна, безусловно, счастлива. Работу лучше для нее представить сложно.

Когда Анна заходит в офис, ей кажется, все на нее смотрят, и смотрят осуждающе. Особенно Николь, которая совершенно точно знает, для чего Анну каждый раз призывают. Но сама Анна держит голову высоко. Она от роли обычной фанатки смогла подняться до девушки, в услугах которой Хольт безумно нуждается. А какие именно это услуги, уже не суть важно. И ей за это еще и платят — разве не прекрасно?

***

Забедайя смотрит на Анну сочувственно, а на Хольта — с ноткой презрения. Когда она уходит после очередного многочасового рейда, едва передвигая ноги, он просит:

— Пожалей девушку! Она же так долго не проживет.

И Хольт цинично заявляет:

— Я знаю.

В последнее время ему приходится обращаться к ее «услугам» все чаще и чаще. Он видит, что ей тяжело и больно, но разве его должно это волновать? В конце концов, она сама на все это согласилась, подписав контракт.

— Никаких отмазок и отказов, — сказал он ей тогда. — Ты придешь в ту же секунду, что я тебя позову, вне зависимости от того, как ты себя чувствуешь.

— А если у меня будут месячные? — говорит она почти робко, испуганно. Он обнимает ее, целует ее в лоб, как ей нравится, и говорит:

— Тебя же не испугало, когда я был весь в крови? Почему меня это должно пугать.

— И правда, — говорит она. Такая простая, глупая. И согласилась на такие нечеловеческие условия.

— Мне проще платить одной влюбленной дуре, готовой ради меня на все, чем целой толпе, — замечает Хольт свысока.

— Но это ведь бесчеловечно!

— И об этом говоришь мне ты?

Забедайя хотел бы его остановить, правда. Хотя бы из принципа, из хоть какого-то представления о морали. Но когда он видит, с какой радостью Анна бежит навстречу этому чудовищу, он может только разводить руками. В конце концов, Хольт ведь о ней заботится! Оплачивает всю ее деятельность, каждый раз отправляет ее на массаж, в сауну расслабиться. Если бы ей было тяжело, она остановилась бы? Верно?

— Ты должна быть всегда готова к сексу, — дает Хольт ей инструкции, когда она подписывает злосчастный контракт. — Всегда возбуждена, всегда привлекательна. Добиться этого нелегко и иногда даже вредно для здоровья. Ты готова к этому?

Она смотрит на него — красивого, сильного, самого любимого мужчину, в чьих объятьях она провела столько дней и ночей. Кто причинил ей столько боли и подарил столько наслаждения. Она подсела на него, она не может больше думать ни о ком другом. И она восхищенно шепчет:

— Готова.

Еще не зная, что ей придется каждый день готовить себя — у него нет времени на прелюдии. Не догадываясь, что даже если она захочет сказать «нет», он ее не послушает — и это тоже прописано в контракте. И не осознавая, все это — надолго… точнее, до конца ее жизни. Не очень долгой.

Август не изверг. Он правда хочет помочь ей прожить хоть немного дольше и даже создает для нее специальный прозрачный костюм, плотно прилегающий к коже.

— Пока ты в нем, тебя не будет бить током.

«Но в нем же жарко!» — хочет сказать она. Однако Анна уже хорошо изучила своего партнера. Наверняка он скажет что-то вроде: «А жить ты хочешь?». Ее пару раз так ударяло током, что она теряла сознание. А ведь он еще сдерживался. Что будет, если он совсем потеряет контроль?

— Спасибо, — благодарит она вполне искренне.

Когда она надевает этот костюм, на которой ему пришлось вбухать столько денег, ей не больно. И она даже может выдержать больше рейдов. Но есть ли в этом смысл, когда его боссы называют его сломавшейся игрушкой и намекают, что скоро от него избавятся? Есть ли смысл, когда он сходит с ума и смеется в ответ на все их угрозы смерти? Когда хватает ее, прижимая к себе, и говорит:

— В последний раз… Ты послужишь мне в последний раз.

Электричество вокруг него настолько убийственно, что даже костюм не спасает. Она изжаривается в его руках, когда он берет ее, нисколько не заботясь о ее состоянии, ни капли не жалея. Анна — почти полуживой труп, когда смотрит на него с испугом — и благоговением. И говорит:

— Я люблю тебя.

Вот так, просто. В то время, как он ее убивает. После всех тех раз, когда он брал ее против воли, причиняя боль и заботясь только о себе. Эти фанаты — они, конечно, ебанутые. Ебанутее его в несколько раз, это уж точно.

— Да сдохни ты уже, — говорит он, отворачивая от себя ее лицо.

Не хочет видеть предсмертную судорогу и эту хуевую, бессмысленную преданность. Не сразу он замечает, что ебет труп.

— Ну вот… — говорит он почти с сожалением. Но он не умеет сожалеть о чем-то. — Придется искать новую.