День выдается на редкость солнечным, поэтому неудивительно, что в такую погоду все вылезли из своих нор. Родители с детьми в такие дни часто гуляют в парке, но молодой папаша упрямо тащит маленькую девочку в противоположную сторону. В их внешности абсолютно нет схожести: он — жгучий брюнет, она — блондинка в рыжинку, его глаза — нечеловечески зеленые, ее — пугающе черные. Между ними витает такая атмосфера враждебности, что игнорировать это невозможно. Коротко стриженная девушка, заметив их, останавливается в задумчивости. Пройти мимо или нет? А вдруг он ее похитил и куда-то ведет против ее воли? Нет, лучше все-таки проверить.
— Вам помочь? — преграждает она двоим путь, невозмутимо улыбаясь и кивая на маленькую девочку. — Какая Ваша дочь милая!
Девочка высоко поднимает голову и смотрит с вызовом на обоих взрослых.
— Я ему не дочь!
Черноволосый мужчина вздыхает и наигранно устало упрекает:
— Владлен, мы ведь это уже обсуждали!
Девушка подозрительно щурится. Что ж, по крайней мере, ребенок перестал вырываться и не пытается закричать, прося о помощи. Только пытается вырвать свою ладонь из захвата мужчины, но тот не дает, держит крепко. Взгляд девушки от мужчины, конечно, не ускользает, поэтому он поясняет сухо:
— Она приемная. Период адаптации.
Он все-таки ее отпускает, а то выглядит уж чересчур подозрительно. Девочка отбегает на несколько шагов, а затем застывает, смотрит издалека. Мужчина скрещивает руки на груди, поглядывая на ребенка свысока. Кажется, они пытаются переиграть друг друга в гляделки.
— Как удачно, что я специализируюсь на трудных детях, — встревает в их молчаливую перепалку девушка и представляется: — Лиля.
Мужчина кивает, но свое имя в ответ не называет. Зато девочка поворачивается в сторону новой знакомой и уверенно заявляет, протягивая руку:
— Владимир.
Лиля впадает в ступор, не отвечая на слабое рукопожатие. Нет, ей не впервой видеть девушек, которые говорят о себе в мужском роде по тем или иным причинам — будь то трансгендерность, внутренняя мизогиния или попытка справиться с психологической травмой. Но такое чаще всего встречается у подростков, а девочке не дашь больше семи. Может, это мальчик, которого чокнутый отец переодевает в девочку? Да нет, что-то непохоже… Лиля всегда старалась тысячу раз все перепроверить прежде, чем влезть в неоднозначные семейные разборки, где пойди еще разберись, действительно ли семья неблагополучная, или ребенок обладает хорошей фантазией и дефицитом внимания. Тут мало просто поздороваться и мило улыбнуться. Придется проследить за этой странной парочкой.
— А почему не Владлена? Тебе не нравится это имя?
— Потому что я — Владимир! — замечает девочка и смотрит на Лилю, как на идиотку. Ну, ничего, и не с такими находили общий язык.
— Владлена только недавно поняла, что она — девочка, — объясняет оставшийся безымянным мужчина и прячет руки в карманы слишком теплого для такой погоды пальто. — Ей нужно привыкнуть к этой мысли. Вообще-то, мы идем ей за одеждой, и я не очень в этом разбираюсь…
— У меня как раз сейчас нет важных дел, — легко считывает намек Лиля и быстро отправляет смс своим друзьям, что откроет кафе попозже.
Девочка поглядывает на Лилю настороженно, но, кажется, ее приемный отец пугает ее куда больше, так что в итоге она выбирает идти рядом с новой знакомой. Лиля с удивлением обнаруживает, что отдельно от отца Владлен вполне спокойная и некапризная. С ее лица не сходит серьезное выражение, как будто в этот момент она решает логарифмы в уме. Лиля пытается ее разговорить:
— Володя, а во что ты любишь играть? В куклы или солдатики?
Не очень умный вопрос, да. Но надо же с чего-то начинать.
— В героев и злодеев. Я — герой, — девочка указывает на себя, а затем переводит пальчик на отца: — А он — злодей. Он переселил меня в тело маленькой девочки и заставляет притворяться, что он — мой отец.
— Я не заставляю, — не соглашается «отец». — Я лишь прошу тебя вести себя соответствующим образом. Потому что ты — девочка.
Как-то Лиле не нравятся слова про переселение… Она, конечно, ни во что такое не верит, но наслушалась всякого. Один ее хороший друг и призраков видел, и сквозь стены ходил. Да что уж тут, ей тоже один раз довелось… Хотя она тогда так и не поняла, как это произошло. Но все же сверхъестественное в реальности встречается гораздо реже. Скорее всего, сиротке просто тяжело дается период адаптации к новой семье. Но про трансгендерность забывать не стоит.
— Она может сама выбрать, быть ей мальчиком или девочкой, — не сдерживается Лиля. Лезть в чужой монастырь со своим уставом, конечно, нехорошо, но… «Отец» не выглядит настолько «старым», чтобы не понять, что она имеет в виду.
— И Вы туда же… — мужчина раздраженно покачивает головой. — Тоже из этих современных поборников «толерантности», которые вместо того, чтобы помочь запутавшемуся человеку, только сильнее пудрят ему голову… Биологически Владлена принадлежит к женскому полу. Иное общество не примет.
— Нахрен такое общество, — ворчит девочка. Лиля спотыкается от неожиданности. Она, конечно, знала, что дети улиц и приютов — суровые малые, но чтоб настолько… — Может, у меня и нет яиц, но я все еще могу тебе вмазать.
«Отец» смотрит на девочку с жалостью и даже не пытается сделать замечание за острый язык.
— Я не буду драться с ребенком.
— Мне надо закурить, — сдается она. И снова мужчина остается невозмутим:
— Это вряд ли.
Лиля отмечает, что на девочке надето отнюдь не платье, а длинная мужская футболка с надписью «Нечистая сила», которую ради сохранения хоть каких-то приличий подвязали ремешком. Волосы у Владлены пострижены коротко и неровно, как будто она сама себя обкорнала, пока никто не видел. И ступает она непривычно тяжело для девочки с такой комплекцией, как будто весит гораздо больше, чем кажется.
— Сколько тебе лет? — пытается Лиля снова. Но девочка только отмахивается:
— В школу вы меня не засунете. Лучше обратно в ад.
— Ты уверена? — интересуется ее «отец» странным тоном, и она замолкает.
Как бы Лиля не пыталась уличить мужчину в похищении ребенка, поводов у нее нет. Успокоившись, Владлена незаметно для самой себя вернулась к «отцу» и продолжила идти рядом с ним в ногу, без труда подстраиваясь под его широкий шаг. Что со стороны выглядело слегка ненормально, потому что создавалось впечатление, будто она летит.
В магазине одежды Владлена уверенно пошла в мужской отдел. «Отец» не стал ее останавливать, давая удостовериться, что там она не найдет ничего себе по размеру. Пару футболок она, конечно, упрямо взяла, видимо, и их намереваясь превратить в подобие платья, но в итоге все равно сдалась. Кажется, присутствие Лили девочку немного успокаивало — девушка постоянно ловила на себе ее задумчивый взгляд. В итоге Владлена даже сама взяла ее за руку, увидев, как какая-то женщина также ведет за руку свою дочь. «Мимикрия», — всплыло почему-то в сознании Лили. Как будто Владлена пыталась притвориться обычным ребенком, чтобы ни у кого не возникло вопросов.
Естественно, Лилю и ее нового знакомого приняли за семейную пару. Девушка с трудом открестилась от навязанного «мужа» и «дочери», хотя мужчина сверкнул на нее таким взглядом, будто особо и не был против. Когда Владлена согласилась на джинсовые шорты и майку с трансформерами, Лиля вздохнула почти с облегчением.
— Если он удерживает тебя насильно… — успевает шепнуть девушка, стоит «отцу» Владлены уйти за новой одеждой, пока девочка крутится возле зеркала в примерочной, — …найди способ со мной связаться. Ты умеешь пользоваться телефоном?
Лиля быстро записывает свой номер на найденной в кармане салфетке и взволнованно протягивает его девочке. Та одаривает ее скептическим взглядом, таким умным и бесконечно усталым, какого у детей, по идее, быть не должно.
— Ты мне все равно помочь не сможешь. Не ввязывайся в это, или он убьет тебя.
Но салфетку после небольшой заминки берет.
***
— Ты ведь знаешь, я не придерживаюсь насильственных методов воспитания, но ты меня вынуждаешь пойти против собственных принципов…
— Пошел на хуй.
— Только если ты его отрастишь.
— Долго ждать придется!
— У меня полно времени.
Медсестры ошарашенно оглядываются на странного мужчину с ребенком, раздумывая, стоит ли им сейчас позвонить в органы опеки. По-хорошему бы, стоило, но необычная парочка так быстро удаляется, что не удается даже их запомнить. Если молча пройдут мимо еще раз — никто, пожалуй, их и не узнает.
Поэт, не мешкая, влетает в нужную палату. Все, кто в ней находится, разбегаются от одного только его решительного вида, кроме одного пациента, который невозмутимо приподнимается на койке и одаривает его не менее презрительным взглядом. Демон плюхает на прикроватную тумбочку пакет с продуктами, и Огонек брезгливо оттягивает край, заглядывая внутрь.
— Ты что, ко мне с этим пакетом месяц шел?
— Увы, у меня в руках все тухнет, а Кризалис отказался это нести, — невозмутимо замечает Поэт с нескрываемым злорадством и без разрешения усаживается на край кровати. — Но с пакетом я привлекаю меньше внимания.
— Им стоило проверить тебя на наличие биологического оружия, бе, — Огонек морщится и максимально отодвигается от «подарочка». Чертовы демоны с их нечувствительными носами… Стоит ему только перевести взгляд на Кризалиса, проверяя, в порядке ли тот, как старый друг в теле маленькой девочки неожиданно забирается к нему на койку и обнимает, уткнувшись лицом ему в грудь. Огонек раздосадовано вскрикивает, не успев смягчить тон: — Куда в уличной обуви?!
Будь это любопытный ребенок из детской палаты, Огонек бы его шлепнул по заднице. А это все-таки друг, причем друг, который пережил столько страданий, сколько и врагу не пожелаешь (хотя Поэту можно пожелать и похуже), так что приходится терпеть. Тем более демон тянется стащить с Кризалиса обувь, вживаясь в роль заботливой мамочки. Свихнуться можно.
— Меня он так не обнимает… — Поэт озлобленно сверкает глазами, но Огнепоклонника его демонические штучки не пугают. Путался он с демонами посерьезнее, а этот — так, пшик, недоразумение какое-то. Которое, правда, умудрилось угробить своего возлюбленного, ради которого перевернул вверх дном весь ад. И угораздило же родиться таким дураком, наверное, в детстве его роняли часто.
— Я же все еще Светоч, — Огонек пожимает плечами, как будто это само собой разумеется. — Детей так и тянет. А вот от твоего вида даже самые живучие тараканы сдохнут. Так что спасибо, что пришел, а то я тут недавно видел одного… В столовую не заглянешь на обратном пути?
— Ты можешь вернуть все, как было? — перебивает Кризалис и с надеждой заглядывает другу в глаза. — Душа девочки все еще здесь? Я просто уйду, а она вернется домой.
Огнепоклонник замолкает, понимая, что шутки сейчас будут неуместны. Как может, успокаивающе отводит Кризалису светлую прядь со лба, отвлекая на теплое прикосновение. Удивительно, глаза точь-в-точь… Хотя у девочки наверняка изначально были другие. Цвет глаз — единственное, что у души остается неизменным.
Присутствия кого-то еще в теле Владлены не ощущается. Кризалис и сам должен это чувствовать, но еще на что-то надеется. Огонек даже не пытается представить, какого другу сейчас. Вот так возвращаешься из мира мертвых, чтобы помочь, а в итоге… оказывается слишком поздно.
— Посмотри на ситуацию под другим углом. У тебя, по крайней мере, тело не было на восемьдесят процентов поражено огнем. Ты переродился, перешагнув через самые скучные годы, и даже помнишь свою прошлую жизнь! Не так уж и плохо.
— Ты всегда был таким оптимистом? — из уст старого Кризалиса это прозвучало бы трехэтажным матом, но из-за милого детского голоса кажется почти комплиментом.
Огнепоклонник сжимает его в объятьях сильнее необходимого. И, глядя прямо в ненавистные глаза Поэта, невесело замечает:
— Из-за кое-кого пришлось им стать.