Илья лениво моргнул, потеревшись щекой о чужую обнаженную грудь. Палец бесцельно возил по крепкому плечу с несколькими зарубцевавшимися ожогами, вырисовывая на коже кривые узоры. Он с большим комфортом устроился на Максиме, пока Шустов, свесив ноги с подлокотника так, что ступни едва не касались пола, шуршал обёрткой от взятого со столика шоколадного батончика. Одежду обоих отработанным движением Третьяков зашвырнул на вешалку, и было даже странно, как та до сих пор не упала под весом крупного кома ткани. Наготу обоих скрывал только колючий клетчатый плед, который Максим заботливо стащил со спинки дивана и укрыл голую спину умостившегося на нём доктора, как только они закончили.

Илья надул губы, словно в замедленной съёмке проследив, как от этого движения Шустов покрывается гусиной кожей.

— Может, руку тебе сломать? — задумчиво пробубнил Третьяков, дыханием увеличивая область мурашек на чужой коже.

Мышцы под ним, из-за положения лёжа ощущаемые всем телом, враз напряглись. Максим даже шоколадку в пальцах теребить перестал.

— Это ещё зачем?

— Ну так ты ещё на месяц-другой тут остаться сможешь.

Пожарный на аргумент Ильи только захохотал. Илье пришлось упереться руками в диван и приподняться, чтобы голова не подпрыгивала на чужой сотрясающейся груди.

— Не-а, не катит, — помотал головой Максим, жмурясь.

— Точно, — с важным видом закивал доктор, — С гипсом на руке сексом заниматься не очень удобно. Лучше ноги. Так тебе ещё и сбежать от меня будет труднее.

Шустов заржал ещё громче и сильнее, запрокинув голову на подлокотник и от этого чуть приподнимаясь. Илья подавил импульс рвануть вперёд и вцепиться зубами в открывшуюся ему крепкую шею.

— Не надо, пожалуйста, — взмолился Максим, не отсмеявшись до конца.

Третьяков хотел снова пошутить, но вместо этого только устало вздохнул. Опустился обратно на грудь Шустова, плотно прижимаясь ухом к коже и слушая сердцебиение. Это успокаивало.

— Ну а что мне тогда сделать, чтобы ты не уезжал?

Максим, почувствовав перемену в его настроении, глубоко вздохнул и отбросил непочатый батончик обратно на стол, укладывая освободившуюся ладонь Илье на шею.

— Я тоже уезжать не хочу, — признался пожарный, поглаживая большим пальцем загривок Третьякова, — Но надо ведь, понимаешь? Работа ждёт.

На ласковые мурлыкания Шустова доктор не купился. В голосе было не столько извинение, сколько снисхождение. Будто взрослый что-то маленькому ребёнку пытается втолковать. Да он и так прекрасно понимал, что не сможет удержать Макса рядом, как бы ни хотелось.

— Без тебя что ли лес некому тушить? — недовольно пробурчал Илья, не реагируя на призванные успокоить поглаживания, — Ты можешь хотя бы пообещать, что не будешь в самое пекло лезть?

Максим повёл шеей в сторону и тяжело вздохнул. Палец, поглаживавший шею, замер.

— Ты знаешь, что не могу.

Третьяков прикрыл глаза, тоже обречённо выдохнув. Да, Илья прекрасно знал. Он и впрямь не мог требовать от Шустова подобных обещаний, потому что сам был не лучше. Всегда был готов подставляться, рискуя репутацией и должностью, ради спасения людей, на первое место ставя свой долг как врача, а уж потом шелуху в виде этики и субординации.

— Ты же сам такой же, — начал Максим тем же разъяснительным тоном, словно в подтверждение его мыслей, — Для тебя ж тоже сначала работа, пациент, а потом всё остальное.

— Ага. Только вот на моей работе высшая опасность — это увольнение за косяки. А не заживо сгореть.

Третьяков понимал, что злиться на пожарного, тем более сейчас, не имеет никакого смысла. Шустов сам выбрал свою профессию, и он принял возможные риски, как это в своё время сделал Илья, давая клятву Гиппократа. И потом, они совсем не в тех отношениях, чтобы давать такие обещания. То, что человек тебе нравится, ещё не значит, что ты имеешь право чего-то от него ждать. Третьяков это хорошо усвоил.

— Илья, — мягко позвали возле самого уха.

Упомянутый Илья от услышанного впервые обращения чуть не вскинул голову в попытке заглянуть Максиму в глаза, но сдержался. Несколько месяцев назад пожарный точно так же его смутил, назвав елейным «Илюшенька Евгеньевич». Теперь вот добился аналогичной реакции мягким и спокойным обращением просто по имени. Но Третьяков потакать отказался и показательно извернулся, мазнув губами по чужой груди. Второй раз та же уловка не сработает.

— Ну Илюш, — протянул Шустов ещё более ласково, обхватывая руками чужое лицо и пытаясь потянуть на себя, — Ну посмотри на меня, м? Пожалуйста.

Третьякову пришлось поддаться и послушно поднять голову. Он давно заметил, что пожарный на него оказывал какое-то совершенно необычное, чуть ли не магическое воздействие.

— Давай так, что как только сезон заканчивается, я еду сразу сюда. Всё, вот как только отпуск — и я здесь у тебя, песни под гитару пою. Я тебя буду ягодами какими-нибудь из леса угощать, а ты меня сладостями из автомата. Договорились?

Илья шумно выдохнул, отводя взгляд в сторону и качая головой.

— Илю-уш, — нетерпеливо позвал пожарный нараспев, — Договорились?

— Ты специально каждый раз так делаешь, что я хочу тебе верить? — спросил Третьяков с притворным раздражением.

Максим тепло рассмеялся.

— Да я тут ни при чём. Просто верить надо в чудеса, и тогда всё будет хорошо. Ты же веришь?

Илья поколебался, жуя щёки, и всё же лёг обратно, греясь о чужое тело.

— Да верю, верю.

Третьяков пообещал поверить в чудо совершенно искренне. И ведь верил, правда верил, даже признавая всю иррациональность. Просидеть на заднице смирно доктор сумел ровно полторы недели с отъезда Шустова, но спустя это время уже раскладывал свои немногочисленные вещи по своему новому временному месту работы. Кабинету в медсанчасти базы Авиалесоохраны.

Первым, что увидел Илья, когда повернулся к скрипнувшей за его спиной двери, были кудри. Крупные, пышные пшеничные завитки, на концах отдававшие золотом. Мягкие пружинки забавно вздрагивали при каждом лёгком движении головы. Только во вторую очередь Третьяков обратил внимание на успевшие наметиться светлые брови, взметнувшиеся вверх, удивлённо распахнутые голубые глаза, улыбающийся рот, окружённый лёгкой щетиной, и огнеупорную куртку с надписью «Шустов М. Н.» жёлтыми буквами на чёрном шевроне.

— Это… — непонимающе просипел Максим, и Илья машинально сглотнул, — Чего такое?

— Тебе кудри идут, — брякнул Третьяков, растерянно поморгав.

Огромный по сравнению с ним Шустов впечатал Илью в себя, в два широких шага сократив расстояние между ними. Огромные ручищи легли на спину, вжимая ещё плотнее.

— Ты… ты как вообще здесь? — шокированно выдохнул Максим в самое ухо, заставив Третьякова судорожно вдохнуть.

— Подработку на летние каникулы взял, — шутливо пробормотал доктор в чужое плечо, обвивая руками крепкий торс, — Я здесь типа на курсах повышения квалификации, задним числом определился.

— Так разве можно? — Медвежьи объятия не ослабевали ни на секунду.

— Конечно можно, я так год назад женился.

— Ничего се… Погоди, в смысле?

Илья подавил порыв расхохотаться от этого испуганного тона.

— Спокойно, я так же и развёлся. Пошли, экскурсию мне проведёшь, заодно и расскажу.

***

Они расположились прямо посреди поляны, недалеко от взлётной полосы. Шустов вытянулся во весь свой немалый рост, голову пристроив к Илье на колени, а Третьяков, расправив ноги, сидел на джентельменски предложенной куртке Максима, перебирая пальцами выгоревшие на солнце кудряшки. Пожарный одну свою лапищу расположил на впалом животе, поверх серой футболки, а вторую закинул за голову, аккурат поверх чужих ног, иногда поглаживая сквозь джинсы острую коленку.

— И что, тебя вот так просто отпустили?

Илья фыркнул, опираясь на заведённую за спину руку, второй всё так же продолжая ерошить чужую шевелюру.

— Ну, Степан Олегыч поерепенился, увольнением угрожал, ну это как обычно. Я ему разок напомнил, какое занимательное видео у меня хранится в телефоне, и что в больнице он продолжает работать только чудом, так сразу шёлковый стал.

Максим тихо рассмеялся, зажмурившись, и повернул голову в сторону, подставляя под ласки и затылок. Потом вдруг распахнул глаза, с детской радостью протягивая руку куда-то вперёд.

— Ух ты, ёжик! Смотри!

Третьяков проследил за его взглядом, чуть нагибаясь вперёд. Сквозь невысокую траву, к чужому вытянутому пальцу, и правда неторопливо вышагивал покрытый серыми колючками лесной зверёк, заинтересованно обнюхивая пространство вокруг. И откуда он только здесь? Не боится ни кучи людей поблизости, ни шума самолётов…

Илья хмыкнул, растягивая губы в улыбке.

— Носик видишь какой, блестит? — очень нежно начал он.

— Ага, — закивал Шустов, благоговейно улыбаясь.

— Это бешенство, сдохнет скоро.

Довольное выражение мигом исчезло с лица пожарного. Он молниеносно отдёрнул руку, поднимая испуганный взгляд наверх, к лицу Ильи. Третьяков таки не сдержался и захохотал.

— Да ладно, я просто пошутил.

Максим оскорблённо фыркнул, закатывая глаза.

— Вот ты, блин…

Но Илья не дал пожарному отвернуться. Вместо этого уложил ладонь на щетинистую щёку, наклоняясь ещё ниже и аккуратно целуя покрытый веснушками нос.