Летняя ночь в гавани Ли Юэ душная и жаркая: солнце уходит, но растрескавшаяся от дневного жара земля отдаёт своё тепло воздуху, над морем держится влажная тяжелая дымка, гонимая теплым ветром к первой линии зданий в порту. Летом люди спят с распахнутыми настежь окнами в надежде уловить хоть немного свежести, отголосок холода с Драконьего Хребта – но получают лишь тяжелый влажный воздух, тёплый, точно пар над чайной чашкой.

В такие ночи Чжун Ли плохо спит, сон его беспокойный и удушливый; точно поднимающиеся ввысь погребальные костры и запах перемолотых костей мертвецов, как отравленная скверной земля и реки с мутной рыжеватой водой, пахнущие мертвечиной. Эти ночи напоминают ему о прошлом, о вещах, которые он бы хотел забыть – они восстают перед сомкнутыми глазами каменными изваяниями, барельефами, высеченными в цельной нетронутой породе, пока Чжун Ли мечется по постели, сбивая простынь под ногами в комок, не в силах вынырнуть из липких лап тревожных сновидений-воспоминаний.

Сяо приходит в ночи порывом свежего ветра, стоит поодаль от постели, опираясь на копьё, дарованное ему Властелином. На спутанных волосах засыхает пахнущая железом и солью чёрная кровь, он делает шаг и морщится – за ним тянется след земли и крови, налипшей на подошвы обуви. Сяо сглатывает густую слюну, силясь успокоить сбившееся после тяжелого боя дыхание, мотает головой, как собака, прогоняя из головы чудовищные образы, удерживая себя в реальности: картинка по бокам плывёт и темнеет, он видит только белые простыни и разметавшиеся по подушке нити тёмных волос. 

Из ослабших пальцев оружие выпадает на пол, но звук смягчает пушистый светлый ковёр; под коленом Сяо прогибается мягкая постель, и не белизне выстиранного одеяла он оставляет ржаво-красный уродливый след – будь ситуация обычной, он бы ни за что не доставил Мораксу неудобств, но сейчас, когда стоять на ногах больше нет сил и ладони больше невозможно сжать в кулаки, он тянется к своему божеству, силясь ухватить хоть каплю его благосклонности и одобрения за всё, что он когда-либо делал.

Властелин Камня садится на постели, похожий на смертного больше, чем когда-либо: мягкие волосы стекают на плечи и спину тонкими нитями карамели и в распахнутом вороте рубашки виднеется поблёскивающая от пота гладкая, как нефрит, кожа. Темные брови сходятся на переносице, когда он видит ссутуленную спину и острые лопатки, свернувшегося, точно котёнка, Сяо в его ногах.

Сяо, от которого пахнет смертью и кровью; золотую птицу в каменной клети, чьё пение никто не слышал сотни лет.

Чжун Ли знает, что Сяо ценит его божественное, не человеческое – поэтому не смеет коснуться его руками смертного; кончики пальцев, ведущие вдоль острых позвонков чёрные, как драгоценный оникс, в золочёных прожилках.

Узкая спина дрожит, как от холода; и на мгновение пустота на месте сердца Моракса сжимается от боли – ему кажется, что Сяо умирает так же, как умирали его друзья на его руках, как погибли остальные якши. С осторожностью он трогает жёсткую прядь остриженных ножом волос, отводя её от бледного лица, вглядывается в дрожащие ресницы и излом бровей, тонкие бледные губы, сквозь которые якша неровно выдыхает.

– Сяо, – тихо зовёт его Чжун Ли, и Алатус распахивает лимонно-жёлтые глаза, порываясь встать – и только лёгкое усилие каменной ладони останавливает его, – всё хорошо?

Он сидит на краю кровати, спустив одну ногу – будто готовясь сбежать сию минуту, стоит лишь моргнуть; в полумраке Чжун Ли видит ржавую грязь под его ногтями и кровь на белых одеждах, а запах смерти, исходящий от него становится почти невыносимым и удушливым.

– Простите меня, – Сяо хочет уйти, не объясняя минутной слабости, запереть внутри себя боль и горе, которыми он пропитался насквозь, оставив после себя только пятна на полу и простыни, смутное беспокойство и колышущиеся шёлковые шторы.

Чжун Ли не даёт ему сбежать, удерживая за сильное запястье, привыкшее к тяжести копья; золотые глаза и янтарные встречаются на мгновение, прежде чем Сяо опускает тёмные ресницы и прячет взгляд.

Сяо невредим, но на грани слома под грузом прожитых лет; жизнь его – бесконечная битва, унаследованная от его Властелина, его контракт, приковывающий золотую птицу к бренной земле. Это больно – потому что Чжун Ли от контрактов освободился, а его Адепты – всё ещё нет. Он бы мог приказать Сяо быть счастливым и свободным – он знает, что Сяо никогда не ослушается его приказа, но Сяо заслуживает большего, чем подчинение.

Ему не нужна ещё одна маска – пускай хотя бы перед своим господином он будет настоящим собой – поэтому Моракс не даёт ему уйти, и большой палец его ладони гладит голубоватые венки на руке со всей нежностью, которая ему доступна.

– Тебе больно? – спрашивает он, и Сяо, не поднимая глаз, качает головой.

– Всё в порядке. Я ещё не проиграл, – в этой фразе Чжун Ли слышит горькое “я ещё не сломался окончательно”, и его пальцы предательски дрожат.

– Я не могу потерять тебя, слышишь? – с болью произносит Моракс – Сяо никогда прежде не слышал в его голосе мольбу – потому что его божество никогда не молится, он сильный и великий, и нет никого, кто бы смог его превзойти; но он вскидывает взгляд и всматривается в лицо смертного Чжун Ли с глазами древнего божества и видит самое настоящее отчаяние, – я потерял слишком многих, и видел слишком много смертей. Я не могу потерять и тебя.

Сяо всегда считал себя оружием: инструмент, который несёт в земли Ли Юэ мир, исполняя свой контракт. Но Моракс, его господин – его всё – смотрит на него не так, как смотрят на оружие, и его тихий низкий голос пробирает насквозь, заполняет всё его естество, и становится трудно дышать. Это чувство делает его уязвимым, потерянным и слабым; но рядом со своим божеством Сяо чувствует себя в безопасности.

Властелин Камня спасал его и раньше, но никогда не говорит Сяо, что он ему дорог.

Скрипит кровать под тяжестью чужого тела, тёплые ладони скользят по спине, заключая его в объятия с запахом шелковицы и нагретого на солнце камня; объятия бережные и мягкие, как материнские – но у Сяо никогда не было матери, чтобы он мог сказать наверняка – просто чувство, что здесь зло не сможет его коснуться, рождается где-то под рёбрами, успокаивая беспокойное сердцебиение. Властелин Камня, Моракс, нет – Чжун Ли – касается губами его виска – Сяо чувствует теплоту выдоха, коснувшуюся волос, и, наконец, словно поддавшись чужой трепетности, обнимает Чжун Ли в ответ, цепляясь кончиками пальцев за светлую ночную рубашку.

– Мне нужно уходить, – извиняющимся тоном говорит Сяо едва слышно; он и сам этого не хочет, хочет остаться в чужих объятиях, в тепле и безопасности, раствориться в них и золотой пылью впитаться под кожу.

– Я знаю, – отвечает ему Чжун Ли, но не размыкает объятий, удерживая только крепче, – обязательно возвращайся ко мне.