Вэнь Юаня можно было описать одним словом - хороший. Хороший внук, хороший племянник, хороший друг, хороший парень, хороший студент, хороший староста, да, к тому же, симпатичный. Такими, как Вэнь Юань, гордятся; фото таких, как Вэнь Юань, в золоченые рамочки вставляют и вешают на всевозможные доски почёта, сдувая пылинки.
Если вы поссорились с кем-то, то идите к Юаню: своим вкрадчивым голосом он способен вразумить даже клубок змей, за километр плюющихся ядом; не успели доделать свою часть в групповом проекте? Вэнь Юань посочувствует вашим неотложным обстоятельствам, попросит заранее предупреждать его в следующий раз и всё-всё доделает. В лаборатории более десяти человек не смогли рассортировать документацию по нужным папкам? Вэнь Юань останется после восьми пар и рассортирует. Вы преподаватель и по вашему предмету приходит ведомость о научно-исследовательской работе, но никто из студентов не хочет её выполнять? Бегите к ответственному старосте Вэню, который немедленно согласиться всё исследовать и сделать в кратчайшие сроки. Вэнь Юань обязательно поможет всем и всегда. Ведь у людей так много дел, ведь все так устают после учёбы и работы, а Вэнь Юань такой хороший, такой ответственный, такой способный, к тому же, сам он, вообще, не против, раз в ответ на просьбы кивает и всегда улыбается приветливо, мягко. Просто прелесть, а не парень.
А сам Вэнь Юань отчаянно не хочет признавать, но чувствует, будто вся жизнь медленно, не спеша, катиться ко всем чертям. Дел у всех так много, а он всего лишь один, будто попавший в ту самую древнюю ловушку из приключенческих фильмов, где стены постепенно сужаются желая сплющить, стереть в порошок, а Вэнь Юань, как загнанный зверёк мечется туда-сюда, в поисках выхода. выхода, которого нет нигде.
И хочется на пол рухнуть, хочется поспать нормально хотя бы денёк, хочется просто сесть и не спеша поесть рисовой каши, хочется отдохнуть и знать, что ему ничего не нужно делать, что эти часы блаженного безделья не обернуться пожирающей душу виной. Но мир и люди не думают останавливаться даже на 5 минут, что уж говорить о дне... поэтому у Юаня кучу дел в институте и дома, поэтому он без недели семь месяцев видел бабушку, дедушку и тётю только во время коротеньких созвонов по скайпу, поэтому не навещал могилку дяди Вэнь Нина. Потому, что он –всё ещё один из самых способных и ответственных студентов кафедры, единственный, кто может выполнить всю работу качественно. А ещё потому, что “да” слишком простое и легко слетает с языка, в отличии от слова “нет”, которое дальше мыслей Юаня выйти не может, просто не имеет права. Он сам в одиночку сможет унести всё на своих плечах.
Вэнь Юань, с каждым новым днём повторяет, как мантру, что в жизни, как правило, такое случается попеременно: период хороший - период плохой, период разгруженный - период загруженный. Сейчас у него период загруженный, но он пройдёт когда-нибудь. надо потерпеть.
И Юань терпит. Терпит, когда в пять утра осторожно выбирается из тёплого клубка рук и ног Лань Цзинъи и Цзинь Лина, вместо того, чтобы поспать с ними подольше; терпит, когда ему приходится готовить завтрак и быстро глотать горячую кашу, чтобы не опоздать; терпит, когда едет на метро в вагоне, где людей, как селёдок в бочке, а его самого чуть не облапывает какой-то извращенец, чьими пальцами он очень выразительно хрустнул; терпит очень нудные лекции по философии, заставляя себя вслушивается в слова преподавателя; терпит, когда его снова поставили главой очередного группового проекта; терпит, когда узнает, что в лаборатории снова не рассортировали ничего по папкам, потому что им было некогда; терпит, терпит, терпит, терпит, терпит, терпит, терпит, терпит, терпит, терпит, терпит, терпит, терпит, терпит, терпит, терпит, терпит, терпит, терпит, терпит, терпит, терпит, терпит, терпит... И терпение наконец заканчивается, когда Вэнь Юань оказывается дома. Немного раньше восьми вечера. Это можно считать достижением.
— Я вернулся!
В ответ ему тишина. В квартире, на удивление, никого не оказывается. Даже Феи, которая обычно встречает молодых людей радостным лаем в прихожей. Цзинъи не бросается на него с криком «с возвращением!» и не виснет обезьянкой, Цзинь Лин не прислоняется к дверному косяку, теплым взглядом осматривая его и ворчливо замечая, что в этот раз он рано и, что они ожидали его только за полночь. А ведь Юань весь день терпел ради этого самого момента приветствия. Чтобы на миг забыть о тяжести ноши быть хорошим, чтобы стать Вэнь Юанем, которого любят не за что-то и вопреки, а за то, что он просто есть. Обычно Цзинъи и Лин приходили раньше него и сегодня должны были тоже. Скорее всего, пошли выгуливать Фею вместе.
«Ты так редко бываешь дома, Вэнь Юань — ядовитым змеем шипит внутренний голос. — Скоро, скоро А-Лину и А-И забудутся чувства к тебе». Сердце сдавливает раскаленным щипцами. Нет. Никогда. Они просто пошли вместе выгулять собаку, а он постоянно приходит в восемь домой. Фею необходимо выгуливать два раза в день. И ещё он невероятно устал, так что даже позови они его с собой, то он навряд ли пошёл бы.
Сил на что-либо нет. Вообще. Даже на поесть тоже, но есть надо, как и делать бесконечные дела, поэтому на счастье Юаня в холодильнике находится стаканчик клубничного йогурта, которым можно было быстро перекусить.
И всё вроде было хорошо, он сел есть йогурт уставший за время своего хождения за чайной ложкой не больше и не меньше, но почему-то, когда блестящая фольга не удержалась в руках и упала стороной испачканной розовой жижей на пол, Вэнь Юань расплакался. По щекам одна за другой поползли соленые капли и он растерянно пялился на кусочек несчастной квадратной фольги, с ложкой и йогуртом в руках.
Тоска по родственникам, острое чувство несправедливости и обида на весь свет, постепенно копящиеся долгие месяцы, вдруг кольями вонзились под ребра с такой силой, что первые секунды было очень трудно начать дышать.
— Я так устал, — всхлипнул Юань и откинул в сторону и несчастный йогурт с ложкой. Он с грохотом, даже с какой-то непонятной для себя ненавистью, задвинул стул и быстрым шагом поспешил в ванную.
Отражение в зеркале было таким себе. мягко говоря. С тёмными мешками под глазами, в которых, как выразился однажды Цзинь Лин, можно было таскать картошку, Вэнь Юань мог вполне сойти за своего среди какого-нибудь наркопритона и это ужасно удручало
Он умывал лицо холодной водой через каждые пять минут, но слезы и не думали переставать течь из глаз. В конце концов, осел на пол закрыл лицо руками, сжавшись во вздрагивающий комок. Так хотелось чтобы его нашли, обняли, поняли, пожалели. это правда так по детски и нелепо... Вэнь Юань, в конце концов, давно вырос из того возраста, когда забирался в шкаф поплакать, а дядя Вэнь Нин сидел рядышком и смиренно ждал пока племянник сам выйдет к нему, чтобы плакать у него на коленях. Раньше всё было так спокойно и просто, пока постепенно мир не начал набирать темп, нагреваясь словно горячая сковородка, по которой Вэнь Юань послушно прыгал, стараясь не обжечь пятки.
— М-мне так хочетчя отдохнуть.
Но пятки он всё-таки обжигает. Просто привкнув к жару он не замечает этого.
Сейчас лень шевелить даже пальцами. Клокочущие чувства смешиваются в груди и солеными слезами капают на руки, которыми Вэнь Юань беспомощно закрыл глаза. Ему очень плохо. Сейчас у него нет сил быть хорошим.
* * *
Всем известно, что животные в разы чувствительнее человека, поэтому по их поведению заранее можно понять, когда начнутся землетрясения, ураганы и другие стихийные бедствия, угрожающие жизни. Цзинъи, валяясь на полу с Феей уверял, что всё это благодаря шестому чувству, которое у людей со временем притупилось, а Цзинь Лин, закатив глаза, принимался объяснять этому фантазеру, опираясь на научные работы, статьи и исследования, почему животные зачастую могут чувствовать стихийные бедствия до их начала.
— Нашёлся умник, — бубнел Цзинъи в шерсть Феи, обиженно поглядывая на парня. — А как ты объяснишь то, что Фея всегда понимает, когда мне плохо?
— Ни Фее, ни Юаню, ни даже мне, не нужно обладать шестым чувством, чтобы понять, когда тебе плохо, — хмыкает Цзинь Лин. Цзинъи был тем самым человеком, который просто отвратительно умел скрывать свои эмоции и весь он был словно открытая книга: хохочет громко с хрипотцой, когда счастлив, и находится на грани полуобморочного состояния, когда стрессует, не в силах сосредоточится ни на чём другом, даже на предмете стресса,
— И всё равно у собак есть шестое чувство! — упрямо гнёт свою линию Цзинъи.
— Нет. У. Них. Никакого. Шестого. Чувства — вылеляя каждое слово, цедит Цзинь Лин, захлопывая тетрадь с конспектами.
— А вот и есть! Фея, пожалуйста, гавкни, если у тебя есть шестое чувство.
Но Фея лишь дружелюбно лизала цзинъинову щёку, а Цзинь Лин язвительно тянул, что даже Фея не согласна с такой антинаучной белибердой. И их споры могли бы продолжаться долгое-долгое время, если бы не Вэнь Юань, который умело перенаправлял русло разговора в совершенно другую сторону: говорил о сериале, который они посмотрели в прошлом году и, вообще, о чём угодно, что не касалось бы предмета спора, о котором оба вскоре забывали.
Но сегодня, когда Фея вдруг самостоятельно зашла в подъезд и даже сама заскреблась в дверь их небольшой квартиры и (вот уж настоящее чудо!) всё также сама пошла в ванну, Цзинь Лин подумал, что, возможно, у собак и имеется это шестое чувство, потому что Вэнь Юань, закрыв лицо руками, сидел на полу, на чёрном кафеле и то и дело вздрагивал. Он плакал. Фея ткнулась ему в ноги и жалостливо заскулила. Юань, до этого ни на что не реагирующий, испуганно вскинул голову тут же безуспешно вытирая слёзы рукавом рубашки
Цзинь Лин и Цзинъи видели, как Вэнь Юань плакал лишь два раза: когда они втроём вдруг решили освежить память и зачем-то пересмотреть «Хатико» и когда Юань вспомнил о покойном дяде. Поэтому сейчас их растерянность можно было легко понять. обоим захотелось позвонить сразу и в скорую и в полицию и в пожарную и куда угодно, лишь бы узнать что заставило Вэнь Юаня так плакать. Цзинь Лин был не мастером поддержки от слова “совсем”, поэтому первым (после Феи, конечно же) среагировал Цзинъи, который бросился юаню на шею
— Юань-гэ, что случилось?! Почему ты плачешь?! Где-то болит?! Где?!
— Нет-нет, у меня ничего н-не болит, — Юань отрицательно мотает головой, шмыгает носом и даже рассеянно улыбается сквозь слёзы, погладживая Фею по голове. — Эт-то я так… Просто… Нашло что-то…
— Угу, просто, как же, — Цзинь Лин не может сдержаться, чтобы не фыркнуть насмешливо. Только о вот глаза, которые обеспокоенно бегают по лицу Юаня выдают его чувства с потрохами.— Когда “просто” никто не сидит в ванной и не плачет в одиночестве от сразу двоих парней, — он садится рядом, но не заключает в объятия, как это делает Цзинъи, а прислоняется плечом к плечу, попутно судорожно вспоминая, как вела себя мама в таких ситуациях с ним. Первое, и совершенно точное действие: она никогда давила ни на кого даже своим присутствием и давала понять, что готова выслушать Цзинь Лина, в том случае, если тот готов говорить с ней. только как всё тоже самое повторить ему? Это оказывается сложнее, чем он представлял.
— Нет, всё правда хорошо, — Юань прячет глаза за чёлкой. — Я просто… Мне взгрустнулось что-то… Вы сейчас пришли и мне лучше стало.
— Не лучше, — помотал головой Цзинъи вглядываясь своими серо-голубыми глазами в фиалковые глаза напротив. — Юань-гэ, мы же с А-Лином видим, что случилось что-то, но тебе не обязательно говорить нам сейчас. Можно ведь потом.
— Цзинъи прав, — согласно кивает Цзинь Лин и осторожно прислоняется головой к голове Вэнь Юаня. Его волосы щекочут шею и Цзинь Лин чувствует, как бьётся венка на виске. Даже заплаканный Юань – всё равно невероятно красивый и припухшая кожа вокруг глаз нисколечки это не отменяет. — Если тебе не хочется говорить сейчас не говори, но… — Цзинь Лин запинается и чувствует, как лицо начинает гореть от смущения. Говорить о своих чувствах чертовски сложно, как минимум потому что вес слов становится физически ощущаем. Цзинъи бросает на него выжидающие взгляды уже успевшими повлажнеть глазами, мол “чего остановился? раз сказал одно, то другое договаривай”. — Но знай, что я… Что мы с Цзинъи всегда рядом и готовы выслушать тебя тогда, когда ты захочешь нам что-либо рассказать, потому что…. Ну ты знаешь! — Смущённо бубнит Цзинь Лин и утыкается Юаню носом куда-то в щёку, лишь бы избавиться от насмешливого взгляда Лань Цзинъи.
Тот лишь вздыхает, но не менее красный, договаривает то, что не сумел договорить Цзинь Лин:
– Юная госпожа хотела сказать, что мы выслушаем тебя потому что ты нам очень дорог и мы любим тебя. Очень сильно любим, юань-гэ.
Они знают, что любят друг друга, так сильно что, чтобы любовь эту, деленую на три, выразить может не хватить жизни – понадобится следующая. Они знают, что любят друг друга и каждый из них ежедневно эту любовь доказывает дейсивмями: Цзинъи ластиться к ним каждую свободную минуту, как кот и болтает с ними ни о чём, доверяя самое сокровенное; Цзинь Лин колется своей заботой совершенно неожиданно и заботу эту замечаешь, когда её рядом не оказывается и никто не может с самым равнодушным видом завязать тебе шнурок или вязать шарф запутавшись в пряже; а Вэнь Юань жить не может без поцелуев долгих и нежных. Но слова… Слова – это другое. слова жгут язык раскаленным оловом и глаза ослепляют слезами, потому что да, чёрт возьми, им несказанно повезло - они любят друг друга. Все втроём. И Юаню становится чуточку легче от этого напоминания. он оплетает шеи Лань Цзинъи и Цзинь Лина руками, тянет на себя, прижимая так крепко, как может. Так прижимают к себе самое дорогое, самое важное.
— А-И, А-Лин, я тоже, я тоже вас так сильно люблю, вы не представляет, — судорожно всхилипывае Юань. Некоторое время у него уходит на то, чтобы восстановить дыхание.
— Представляем. Ещё как представляем, — качает головой Цзинь Лин переплетает холодные пальцы Цзинъи со своими тёплыми, поглаживая тыльную сторону его ладони.
Они сидят молча, почти не двигаются, вслушиваясь в дыхания друг друга. Даже Фея перестаёт поскуливать и подбирается ближе к хозяевам, требуя ласки и для себя, которую ей с удовольствием отдают аж три пары рук
— Ты же моя умница, — Цзинь Лин треплет торчащие уши собаки.
— Вообще-то наша, — поправляет Цзинъи, поглаживая пушистый бок.
— Нет уж, Фея у меня была ещё до вас, так что Фея – моя.
Вэнь Юань всё ещё ужасно устал, ему всё также плохо, но сейчас, слушая шутливую перепалку Лань Цзинъи и Цзинь Лина он думает, что для счастья ему нужно много. Целых два не умеющих молчать человека и огромная собака по кличке Фея. Он прикрывает глаза и понимает, что сейчас готов говорить, точнее может.
Глубокий вдох-выдох, во время которого Юаню более-менее удаётся сформулировать мысли в слова.
— Я плакал, потому что устал.
Спор быстро прекращается. Карие глаза Цзинь Лина смотрят внимательно, заинтересованно, а вот серо-голубые глаза Цзинъи глядят испуганно. Он уж было открывает рот, чтобы что-то сказать, как рука лина рот этот закрывает.
— Погоди пугаться и слушай.
Юань благодарно улыбается. Он не уверен в том, хватило ли бы ему храбрости вернутся к этому разговору, прерванному вопросом. Цзинъи обиженно мычит и кусает Цзинь Лина за руку. Тот морщится, но решает отомстить после.
— Я устал, — снова повторяет Вэнь Юань и для спокойствия Цзинъи решает всё же добавить: – Но не от вас. Никогда от вас. Я устал от… От того, что меня словно преследует, когда я выхожу из квартиры и даже в ней. Я устал каждый день просыпаться в пять утра, я устал ежедневно стоять в заполненном метро (сегодня меня там чуть не облапал извращенец!). Мне надоело вечно за всех и вся быть ответственным и доделывать работу, которую делать не обязан и я чувствую себя ужасно, размышляя так, потому что… Я, вроде, ничем не занят и людям нужно помогать, но мне всё равно так обидно. Почему именно меня просят сортировать документы, когда помимо меня в группе ещё столько людей и эти научно-исследовательские работы, а ещё преподаватели каждый день звонят насчет изменений и мне нужно успевать их сообщать, успевая при этом учить собственную домашку и готовится к экзаменам и я даже поспать нормально не могу, — переводит дыхание. — Я так давно не видел бабушку, дедушку и тётю из-за этих дел и совсем не навещал дядю Вэнь Нина и родителей. Я по ним очень скучаю, как и по вам тоже, потому что прихожу домой только к восьми или в восемь вечера, пожелать вам спокойной ночи и я боюсь… Боюсь, что однажды вы устанете ждать, откладывать что-то из-за меня, решите расстаться со мной и совсем забудете… — от своих слов Вэнь Юаня снова душат слёзы, а Цзинъи и Лин вздрагивают так, словно получили пощёчины.
— Юань-гэ, Юань-гэ, что ты такое говоришь? мы никогда, никогда не забудем тебя, — Цзинъи хватает юношу за щёки и смотрит так, будто Юань, действительно, сейчас раствориться в его руках, рассыпется сладким туманом.
Настаёт очередь Цзинь Лина прижимать их к себе. Он дышит часто-часто, потому что ему больно. Больно, от осознания, что Юань один тащил на себе столько месяцев такой груз, выполнял столько работы. Больно и стыдно. Нужно было предпринять нечто более решительное, чем просьбы и уговоры лучше следить за своим здоровьем. Цзинь Лин не знает на кого ему злится: на себя или на людей, которые скидывали на Вэнь Юаня столько работы. Бессовестные тунеядцы.
— Лучше сдохну, чем забуду тебя и Цзинъи, — шипит Цзинь Лин, закрываясь пальцами в их волосы. Они рядом с ним и он рядом с ними. Они не собираются друг друга забывать. Ни за что. — Мы готовы быть с тобой даже на конце света. Не думай, что мы откажемся из-за тебя только потому, что ты приходишь домой в восемь часов из-за наглецов, которые разучились выполнять свою часть работы.
— Они не наглецы, — вскидывает голову Юань. — Так просто обстоятельства сложились, они не виноваты что рабочих рук и времени иногда не хватает. Я же так жаловался…
— А-Лин прав, вообще-то, — бубнит Цзинъи перебивая Юаня. От него, точно также не умеющего вовремя сказать людям “нет” и радостно скачущего помогать всем подряд, слышать такое немного смешно. Пора признаться в том, с настоящими святошами. Нимбы над головами, с их темпами, лишь вопрос времени. — Ты не обязан брать на себя чужую работу. Людям нужно помогать, но не в ущерб себе. И, вы оба, не смотрите так на меня! Я знаю, что мной тоже часто пользуются и я оправдываю это, но — он несмело смотрит из-под чёлки на Цзинь Лина и Вэнь Юаня. — Но ведь никогда не поздно начать как следует заботится о себе?
— Не поздно, — улыбается Цзинь Лин. — Я надеюсь вы когда-нибудь примите от меня пару уроков.
— Ты не такой уж и мастер, А-Лин, — смеётся Юань и Цзинь Лин щекой ловит его тёплый смех.
— По крайней мере, я умею отказывать.
Вэнь Юань улыбается. Да, А-Лин, и вправду может отказать так, что потом всё желание что-либо спрашивать у него может уйти далеко и надолго.
Сердце щемит нежность. Нет смысла врать: Цзинь Лин и Цзинъи никогда не почувствуют той же боли, той же усталости, от пережитого им. Потому, что Вэнь Юань - это Вэнь Юань, Цзинь Лин - это Цзинь Лин, а Лань Цзинъи - это Лань Цзинъи. Но они не только совершенно разные люди, в первую очередь, они любящие друг друга, совершенно разные люди, и даже если они не почувствую боль друг друга, это не значит, что они не могут ею поделится и получить благодарность за то, через что каждый из них проходит каждый день; это не значит, что они не в силах успокоить тревоги друг друга ласковыми словами. Вместе они со всем справятся.
* * *
— Может я всё-таки сам?
— Нет, — сказали, как отрезали, Одновременно.
— Отдыхай.
— Но вы же тоже устали!
— Ни сколько.
Вэнь Юань чуть-чуть сполз по бортику ванной и смущённо булькнул. Он всего лишь решил ещё немного пожаловаться своим парням на жизнь, сказав, что у него и на мытье сил в последнее время нет, а в итоге эти двое действительно купают его: пальцы Цзинь Лина так бережно, массирующими движениями моют голову душистым персиковым шампунем, пока Лань Цзинъи старательно трёт голубой мочалкой шею, руки, грудь, живот... Они редко принимали ванну вместе из-за того, что поместиться в количестве трех они моглм разве что на горячих источниках, но мыться друг другу они, всё же, иногда помогали, точнее Вэнь Юань помогал Цзинь Лину и Цзинъи. Самому ему, до сегодняшнего дня, это было как-то не нужно.
Во влажном воздухе гармонично смешиваются запах лаванды и жасмина, теплая вода греет тело, а движения осторожных рук возлюбленных - убаюкивают. Юань из-под полуприкрытых век смотрит, как клубится пар, смотрт на пену, что облаком окружила его. С ним обращаются, как с драгоценной дочерью императора и... Ему невероятно приятно.
— Юань-гэ!
— А?
— Подними ногу, пожалуйста. я тебя уже сколько раз зову, а ты всё витаешь где-то в облаках, Юань-гэ, — посмеиваясь Цзинъи нежно ведёт мыльный след от бедра к щиколотке. — О чём призадумался?
— О том, что мне ужасно повезло.
— “Ужасно повезло”? Это комплимент? — вопросительно вскидывает бровь Цзинь Лин, поглаживая загривок.
— Да, — кивает Вэнь Юань. Он перехватывает его руку, всю в пене из-за шампуня и целует куда в запястье. Цзинь Лин мычит что-то нечленораздельное.
— Юань-гэ, а почему ты только молодую госпожу поцеловал? А как же я? — дует губы Цзинъи.
— Иди сюда, — Юань нежно улыбается и разводит мокрые руки в стороны.
Воодушевленный Цзинъи бросает мочалку и наклоняется к Вэнь Юаню за объятиями.Его до жути довольного, звонко чмокают в щёку.
— А теперь иди ко мне, — машет рукой Цзинь Лин. Лицо его при этом остаётся абсолютно бесстрастым, будто он мочалку передать просит.
Цзинъи удивлении приподнимает бровь, но к Цзинь Лину подходит, наклоняется к сидящему на табуретку ему и... Вместо ожидаемого поцелуя, получает болезненный укус в щёку. След от зубов тут же краснеет.
— Ай! — Цзинъи громко визжит, хватается за щёку и отпрыгивае от Цзинь Лина, как от огня. — За что?
— Ты первый меня за руку укусил, — Лин весьма красноричиво выставил ладонь с синяком.
— Подумаешь, укусил... Как же всё-таки наша молодая госпожа злопамятная, — бубнит в ответ Цзинъи, но в голосе у него не получается скрыть лёгкую вину.
— Ах ты!
Вэнь Юань со снисходительной улыбкой наблюдает за своими шебутными созданиями и думает, что он верно точно выиграл какую-то судьбоносную лотерею в прошлой жизни. Иначе как объяснить такое везение в этой?
— А-И, А-Лин, — Юань смотрит на них из-под полуопущенных ресниц и протягивает руку с вытянутым мизинцем, вновь отвлекая от никчемного спора. — Мы можем пообещать кое-что друг другу?
— Конечно, — кивает Цзинъи, бросая попытки измазать волосы Цзинь Лина в пене. — Но что именно?
— Что мы всегда будем говорить друг другу, когда нам плохо.
— Хорошо, — кивает Цзинь Лин, стараясь скрыть порозовевшие щёки за выбившимися из пучка прядками волос, вовряма перехватывая руку Цзинъи, подгодавшего момент.
Мизинцы трех юношей переплетаются, скрепляя одно из самых главных в их жизни обещаний.