Буерак — Культ тела

— Здравствуй, брат по мраку. Я пришел поинтересоваться: жив еще Курилка журналист? Не думал, что новое тело придется искать так долго. Какая жалость, что я не могу занять его без согласия.

Кризалис не двигается, отвернувшись лицом к стене. Неделю он провел в клетке наедине с трупом человека, которого когда-то считал родным. Но стоило демону уйти, захлопнув дверцу, всякая иллюзия спала, и Кризалис обнаружил тело абсолютно переломанного изможденного человека, который не был ему знаком. О нем беспокоиться не стоило — неизвестный уже давно был мертв, но Кризалис все равно не мог отделаться от ощущения, что эта смерть на его руках. Как и смерти сотни других.

Поэту нужно было выжить любой ценой, и он тянул и тянул из людей силы. Но он забыл об осторожности, заигрался. Стал смотреть на людей всего лишь как на ресурс. Кризалис пытался его остановить, но действовал слишком мягко. А когда перешел к решительным мерам…

Труп ужасно смердел и разлагался, но Кризалис так принюхался к этому, что перестал обращать внимание. Только откатил его от себя подальше и старался лишний раз не задевать. Неделя… Полная душевных терзаний, боли, отчаяния. Старые триггеры сработали на ура: Кризалис изо всех сил рвался из клетки, но ему не удалось даже разогнуть прутья — он стал обычным человеком.

Раньше он думал, что дело в Рубинштейне, который разбудил что-то внутри него, наделил сверхспособностями. И как же разочаровывающе было осознать, что все это время он питался силой, которую давал ему демон. Почему Поэт никогда не говорил об этом? Почему позволил использовать эту силу против него? Кризалис был уверен, что делал все правильно. А затем демон пленил его.

— Молчишь? Отлично, ничего умного ты все равно не скажешь, — Кризалис слышит, как демон присаживается напротив, вглядываясь в него также, как Кризалис когда-то вглядывался в него. Темнота ему, конечно же, теперь не мешает. — Может, наконец-то ты выслушаешь меня. Я ведь все для тебя делал! Я мог бы пойти на перерождение, но тогда я не вспомнил бы тебя, не смог бы вернуть. Ты бы так и лежал на больничной койке, пока тебя не отключили бы от аппарата. Потому что ты никому не был нужен!

«Никому, кроме меня», — повисает в воздухе невысказанное. Они оба понимают, что это правда. Но Кризалис предпочел бы, чтобы его не возвращали такой ценой.

Он был уверен, что умер, когда увидел собственную кровь на лезвии ножа. Может, поэтому он даже и не пытался выбраться из места, в котором очутился потом. Или же не считал себя достойным жизни, погрязнув в самокопании. У Поэта не было такой роскоши, как жизнь. Он бесповоротно умер, сорвавшись с большой высоты. Но, в отличие от Кризалиса, он отказывался признавать смерть. И она отступила.

Поэт хватается за прутья, желая вырвать их с корнем. Вся накатившая на него боль и обида превратились в едва контролируемую ярость. Его всегда бросали, предавали, отворачивались от него. Он перестал верить в настоящие чувства, закрыл свое сердце для всех. А этому неотесанному дуралею решил дать шанс. В последний раз.

Потому что Владимир казался таким спокойным и надежным. Потому что он тоже хотел быть любимым, но не мог полюбить. Поэту хватило бы чувств на двоих, лишь бы Владимир был рядом. Лишь бы улыбался ему, вел с ним беседы, целовал кончики пальцев. За эту скромную нежность Поэт был готов простить Кризалису многое. И прощал. Он вытащил это ничтожество на своем хребте из бездны, но не получил в ответ никакой благодарности, только бесконечные упреки.

— «Поэт, не убивай людей, Поэт, отставь все эти демонические штучки», — со злобой передразнивает демон. Протягивает руку сквозь прутья и цепко хватает Кризалиса за плечо, выпуская когти. — Я занял живое тело ради тебя. Я убивал ради тебя, я стал таким…

— Ты сделал все это не ради меня, — подает вдруг Кризалис голос.

Горло будто дерут наждачкой: ему пришлось пить оставленную в тазике мыльную воду, перемешанную с демонической кровью, лишь бы как-то протянуть эти дни. Хотя лучше бы Кризалис, конечно, умер.

— Что? — злобно выплевывает Поэт. — Просвети меня. Ты же лучше знаешь мои мотивы!

— Хе… — Кризалис с трудом переворачивается, чтобы взглянуть своему врагу в лицо. Получается только взглянуть в лицо трупу. В темноте было трудно определить, как этот человек выглядел раньше, но Кризалиса передергивает от мысли, что все это время он касался кого-то другого… Человека, жизнь которого Поэт отобрал. — Ты сделал это не потому, что я был дорог тебе. А потому, что тебе нужна была какая-то цель. Там, где мы оба очутились… ты искал не меня, а оправдания своим поступкам. Хотел удовлетворить свою жажду власти. Теперь ты доволен?

Кризалис честно пытался вспомнить, что было там, по ту сторону. И, наконец, начал вспоминать то, что Поэт пытался от него скрыть. Для только-только проклюнувшейся темной души, отказавшейся от перерождения, демон добился довольно высокого положения при дворе. Он даже имел право заполучить себе персонального раба, чем и воспользовался, приказав отдать ему Кризалиса. И все, что Кризалис пережил до этого, показалось ему цветочками по сравнению с издевательствами, которые ему пришлось испытать, став игрушкой своего возлюбленного.

«Ты боялся остаться один, — думает Кризалис с горечью, не желая произносить этого вслух. — Хотел, чтобы хоть кто-то тебя любил. Я был готов добровольно целовать твои ноги, носить тебя на руках, даже позволить использовать себя как стул, но тебе этого было мало. Ты хотел извернуть мою душу, изменить меня до неузнаваемости… Когда я сбежал от тебя, вернувшись в мир живых, ты все равно нашел меня и продолжил управлять мной… Это ты считаешь любовью, чертов демон?».

Поэт усмехается, словно читает мысли. Его глаза ярко-зеленым пламенем горят в темноте, служа напоминаем о том, демоны — существа очень злобные и мстительные. Кризалис знал, на что шел, когда решил пленить одного из них. В конце концов, им обоим теперь всю жизнь расплачиваться за то, что когда-то они вместе сорвали запретный плод.

Прошло слишком много времени, чтобы Кризалис мучился от голода, но он чувствует себя слишком слабым. Его сейчас не то, что демон — ребенок может в баранку скрутить. Демон наверняка наслаждается его мучениями. Как они ко всему этому пришли? Почему не могли быть просто счастливы?

— Ты знаешь, почему Огнепоклонник не хотел возвращаться? — демон подтягивает труп ближе к себе, разглядывая. Ему повезло, что он почти не чувствует запахи, иначе точно бы блеванул. От самого Кризалиса пахнет не лучше, но он предпочитает об этом не думать. Все равно станет только хуже.

Молчание Кризалиса Поэт воспринимает как вопрос. И сам же отвечает:

— Он был счастлив там, внизу. Со своей любимой демонессой… Но он жив, а она — нет, — Поэт отрывает от тела кусочек и бросает его в рот. От этого зрелища уже Кризалису хочется блевать. В трупе, в конце концов, уже завелись насекомые! — Ты не захотел бы возвращаться, если бы был счастлив со мной там. Понимаешь? — тон демона становится грустным. Как будто он сожалеет о том, что сделал, но Кризалис понимает, что демоны не умеют сожалеть. На то они и темные души. — Но теперь это неважно, ведь так? Он здесь. И ты здесь. — Поэт поднимается, поднося руки к зачарованному замку. Если бы не заклятье, Кризалис смог бы выбраться. Увы, демон оказался достаточно силен, чтобы не позволить ему этого. — Ты меня разочаровал. Предал мое доверие. Теперь и ты мне противен, Кризалис. Но я привязан к твоей душе и просто не могу тебя покинуть. Вот незадача. Придется остаться рядом и подождать, пока ты умрешь… Но сначала… Я сделаю тебя послушным, упрямое животное.

Стоит Поэту перестать говорить, как Кризалис начинает извиваться и кричать от невыносимой боли. Демону даже не нужно к нему прикасаться, достаточно просто послать ментальную волну, заставляя изгибаться дугой и царапать ногтями стены. Сил теперь хватит и не на такое. Пытка Поэту никогда не надоест.

***

— Дай закурить.

От того, насколько сильно он сжимает зубы, они начали крошиться. Имеет ли это значение? От постоянного напряжения кровь течет носом. Кризалис измазан во всех возможных жидкостях, даже в трупном яде после того, как его, словно нашкодившую кошку, макнули мордой в труп. Демон не вытирает его. Не заботится об эстетике. Это отличает его от человека-Поэта, хотя сам он вряд ли задумывается о том, насколько изменился.

Кризалис пытался убедить себя, что демон не имеет к его возлюбленному никакого отношения. Что инкуб просто принял образ, который приятен глазу, и продолжает играть свою роль. Но это действительно был Поэт. Только он будет так ныть о том, скольким пожертвовал ради Кризалиса, чтобы потом оторвать ему ноги. Без ног Кризалис далеко не сбежит.

— «Сгорел сарай, гори и хата»? — повторяет Поэт любимую присказку Огонька и подносит сигарету к его рту. Момент перемирия — даже демон может устать от постоянных криков своей жертвы.

Кризалис едва может шевелиться, не дотягивается. Тогда Поэт хватает его за цепь, ведущую к ошейнику, и дергает на себя. Поначалу это было больно — шипы-то в ошейнике вовнутрь. Но затем металл надежно вошел в кожу, теперь только хирурга просить вырезать. До сигареты Кризалис, наконец, дотягивается. Делает такую затяжку, что сразу доходит до фильтра. А затем приподнимает раздробленную руку, придерживая окурок между рабочими мизинцем и безымянным — по ним Поэт еще не прошелся. Без всякого сожаления тушит фильтр об себя, ловя на себе удивленный взгляд демона.

Надо переключить боль. Хотя бы такой малостью.

— Сколько ты будешь еще меня мучить?

Кризалис уже не может говорить, но для демона, связанного с человеком, слова не нужны. Он читает мысли.

— Когда ты признаешь, что никогда не любил меня и только использовал.

— Я никогда не любил тебя. Мне просто был нужен кто-то, кто меня выслушает.

— Неправда! — боль настолько привычна, что Кризалис уже не обращает на нее внимания.

Теперь он может сколько угодно намеренно выводить Поэта из себя, для этого не так много нужно сделать. Всего лишь бездумно соглашаться с ним во всем, мысленно витая в облаках. Кризалис отвлекается, представляя, как строит каменный замок. С каждым разом этот замок становится все больше, приходится фантазировать совершенно нереалистичные башни. Все камни Кризалис перетаскивает один, чтобы строить пришлось дольше. Почему-то это успокаивает.

— Мне было приятно делать тебе больно. Ты это заслужил.

На этот раз кровь течет через рот. Внутри все горит, будто проглотил раскаленное железо. Какая насмешка судьбы — Кризалис, оказывается, тоже не может вот так просто умереть! Или же это не является конечной целью Поэта. Он ведь и правда долго его искал, делал все, чтобы вернуть обратно… Было бы глупо после всего этого убить Кризалиса. Нет, демон готовит что-то посерьезнее.

— Бесстыдный лжец, презрительной рукой на гибель мне ты рассеваешь вести!.. Язви меня, на вызов твой не выйду. А ведь я тебе обещал кое-что… Помнишь, Кризалис?

Поэт ненадолго уходит, чтобы вернуться с маленьким тельцем на руках. Не сразу Кризалис разглядывает, что это — девочка. Ребенок безмятежно спит, околдованный, и Поэт без препятствий подвешивает его за ногу на прутьях клетки.

— Красивая, правда? Светленькая, как ты. Она могла бы быть нашей дочерью, если бы ты все не испортил.

Он неторопливо вытаскивает из кармана нож.

Кризалис был уверен, что он не способен больше двигаться. Но в этот момент, увидев, кого Поэт принес, он собирается с последними силами и, опираясь на руки, заставляет себя ринуться вперед. Демон настолько растерялся, не ожидая от полутрупа такой прыти, что позволяет вырвать у себя из руки нож. А когда Кризалис перерезает себе глотку, останавливать его становится поздно.

Все разом теряет смысл. Поэт словно просыпается от долгого кошмара, и взгляд его становится ясным, каким не был с тех самых пор, как он впервые покинул пределы мира живых. Демон неверяще заглядывает в угасающие глаза Кризалиса, а потом стремительно поворачивается в сторону ребенка, принимая какое-то решение. Что происходит дальше, Кризалис уже не видит.