Кэрнел

Исина увольняют с угрозами трибунала, забирают погоны и оружие. Минсок долго над ним шутит, а потом позволяет жить у себя, стоит Министерству забрать у бывшего сотрудника квартиру. Исину путь заказан, чтобы устроиться по званию, потому долгое время его кидают из места в место, а Минсок оказывается отличным другом, потому что жить Чжану негде, если не у него. Оное длится пару месяцев, потом Исин меняет направление и пытается устроиться хоть куда-нибудь, в чем тоже терпит неудачи, ведь по сути не умеет ничего, кроме того, как быть Охотником.

— Вообще, — выдыхает Минсок, находя Исина в очередном приступе печали, — ты бы мог пойти в академию. Там есть фак, на коем детишки учатся быть Охотниками. На практическое тебе прав не дадут, но хотя бы теорию ты им преподать можешь. Вряд ли у них настоящих Охотников в учителях выше крыши.

— С каких пор это стало обучаемой профессией? — недоумевает Исин, все еще находясь в уныние. Такой вариант не казался ему чем-то продуктивным. Минсок время от времени находил его полнейшей апатии, когда бывший Охотник получал отказы.

Другу тоже было странно, что Охотников учат. Как такому можно было научить, если это прирожденный дар? Конечно, можно было обучать теории и тех, кто является Охотником с рождения, но Минсок знал одну особенность этого факультета, прекрасно осознавал, что Исину она по душе не придется. Но при этом все равно решился пнуть друга, чтобы расшевелить.

— Тебе нужно дело больше, чем деньги, — напоминает Ким, — возьми себя в руки и попробуй. Не понравится, уйдешь. В чем проблема?

— Я не умею контактировать с людьми. Тем более с детьми.

— А я с женщинами, но работаю на них, — Исин на это закатывает глаза и поднимается с места. Он не воодушевлен, но явно заинтересован хотя бы на слабо, — попробуй. Я буду поддерживать тебя, чтобы не было страшно.

***

И он пробует. В академии его отправляют в другой корпус, благодаря чему он понимает, что это даже не уровень высшего образования. И из-за этого еще меньше понимает, зачем оно нужно. Конечно, сам Исин сбежал из школы после основных классов, но он пошел в школу полиции, а не в шарагу. У него было высшее образование после специальной подготовки, где вкупе играло и врожденное призвание. А что было тут?

— Вы настоящий Охотник? — удивляется ректор, разглядывая его документы. Исин кивает.

— Бывший.

— Бывших Охотников не бывает, — уверяет он, смотря на Чжана достаточно заинтересовано, — у нас нет преподавателей по теории и по технике, можете выбрать один из них, хоть оба. Ребятня начинает работать с этими предметами только со второго курса, так что вам уже нормальные дети достанутся.

— Я бы выбрал технику, — улыбается Исин, искренне понимая, что ни слова о теории не знает. Все случалось само собой, он явно окажется в тупике, пытаясь говорить о том, что не выполнял, — мне больше интересно, как это вообще факультетом считается.

— Тут много Охотников, если честно, — мужчина пожимает плечами, — им не хватило усидчивости для остатков школы, поэтому пошли сюда. Некоторые, конечно, обычные люди, которые просто пытаются. К тому же, среди них есть и сборки...

— Как?

— Птички, — замечает ректор, — ничего серьезного. Это же касается и преподавателей, не удивляйтесь.

Исину дается месяц до начала семестра. Он знакомится с преподавательским составом, отмечая, что все химеры в нем - никак не связаны с Охотниками. Они немного напрягаются от нового участника, но быстро привыкают. Быстро привыкает и Исин, потому что птицы никак не пугают, а к кошачьим он привык еще с общения с Минсоком.

Его друг был полукровкой, что звучало смешно, ведь отчасти химеры с самого начала ими являются. Минсок не мог обращаться, потому что имел человеческое тело, у него не было способностей и плюсов этих самых существ. У него даже внешних признаков нет, может только привычки. Но ощущался он не человеком. И ощущал других не как человек.

Исин составлял подходящую под него самого программу, изучал списки учеников и пытался делать все, чтобы создать образ отличного преподавателя. Но с самого первого своего занятия каждый раз замирал на секунду, пытаясь перевести дыхание. Наличие тех же птичек било под ребра очень сильно, пусть те с самого начала были в союзе с Охотниками. Да и разница между наследственными Охотниками и людьми была ощутимой.

Ханын говорила, что у нее самая сложная группа, на которою повлиять совершенно невозможно. И если с остальными Исин ощущал себя хоть немного уверенно, то с ними хотелось просто придушить себя. Крошечная группка второкурсников, где одни мальчишки, среди которых и ни одного Охотника-то не было. Зато была птичка. Несуразный мальчишка, что учился идеально, если бы не молчал. А молчал он просто потому, что в группе был единственным химерой.

— Бэкхён, говоришь? — Исин кивает, когда Ханын оглядывается на него. Она развешивает новое расписание, в котором поправки едва значительные, зато теперь не будет никаких косяков. Быть преподавателем и крутиться в этой всей мишуре Исину было интересно, словно игра некая, — ну, я хотела его перевести во вторую группу, но мне запретили. Сказали, мол, их и так поровну сборок и людей, а тут будет перевес.

— А тот факт, что он один среди слепых людей, никого не смущает?

— Ого, ты чувствуешь слепцов? — удивляется женщина. Чжан пожимает плечами, складывая скрепки друг у другу, чтобы ровно лежали.

— Я чувствую Охотников, а не людей. Так Охотников среди твоих ребят нет.

— А в той группе все они, — смеется Ханын. Исин знает, у них он тоже уже вел технику. С ними это имело смысл, потому что использование силы у них получалось вместе с ее контролем. У людей же это была немного другая вещь, где просто шел курс о работе с такими вещами и правилах. И Бэкхёну, как птице, это было очень неинтересно. Он мог использовать силу, потому краткий курс всякой ерунды только вредил ему, потому что в лишний раз загружал.

— Если честно, то это первый раз, когда я сопереживаю сборке.

— Он хороший мальчик, — женщина улыбается Исину так, словно они про ее сына говорят, не меньше, — обижать его за это будут только больше, но я искренне им горжусь, что он справляется со всем.

***

Исин отрабатывает два месяца с начала нового семестра, как слышит о неприятностях, что у второй группы второго курса может не быть куратора. Детишкам это очень даже нравится, потому что их куратор славится своими ежовыми рукавицами, но Исина это пугает, потому что он не хочет попасть под список тех, на кого эту группу скинут. Теорию преподают максимально разные люди, потому тот же второй курс поголовно на этот факт жалуется. Третий же говорит Исину, что у него они узнают больше, чем на теории, о теории. Льстит.

Примерно к началу третьего месяца он знакомится с Кёнсу и Чанёлем, которые лениво играют в баскетбол после занятий каждую среду и пятницу. Кёнсу ведет практику у Охотников, сам таковым являясь. Чанёль вел у них же физическую подготовку, являясь любимым преподавателем и у людей, и у химер, и у Охотников. Исин находил их двоих совершенно неловкими, что с кошкой внутри Чанёля было безумно странно. Неловкие то ли из-за своего тандема противоположностей, то ли из-за строгих лиц, которые на деле таковыми не являлись

У Чанёля зрачки узкие-узкие, совсем дурные в некоторых моментах, но всё еще узкие. Совсем кошачьи повадки, будь то излишние выгибания, когда надо размяться. С Минсоком его очень даже роднят достаточно острые зубы, будь то клыки или более крепкие, чем у людей, резцы. Ну или почти мурлычащие согласные. Кёнсу с последнего очень часто бесится, но они вроде как друзья, поэтому терпит. Терпеть кошек оказывается невыносимо тяжело. Со второй зарплаты Исин снимает квартиру, оставляя Минсока в полном удовольствии. Правда, немного огорчается, стоит тому чуть ли не на той же неделе найти себе пассию. Это заставляет думать, что он другу мешал, хотя Ким его уверяет, что его новый партнер в его обители еще ни разу не был. Зато он уж точно, что Исин то ли по запаху, то ли по чужому настроению понимает, потому что так от почти_не_кошки кошкой еще никогда не пахло.

— Это преподаватель Ким Чунмен, будет вести теорию у Охотников, а так же заберет себе вторую группу второкурсников на кураторство, — представляет мужчину ректор. Это хорошая новость, просто потому что теория была неимоверно сложной сама по себе, так еще и затратной для преподавателей. Только вот перед ними стоит химера. Безумно красивый, желтоглазый, с белым волосами. Ничего страшного. Только вот он...

— Волк? — спрашивает Кенсу, усмехаясь. Чунмен немного сжимается, а потом уверенно приподнимает подбородок и смотрит на них на всех. У него жилистые руки, плотные мышцы, что не скрыть под рубашкой, потому что это особенность всех псовых.

— Да, волк, — соглашается ректор, — только вас это не должно волновать. Любое поползновение в сторону преподавателя Кима, вы будете выкинуты с работы.

— Немного не честно, — замечает кто-то еще.

— Тут вроде Охотниками все становятся, а вы решили к ним закинуть врага? — усмехается До, — что за клин клином?

— Не собираюсь слышать такие речи, — заявляет ректор и оставляет всех переварить мысли. Чунмен стоит пару секунд с потерянным видом, а потом порывается что-то сказать, познакомиться, но буквально накаляется, потому что чувствует страх. Сжимает пальцы в кулаки и молча уходит с кафедры. От него остается едва ощутимый трепет, который вызывают только сильные химеры.

— Носитель? — предлагает вариант Кенсу, слегка наклоняясь на Исина, что сидит рядом. Тот пожимает плечами.

— Либо ему просто неприятна эта ситуация, — пытается найти второй вариант Исин, — хотя, давно их не видел, не помню уже.

***

У Исина кончаются занятия, потому он смотрит на расписание, замечая корректировку под нового преподавателя. У него сейчас занятия у второго курса, что кажется интересным. Исин бы посмотрел на него. Окна аудитории как раз к этому располагают, потому Исин может хотя бы подслушивать. Да и посмотреть тоже, так или иначе волки к себе внимание привлекали.

Чунмён рассказывает парочку правил, которые кажутся неимоверно важными. Что-то из теории, что вполне себе кажется легкодоступным, если есть с кем это разобрать. Он быстренько опрашивает ребят на знание того, что они уже проходили, недовольно хмурится, исправляет их, но тут же поясняет причину таких исправлений. Преподаватель он хороший, потому Исин даже поспорить не может и собирается уходить, но цепляется.

— По сути, ничего из этого вы не можете использовать просто так, потому что сборки для вас вреда не несут, — Исин понимает, что его скорее всего уже давно почувствовали, но сейчас так всё равно. Студенты пытаются узнать, почему же так, ведь Охотники только таким должны и заниматься. Чжан знает это правило, потому что за него получил.

— Пока сборки не нападают на вас, при этом принимая животную форму, вы не можете их трогать. Они не представляют опасности в человеческом теле, тут вы должны разнять именно конфликтующих. А использование силы требуется только в случае крайней необходимости, — рассказывает Чунмён, что получается как-то излишне честно. А Исину даже кажется, что обиженно. Скорее всего, для химер это личная боль, — да и использование серьезных средств не лучшее решение.

— А смысл останавливать химер чем-то слабым, если можно раз и надолго? — спрашивает один из мальчишек. Преподаватель едва заметно улыбается и смотрит на них внимательно. Глаза у него чертовски желтые, но такие спокойные, потому что он в полнейшей безопасности среди слепых ребят. Никто из этой группы не будет Охотником, так что они ничего и не понимают.

— Сила Охотников зависит от их тела. Лучше уж действовать на других слабее, потому что это на тебя будет действовать слабее. Охотники и так вычеркивают из своей жизни старость, а тут еще можно и встретить ее прелести раньше, — последнее звучит шуткой, которая студентов смешит, но шуткой не является. Иногда Исин ловит себя на том, как болят его кости изнутри, потому что свое тело он прилично так расходовал.

— Да и сами сборки ощущают приличную боль, которая не считается чем-то гуманным.

— Но они же живы.

— Примерно настолько же, насколько жив человек, которого должны были казнить, но в последний момент передумали, — Чунмён знает, о чем говорит, Исин это понимает лучше других. Химерам всегда больно, потому что сила Охотников на причинение этой боли и направленна.

— Ой, у нас тут же на синичке такое использовали, — вспоминает парень, привлекая внимание Чунмёна к Бэкхёну. Тот весь сжимается, потому что ему бы от этого внимание отделаться. Волк пугает его до усрачки, что даже не до задир.

— Гарпия, — шипит Бэкхён и невольно щетинится весь, взъерошенным пухом в волосах, — и уже хватит меня упоминать в амплуа сборки, которого можно было бы приложить Охотникам.

— И как ты себя чувствовал, если не секрет? — спрашивает Чунмён, словно провоцирует птицу на конфликт. Но тот расслабленно откидывается на спинку стула и смотрит недовольно на преподавателя. От парочки людей Исин уже наслушался, что их маленькая гарпия то еще хамло, пусть и пытается это скрыть.

— Точно так же, как вы, только я птица и у меня остаются шрамы, — бросает он, — словно кто-то тебя разодрал и собрал заново, только секундно. Даже не кричишь, потому что больно так, что не получится.

— И я хочу вам сказать, что это нужный пример, — по-доброму улыбается Чунмён, — вы должны нести ответственность за то, что делаете. И если это боль, то вы должны рационально ее применять. Не просто так, не для каждого подозрительного действия. Ваши действия должны защищать одновременно и людей, и сборок, а не кого-то одного.

***

— А ну иди сюда, крыса, — раздается слишком неожиданно, что Исин даже не реагирует заранее. Чунмён прижимает его спиной к стене, локтем надавливает на плечо и смотрит слишком агрессивно своими желтыми глазами, что не в самом светлом коридоре даже немного горят. Волосы Чунмёна убраны наверх, отчего открывают его красивые черты лица еще лучше, — что тебе нужно?

— Ровным счетом ничего, только вот тебя что-то привлекло.

— То, что ты шакалишь за мной, — усмехается он, но Исин ловко хватает его свободной рукой за подбородок и сжимает крепко, не давая вырваться.

— Не слишком ли много ты себе позволяешь? — шипит Охотник, всем своим видом показывая, что сейчас он сильнее. Чунмён пытается вырваться, что у него не получается, убирает руку от чужого плеча, из-за чего сам оказывается прижат к стене, — тебе тут не рады, не заметил?

— Только из-за того, что я волк? — он старается не рычать, но не справляется с этим, пугается неимоверно от всей этой ситуации. В отличие от кошачьих, у псов нет никаких клыков или когтей, поэтому он пытается пугать только глазами, что получается плохо. Исин наклоняется к нему близко и улыбается с вызовом.

— Ты, крошечный носитель, понимаешь, что мы с тобой не сработаемся?

— Ни с тобой, ни с До, потому что вы выделываетесь. А из-за вас все рычат и боятся. Не слишком ли вы по-идиотски ведете себя? Химеры ощущают страх и напрягаются, а вы только и делаете, что заставляете меня быть в ужасном положении. Сами начали, а потом еще и удивляются.

— Не переводи стрелки, ты всё еще волк.

— А тому мальчишке ты так же говоришь? — это уже задевает, — что он химера? Что он хищник? А, может быть еще о том, что его вид может людишкам голову откусить?

— Не стоит сравнивать себя со скромной птичкой, — Бэкхёна почему-то хотелось защищать. Возможно, потому что он тихий безобидный ребенок. Возможно, потому что у него чертовски важный для мира вид. Много этих "возможно", но ни один из них не является "волк". А Чунмён очень даже.

— Оу, может быть мне стоит сравнить себя с тобой? Ты точно такой же хищник, как и я, даже опаснее, — Исин отпускает руку и слегка отходит, — что, неприятно? А мне, черт возьми, думаешь, приятно, когда каждый из вас создает мне образ ублюдка?

— А разве это не правда?

— Я, черт возьми, носитель, о каком ублюдке может идти речь, если я даже не агрессивен сам по себе?

— Ты меня к стене прижал.

— Ты, — а ведь и правда, Исин ответил ему тем же. Как бы он не пытался оправдать это тем, что волк первым его к стене прижал, это всё равно плохой ответ. Исин недовольно хмурится и оставляет мужчину одного. Чунмён передразнивает его беззвучно, но ничего не предпринимает после.

***

Чунмен в коллектив не вливается. Он просто есть. Дети в восторге от волка настолько, что даже Охотники влюбляются в его предмет и подачу. По сути, он делал теорию похожей на житейский опыт, а это не могло не подкупать. Иногда Исин позволял себе подглядывать за его уроками, прекрасно зная, что больше стычек между ними не будет, и узнавать какие-то новые стороны своей работы.

Чжан иногда ощущал себя виноватым, ведь мнение Охотников в их коллективе считалось неофициально официальным. И тот факт, что Исин Чунмена старался игнорировать, казался ему ужасным примером для остальных. Волк таил на него обиду, да и делал это в своей манере носителя - гордо задирая кончик носа, когда они случайно пересекались.

Но Чунмен держится у них несколько месяцев и отлично справляется. Исин тусуется в полной мере с Кенсу и Чанелем, за что однажды на полном серьезе слышит от Чунмена "вау, двойные стандарты". И волка это обижает еще больше. Сделать фаворитом группы чертову хищную птицу, общаться на братском уровне с кошкой...есть же еще Минсок во всем этом списке. Да, химере было бы действительно от такого неприятно, потому что это двойные стандарты. Но волков и боятся больше, чем кого-то еще.

Чанель собирается закрывать зал, но занят складыванием милых сердечек в тетрадь. Ребятня надарила ему кучу милостей, потому что белый день. Он не был преподавателем только у Охотников, из-за чего ему попадались группы с полным набором девчонок. Пак слышит, как открывается дверь зала и оборачивается, встречаясь взглядом с Бэкхеном.

— Преподаватель Пак, — начинает он, а потом смотрит на чужие сердечки, как-то печально усмехается и отходит назад, — нет, не важно.

— Но если ты пришел, значит, важно, — мальчишка уже идет к выходу, потому весь сжимается, когда его зовут. Оборачивается и смотрит как-то непонятно. У него белые глаза переливаются золотом, как и тонкий пух в черных волосах. Белый день, а он такой умилительно красивый.

— Не хо..чу навязываться...

— Всё хорошо, — обещает Чанель. Он уже догадывается, что это очередное белое признание, так что нет ничего страшного. Бэкхен подходит чуть ближе, но продолжает держать дистанцию, словно что-то обдумывает. Если бы где-то в параллельной вселенной они были бы врагами, уровень такой птицы бы его пантеру просто бы сломал. А тут, словно специально, он кажется маленьким ребенком, а не серьезным соперником.

— Как же это глупо, — шепчет Бэкхен и всучивает Паку в руку белую плоскую коробочку, что обтянута лентой. И стоит Чанелю ее взять своей рукой, то сразу же отворачивается и спешит к выходу. Конфеты, а не милые открыточки.

— Бэкхен, стой! — просит Чанель, что парень делает, но не оборачивается.

— Я сейчас умру от стыда, если вы не дадите мне уйти.

— Что это значит?

— Что я зову вас на свидание, — выдыхает Бэкхен, продолжая сжиматься. Он весь тоненький и хрупкий, что такой смелый поступок явно давит на него. Чанель просто не имеет право его задерживать.

— Хорошо, иди.

***

— Чертов белый день, юные леди всегда такие активные, — злится Кенсу, к которому Исин с Чанелем приходят домой. Сразу после работы, чтобы просто отдохнуть и вкусно поужинать, с теми же вещами, с которыми были в академии.

— В тетради перестали влазить их сердечки, пришлось выделить отдельную мультифору, — делится Чанель, — неужели тебе тоже надарили?

— Дуры не пуганные, им столько сплетен рассказали о том, что я терпеть это не могу, а они все равно лезут, — жалуется До, а Чанель достает белую коробочку и открывает, позволяя Охотникам поесть конфеты.

— Ого, как щедро, разве не открыточки обычно дарят? — спрашивает Исин и тянется за одной.

— Конфеты это признание в сильных чувствах, — замечает Кенсу, — потому все дарят открытки, чтобы не быть голословным. А тут конфеты, знаешь хоть, кто?

— Знаю, на свидание позвал меня.

— Ты согласился?

— Я думаю.

— С учениками опасно встречаться, — Кенсу недовольно хмурится и идет наливать чай, потому что слишком сладко, — там даже с сильными чувствами могут возникнуть проблемы. Сладкое, что ты не ешь, кстати, с любовью сделали. Фруктики в шоколаде разные.

— Сколько между вами разница? — спрашивает Исин, прекрасно понимая, что Чанель бы сразу отказал, если бы его это не привлекало.

— Пять лет.

— Значит, совершеннолетний. Не спи с ним после первого свидания, тогда и проблем не будет. Не понравится, сразу скажешь, что пошел из уважения.

— Кто это хоть?

— Второкурсник, — Чанель явно не уверен в том, что это стоит озвучивать. Но дальше этих двоих информация не просочится, бояться нечего.

— Птица?

— Бэкхен?

Исин с Кенсу спрашивают это одновременно. Но становится очень даже понятно по смущенному виду Пака. Он кивает, не зная, куда себя деть. Бэкхен буквально был и любимчиком, и изгоем в одном лице. А тут свидание. Должно быть, мальчишке это далось не самым непроблемным способом.

***

Исин заваливается к Минсоку, потому что тот сам зовет его. Дразнится, что его бросили ради работы, но всё равно добродушно болтает с ним. А потом Исин хочет достать телефон из сумки, как замечает там что-то, обернутое розовой бумагой. Достает и смотрит, осторожно открывает. Минсока это интересует очень даже, что он подсаживается близко и смотрит, чтобы Исин раскрыл подарочек. Внутри оказывается достаточно вкусная на вид шоколадка, да и записочка на такой же розовой бумаге.

— Что там? — мурлычет Минсок, но надписи Исин не находит. Ким забирает у него бумажку и разглядывает, — анонимная посылка? Зачем тогда письмо?

— Может, там молоко? — шутит мужчина, но Минсок недовольно качает головой и нюхает бумагу. Вызывает вопросы, но отчасти он та еще тварь, которая может почувствовать что-то.

— Халиссон девятый, яблоко*, — начинает Минсок, — кто-то богатый и взрослый. А еще, псина. К тебе подкатывает химера? — удивляется он и отдает владельцу белую бумагу. Из всех возможных химер, которые могли иметь бы доступ к нему, есть только те, кто ошивается в академии. А тут псовые, таких от силы Чунмён.

— Он издевается? — выдыхает Исин, сминая бумагу, — у нас конфликт с преподом по теории, но из твоего описания, подходит только он. Зачем?

— Возможно, он хочет завершить ваш конфликт, — Минсок пожимает плечами, — это покупной шоколад, значит, не в любви признается.

— Ты разбираешься в градациях белого дня?

— Есть причина, — смеется Минсок, а потом делает вид, что ничего такого не говорил. Исин решает не заострять на этом внимание, пока друг скрывает свою кошку, — шоколад значит принятие чувств, а уже каких, решают они сами. Но только самодельный шоколад считается высшими чувствами. Так что это похоже на попытку примириться.

— Не похоже на него, — признается Исин, — и я бы не хотел с ним мириться.

— Вы работаете в одном коллективе. На меня бы давило, если бы у меня был с кем-то конфликт.

— Он еще и ни с кем не общается из-за этого.

— Это ужасно, Исин. Даже если это волк, он заслуживает уважения.

***

Теперь очередь Исина прижимать волка к стене, только без особых усилий, потому что тот и не сопротивляется. Вероятно, заведомо почувствовал, из-за чего его внутренняя самозащита не стала действовать. Смотрит на Исина как-то запуганно, но даже не вжимается. Охотник же мягко достает из кармана уже выровненную бумагу и показывает Чунмёну.

— Какого черта?

— Как ты понял? — это действительно необычно, потому что некоторые вещи узнать достаточно сложно. Исин усмехается, слегка наклоняя голову набок.

— Это не так важно, как важны твои замыслы. Что ты хочешь?

— Я не хочу с тобой конфликтовать, — признается волк, — это просто белый день, я нашел способ примириться. Хотя бы дать понять, что я этого хочу.

— А хочу ли этого я?

— Не изводи меня, твою-то мать, — он рычит, а Исин прекрасно видит, как ярче становятся его глаза. Вместе с тем, как напрягаются мышцы на чужих руках, потому что кое-кто злится, ведь обижен, — я к тебе с лучшими, к Охотнику, намерениями. Будь добр. Из-за тебя мне мозги выносят каждый день.

— Может быть дело в тебе, а не в моем влиянии. Я на пару месяцев тут больше, чем ты, — Исин отпускает его, но не позволяет сбежать. Хотя, тот и не собирается.

— Я бы сказал, что тебе не стоит меня трогать, — он не может не усмехнуться от собственных слов, — но ты меня даже не трогаешь. Уж лучше трогай, только расслабься.

— Ты же понимаешь, что у нас конфликт, который мы физически ощущаем?

— Прекрасно, — соглашается Чунмён, — но любое физическое чувство можно заменить психическим. Ты же больше, чем я, человек, должен разбираться в самосдерживании.

***

— Божечки кошечки, а носители все такие вот? — ворчит Чанёль, неловко потирает пальцами кончик носа и сам на себя фыркает. Кёнсу с Исином переглядываются, пытаясь понять контекст, который не был произнесен. От белого дня уже столько времени прошло, наверное, многое было решено. Исин поводит плечом, как бы показывая, что не уверен, как сформулировать вопрос. Кёнсу переводит дыхание, закатывает глаза из-за ситуации, но поворачивается к Паку.

— Ты о чем?

— Один прекрасный птенец позвал меня на свидание, а ощущение после этого свидания оставил безумно странное, — признается Чанёль, окончательно отвлекаясь от работы. Они сидят в его кабинете, заполняя журналы, потому что дружно получили за отсутствие нормально проставленных успехов учеников. Исин как раз добивает страницу, чтобы иметь возможность отвлечься на разговор.

— Понравился тебе? — спрашивает Чжан, совершенно не понимая, как себя химеры вообще в отношениях ощущают. Минсок всегда выглядит довольной кошкой, которой остается довольно вылизываться, когда у него появляются отношения. Чанёль же выглядит потерянным. Может быть дело в том, что это еще не отношения.

— Гарпия, а мой кот искренне недоумевает, что вообще происходит. Это и не сожрать, и не задружить, — поясняет он, — а человек во мне искренне в восторге. Причем в таком тупом восторге, что даже не опишешь.

— Бэкхён всем людям нравится, пусть и хамит, — смеется Кёнсу, — он производит отличное впечатление. Неужели за стенами академии он такой же?

— Очень быстро говорит, но никогда не путается в словах и мыслях. Держит спину, весь такой расправляется, что даже логично становится, что он не простая птица. И...не знаю, как объяснить это чувство...но это что-то вроде какого-то раздражения...

— Бесит от того, что хочется его поиметь? — усмехается Исин, удивляя таким определением Кёнсу, но попадая в точку, — это логично, потому что он носитель. Голова не работает на моменте, что у них мужское тело в человеческом образе. Они ведут себя так, что ты ощущаешь себя лучшим на свете, а твоя голова бесится с того, что ты на это ведешься.

— Откуда ты это знаешь? — почти шепчет До, понимая, что такие чувства вообще не испытывал к химерами. Исин тоже. Наверное. А разбираться в чувствах химер друг к другу им явно было некогда в этой жизни.

— У меня друг на стенку лезет, если не переспит с кем-то после первого свидания.

— Это вообще особенность сборок или нет? — уточняет Кёнсу, получая несуразное пожатие плечами. Чанёль мягко толкает его в плечо. Химерам не нравится, когда их называют сборками. Чунмён делает это перед группами, потому что теоретически так правильно для Охотников. На деле же они всё еще химеры, которым свойственно чувство собственной важности. И в свою сторону они такое не выносят от других, — ну серьезно, ты знаешь, как это работает?

— Понимаю, — решает Чанёль, — это свойство кошек. Думаю. Среди всех химер, с которыми я общаюсь, никто на такое не жаловался, если не кошка.

— А кошки жаловались?

— Нет, просто сразу находили способ переспать с кем-то после первого свидания, — отмахивается Пак, — приятный тебе собеседник располагает к тому, чтобы в него влюбиться. А тут любая влюбчивость хочет в постель. Так работаем. А Б...Бэкхён птица, я искренне надеялся, что такого не будет.

— Проблема же не в том, что он птица? — усмехается Исин, на что тоже получает по плечу Из-за этого срывается на пару смешков, потому что чужая логика ему ясна очень даже четко.

— Конечно же нет, — возмущается Чанёль, — ты вообще хоть раз видел химер, которым по кайфу вообще в своем теле ходить? Особенно для отношений?

— Только для продолжения рода, этот локальный прикол мы знаем, — Кёнсу чужие попытки не высмеивать ситуацию понимает, потому что самому хочется таким заниматься, — реально вообще теперь смотреть на него нормально?

— Проблема в том, что он носитель, а эти особи уж прекрасно ощущают то, что от них хотят. Мне просто стремно ему теперь в глаза смотреть. Тем более, что ему еще на моих парах появляться. Он еще и гарпия, представьте, как его птица там бесится от моих тупых желаний?

— Думаю, если бы ему было реально неприятно, он бы тебе на месте еще про это сказал, — замечает Исин, прекрасно разбираясь в том, как этот химера может себя повести, — вряд ли бы он не сделал это из вежливости, потому что в его понятиях такого нет. Так что, если из этого ничего плохого не выльется, вам будем очень даже комфортно друг другу в глаза смотреть.

— Ведешь себя, словно тебе комфортно всяким псинам в глаза смотреть, — усмехается Кёнсу, а потом удивленно замирает, словно что-то понимает. На самом деле, Исин так часто видел глаза Чунмёна, что ему не то, чтобы комфортно, но как-то всё равно, — он перестал выглядеть так, словно собирается нас убить. Ты посодействовал?

— Я просто сказал ему, что он не такая уж и опасная тварь, чтобы на нее уделять время.

— Он очень опасная тварь, — замечает Чанёль, — при всём уважении, у волков свой собственный огромный клан и куча влияния. Даже если он не будет для нас опасен, а он опасен, потому что он носитель, его клан может всполошиться от любой попытки его обидеть.

— Просто нам всем будет удобнее, если мы не породим никакой конфликт.

***

— Господин Чжан! — Исин замирает на ходу, надевая куртку. Вот в самой неудобной позе, чтобы замереть. Мальчишка со второго курса почти подбегает к нему, когда Исин всё же оказывается в куртке и смотрит на нарушителя спокойствия, — пошлите со мной.

— У меня уже кончился рабочий день.

— Это задница, вы нужны, — тут даже возмутиться не получится, что перед ним ругаются, потому что звучит очень серьезно. И действительно приходится последовать за студентом. Тот притаскивает его в кабинет, где приходится пересечься с Чунмёном. И только сейчас Исин понимает, почему "задница" было очень слабым ругательством.

— Я не знаю, что делать, — Чунмён это не говорит даже шепотом, но Исин прекрасно понимает. То ли по тому, что у одного из ребят огромные царапины на шее и плече. То ли потому, что у Бэкхёна покрытые перьями руки и что-то из канцелярии в одном из плеч.

Ученики кажутся безумно напуганными, потому стоят максимально подальше от случившегося. А виновники достаточно близко, если бы не Чунмён между ними. Исин впервые видит, как этот волк использует свою силу. Безумную, раз может заставить замереть в воздухе не только живых существ, но еще и предметы, которые те поразбрасывали в процессе драки. Исин нервно берет себя в руки, чтобы уверенно войти в круг влияния Чунмёна и перехватить Бэкхёна за целое плечо.

— Спасибо, — уже более значимо говорит Ким, а человек едва заметно обмякает, но оказывается им же пойманным. Чунмён мягко усаживает мальчишку на пол, чтобы не навредить в лишний раз, его же кофтой зажимает шею и пытается привести в чувства более разумные, чем гнев и страх.

— Крылья, — шепчет Исин, крепко сжимая руку Бэкхёна. Тот ерошится еще сильнее, потому что ему и страшно, и обидно. Перья на его руках даже не легкий пух, которым прорежены их волосы на голове, а именно перья. Сизым переливающиеся черные веточки, которые он не припрячет обратно. Царапает своими когтями руку Чжана, но не вырывается, — я серьезно, убирай.

— Не могу, — признается он так же тихо. Ручка в его плече. Он физически не может переключить свое тело на беззащитное состояние.

— Что произошло? — достаточно строго спрашивает Исин, уже обращаясь к Чунмёну. Тот едва заметно опирается рукой о пол, потому что оказывается без сил. А потом встает и помогает подняться ученику.

— А они оба это расскажут, когда их отсюда выкинут к чертям, — почти рычит он, беззлобно толкает парня к выходу, чтобы отвести его к врачу, — а вы разошлись все быстро. Занятие окончено.

— А я? — сипит Бэкхён, оказываясь в еще более уязвленном состоянии. Исин садит его на стул, закрывая собой от остальных учеников, пока те забирают свои вещи. Химера едва заметно цепляется своими когтистыми пальцами за чужую кофту, а потом срывается на слезы, стоит им остаться одним. Его хватает на пару секунд, чтобы разрыдаться.

— Ну ты чего? — Исин примерно знает, что он ужасен в том, чтобы попытаться кого-то успокоить. Попытаться кого-то успокоить, кто химера, когда он Охотник. Но мягко пытается убаюкать чужую боль мягким постукиванием по здоровому плечу, — что произошло?

— Я начал драку, — признается Бэкхён, стирает слезы целой рукой, скрывая перья только чуть выше кисти, потому что дальше не получается.

— Не защищай человека, если было наоборот.

— Не защищаю, я правда первый напал, а он уже ручкой защищался.

— Что он сказал тебе? — уточняет Исин, понимая, что тихий Бэкхён едва ли сорвался бы просто так. Поднимает взгляд на преподавателя и пытается собраться с мыслями. А потом сам себе как-то печально усмехается.

— Кошки едят птиц.

***

Они задерживаются в академии ужасно долго, сначала приводят ребят в порядок, потом выслушивают их версии вместе с ректором. Бэкхён не говорит ничего про содержание оскорбления, особенно то, что сказал Исину. Ханын приезжает к ним, отчитывается за поведение, получая за это достаточно сильно. И обещает увести одного из ребят до дома, потому что так нужно. Так же получает с Чунмёном и Исин, хотя последний тут вообще ни при чем. Но приходится отчитываться более чем. Бэкхёна забирают родители, потому что их вызывают.

— Ну и чего сидишь? — спрашивает Исин, выходя из здания. Чунмён устроился в углу лестницы, словно уже не слишком поздно, чтобы тратить время. Чжан подходит к химере, вглядываясь. Тот пожимает плечами, а потом мягко хлопает ладошками по своим ногам.

— Не могу подняться. Чуть не сдох, когда начал уходить, вот и сижу, — он неловко смеется, поясняя свою ситуацию. А Исин вспоминает, что видел кое-что очень значимое для этой ситуации.

— Ты создаешь барьеры? Или это просто выброс силы?

— Барьеры, — соглашается Чунмён, — человеческое тело слишком слабое для этого, поэтому я не могу сейчас встать. Хотя, уже получше, чем было сразу. Так удивительно, если честно, смотреть на подростков, когда они еще не умеют это делать. Например, Бэкхён. Его сила защищала его, вряд ли бы он по доброй воли решил распустить крылья. И это может очень сильно его погубить в плане наличия тут. А виновником он не был.

— Ты слышал, что ему сказали? — уточняет Исин, на что Чунмён как-то неоднозначно кивает.

— Думаю, это не то, что я должен кому-то рассказывать, раз Бэкхён не захотел рассказывать сам.

— Ты в курсе, о чем это было?

— Я волк, — шепчет он, прекрасно зная чужой секрет, который так же знает Исин. И Чунмён знает, что Бэкхён всё же это рассказал ему. И знает, что Чанёль рассказывал о другом ранее. Исин же только сейчас понимает, что кошка явно оставит свои следы на птице, будет легко заметить, если ты что-то знаешь, — и скорее всего от меня псиной пахнет после такой нервотрепки.

— Нет, халиссон девятый, — смеется Исин, заставляя химеру удивиться его словам.

— Как ты узнал?

— Есть у меня личный нюхарь, который работает в парфюмерной сфере, — Чунмён удивленно моргает, а потом кивает, едва заметно улыбаясь.

— Неужели это так или ты пытаешься отвесить мне комплименты?

— Хочу поинтересоваться, какая у тебя сторонняя работа для таких вещей? — усмехается Исин, почему-то надеясь, что вопрос не прозвучит слишком грубо. Чунмён либо терпила, либо дурачок, потому что улыбается на такой вопрос и едва заметно поводит плечом.

— Потому что я часть клана и могу получить всё то, что хочу.

— Привилегия волков?

— Носителей. Почетное звание, если на то пошло. Пока ты свободен, на тебя тратится очень много сил, средств и внимания. Если занят, то чуть-чуть меньше внимания, но всё так же много всего остального. Так что, думаю, я имею право раз в полгода получать себе сладкое яблоко.

— Никогда не понимал, как ваши кланы функционируют.

— Ой, да ладно тебе, — Чунмён закатывает глаза, а потом смотрит хитро-хитро, словно это и не псовые глаза вовсе, — ты столько волков убил, а не знаешь наши кланы?

— Не больше десяти.

— Потому что декларация мешает тебе это сделать, но не мешает навредить?

— Я уволен в марте, декларация мне уже даже навредить мешает. Поэтому, если решишь перекусить мне горло, я даже ударить тебя не смогу.

— Волки не убийцы, тебе стоит это понять. Причем, стоило бы понять это в разы раньше.

— Ты сам на меня взъелся.

— Это ты меня боишься, я что должен делать, если ощущаю за километр все твои чувства?

Исин теряется. Он не боится Чунмёна. Волки ему в принципе не казались страшными, если на то пошло. Тем более, химер он прекрасно знал. Тем более, как таких не бояться. И прекрасно знал, что Чунмён ему ничего не сделает. В отличие от кошек, псовые носители действительно были только очень сильными, чтобы защищаться, но не для принесения вреда другим. Ким Чунмён не был ни страхом, ни проблемой. Но раз он про это говорит, то был. И всё еще остается.

— Думаешь, мне страшно? — звучит немного с вызовом, но Чжану искренне хочется знать. Чунмён подзывает его ближе рукой, оставляет ее приподнятой, как бы намекая, что ему нужно встать. Исин мягко берет его за руку, слегка потягивая на себя, заставляя подняться на ноги.

— Мне не нравится то, что я чувствую. Обычно, это то самое, что люди испытывают от страха. Что за хрень с твоими ощущениями ко мне, я не знаю. Но я всем своим нутром напрягаюсь просто от того, что не знаю, что ты можешь выкинуть под воздействием этих чувств. Неужели не боишься?

— Я Охотник, ты вообще когда-то вне контекста таких встречал? — уточняет Исин, на что получает немного отклоненную набок голову, а потом уверенный кивок, — и что, неужели кто-то тебя боялся?

— Не меня. Но ощущение такое же. И что бы ты там не думал по отношению ко мне, я уже защищаюсь. Поменяй мнение.

***

— Тебя же что-то тревожит, — мурлычет Минсок, растягиваясь по дивану так, чтобы с одного его края достать до другого, где отсиживается Исин, — пахнешь псиной с дорогими духами. Вы поцапались?

— Наши дети поцапались. А потом я отвез его домой и не мог уснуть полночи.

— Он наговорил тебе гадостей?

— Больше положенного, — признается Исин, — сказал, что ощущает, как я его боюсь.

— Ну, они же реально...нууу...

— Я знаю, что псины чувствуют наши эмоции, не учи ученного. Просто сам факт, что я его боюсь...когда не боюсь?

— Ты уверен, что не боишься? — Исин задумывается. Чунмён всё еще не был его головной болью, вызывающей страх. Но чем больше они находились вместе, тем сложнее потом было успокоить свое сердце, чтобы уснуть, — может ты уже стареешь и не отличаешь одно от другого?

— Я не боюсь волков.

— Но ты боишься Чунмёна.

— Думаешь, это страх?

— Перед неизвестностью. Ты никогда не думал про волков позитивнее, чем об опасных для общества персонажей. Сейчас же, сталкиваясь с химерой не в боевом состоянии, ты ощущаешь себя странно. И чем ты больше его понимаешь, тем тебе страшнее от контраста, — рассуждает Минсок, переворачиваясь на спину, — мне не очень приятно с ними находиться, но псовые очень даже крутые ребятки. Не такие красивые, как парень, с которым я тут тусуюсь, но всё же.

— У тебя кто-то новый? — не то, чтобы он переводил тему намеренно, но искренне было интересно.

— Там конечно не длинноногая лань, но кисуля та еще, — смеется Ким, даже вроде как порывается к телефону, наверное, показать фотки, но отбрасывает эту затею, — а о чем он еще сказал? Ну, твой пес?

— Волк.

— Плевать, пахнет от тебя всё равно шавкой.

— Про клан сказал и привилегии. Думал, что это миф про носителей и их особенность в клане, — делится Исин, а Минсок всё же садится нормально и смотрит немного раскосо, потому что он немного больше кошка сейчас, чем обычно.

— Носители же рождаются каждый десятый щенок. Сам подумай, если бы твой вид уничтожали многие века, хотя сами вывели, а его продолжатели почти были недейственны, ты бы их не берег?

— Это имеет смысл, — соглашается Исин, задумываясь про это впервые. Химеры волков всегда были в черном списке. Они отличались от людей сильнее всего. Да, птички с их пернатыми волосами казались более заметными, но хлопот приносили меньше. Псовые же всегда были корнем бед. И теперь они стояли под вопросом своего существования, если дело касалось волков.

— Наверное, у него самого два волчонка имеется, сколько ему?

— Едва ли больше, чем мне, — Исин искренне не знает, насколько и в какую сторону у них разнится возраст. Минсок мягко утыкается носом в чужое плечо, а потом просто падает на чужие колени, потому что он мается, — он сказал, что свободным носителям уделяется очень много внимания так, словно он всё еще свободен.

— Странно, они же живут меньше, чем вы, Охотники. А цикл взросления у них людской. Очень странно, что он всё еще свободен, тут что-то не чисто.

— Но он носитель, это точно.

— Возможно, ты наткнулся на очень важную персону, — звучит так себе, потому Минсок улыбается придурнутой улыбкой, вселяя всё то, что в этой фразе заключал. Ничего хорошего в общение с важной персоной у волков быть не может. Ни в положительном, ни в конфликте.

***

— Тебя подвести? — Исин ловит Чунмёна, когда тот закрывает свой кабинет. Думает пару секунд, а потом поворачивается к Охотнику. Уже темно, в коридорах не так уж и много света вечером, а его желтые глаза будто бы кожу его освещают своей яркостью.

— Так, — выдыхает химера, — ты меня подкинул в прошлый раз, потому что мы задержались. И что теперь?

— Просто предложил, — оправдывается Исин, — ты же всё равно на метро, почему бы не согласиться на что-то более комфортное?

— Тогда с остановкой в одном месте, — улыбается Ким, отправляясь к выходу. Он замечает возмущение, которое Исин не успевает сказать, — я бы на метро там же остановился, так что можешь выкинуть.

— Подожду. Зачем тебе?

— У малышни конец четверти в школе, надо купить им тортик, — делится Чунмён, а Исин открывает машину, чтобы можно было отправиться в путь. Ким мило улыбается, благодаря, когда кидает сумку и куртку на заднее сидение.

— У тебя есть дети? — уточняет Исин, заводя машину. Чунмён удивленно смотрит на него, а потом неловко смеется.

— Нет, это дети нашей семьи. Племянники.

— А почему у тебя нет? — Ким выгибает вопросительно бровь, потому что вопрос звучит так себе. Исин это видит и виновато улыбается, — ну, ваш цикл жизни не больше пятидесяти лет в общем, но на деле еще меньше. Вот мне и интересно, как ты всё еще один.

— Потому что я наследник клана, — Исин искренне хочет выкашлять всё то чувство, которое эта фраза вызывает, но сдерживается и кивает, — предпочтительно, чтобы я был боевым волком, разве нет?

— Давненько я с таким не сталкивался, — признается Исин, заставляя Чунмёна вопросительно посмотреть на себя, — ни с носителями, которые обладают такой силой и навыком, ни с представителями клана.

— Я бы сам предпочел не встречаться с представителями клана, — получается немного неловко, но достаточно честно для ситуации. Ким в принципе выглядит как тот, кому бы хотелось избежать какой-то ответственности и рамок. Он мягко улыбается, будто бы сам своим мыслям и кивает едва заметно, — никогда не думал, что Охотники такие же носители, как и у химер?

— Только потому, что только от вас передаются гены? — Чунмён кивает, — мне друг делал такое предположение. Просто, исторически именно вас сделали передающими и имеющими гены химеры, потому что вы они и есть.

— А обычные это сборка, да?

— Что-то вроде того, — соглашается Исин, на что получает тихий смешок, — что не так?

— Ты сразу таким серьезным стал, тебя даже мое положение не так смутило, как такой вариант. Не нравится мысль, что ты можешь в альтернативной вселенной быть носителем?

— Что я такая же химера, как и ты, только с человеческим лицом со всех сторон. И я знаю, что передача генов Охотников идет по той же схеме, что и передача вами генов животного. Сборки не могут создать такое же потомство с человеком, но вы можете. Я знаю, что будь бы у меня зверь, он бы был носителем.

— Старая байка? — понимает Чунмён, потому что это очевидно. Исин терпеть не мог эту тему точно так же, как химеры не выносили, когда их называли сборками. Охотникам проще было их определять всех так, но на деле это было ужасно грубо.

***

Чанель закидывает руку ему на плечо со спины, немного пригнуть голову заставляет. Бэкхен на секунду оглядывается на него, а потом мило сам себе улыбается и расслабляется немного. Он в капюшоне, его синеватые перышки совсем скрыты, даже немного обидно. Чанель целует его в макушку и встает нормально, чтобы можно было разглядывать. Бэкхен неловко отводит взгляд и пальцами поправляет толстовку. Он не был на учебе почти неделю, потому что вопрос о его наличии там решался слишком долго. Его даже из дома было вытащить невозможно, Чанель потратил много сил на это. Птице обидно за все происходящее.

— Скрываешься? — уточняет Пак, указывая на чужой капюшон. Бэкхен нехотя его с себя стягивает, потому что пытается не скрываться, хотя хочется. У него немного другая прическа, но все еще с синеватыми разводами.

— Ощущаю себя зябко и бессильно, — признается он, показательно трет плечи, будто холодно, а Чанель улавливает, как пуховые перышки его волос немного дыбятся от такого действия.

— Ты же птичка, — мурлычет Пак, мягко его обнимая, — с таким хрупким тельцем и я бы себя ощущал беззащитно.

— У меня плечи шире, чем у тебя, вышка.

— Не правда.

— Если в соотношении тела и плеч, то правда, — ворчит Бэкхен, но улыбается на это. И он прав, потому что спрятать крылья в этом теле надо уметь. В отличие от других химер, в человеческом обличие они могут использовать свои крылья. А потом стихает, потому что все еще волнуется. Да и слишком много накопилось. Ему немного сложно было общаться в чем-то волнующем в принципе. А теперь еще и связанное с учебой.

— Один мой друг, — решает перевести тему Чанель, — кажется, запал на того, кого терпеть не может.

— Почему ты так думаешь? — Бэкхен действительно отвлекается, потому что птиц легко отвлечь. Пак мягко переплетает свои пальцы с его и позволяет себе вести, чтобы на месте не стоять.

— Потому что они грызлись все время, а теперь работают вместе, да и до дома мой друг подвозит своего неприятеля.

— Звучит сладко, — смеется парень, наверное, даже догадываясь, кто это может быть. А он тот еще хранитель секретов, не сдаст, даже если ему прямо скажи, — мы чем-то похожи, я думаю.

— Мы не были неприятелями.

— Кошки едят птиц, — поясняет Бэкхен, — и мы очень разные, но вполне себе сошлись. Возможно, они тоже, как и мы, просто разные, но друг друга стоят?

— Такое может быть, — соглашается Чанель, а Бен едва заметно сжимает его руку сильнее, потом расслабляет, словно играет.

— Говорят, волки выбирают себе пару на всю жизнь, — вдруг вспоминает он, — мне в детстве это таким никчемным казалось. Ты же даже не просто раз влюбился. А теперь на судьбе написано в какой-то момент найти нужного, а потом еще и любить его.

— Думаешь, это слабость.

— Я бы не хотел однажды в старости понять, что всегда был одинок. А с тем, что они живут в два раза меньше нас, это вообще кошмар. Ни разу за жизнь никого не полюбить.

— И правда звучит ужасно, — соглашается Чанель, но находит эту тему странной, — почем...

— Какого цвета мои глаза? — Бэкхен перебивает. Знает, какой будет вопрос, и отвлекает первый. Чанель решает на эту игру купиться, смотрит на чужое лицо и находит вопрос резонным. В прошлый раз они были немного желтоватые, как и отливы пуха в волосах, бывшие более теплыми.

— Больше на голубые похоже, — признается Пак, а Бэкхен удивленно моргает этими самыми глазами с длинными ресницами. Глаза у птиц почти прозрачные, так, оттенки на бледной белесой радужке, — у тебя меняется окраска?

— Ага. Становится теплее, меняются перья на гарпии. И цвет волос тоже на человеке. А глаза подстраиваются, — поясняет он, показательно пропуская пальцы второй руки в волосы, — теперь они не пушистые и не такие густые. Холоднее без шапки ходить.

— Прикольная функция.

— Не у всех такая есть, но да, прикольная, — он даже воодушевляется немного, — а у тебя такого нет?

— Человеческое тело меняется, как человеческое. А сама кошка так, по-разному. Иногда шерсть, иногда настрой. Не слежу.

— Считай, меньше многих досталось, — неловкий смешок от Бэкхена на деле таковым не был, просто такой стиль общения. Чанель не может не улыбаться, смотря на него.

— Тебе не нравятся твои особенности?

— Нравятся. Но мне так же нравится смотреть на чужие. И иногда я огорчен, что у меня не такие, а мои.

— Думаю, это работает и в обратную сторону.

***

Чунмен не появляется на работе неделю. Исин изводится, хотя не из-за чего, потому что они не друзья даже. Они общаются только в машине, пусть и на личные темы. У них нет номеров друг друга, да и повода переживать не должно быть. Но сейчас Чжан сидит со своей вечной компанией и пытается не спать, пока заполняет журналы. Но получается плохо, потому что он то засыпает на руке своей, то просто зависает.

— Ты вообще спишь? — уточняет Кенсу, на что получает положительный кивок, — ты уверен?

— Я? — теряется Исин, понимая, что его в принципе что-то спрашивали. Кенсу вздыхает и смотрит на него как-то по-родительски.

— Ты спишь по ночам?

— Нет. Точнее, я спал в прошлую среду, потом то долго уснуть не мог, то просыпался, теперь вообще не сплю, так, по часу, — делится он, — ощущаю себя отвратительно.

— Божечки кошечки, ты влюбился? — спрашивает Чанель, что звучит рандомно, он же не подросток, чтобы не спать из-за любви.

— Едва ли.

— Бёна, кстати, перевели в группу Чунмена, — вкидывает Кенсу, скорее всего потому, что доходит до этой группы в журнале.

— Тоже заметил, — соглашается Исин, надеясь, что разговор о нем никто не вспомнит.

— Удивительно, что это случилось так легко, — Пак не может не вмешаться в такое, — его родители даже палец о палец не ударили насчет этого, а всё порешалось. А он переживал, что отчислят.

— Его родители кто? — удивляется Чжан, искренне этого не зная. Кенсу и Чанель переглядываются на этот вопрос, решая, что важнее из всего того, кто эти двое.

— Это как правило клана у волков, — пытается найти слова Чанель, — только...по стае?

— Каждая семья гнезда имеет неприкосновенность, — вспоминает Исин. Птиц никто не трогал только потому, что гнездо не трогает людей. Привилегия общества. В такое место брали не каждую птицу, но если такое случалось, то они автоматически входили в высший слой общества.

— С волками, когда я был при погонах, мне эта тема нравилась больше, — смеется Исин, получая едва заметный кивок от Кенсу, потому что это действительно легче.

— В смысле? — не понимает Чанель, потому что не был в таком амплуа.

— Их неприкосновеность идет только на главную семью, — поясняет Кенсу, — если кто-то из стаи нарушает правила, ты можешь их за это наказать силой. А если ты наказываешь кого-то из правящей семьи, то потом, дай боже, они тебя не убьют.

***

Чунмён возвращается на работу после одиннадцати дней то ли отпуска, то ли больничного. Ученики жалуются Исину, что вернувшийся преподаватель какой-то несобранный и не может взять себя в руки, но это не звучит как-то злобно. Больше от того, что они волнуются. Чжану искренне приятно такие слова слышать. Словно это про него или кого-то родного. Он ждет Чунмёна после занятий, потому что они вообще не пересекались в течении дня, так что два часа почему-то не жалко. Тот вопросительно склоняет голову, но не возмущается, пока не оказывается в машине.

— Выглядишь ужасно, — замечает химера, невольно морщит нос, — что случилось?

— Не сплю по ночам, — получается как-то спокойно. Сейчас спокойно, — не могу уснуть, а если усну, то спать не получается.

— И как давно?

— Примерно с того же момента, как ты заболел, — Исин кидает на него взгляд, — чем-то заразил меня?

— Мной?

— В смысле?

— Потому что это я не сплю по ночам, — он смеется, словно это не звучит очень странно, — шучу, просто стечение обстоятельств. Может, влюбился?

— Ты же знаешь, что любой из моих ответов не будет правдой, — Исин знает, к чему этот вопрос. И знает, что если и влюбился, то вот в этого волка. Чертова псина, надо же было. А факт про сон выбивал еще сильнее с мысли.

— Не будет правдой? Ты не знаешь, влюбился или нет? — он кажется чертовски расслабленным сейчас, но действительно немного рассеянным, как жаловались ребята. Мягко растекается по сидению, потому что он в каком-то тумане этой самой рассеянности.

— Я знаю, что влюблен. Если скажу, что нет, то это будет ложью. Если скажу, что да, я не буду уверен, что это не твои чувства, — шепчет Чжан, прекрасно зная, что волки могут переманивать чужие чувства.

— Думаешь, это мои чувства? — Исин кивает, — нет, я так не умею. Точнее, волки так не умеют.

— Что-то мне подсказывает обратное.

— Мы...метимся? Не знаю, как оно называется, чтобы было понятным, но это физический процесс, который очень тяжело переносится в первое мгновение. Я бы не стал к тебе лезть.

— То есть, это мои чувства.

— Наверное, — он очень сильно пытается не улыбаться на это, — они даже более чем взаимные.

— Почему я не сплю из-за этого? — Чунмён пожимает плечами, не зная, какие слова подобрать, — ты не знаешь или не знаешь, как объяснить?

— Я не знаю, что это, чтобы уже не знать объяснения, — признается он, — но я надеюсь, что это найдет свое объяснение, раз мы объяснились друг с другом.

***

На другой день у них в одно время только одна пара, после которой Чунмену домой, а у Исина только самое начало дня. Чунмен мягко ловит его на перерыве, где Исин ощущает себя чуточку счастливее. Ему так странно это ощущение и его признание, но Чунмен, который улыбается едва заметно и очень смущенно, вызывает только счастье какое-то. Они стоят у стены, отстраняясь от общей толпы, потому что времени куда-то уходить почти не было.

— Во-первых, давай свой номер, — просит Чунмен. Исин достает телефон и снимает с блокировки, отдавая Киму.

— А во-вторых?

— Как спалось? — спрашивает он, разбираясь с чужими контактами.

— Впервые за неделю выспался, — признается Чжан, потому что он действительно спал всю ночь. Да, было тяжело заснуть сразу, но все остальное прошло идеально.

— Аналогично, — химера возвращает телефон, — возможно, нам спокойнее друг от друга, поэтому разрешаю звонить мне бессонными ночами, я явно буду не спать в те же моменты.

— Тебе идет.

— Не спать? — удивляется Чунмен, что заставляет Исина улыбнуться.

— Быть мягким и добрым.

— Я всегда мягкий и добрый.

— Ты колючий и злой, не ври, — теперь очередь Чунмена смеяться над чужими словами.

— Только птички всегда мягкие, у меня глаза желтые. А ты красив, как псина, — Исин думает, что любой, кто выспался, будет красив. Но это комплимент, безумно стереотипный. А Чунмен и без этого псина. Со своими желтыми глазами и белыми волосами, конечно же он красив. Безумно красив, будь то черты или общий образ.

— Ты псина.

— Это вместо комплимента?

— И вместо признаний.

***

Исин опытным путем выясняет, что сон пропадает как раз тогда, когда они не видят друг друга. Чунмен вливается в обычный ритм работы, что позволяет и Исину не быть совсем уж рассеянным. А вариант ночных звонков друг другу реально вырубает на всю ночь. Это явно какая-та волчья связь, но Исин даже обдумать это связно не может, не то что спросить. Спрашивать что-то в принципе непривычно. Никто не укусит, но они все же ощущают себя комфортно молча друг с другом.

— Слушай, — выдыхает Чунмен, когда Исин снова подвозит до дома. Уже выходить и прощаться, а он вот так мнет ремень в руках и ищет слова подходящие, — мы с тобой в отношениях?

— По сути, да.

— Просто мы это не озвучиваем. Словно и не вместе, и не отдельно, — признается он. Его волнение такое ощутимое. Между ними очевидная связь, которую они оба не до конца могут прояснить.

— Давай решим окончательно, что мы вместе? — предлагает Чжан, получая сдержанный кивок, — разрешит ли тебе это твоя волчья стая?

— Это уже мне решать, — это ложь. Они оба прекрасно это знают. Стая будет против. Возможно, она против этого уже. В клан таким отношениям дорога заказана, — мы давно не дети, чтобы ходить вокруг да около.

— Тогда я имею полное право вытащить тебя не только со сна, но и на свидание?

— Не похоже на тебя, — смеется Чунмен, немного расслабляясь, — но я соглашусь, если позовешь.

— Значит, позову, — обещает Исин, — мне так странно с тобой.

— Не веришь, что нравлюсь тебе?

— Знаю, что да. Просто я все еще Охотник и эта тварь все еще не может смириться.

— Не задуши меня однажды в порывах любви.

Звучит безумно глупо. Они смотрят друг на друга пару секунд очень серьезно, а потом неловко срываются на смех. Конечно же он это не сделает, даже если надо будет. Тем более, даже если и хотел бы, сила химеры в разы продуктивнее к защите себя. Чунмен случайно рычит, потому что хотел сказать что-то, но у него не получилось. Это заставляет Исина посмеяться снова.

— Это ты так мурчишь? — уточняет он, на что получает очень мягкий удар в плечо и недовольное сипение.

— Я хотел помилашничать, а получилось это, — дуется он, немного скатываясь по сидению, — не повод меня обсмеивать, я уже сыплюсь как древние горы песком.

— Прекрати, — Чунмен вопросительно выгибает бровь, — от этого ты еще обворожительнее, чем хотел бы быть.

***

Проблема свидания скрывается только в том, что Исин понятия не имеет, куда можно повести волка. В какой-то очередной ночной переписке Исин говорит о том, что совершено ужасный романтик, а Чунмён спокойно признается, что его устраивает любой ресторан с любой кухней, особенно если отправляться туда после работы. Не то, чтобы это решало много проблем, но становится как-то проще. Рядом с Чунмёном в принципе становится проще всё вокруг.

Чунмён на удивление болтливый, когда волнуется и придает чему-то значение. Исин мысленно играет в бинго, когда они делают заказ. Прекрасно угадывает процентов девяноста из предпочтений Кима, чем не очень гордится, пока тот не признается, что играл в бинго на предпочтения Охотника и угадал на половину. Они знают друг про друга ровным счетом ничего, но отлично знают целую расу, отчего появляется ощущение правильности.

И они зависают часа на четыре, не меньше. Какое-то время обсуждают работу и кучу этих различных детей. Немного делают вид, словно никто ничего не знает про Пака и Бэкхёна, но потом обмолвливаются тем, что те выглядят вместе очень даже хорошо. И ни слова про то, что они такие разные особи. Наверное, потому что они такие же разные особи. Это они уж точно не затрагивают.

— Мне искренне не хочется возвращаться домой, — признается Чунмён, когда они выходят на улицу. Он едва заметно кутается в пальто, но не от холода, потому что волкам не холодно. А именно от того, что ему некомфортно от собственных мыслей.

— Нашего заряда друг на друга хватает, чтобы спать ночью, — успокаивает его Исин, мягко сжимая чужие пальцы в своей ладони. Горячие руки такими кажутся в разы сильнее именно сейчас, в контрасте со своими и погодой. Чунмён едва заметно откидывает голову назад, а Исин только сейчас понимает, что весь этот вечер его желтые глаза казались какими-то золотыми, более спокойными.

— Клан оставляет во мне ощущение кошмара, — шепчет он, хотя кто бы мог услышать в такое время суток. Уже достаточно поздно, чтобы об этом задумываться, — между возвращением домой и сном, по сути, ничего и не происходит. Но я так ненавижу вообще там быть.

— Дело в звании? — они никогда еще это не обсуждали, самое время, наверное. Дом клана был приличным количеством из дорогих домов, имеющих общую территорию во дворе. Это место само по себе ощущалось чем-то вольготным. Кошмарным, если уж честно. Чунмён неловко улыбается, словно собирается перевести тему, но смотрит на Исина и теряется немного, — что-то не так?

— Я подумал, что не должен рассказывать такое тем, кто не должен этого знать. Но я буквально втянул тебя в свою жизнь...и ни разу не поделился ей.

— Не думаю, что ты много знаешь про мою, но в ней едва ли есть что-то интересное, — признается Исин, улыбаясь в ответ, — я бы очень хотел быть частью твоей.

— Клан контролирует всё, что происходит с теми, кто живет в его стенах. И если я могу проворачивать то, что встречаюсь с Охотником вне их, дома от меня тобой всё еще несет так, что можно на расстоянии почувствовать. Кто-то сдал меня, поэтому каждое мое возвращение домой превращается в допрос с пристрастием, а потом пристальные взгляды. Я ненавижу возвращаться, потому что знаю, что если не будет слов, будут подозрения.

— Можешь остаться у меня, — звучит спонтанно, но внутри ощущение, что он давно это знает. Знает, почему Чунмён не может уснуть. И знает, что это за мысли в его голове каждую ночь не дают успокоиться. Чунмён знает, что эти ощущения Исину понятны. Мягко забирает свою руку, сжимая обе в едва заметный замок, потому что боится вот так оголять всё и сразу. Настолько очевидный сейчас.

— Предлагаешь сбежать на один раз? Не думаешь, что я сделаю всё еще хуже?

— Я не собираюсь тащить тебя в постель, вряд ли ты от наличия моего дома будешь пахнуть мной еще сильнее, чем от моей машины, — он не пытается быть галантным или приличным, потому что они оба знают, что смысла в этом не будет. Исин не стал бы его звать к себе на ночь ради чего-то более конкретного, чем просто ночь. Чунмён не стал бы соглашаться, если бы не знал, что на нем не останется следов, — твой сон - мой сон, не случится ничего страшного, если он произойдет рядом.

— Я и так нарушил столько всего, — получается немного нервно, но достаточно честно, — какая разница, будет ли хуже, да?

— Всё зависит от тебя.

— Просто не разочаруйся во мне потом.

***

Минсок вопросительно выгибает брови, когда Исин заходит к нему. Сам позвал, а еще и удивляется. Наклоняется поближе к другу и прищуривает глаза. Исин не сразу понимает, что тот пытается унюхать. А он точно пытается унюхать, это же Минсок. Лучше собаки определяет, что вокруг вообще происходит. Исин невольно улыбается и пытается отойти, но куда уж уходить, если он внутри чужого дома?

— Псина с дорогими ценниками? — удивляется Минсок, — тот самый волк?

— Ну...мы же вместе работаем?

— Когда это то, что вы спите вместе, стало называться работой? — он явно издевается, но это всё еще не является правдой. Они не подростки, чтобы смущаться совместной ночи, поэтому просто спать вместе не казалось чем-то супер сложным. Исин закатывает глаза.

— Между нами ничего не было.

— Я и не говорю, что вы трахались, дай боже, это было бы слишком очевидно, — ворчит Ким, — но вы явно долгое время были очень близко. Не удивлюсь, если в одной постели.

— Даже если так?

— С чего вдруг?

— Мы встречаемся.

— Ахренеть, — выдыхает Минсок и всё же отходит немного. Конечно, он не знает. Конечно, было бы идеально никому не сказать. Но явно Кёнсу и Чанёль давно догадались. А зная, что кошки отличные следопыты и в человеческой форме, Чанёль это заметил очень давно, — он же...волк?

— Ага, а я влип в этого волка, — Исин неловко поводит плечами, словно пытается скинуть с себя невидимый груз, — наверное, ты говорил, что у псин есть взаимосвязь с теми, кто предназначен судьбой и ...

— Это бред, — Минсок складывает руки в недовольном жесте, потому что его реально это смущает, — это работает только между волками. Они ощущают только своих. Глупо считать, что ты хоть как-то в это втянут.

— А если я в какой-то вселенной волк?

— Ты во всех вселенных дибил, Исин, — он злится. Скорее всего только потому, что волнуется. Исин, если честно, сам волнуется. Но сейчас это кажется правильным. Исин мягко ловит Минсока за руку и глупо улыбается, потому что ситуация позволяет.

— Я буквально не сплю от того, как сильно его люблю. Поэтому, если это даже не какая-та выдуманная связь, имеет ли это значение?

— Ты Охотник.

— А ты полукровка. Ничего не мешает тебе быть тем, кто тусуется с химерами. Как это может мешать мне, если я официально просто недоразвитая химера? — Минсок возмущенно сипит, но не находит слов против. По сути, они устроили разбор ни из-за чего.

— Если это тебя убьет, ты сам виноват.

— Я в курсе.

***

Бэкхёна в новой группе боятся. Охотникам он не кажется интересным хотя бы потому, что птичек среди них всё еще было достаточно. Они не проявляли интерес к новичку точно так же, как и к остальным своим пернатым. Зато химеры его явно пытаются избегать. Им страшно, потому что птица он хищная и достаточно грозная. Из-за особенности этой он даже визуально отличался. Если на фоне обычных людей он был просто крошечным мальчишкой, то на фоне таких же крошечных мальчишек он казался диким. Глаза ярче, ногти крепче, волосы пушистей.

Чунмён вопросительно смотрит на Исина, когда они встречаются в его кабинете. Он только что отпустил группу, а тут снова они. Чжан трогательно объясняется, что у них заняли кабинет новым расписанием, вот они решили вернуться сюда. Чунмён закатывает глаза, но разрешает остаться тут, пока сам устраивается на задних рядах, чтобы дописать свои конспекты. А Исин только сейчас замечает, что Бэкхён слишком наглая птица. На удивление, в другом коллективе он раскрывается иначе, но это удивление не кажется приятным.

Бён давит на других птиц своим авторитетом, которого на самом деле нет. Исин знает его секрет. Бэкхён знает его секрет. И каждый ответ этого мальчишки кажется неправильным по интонации, но приходится, хмурясь, его засчитывать. Исин замечает за собой это только на данной паре, будто бы даже в новом коллективе этого не было, пока они встречались на занятиях ранее. Исин решает проверить свои догадки, смотрит на то, как незаинтересованно Бэкхён себя ведет на ответах других учеников, а потом как те перешептываются на его ответах. Всегда, черт возьми, правильных.

— Ребят, — выдыхает Чжан, прекрасно видя, как это смущает Чунмёна. Он оглядывает своих учеников со спин желтыми глазами, словно понимает чужое настроение и подозрения. Конечно же он понимает, — что вы задумали?

— Вы о чем? — удивляется один из птиц. Исин старается не показывать, как его это напрягает.

— Если вы собрались устроить драку, то это очень очевидно. Слишком глупо размышлять о таком тут, в стенах академии.

— Вы не можете читать мысли, — Чунмён едва заметно улыбается этой фразе от ученика, потому что никто их и не читал. Взрослым проще замечать многие вещи, которые они уже когда-то переживали. Охотникам проще замечать, что ощущают химеры, потому что они для этого и сделаны.

— Могу прекрасно знать, что вы собрались сделать. Если решили устроить драку за пределами стен, то вас скорее всего отделает тот, кто сильнее. Если вы сделаете это внутри, то вы можете все вместе собирать манатки.

— Вы достаточно агрессивно звучите, можно даже перехотеть делать то, что они собрались, — смеется один из Охотников, наверное, тоже понимая, о чем речь. Но, явно не по ощущениям, а по тому, что они все знают, что происходит у птиц между собой.

— Я не собираюсь вмешиваться в ваши разборки. Даже если вы решите избить своего одногруппника на моем занятии, — выдыхает Исин, — это всё будет на вашей совести. Но сейчас, находясь среди Охотников, никто из сборок не решится проявлять свои силы, потому что может получить заслуженный ответ.

— Черт, а расскажите, как вы это делаете? — мальчишки оживляются, ведь им это интересно. Скорее всего, они просто еще совсем не смыслят в том, что сами ощущают, поэтому и не понимают, как можно чужие мысли читать. Чунмён усмехается, возвращаясь к своим делам.

— Это вы делаете, — улыбается Исин, — кошки находят мышку по запаху. Чем больше та пытается спрятаться...

— Тем очевиднее ее запах, — понимают ребята, — получается, чем больше мы думаем о чем-то, тем очевиднее наши мысли?

— Даже для обычных людей. Для Охотников ваши мысли очевидны всегда. Даже если мы ничего не понимаем, мы прекрасно знаем, что вы сделаете в следующий момент.

***

— Что это? — Чунмен указывает рукой на небольшую кучку конвертов, лениво зевая. Исин наливает ему кофе и немного окидывает взглядом.

— Счета. В среду зарплата, в понедельник оплачу, пусть лежат на виду, — Ким кивает и немного перекладывает их, чтобы проверить, какие это услуги.

— Я тут у тебя почти поселился...

— Даже не думай мне что-то в этом плане предлагать, — Чунмен повержено приподнимает руки, словно сдается, — пошли завтракать.

— Тут конверт от Министерства. Это тоже счета?

— Я даже не видел, — признается Исин и подходит, чтобы посмотреть, — божечки кошечки, неужели возврат...

— Что ты, что Бэкхён, говорите точно так же, как Чанёль, — не может не заметить химера. Исин на секунду задумывается, в каком месте. А потом сам улыбается, понимая, как это глупо, кивает и не спорит. Чунмён мягко указывает на конверт, — Что это значит?

— Спустя год после разжалования они делают возврат, если ты не косячишь, — Исин открывает конверт и достает свой телефон из кармана штанов, — иногда возвращают разрешение на использование силы.

— Возврат, это деньги?

— Это возможность на обеспечение жизни, — Исин сканирует карту, вложенную в конверт, читает условия и, сам того не замечая, улыбается, — неплохо они меня любят.

— И как же? — Чунмену искренне интересно, потому что это часть той жизни, в которую ему дорога заказана.

— Либо определенная сумма в месяц определенное количество лет. Ты либо выбираешь время, либо сумму, а там идет расчет. Либо покупка недвижимости или получение нового образования.

— И что выберешь? — Чунмен мягко берет конверт, чтобы поразглядывать немного, — будешь рассчитывать?

— Нет, куплю квартиру. Искренне устал жить в чужом месте. Тут даже уродский цвет стен не поменяешь, — ворчит он, читая еще парочку пунктов. Чунмен по-доброму усмехается.

— Мне казалось, тут мило.

— Почему?

— Потому что уже пропитано тобой, — признается он, за что получает быстрый поцелуй в кончик носа. Невольно улыбается и смотрит на мужчину в ответ, — что?

— Ты подхалим. Разрешу тебе выбрать новую квартиру, чтобы она была пропитана нами.

— Фу, как романтично, — смеется Ким, но звучит так искренне, — кстати, про карту. Она как кредитка?

— Нет, это допуск в систему. Могу списать средства, а могу если что силой пользоваться. Наверное.

— Наверное?

— Они не всегда возвращают права вместе с картой. Кенсу вообще не вернули.

— То есть, ему в принципе нельзя этим пользоваться?

— Он и не пользуется. Лет пять, сказал, — делится Исин, а Чунмен мило улыбается и смотрит на него.

— Вот почему ты не заступился за ребят на паре, — Чжан кивает, — тогда я даже горжусь тобой.

— Да, именно поэтому. Решил, что побуду для них хорошим мальчиком. Вдруг дадут права.

— И как ты это узнаешь? — Исин едва заметно улыбается, кивает и мягко закусывает передними зубами карту, замечая, как она начинает загораться. Чунмён удивленно смотрит на него, на то, как вместе с картой меняется чужой цвет глаз, а потом и что-то вроде едва заметного образа вокруг. Химера мягко пытается коснуться пальцами этого самого света.

— Ого, щедрые, — Министерство действительно дает ему право на использования силы. Зеленоватая полоска исчезает с карты, как и всё вокруг.

— Так ты...лисица? — понимает Ким, а Исин едва заметно кивает, убирая карту и телефон на стол, чтобы освободить руки. Чунмён мягко улыбается и подходит ближе, мягко трогает чужие плечи и кажется безумно довольным, — поэтому ты мне нравишься.

— Не правда, я просто безумно обворожительный.

— Ты безумно прекрасный, мой лис.

***

У Чанёля в кабинете видеть Бэкхёна кажется странным. Он залипает в телефоне, даже взгляд не поднимает на Исина, который заходит. Кёнсу машет рукой, а потом говорит о том, что Пак скоро вернется. Исин раскладывает вещи, а потом смотрит на химеру, который немного шакально поглядывает в их сторону. Замечает на себе взгляд и сначала пытается отвести свой, но потом уверенно продолжает смотреть.

— Ты чем занимаешься? — замечает Кёнсу, даже не смотря на мальчишку. Тот закатывает глаза, возвращаясь в свои дела.

— Кстати, — шепчет Исин, привлекая внимание До, после чего поворачивает к нему листочек с различной информацией. Ему было очень интересно, почему Бэкхён оказался в списке людей, которые получили на себя докладную. Кёнсу находит нужное и пожимает плечами. Он тоже не в курсе.

— Бэкхён, — зовет Кёнсу, на что химера просто хмыкает. Его волосы почти синие, как и глаза, которыми он осматривает их, но ничего не выражает.

— Вас не касается.

— Не хами.

— Я бы не был тут, если бы не хамил, — усмехается он, отвечая на одну часть незаданного вопроса. Мужчины переглядываются. Они ощущают Бэкхёна так же, как и другие люди. Хам. Даже не скрывает этого, пусть и вызывает сначала совсем другое чувство.

— На тебя докладная, ты в курсе?

— Более чем, — признается Бён, — но тут я не из-за этого.

— А из-за чего? — спрашивает Исин, совершенно не предавая вопросу значения, но Бэкхён фыркает на это, — что-то не так?

— Почему вы едете с господином Кимом домой вместе? — Исин не успевает даже возмутиться, — вот и я тут по такой же причине.

— А мне сказал, что не хочешь, чтобы тебя избили, пока ты один идешь домой, — вмешивается Чанёль. Они и не заметили, когда он вошел. Бэкхён показывает ему язык, а потом очень мило улыбается. Не для него. Из-за него.

— Поэтому я хочу уходить с тобой вместе, — бубнит он, заставляя улыбнуться. Химера ощущается несмышленным ребенком.

— Это не значит, что господин Ким уходит с господином Чжаном вместе, потому что его хотят побить, — не может не заметить Кёнсу. Исин хочет сказать, что отчасти по этой причине и уходит вместе. Но уверенно кивает, потому что не должен никто знать.

— Я бы тоже уходил со своим парнем, даже если бы мне никто не угрожал.

— А мне говорил обратное, — возмущается Чанёль, нападая на мальчишку, чтобы затискать. Бэкхён мило вскрикивает, но не вырывается, пока его обнимают и ерошат пуховые волосы. Влюбленные дети, не меньше.

***

— Подвезем кое-кого? — спрашивает Исин, когда они выбираются с работы. Чунмен едва касаясь проводит пальцами по волосам, словно укладывает. Такой трогательный.

— Я не против, но не буду смущать?

— Я ему не такси, чтобы он еще и в комфорте ехал.

Чунмен смеется и действительно кажется настроенным положительно. А еще кажется необычайно красивым сегодня. Прелестно улыбается, пока рассказывает всякие мелочи с занятий. Минсока они забирают достаточно быстро, а тот по привычке садится сзади, даже не сразу замечая Чунмена. Вроде тянется поздороваться, а вроде и просто кивает ему, встречаясь взглядами через зеркало.

— Что случилось-то? — спрашивает Чжан.

— Заглох посреди дороги, чуть не умер от стыда. Увез на станцию, сказали дел куча, надолго. Что я привез в конце дня тоже мне все мозги вынесли, вот я и написал тебе, — он явно недоволен всем этим, — еще и обосрали, что в тачке пахнет так, как в магазине с косметикой.

— Ты правда пахнешь, как магазин с косметикой, — замечает Чунмен, невольно усмехаясь. Минсок закатывает глаза и показывает Исину, который на него на секунду оборачивается, средний палец. Он очень недоволен.

— А ты деньгами и сексом, так что завались, халиссон девятый. Тем более, вы, волки, в этом тельце не чувствуете запахи лучше людей.

— Во-первых, ты даже человеческим носом пахнешь духами, во-вторых, Чунмен, — Чунмен даже не злится, ему будто бы искренне интересно. Минсок вытягивает телефон из кармана, что-то проверяя по ходу дела.

— Минсок.

— Ты парфюмер?

— Больше консультант. Но если надо создать аромат, я все еще это могу, — делится он, поднимает взгляд, замечая, что Чунмен к нему поворачивается, — яблоко не подделаю. Он сложный, дорогой и все еще розмарин.

— Ты знаешь или чувствуешь?

— Я знаю, какие у тебя духи, потому что я их знаю. И чувствую, что это розмарин, потому что чувствую, — ему искренне нравится говорить про такие мелочи, как бы ему не было странно, что рядом волк.

— Звучит круто, — признается Чунмен, — ты прям кошка.

— Я не кошка.

— Но ведь...

— Я хрень, — выдыхает Минсок, — это у вас двоих мог бы чисто теоретически получиться щенок. В случае моих родителей получился человек, а не щенок.

— Котенок, — смеется Исин, — серьезно, ты думаешь, у нас бы прокатили такие полукровки, что аж щенки?

— Ну может лисята, но они же тоже щенки. Но у вас не прокатит.

— То есть, все в курсе, что ты лиса? — удивляется Чунмен. Минсок закатывает глаза и возвращается к телефону.

— Нет, только ты, Минсок и Министерство.

Чунмен морщит нос, за что получает достаточно смазанный поцелуй, словно никто не заметит. Словно никто от дороги не отвлекался. Минсок всем видом показывает, что не заинтересован в них. С кем-то переписывается, время от времени улыбаясь, потому между ними возникает достаточно приятная тишина. Чунмен невольно начинает клевать носом, откидывая голову на ремень. Им приходится делать совсем не такой пусть, как домой к Исину, поэтому даже долго немного.

— Как рука? — шепчет Минсок, открывая взгляд от телефона, чтобы посмотреть на Исина. Тот пожимает плечами.

— Пройдет.

— Пройдет? Или пойдет? — Чунмен смотрит на Исина, не совсем понимая, о чем они говорят.

— Скоро пройдет так, что пойдет.

— В курсе? — Минсок указывает телефоном на кресла Чунмена, на что Исин качает головой, потому что нет, — ну дай боже, что пройдет.

***

Чунмён обнимает подушку обеими руками, так мило, словно пытается носом уткнуться и спрятаться. Его белые волосы такие контрастные на фоне достаточно светлой наволочки, что даже немного необычно это всё смотрится. Он жмурится, отчего его желтые глаза в темноте кажутся далекими отблесками каких-то светил. Исин мягко проводит пальцами по чужой спине, невольно натыкаясь на едва заметные визуально, но очень четкие под кожей, точки на позвоночнике. Химера поводит плечом, но не возмущается.

— Это же...

— Знак клана, да, — у Кима кожа немного смуглая, скорее всего, эти знаки некогда были белым сделаны, но сейчас совсем слились с кожей со временем. Исин наклоняется и целует чуть выше этого места, что всё же заставляет Чунмён перевернуться набок, пряча спину от чужих рук и глаз, — что за нежности?

— Просто ты безумно привлекательный, — шепчет Исин, мило улыбаясь, словно он не пытается флиртовать, — не могу удержаться, чтобы не прикасаться к тебе.

— Если я скажу, что это мое желание?

— Не поверю, ты же меня не трогаешь.

— Желание, чтобы ты ко мне прикасался, мой лис, — теперь очередь Чунмёна флиртовать. А Исин только сейчас понимает, как же глупо они звучат, наверное, если не друг с другом.

— Мы с тобой...вроде и взрослые, я вообще разваливаюсь, а такие глупые в каких-то выражениях чувств, — признается он, чем удивляет Кима, не меньше. Тот лениво приподнимается на руке, чтобы сесть тоже, и смотрит с такой ленивой улыбкой, с которой он всегда выражает свое довольство в каких-то мелочах.

— Как часто, работая в Министерстве, ты умудрялся ходить на свидания?

— Давай начнем вопрос с того, как много я встречался с кем-то, а не просто проводил пару ночей? — Чунмён показательно фыркает и закатывает глаза, что в темноте достаточно заметно, — вот и я о том же. На это не то чтобы не было времени, просто казалось таким ненужным.

— От этого у тебя и ощущение, что мы два подростка, которые пытаются хоть во что-то.

— У тебя такого нет?

— У меня немного не то, — он отводит взгляд, словно пытается подобрать слова. А на самом деле, делает вид, что не знает, как ответить, чтобы уйти от этого ответа. Исин мягко берет его за руку, а потом падает на бок, заставляя повалиться за собой.

— Есть что-то, что ты не пытаешься скрыть, но ждешь прямого вопроса. Что это?

— У каждого носителя в клане есть свой покровитель. Это что-то вроде родительского договора, когда твоя судьба предрешена предками. И я ужасно себя ощущаю, примерно понимая, что принадлежу кому-то по договору, когда по факту - тебе.

— Ты не можешь от этого избавиться? — Чунмён пожимает плечами и тяжело переводит дыхание, — можешь, получается?

— Могу. Но это стоит места в клане.

— Один человек не заменяет этого чувства...

— Я боюсь не этого, а того, во что это превратится. Я ничего не должен своему покровителю, но едва ли кто-то сочтет, что я в порядке, если заменю это на тебя?

— Если я буду твоим покровителем? — Чунмён мягко толкает его в плечо и едва заметно пытается отвернуться, но не делает этого. Он смущен. Ему безумно не нравится эта тема. Чжан осведомлен. Он прекрасно знает, что носители должны своим покровителям продолжение рода. Он прекрасно знает, что покровители даются только для этого, потому что носители нужны только для восстановление клана, который существенно поредел в настоящее время. Он прекрасно знает. И даже то, что имеет в виду Чунмён. Но они оба делают вид, словно дело не в этом.

***

Расставания во время выходных превращает жизнь в ад. Становится мало не просто не увидеться в течении дня, а не остаться вместе до его окончания. И если раньше это выражалось только во сне, то сейчас это превратилось в слабость и какую-то боль во всем теле. С Чунменом обсуждать это было правильнее всего, как оказалось. Лениво целоваться перед сном, а потом долго болтать обо всем. И даже о том, что между ними. Волк давал ответы на все те вопросы, которые вызывал волк. И даже если их не приходилось задавать, он все равно это случайно показывал.

Чунмен рассказал про связь. Про то, что волки связываются хоть с кем, потому что это судьба. И им совсем не важно, что это за существо. Связи не важно. Поэтому думать, что химера не может связаться с бракованной химерой, было совсем беспочвенно. На примере Чунмена Исин понимает, что волки в человеческом теле не ощущают запахов так, как в своем теле. Они точно такие же люди. Если сравнивать их с любым видом, то они самые человечные в таком теле. Да, они безумно сильные и безумно красивые. Но не очень то проворнее, как в своем животном. Чунмен объясняет, что они ощущают всех вокруг себя не по запаху, а по ощущениям. Поэтому ему проще найти Исина в толпе, чем было бы кошке. Хочется сказать, что из-за того, что между ними, теперь и Исину проще найти его в толпе.

А потом они впервые за долгое время снова расстаются надолго. Звонки не помогают, где ладно бы отсутствовал сон, а отсутствуешь ты сам. Исин еле на ногах держится, время от времени ощущая то ли ужасную слабость, то ли ужасную боль. Чунмен свое отсутствие старается обходить стороной. А потом является в самый неожиданный момент, хватает за руку и утыкается носом в плечо. Как раз среди пары, которой у Исина сегодня нет. Их никто и не увидит даже в широком коридоре. От этого становится так легко, что в глазах темнеет от удовлетворенности.

— Я тебя убью, лисица, — шепчет Ким, удивляя такой фразой. Исин не произносит вопрос в слух, но Чунмен понимает его сам, — связь хочет, чтобы мы были вместе. И чем дальше, тем будет хуже. В какой-то момент случится так, что мы в одной комнате отойти друг от друга не сможем.

— То есть, ты убьешь меня связью, — Чунмен кивает, — есть способ это остановить?

— Да. Но он ни тебе, ни клану не понравится.

— Плевать.

— Ты даже не знаешь, что это.

— Я знаю, что это то, что волки называют отметами. И я знаю, что это свяжет нам руки на всю жизнь. Но так же знаю, что сейчас я бы с радостью сделал бы это на всю жизнь.

Чунмен тихо сипит, но поднимает голову и смотрит прямо на Исина. Его глаза будто бы не просто желтые, а безумно дикие. Наверное, он уже успокаивается. Но чувствует себя так же ужасно, как Исин. Ощущение, что болит абсолютно все, но сейчас немногим меньше. В разы легче. Чунмен приподнимает их руки, чтобы поцеловать чужие пальцы. Он будто этим жестом дыхание переводит. Исин снова думает, что мужчина перед ним безумно красивый.

— Я боюсь.

— Чего?

— Это все из-за меня, — шепчет Ким, — я боюсь, что из-за меня станет еще хуже.

— Твоя семья знает про меня, — Чунмен пожимает плечами, — значит, знает. И поэтому ты пропадаешь, ведь им это не нравится. Думаешь, повяжись со мной, они нас разлучат?

— Дай боже, не убьют.

— Они не могут тебя вышвырнуть? — удивляется Исин. Не то, чтобы он надеялся, что все так легко будет. Но да, он бы хотел, чтобы было именно так. Чунмен как-то слишком резко усмехается и немного делает шаг назад, все еще держа его за руку.

— Ты думаешь, что справишься с тем, чтобы заменить чувство стаи, если они все же выкинут меня?

— Не хочу думать ни о каком исходе. Но если нам действительно станет легче...

— Ты же ничего не знаешь пр...

— Я знаю, что буду полностью принадлежать тебе. Разве это не все, что я должен знать?

— Всё.

***

— Ладно, это будет больно, — шепчет Чунмен, сжимая своими руками руки Исина. Тот понятливо кивает. Они дома, впереди двое выходных, ничего страшного не случится.

— Это укус?

— Ты осведомлен? — Исин кивает, — его подобие. Не так раняще.

— Твоя человеческая челюсть едва ли опасна, — смеется Исин, мягко касается чужого лба своим, немного жмурясь, словно безумно скучал.

— Я и не буду ей пользоваться.

— Аптечку?

— Аптечку.

Чунмен улыбается немного пьяно, но волнуется, по нему видно. Сжимает голову в плечи, сам себя немного царапает по рукам, но делает вид, что все хорошо. Из аптечки вытягивает пластыри и бинт, а Исин прикидывает, насколько это все же серьезная вещь. По сути, они связывают свою жизнь навсегда и окончательно. Физически смешивая кровь. А волчий яд буквально может перестроить тело. Исин догадывается, что не сможет встать, но даже на секунду не думает об отказе.

Они устраиваются в спальне, садятся на пол напротив друг друга. Чунмен укладывает пластыри себе на колени, развязывает заранее бинт, чтобы было проще. Заставляет стянуть Исина футболку, а потом прижаться вторым плечо и к кровати. Разминает руки, не зная, куда их деть. Или себя.

— Не бойся, — улыбается Исин, заставляя едва заметно вздрогнуть.

— Ты уверен?

— Это меня не убьет. Зато убьет отсутствие тебя.

— Тогда обнимай меня, — Исин устраивает руки на его шее, — постарайся удержаться. Это долго, а плохо станет сразу.

— Ты будто пытаешься меня отговорить.

— Я будто пытаюсь сделать это по технике безопасности. Мне надо успеть потом тебе это все перевязать, не дай боже еще и уронить твое безвольное тело, — Исин нервно смеется, за что получает тихое шиканье. Чунмен волнуется. Он никогда такое не делал, поэтому ему боязно.

— Не парься, я справлюсь, — не уверен в этом, но пытается показать Чунмену обратное. Тот обнимает его частично за пояс, частично за спину, и прижимается близко-близко. Так крепко держит.

— Просто не кричи, — шепчет он прямо на ухо, а потом сам переводит дыхание, прежде, чем укусить. Исин не совсем понимает, куда именно в шею, потому что болью прокалывает полностью шею, челюсть и руку правую. Ее хочется опустить, потому что будто бы нет сил, но Исин пальцы своих рук переплетает, чтобы держать.

— Было бы это возможно, — хрипит он, понимая, что языком еле воротит.

Чунмен его немного царапает ногтями, напрягаясь. Исин считает секунды, где на седьмой темнеет в глазах. На тринадцатой хочется сдохнуть, отчего он действительно начинает падать, но руки не отпускает, поэтому тянет за собой немного Чунмена. Тот силой не дает это сделать, позволяет отклониться на кровать чуть больше, чем было, главное, не вниз. Он одной рукой берет пластырь, еле-еле открывает его, а потом наспех облизывает чужую шею, чтобы заклеить укус почти сразу, как отодвигается.

Он перевязывает, вместе с шеей еще и через грудь, чтобы наверняка крепко было. Исин опирается более чувствительной к его приказами рукой о постель, чтобы быть хоть немного не в состоянии овоща. Но ужасно тошнит. Плохо так, что еле получается видеть, потому что темно перед глазами и штормит. Но он четко видит, как Чунмён откидывает немного в сторону кусочек бинта, которым стер кровь Исина с груди. Тот бы возмутился, что с себя надо было в первую очередь, но химера едва заметно облизывается, что заставляет усмехнуться.

— Что, есть силы злорадствовать?

— Не злорадствую, — шепчет он, — но ты забавно выглядишь, пытаясь делать вид, что не хищник.

— Плохо? — честно спрашивает Чунмён, мягко трогает лоб Исина рукой и вообще кажется взволнованным.

— Ужасно, — Ким целует его в кончик губ, а потом поднимается. Он немного прибирает разбросанные вещи с пола, футболку с постели. А потом мягко помогает подняться Исину, чтобы усадить на кровать, после позволить упасть набок, потому что держаться сил нет.

— Это дня на два, — признается Чунмён, устраиваясь рядом. Он проводит своей рукой по полосам Чжана, словно пытается успокоить, как ребенка родитель, — я буду рядом, так что можешь жаловаться.

— Не собираюсь жаловаться на тебя.

***

Ужасное состояние длится дня три, два из которых Исину хватает сил только на то, чтобы проснуться и уснуть снова. Чунмён шатается по дому, как-то умело выпрашивает им выходные, чтобы можно было прийти в норму Исину, а ему не отходить в лишний раз. В себя Исин приходит, наверное, во вторник, но всё еще остается в легком головокружении. Чунмён оказывается неимоверно внимательным, что удивляет. Он сам по себе не очень собранный, а тут приглядывает, готовит поесть и вообще кажется самой добротой и заботой.

— Ты не чувствуешь себя странно от этого? — решает спросить Исин, когда они лениво пытаются перекусить, выбирая сериал.

— В плане?

— Так плохо только мне?

— Нет, я тоже на самом деле всё время с кружащейся головой. Скорее, потому что я чувствую тебя, чем на самом деле. Мне было плохо только первый день, потому осталось только это легкое похмелье, — признается Ким, — скорее всего потому, что связующий всё же я, а не мы оба.

— В волчьем мире это обоюдная вещь?

— Да, но не так сразу. Делаем перерыв между первым и вторым, чтобы окончательно не сдохнуть от такого, — он смотрит на чужую перебинтованную шею, уже меньше, но присуще, — это не обязательно. Достаточно кого-то одного, это больше даль уважения.

— Эх, не покусать мне тебя, — смеется Исин, за что получает едва ощутимый толчок в плечо, — ну что?

— Да хоть закусайся, если тебе станет легче, — Чунмён улыбается так привычно и так лениво, как может только он. Немного томно, но скорее просто от формы его губ. Исин ощущает себя немного взволнованным, но только от того, что это чужие чувства.

— Что-то не так?

— Семья явно хочет меня видеть, — получается немного нервно, но Исин старательно делает вид, что его не напрягает чужая семья, — они были очень недовольны, раз умудрились запереть меня в четырех стенах...

— А ты сбежал, поэтому они могут быть еще более недовольными? — понимает Чжан, на что Чунмён едва заметно кивает, — значит, надо убежать еще больше?

— Они найдут. Клан достаточно влиятельный, чтобы я смог сбежать не без проблем. Так что, наверное, стоило бы явиться.

— Не думаешь, что тогда они окончательно спрячут тебя от света?

— Думаю. Но я действительно не хочу, чтобы они явились за нами двумя, — Чунмён протягивает ему мизинец, как бы прося в ответ такое же. Исин улыбается, но сжимает своим в ответ, — но я обещаю, что я в конечном итоге мы останемся вместе.