Где-то около полутора месяца, если не ошибаюсь, минуло с момента начала моего интенсивного лечения.

Трудно было ещё ответить, пошёл ли я действительно на поправку (давно уже не наступало приступов — одно это можно было счесть за достижение, однако мне всё же не хотелось бежать вперёд паровоза да понапрасну приносить хорошие вести как своему врачу, так и семье).

Азуми-сан поддержала данное решение — не радоваться изменениям заранее, ведь полной стабилизации моё состояние всё ещё не достигло. Но и отрицать того, что явные перемены произошли, также было нельзя: теперь я чаще шёл на контакт с окружающими, улыбался им, поддерживал с теми беседу, делился эмоциями и переживаниями (но не перебарщивал с ними, как и всегда).

Также — к удивлению и самого себя тоже — ко мне стала возвращаться привычная тяга к волейболу. Я решил начать заниматься им снова.

Всякий раз, когда я по наитию брал в руки мяч, в голову лезли воспоминания с Хаджиме.

Но теперь, на моё счастье, эти спонтанные мысли не давили, не угнетали, я бы даже посмел заметить, что они приносили мне радость, они беспрестанно напоминали о том, почему я и вовсе захотел начать заниматься волейболом (правда, в этом случае роль спускового крючка сыграл не Ива-чан… однако эту мою идею, постепенно переросшую в мечту, поддерживал именно он).

И пускай твёрдое намерение вернуться в спорт ко мне нагрянуло, я не учёл сторонних факторов.

Я ведь довольно долго пребывал в своей… депрессии. Из-за столь важного обстоятельства моё физическое состояние было хуже некуда.

Из-за длительного пребывания в тёмных или изолированных от солнечного света помещениях моя кожа приобрела мертвенно-бледный оттенок.

Когда получше пригляделся, я заметил, насколько потерял в весе. Такие привычные когда-то рельефы тела вследствие интенсивных тренировок сошли на нет.

Глядя в зеркало, я видел своё осунувшееся лицо.

Волосы из-за недостатка витаминов стали ломкими и сухими, словно солома.

Из по-настоящему живого во мне остались только карие глаза.

Это были лишь чисто визуальные наблюдения, но и тех хватало с лихвой, чтобы понять, что работы по возвращению былого Ойкавы Тоору целый вагон и маленькая тележка.

Прежде была важна психологическая реабилитация, наравне с ней — нормализация режима сна и бодрствования, правильное питание, медикаментозное лечение тоже имело место быть (это по большей части не являлось необходимостью, скорее, то была лишь условность, но я решил твёрдо выполнять все рекомендации, ведь у меня появилась цель), и только потом я мог бы попробовать заикнуться о тренировках.

Я понимал: чтобы достичь успехов на пути реализации своего желания, мне требуется отбросить некоторые свои соображения и чётко следовать плану лечения.

Когда Азуми-сан почти буквально копалась во мне — в моём колючем и извилистом, как лабиринт, характере, моих взаимоотношениях и взаимодействиях с другими людьми, моих целях на жизнь, — неожиданно я обмолвился, как до травмы любил играть в волейбол.

Я рассказывал ей обо всём, что было с ним связано, всё, что только лезло в голову (интересно, как я её этой бесполезной болтовнёй не достал?..): о товарищах, их сильных и слабых сторонах (когда я увлекался последним, Азуми-сан кидала на меня максимально многозначительные взгляды, никак их не комментируя), о тренере, о том, как так получилось, что я выбрал именно волейбол, а не какой-то иной вид спорта, чего я хотел добиться от него, кем именно я хотел стать, раз посвящаю себя волейболу, о стратегиях, которые нередко выстраивались в моей голове, но так и не приходили в исполнение, о своих сожалениях, разочарованиях, чёртовой зависти по отношению к некоторым соперникам, которых непременно требовалось сокрушить (так я подарил ещё одну головную боль Азуми-сан — моя самооценка, временами падающая с самолёта на дно Марианской впадины, не могла оставить её безразличной).

И так, благодаря своей психической расслабленности, которую ждали все — Азуми-сан, родители, прочие родственники, — у меня получилось свернуть на другую дорожку, которая, несомненно, могла помочь мне вырваться из тисков собственных пагубных умозаключений.

На приёмах я усиленно вспоминал о том, что мне действительно дорого, то, что делало меня невероятно счастливым, то, что дарило мне всегда надежду и побуждало двигаться дальше, без оглядок назад.

И хотя назад я всё же оглядывался (не хотелось снова врать самому себе), но делал акцент не на чувствах, которые поглощали меня всего без остатка в те грустные моменты, а обращался я скорее к тем ощущениям, которыми меня пытались наполнить, чтобы я забывал о плохом.

Это было одной из целей моей реабилитации — научить меня по-иному смотреть на то, чего я боялся, то, что взывало к не самым желанным моим впечатлениям, учили переосмысливать их все.

***

7 лет спустя.

— Сегодня приглашённым гостем на нашу телепередачу стал всем хорошо известный волейболист Ойкава Тоору, — оповестила сидящая в кожаном кресле ведущая, махнув в мою сторону рукой. Я, зайдя в кадр снимающей нас камеры, уселся напротив. Затем женщина продолжила: — Добрый день! — и лучезарно улыбнулась.

— Я-хо! — произнёс я в своей слащавой манере, растянув губы в улыбку, и изобразил заветную букву «V» обеими руками. В ответ донеслись довольные девичьи визги. Всё-таки мне нравилось внимание к своей персоне. — Здравствуйте.

— Поздравляю Вас с очередной золотой медалью, Ойкава-сан, — бодро заметила ведущая, а затем с азартом взглянула на меня. — Скажите, а почему именно Аргентина? — и вопросительно приподняла бровь.

— Хм? — Я последовал её игре и претенциозно удивился, наклонив голову набок. — Я думал, эта информация давно уже всем известна, хах… На самом деле, — и на секунду остановился, задумываясь, как лучше выразить мысль, — ответ трогательно прост: когда я учился в начальной школе, в Сендае проходил матч между Японией и Аргентиной. Я, как и многие другие, пошёл на него смотреть. Тогда в Аргентинской сборной был молодой ас, новая звезда. В начале турнира он здорово себя показал, но ближе к середине выдохся, стал играть всё хуже. В матче с Японией дела у него не шли, все думали, что его вот-вот заменят, однако вместо него поменяли связующего. Это был ветеран, он играл спокойно, молодого аса не загружал, но давал ему удобные для пробивания пасы. И тогда для меня настоящей звездой стал не чудом вернувшийся в форму ас, а тот, кто помог ему этого добиться, впоследствии незаметно покинув площадку. Впечатлившись, я подумал, что мне хотелось бы стать таким же, как он.

— Это так увлекательно. Вот уж действительно… Пути господни неисповедимы. — Кажется, она хотела сказать что-то ещё, но сделать ей этого не дали и внаглую сунули конверт в руки. Женщина мгновенно переключилась: — А ещё к нам на студию поступило несколько коротеньких писем с вопросами. Не против, если я задам их?

— Конечно. Постараюсь ответить, если смогу.

— «Здравствуйте, Ойкава Тоору-сан. Я слышала, что перед возвращением в большой спорт Вы лечились в психиатрической больнице от тяжёлой депрессии. Правда ли это? Скажите, пожалуйста, если это так, как Вы сумели с ней справиться? Простите, если мой вопрос покажется Вам грубым». Ого, довольно смело спрашивать о таком. Но…

Не думаю, — пронеслось в голове, а затем я усмехнулся, — что этот вопрос — случайность. Когда-нибудь кто-нибудь всё равно да задал бы его. Произойди это тремя где-нибудь годами ранее, скорее всего, я растерялся бы. Хотя… Чего греха таить? Я и сейчас слегка сконфузился, только виду не подал.

— Да, — почти моментально выдаю я, попутно пытаясь изобразить саму мягкосердечность, — это правда. — Теперь я посмотрел точно в объектив камеры. — А на второй вопрос труднее дать ответ. Прежде мне хотелось бы кое-что сказать. Перед тем, как вернуться в большой спорт, у меня действительно был период затяжной депрессии. И, как я считаю сейчас, это не та проблема, которую стоит стыдиться. О ней трудно говорить, ещё сложнее — понять её, особенно если ты ни разу не переживал подобного. По своей сути депрессия — это те же страдания, пусть изначально и не физического характера, но они способны выродиться и в них тоже, по большей части это напоминающие обычные переживания скрытые патологические состояния, с которыми на деле невозможно справиться в одиночку. Это не возникает спонтанно. Депрессия — это заболевание, от которого довольно часто отмахиваются, наивно полагая, что «нужно просто постараться взять себя в руки». На личном опыте я убедился, что это заблуждение достаточно распространено, — из-за чего опять криво усмехнулся. — Я смог справиться с ней только потому, что я был не один. Родители, сестра, её муж, мои друзья, другие знакомые и близкие люди… Каждый из них внёс свою лепту в надежде хоть как-то на меня повлиять. Также я прошёл длительный курс реабилитации с моим личным психотерапевтом. Она помогла мне заново влиться в привычный темп жизни, за что я ей безмерно благодарен. А ещё, разумеется, во всём этом процессе важную роль занял волейбол.

— Вы действительно выдающийся, Ойкава-сан. Не только как спортсмен. У Вас сильный характер.

— Спасибо за комплимент.

Далее последовало и множество других вопросов, но уже более скромных, на более банальные темы. Что-то из разряда «А чем Вы занимаетесь в свободное от волейбола время?».

— «У Вас есть любимый человек?» — Это был заключительный.

— Нет.

— А был? — Насколько я убедился за непродолжительную беседу, интуицию и проницательность этой женщины не обманешь.

— От Вас ничего не утаишь, — и потому я не стал отнекиваться. — Да. — И тут же ещё более обыденно добавил: — Но тот человек умер.

— Ох, примите мои… — Вполне ожидаемая реакция, но я, опять же, не дал ей закончить:

— …И я сомневаюсь, что когда-нибудь сумею полюбить кого-нибудь другого так же сильно. Я однолюб.

Never let them take the light behind your eyes.

I'll fail and lost this fight,

Never fade in the dark,

Just remember you will always burn as bright.

Неизвестно, к чему приведёт это вынужденное отчуждение от всяческих попыток окружающих привнести в его жизнь побольше любви.

Как сам Тоору недавно отметил, его мир очистился от излишних красок и теперь, кажется, в некотором смысле так и планировал навсегда оставаться монохромным.

Он сделал всё необходимое и возможное, когда проходил интенсивный курс реабилитации, так что теперь больше его не снедали тревоги, отчаяние и сожаление.

И в настоящее время Ойкава Тоору, заполучив звание «одного из лучших связующих мира», был решительно настроен и дальше двигаться вперёд и покорять новые вершины.

The End?