Временами Минги казалось, что жизнь – не судьба. – смеётся над ним.

С депрессивным расстройством в принципе сложно жить, но ещё сложнее, когда это сопряжено с хронической бессонницей. Сложно, когда совершенно не хочется, нет сил находиться в сознании, пытаться хотя бы по минимуму функционировать, но при этом ты и не можешь спать, а на любой другой вид эскапизма ресурса тоже нет и не предвидится. И часами, очередной бессонной ночью, он может смотреть в стену, пока за окном, за спиной рыщут тени, так пугавшие тогда, в детстве.

Тогда, оставаясь с ними один на один, маленький Минги мог до самого рассвета просидеть, зарывшись с головой в одеяло, боясь пошевелиться или уснуть, потому что мамы нет, ему не к кому идти. Отец только разозлится, он не станет защищать Минги от страшных теней.

Это было так давно. Сейчас ему нет дела до всего лишь теней. Роящиеся тяжёлые мысли и демоны в собственной голове намного страшнее.

Честно, он устал. Устал слишком давно и от слишком многого. Сон Минги любит жизнь – это неоспоримый факт, даже несмотря на всё, что пришлось пережить, но иногда… Иногда становится так тяжело, что, кажется, ещё совсем немного – и руки опустятся. Не всегда можно написать или позвонить тому же Юнхо, всё ещё являющемуся его самым дорогим другом, самым близким человеком в принципе, – ко всему прочему, иногда он и является основной или «одной из» причин кризисов; или Уёну – по причине всё ещё «Юнхо», у Сона не настолько нет совести, чтобы доводить своего младшего, так же испытывающего некоторые страдания из-за старшего Чона, своими тревогами по этому поводу; да даже Хонджуну, – у него вообще своих проблем хватает, с головой. – пусть он и всегда готов выслушать, помочь, чем получится, и просто поддержать. Но даже так, думается Минги, будет несколько странно рассказывать об одной и той же вещи, заевшей в голове, как старая испорченная пластинка, уже пятый раз за последнюю неделю. И бог знает какой раз за последние пару месяцев. Вообще кому угодно странно.

И, Юнхо правда достаточно часто становится причиной навязчивых тревожных мыслей в последнее время. Мыслей об их общении, их дружбе, о том, что рано или поздно Чон что-то предпримет и тогда придётся что-то делать тоже, и это может разрушить эту самую дружбу. Минги не хочет терять его, Юнхо действительно ему как брат. Конечно же, ни за что не хочет.

Раньше было несколько проще, со временем ему в принципе стало тяжело просить о помощи или банальном внимании, чтобы отвлечься. Но, что тогда, что сейчас, в моменты, когда Сон не может пойти к кому-то из них троих, – других близких друзей, которым можно довериться у него, так уж вышло, нет. – в моменты одиночества, он снова возвращается к своему лезвию для шитья, хотя ненавидит его. Ненавидит глушить эти мысли, чувства болью. Ненавидит так же, как и свои старые шрамы, уже почти два года запрятанные под цветущими белыми и розовыми фиалками и анемонами Хонджуна. Эти цветы он очень любит, дорожит ими, как подарком родного человека, и совершенно не хочет их портить. Но с тех пор новые шрамы продолжают появляться, уже в других местах, не всегда скрытых достаточно, но ещё не переправленных.

И всё же, в этот раз Минги немного, совсем чуть-чуть легче. Его спасением, как ни странно, становится Гиук. Милый и совершенно дурашливый, совсем немного прилипчивый, а ещё тёплый, будто июньский ветерок и дом. Их связь полноценно проявилась и стала крепнуть довольно быстро, быстрее, чем у многих. Пусть они знакомы всего две, почти три недели, она уже буквально проросла в сердцах, они чувствовали это усиливающееся притяжение. Оба. И этому притяжению слишком сложно сопротивляться. Да и нужно ли? Они же буквально предназначены друг другу, связаны голубоватой вязью на коже и звёздной пылью под ней. 

Они успели влюбиться, полюбить, хоть и не знали друг о друге многого. Это и не важно, они готовы принять друг друга со всем. Хотя о взаимности они пока не знают, не говорят, это не так важно.

В любом случае, всё идёт так, как и должно, значит не за чем создавать препятствия для себя и своего счастья. И, да, судьбе Минги был действительно благодарен. Что они встретились, именно сейчас, именно при таких обстоятельствах. Что именно они, их души, были связаны звёздами.

Ли Гиук похож на маленького хомячка, с чудно переливающимися несколькими оттенками тёмного синего кудрявыми волосами, что даже в своём естественном завившемся виде уже почти достают ему до подбородка, очаровательнейшими щёчками и мириадами звёзд и галактик в глазах; он не любит запах корицы, зелёный цвет и забавно чихает от солнца; он не любит холод, но каждый раз вылезает на улицу в дождь, будто призывая дождевые тучи одним своим появлением; он часто просыпается ночами от кошмаров и пишет Сону, чтобы «просто поболтать» в третьем часу ночи; он любит держаться за руки и прятаться в объятиях своих близких и Минги, а ещё преступно мило улыбается, когда его гладят по волосам. И это только немногое из того, что Сон успел заметить за те несколько личных встреч, пару-тройку ночных разговоров по телефону и их частые переписки. Но даже так он с уверенностью может сказать, что в присутствии этой маленькой звёздочки, его личной маленькой звёздочки, ему самому становится легче. Связь будто исцеляет. Или это делает сам Ли. Кто знает.

***

Ещё утром Минги написал обоим Чонам с предложением собраться у него через пару дней, поболтать, посмотреть что-нибудь вместе и, возможно, выпить. Всё же, обещал Гиуку познакомить его с ними, но прошло полторы недели, а всё не получалось.  

И сейчас, вот уже почти два часа, Минги сидел с зелёным чаем, стараясь успокоить накатившую, вопреки просьбе Уёна, тревогу, так и оставляя его сообщения без ответа, хоть и прочитанными. 

Woo `^` 0:27

Хённи, мы оба будем, если что

Не уверен, что Хо тебе ответил просто

Хотел ещё днём написать, но забыл, прости

Woo `^` 0:29

А, и просто предупрежу, мало ли

Юнхо, правда, этого прямо не говорил, но я почти уверен

Ну, знаешь, его легко прочитать

Woo `^` 0:31

Он захочет с тобой поговорить

О том самом

Будь готов, пожалуйста

Woo `^` 0:32

И не тревожься сильно, хённи

Спокойной ночи

Даже в напечатанном тексте почти чувствовалась горечь чувств, будто бы слышался тихий, немного грустный и обеспокоенный голос младшего. Ему тоже тяжело от мысли, что Юнхо собрался раскрыть другу детства свои уже давно не дружеские чувства. Но Уён даже так продолжает заботиться о состоянии – что Сона, что своего соулмейта в будущем. На самом деле, временами Минги думает, что старший не заслужил такого Уёна, даже при всей своей любви к другу детства. Такого Уёна в принципе, как ему думается, никто не заслужил. Он слишком хороший, без сомнения и размышлений готовый жертвовать собой, своими собственными чувствами и комфортом ради тех, кого любит. Но и самого Юнхо во всём происходящем Сон винить не может, хотя, временами опять же, очень хочется. Как же это всё сложно и выматывающе. Почему любой возможный исход кажется неправильным, а каждый неправильный означает только потерять кого-то из них. Или потерять сразу обоих.

В ещё одной попытке успокоиться Минги снова заходит в диалог с Гиуком – тот вышел из сети часа полтора назад, почти сразу после пожелания сладких снов, до этого же они почти весь день переписывались. – и включает одно из голосовых. На записи Ли увлечённо рассказывает о какой-то ситуации с практики в школе и о детях, у которых вёл тогда историю. Как оказалось, дети ему не особо нравятся сами по себе, но преподавать младшему ужасно нравилось. Даже только слушая, Минги мог буквально видеть, как у Гиука в глазах искорки-галактики загораются и как они совсем немного ассиметрично прищуриваются от улыбки, широкой, но совсем немного открывающей зубки, будто кошачьей. Такой же сладкой и полюбившейся, как и его голос – бархатистый, совсем немного низкий, может на полтора или два тона ниже, чем у Джуна, и чуть шепелявящий от эмоций. Это правда успокаивало. Время уже близилось к трём часам ночи, а Сон переслушал около половины отправленных младшим за прошедший день голосовых сообщений, когда рядом с именем его профиля вернулась плашка «online». Сообщение же приходит только парой минут позже.

CyA 2:47

Минки, не против поболтать?

Ты снова в сети среди ночи((

Вот, пишет, как и сейчас. Совсем не стесняясь. Точно снова проснулся от чего-то плохого. Он незамедлительно набирает ответ. 

Mingki 2:48

Конечно, совсем не против, звёздочка

Просто не спится, правда

Mingki 2:49

А тебя снова мучают кошмары? 

Я же прав((

Сон запомнил, что Гиука веселит то, как он иногда копирует его стиль в переписке, и надеется, что сейчас это тоже может вызвать хотя бы слабую улыбку. Сердце заходится совершенно по-дурацки влюблёнными «ста двадцатью в минуту», но всё ещё немного тревожно тянет от слов Уёна. 

CyA 2:50

Прав

Как всегда

Mingki 2:51

Звучит почти странно

На самом деле это больше забавно, но Минги почти чувствует чужую подавленность, поэтому старается набрать следующие сообщения быстрее, чем это сделает Ли, хотя тот, кажется, даже не собирается. 

Mingki 2:52

Можешь прийти ко мне, если не хочешь оставаться один

Или, если тебе будет комфортнее, я могу прийти к тебе? Сейчас 

Всё равно сегодня не усну

И ещё с полминуты подумав, добавляет то, о чём размышлял почти неделю. Хоть и немного изменив формулировку. И, возможно, чуть приврав.

Mingki 2:53

И ещё, я где-то слышал, что наша связь должна успокаивать в стрессовых ситуациях? Что-то такое

Это сможет помочь? 

На несколько минут Гиук замолкает и на минуту даже выходит из сети, но ответ всё равно приходит. За это время Сон успевает достать тёплую и жуть мягкую толстовку, практически готовый в любой момент сорваться к соулмейту.

CyA 2:58

Да, должна, это правда

У Хонджун-хёна и Хёнгу это всегда срабатывает

Хён довольно тревожный, ты же знаешь?

Конечно же знаешь

Mingki 2:59

Знаю

От него, наверное, и слышал

Это даже почти не ложь. Когда Минги познакомился с Кимом, – Кан появился у старшего несколько позже, примерно через год. – тот страдал от жуткой тревожности, частых панических атак и всё никак не мог отойти от той ситуации с родителями. Ему было очень тяжело. Чудо, что Хонджун продержался тот год в одиночку, не считая пары не особо близких друзей, собственно, Минги и Юнхо, с которым тоже находился в хороших отношениях. С появлением в жизни старшего Хёнгу всё стало относительно стабильнее, а сейчас и подавно. Связь почти исцеляюще на него влияет.

Сон почти успевает набрать ещё одно сообщение, потому что Ли снова замолк на какое-то время, выйдя из сети, как плашка снова загорается и приходит ответ на его предыдущий вопрос.

CyA 3:05

Я приду сейчас, если ты правда не против

Не хочу оставаться здесь

Значит просто собирался? И он никогда не говорил, что не может оставаться дома один? Странно.

Mingki 3:06

Конечно, как тебе удобно

А почему не хочешь оставаться у себя?

Что-то плохое связано с твоей квартирой?

Ответ снова приходит не сразу. Чайник снова набран и стоит на плите, греясь в ожидании ночного неожиданного, но, несомненно, очень желанного гостя.

CyA 3:09

Нет, ничего вроде бы

Мне она очень нравится, на самом деле, но ночью становится как-то жутко

Не по себе

Я не знаю почему, правда

Mingki 3:10

Странно…

В любом случае, я тебя жду

На улице прохладно, накинь куртку

Помнишь ведь, куда идти?

***

Ради собственного спокойствия, Минги проследил путь Ли от его дома до своего подъезда – просто выглянув в окно кухни, выходящее во двор их двух многоэтажек. Тот, кутаясь в всё тот же тонкий светло-голубой свитер с леопардовым принтом, достаточно быстрым шагом прошёл небольшую детскую площадку и парковку, чуть замедляясь у подъездов, видимо, вспоминая, какой именно нужен, но почти сразу подходит к нужному, а несколькими мгновениями позже в коридоре Сона раздаётся мелодия домофона. Открыв даже без вопроса, Минги отпирает и входную дверь, оставаясь ждать высунувшись на лестничную клетку.

Поэтому, стоило Гиуку только выйти из лифта на нужном этаже, как его почти сразу заключили в короткие, мягкие приветственные объятия. Затягивая Ли в тепло квартиры и закрывая дверь, Сон почти не притворно недовольно смотрит на него, обнимая ещё раз и чуть притираясь щекой о холодные снова завившиеся волосы, собранные в короткий, чуть распушившийся хвостик на затылке.

– Ты без куртки, Гиук-а, – бурчит, отпуская окончательно, чтобы юноша мог разуться. – Там же холодно сейчас.

– Тут идти-то полторы минуты, я не замёрз, правда, – Ли нагло врёт, в поисках тепла ласковым котом прижимаясь к чужой руке, когда его ведут в кухню, и улыбается солнечно, уже зная, что старший не может перед таким устоять. Тот и правда на это только хмыкает неслышно, расплываясь в ответной улыбке, чувствуя разливающееся в грудной клетке тепло немного иного толка, уже от присутствия родственной души.

– Не хочу отпускать тебя, – младший тянет Минги с собой на маленький мягкий уголок, едва помещающий их обоих, и совершенно довольно жмётся к нему ближе, обнимая за талию и утыкаясь носом куда-то в плечо, в тёплую ткань его домашней кофты, немного закидывая ногу на чужие бёдра.

– И не нужно, звёздочка, но здесь же не удобно, – Сон и сам осторожно, будто боясь сломать ненароком этого хрупкого ребёнка, оплетает руками, только сейчас отчётливо чувствуя его почти бешеное сердцебиение.

– Всё равно. Давай посидим так, всего минутку, пожалуйста.

Но минута растягивается почти на десять. За это время пульс Гиука действительно успокоился, хотя всё равно ощущался слишком быстрым. Неудобное положение их, кажется, уже не особо смущало. Минги мягко поглаживал своего младшего по спине, пока тот чуть ли не перебрался к нему на колени совсем, пряча лицо в его сгибе шеи, щекоча чувствительную кожу горячим дыханием. Сон даже не думал протестовать такому, хотя у самого уже начало ломить спину. Организм чётко давал понять, что, если он в ближайшее время не сменит положение на более удобное – придётся пару дней точно промучаться с не проходящей болью в пояснице, и это минимум.

Поэтому ему приходится медленно, почти ненавязчиво ссадить Ли со своих ног на мягкий уголок, тихонько потрепав по волосам в извиняющемся жесте. От маленького, притворно обиженного фырчка от младшего это не уберегло, но они буквально через секунду синхронно рассмеялись из-за этого.

Чуть размяв затёкшие мышцы, Минги усаживается рядом с Гиуком на пуфик, выдвинутый из-под стола, и цепляется осторожно пальцами за его, слабо поглаживая по прохладным костяшкам и раскачивая их ладони из стороны в сторону, будто баюкая.

– Можешь не отвечать, но мне просто интересно. Что тебе снится? Настолько страшное? – рискованный вопрос, но, если уж он хочет помочь своей маленькой звёздочке, то нужно узнать, с чем придётся иметь дело. Пусть Сон почти не чувствует его пульс под пальцами, но тот снова немного ускоряется.

– Если честно, – Ли немного тушуется, не зная, как правильно ответить, задумчиво-нервозно прикусывает колечко в губе, сжимает чужие пальцы чуть сильнее и сдавленно выдыхает. – Я не запоминаю, совсем. Просто просыпаюсь с паникой или этим мерзким ощущением, знаешь, как когда что-то не то, чтобы страшное, но тебе жутко всё равно. Иррационально жутко, – он жмурится, стараясь избавиться от снова накатившего неприятного наваждения, но, чувствуя, как старший берёт его за вторую руку, поворачиваясь так, чтобы они были лицом к лицу, и, наклонившись, прижимается лбом к обеим его ладоням – открывает глаза и невольно приподнимает уголки губ в подобии благодарной улыбки. – Прости, это, наверное, странно звучит.

– Не извиняйся, я правда не должен был спрашивать, – и будто сам просит прощения, прикасаясь в невесомом поцелуе к костяшкам пальцев, и ласково улыбается. – Не будем об этом тогда больше, хорошо? – но звучит совсем не как вопрос. Скорее как самое убедительное заверение в жизни Гиука. Поэтому он только коротко отрывисто кивает, отвечая на улыбку старшего подобной. – Хочешь чай? Или, – Сон на пару секунд задумывается, пытаясь вспомнить, что есть в запасах. – О, у меня есть какао, что думаешь? Уён время от времени тут бывает и ему нравится какао перед сном. Ты же всё ещё хочешь спать, я прав?

– Да, очень, – Ли совсем немного сонно прикрывает глаза, отклоняясь на спинку уголка и упираясь затылком в прохладную стену, когда Минги отпускает его руки и поднимается, отходя к противоположной стене, где были навесные шкафчики, чтобы достать для него самую очаровательную чашку из своей коллекции. – Я проспал около часа всего, – хмыкает почти нейтрально, хотя от такого сна, ещё и прерванного кошмаром, только сильнее разболелась голова, но сейчас это начало понемногу отпускать. – Можно тогда какао? Сладкий?

Сон снова не может сдержать ползущую на лицо довольную улыбку. Пожелание его младшего прозвучало полуневнятно и больше было похоже, что это слово использовалось как обращение, но он не стал комментировать своё ощущение. Только повернулся к нему, и низко почти промурчал, ласково поглаживая по волосам и мягкой щеке: – Конечно, звёздочка.

Вернувшись к части с небольшим кухонным гарнитуром и слишком погрузившись в приготовление напитка, Минги не сразу осознаёт, что парой минут позже Гиук снова о чём-то заговорил. Правда, было больше похоже, словно он говорит сам с собой – настолько тихим, почти шепчущим, и отстранённо-тёплым голосом всё было произнесено. Он будто ностальгировал? Что за эмоция оседала горько-сладким послевкусием на кончике его языка и терялась в тяжёлом вздохе?

– Мама тоже делала мне какао, когда я просыпался ночами из-за кошмаров. Давно, правда, ещё в детстве, лет десять назад, наверное, – Ли говорит медленно, совсем немного растягивая звуки и бесцветно хмыкает в конце. Смотрит куда-то сквозь пространство, теряясь в сонливой откровенности из-за лёгкого, но вполне уютного полумрака небольшой кухни, – единственным источником освещения была тусклая светодиодная подсветка вытяжки. – едва слышного дыхания его предначертания, под которое сам неосознанно подстраивается, и такого тёплого аромата дома. Кажется, каждый сантиметр помещения пропитан таким полюбившимся едва уловимым запахом его Минги. Он будто обволакивает мягким прозрачным коконом, убаюкивает, отгоняет тревоги. Заставляет вдыхать в полный объём лёгких, в надежде, что так он сможет вытравить любой страх изнутри.

А Сон не знает даже, как правильно сейчас прореагировать на чужие слова. Они не говорили о родителях совсем, темы даже отдалённо не затрагивали детство и с ним связанное – самому Минги не особо приятно в принципе вспоминать о прошлом, а Гиук и не настаивал никогда. Что будет правильнее ответить?

– Это мило, – самое простое и, кажется, безопасное, что он мог сказать. Чтобы проверить реакцию младшего он даже отвлекается от своего занятия, оборачиваясь на него. Ли с безотчётной призрачной полуулыбкой продолжал подвисше сверлить взглядом плечо старшего, но, заметив его движение, немного заторможенно промаргивается.

– Ага, – единственное, что он может сейчас ответить. Ему не слишком нравится эта тема, хотя он сам же её и поднял. Не подумайте, Гиук очень любит свою маму, у них действительно близкие доверительные отношения. Просто сейчас мысли о подобном кажутся неправильными, неуместными. Почему он вообще сказал это вслух? Но при этом он продолжает, хоть и частично отступая в другую тему: – А твои бессонницы? Это давно началось?

– Довольно-таки, – Минги действительно задумывается. У него не так много сохранившихся воспоминаний из детства и раннего подросткового возраста – самым ярким и, насколько можно судить, старым был запечатлённый в памяти момент, когда на него набросился соседский кот и оставил на предплечье несколько длинных шрамов от своих когтей, а на кисти – от зубов. Кажется, тогда ему было около четырнадцати. И тогда бессонницы его уже преследовали с полгода точно. – Лет с, м-м, тринадцати? Четырнадцати? Точно не помню, но где-то тогда, думаю, – задумчиво чуть вытягивает губы, пытаясь вспомнить точнее, пока достаёт молоко, и снова ловит чуть любопытный взгляд младшего.

– А… кто-нибудь помогал тебе с ней? Тоже мама, например? – Гиук опять прикрывает глаза, борясь с накатывающей новыми волнами сонливостью, и морщит нос от всё ещё неприятно гудящей в затылке головной боли.

Ну вот, они дошли до этого. Сон только сдавленно выдыхает, как можно тише, чтобы не выдать своего напряжения, и чуть опустив голову замирает. Пару секунд подбирая слова, он отвечает, не оборачиваясь и не двигаясь вообще: – У меня нет матери. Она оставила меня на отца, когда мне ещё и года не было. Он так всегда говорил, по крайней мере, – хочется быстрее уйти от этой темы, к чему угодно. Вернутся к тёплым объятиям, разговорам ни о чём или даже сну. – Так что нет. А ему самому было, что тогда, что сейчас, плевать на это в принципе, если ты захочешь спросить про него.

Чёрт. Теперь Ли действительно винит себя за то, что вообще начал это всё. Почти физически больно смотреть на то, как напряглась спина старшего, как гулко, ещё более низко звучал его голос, как он замер. Почти бессвязное лепетание срывается с его губ до того, как он успевает это осознать или сформулировать в хоть что-то вразумительное.

– Минки, я… Прости, я правда…

– Не стоит, Гиук-а, ты не знал, – пересилив себя, Минги наконец отмирает, чуть дёргано размешивая начавший остывать какао в кружке, почти не глядя закидывая ложку в раковину, и убирая молоко обратно. Старается натянуть подобие успокаивающей слабой улыбки, переставляя фиолетово-розовую чашку с нарисованными мультяшными котиками на небольшой столик, за которым они сидели, пододвигая её сразу ближе к младшему. Почти невесомо гладит его по руке, заглядывая в глаза, зная, что убедить будет сложно. По одним глазам он видит, что Гиук винит себя в его сложном состоянии. – Да и не важно это, правда, обещаю. Вот, твой какао. Я сделал, как обычно делаю для Уён-и, он у нас сладкоежка ужасный, так что даже не знаю, понравится ли тебе, – мягкая, почти привычно открытая, теперь совершенно искренняя улыбка трогает его губы, когда Ли, всё ещё смотря на него нашкодившим щенком, пробует напиток и мгновенно меняется в лице. Светло-карие радужки будто подсвечиваются изнути от неожиданного удовольствия, брови подлетают в удивлении. Понравилось. Им всего лишь нужно было сместить фокус, чтобы напряжение ушло.

– Сладко! – он почти подпрыгивает на месте от восторга. – Да, это чудно! Спасибо, Минки-я, – отставляя кружку чуть дальше от края, Гиук пересаживается на чужие колени, крепко обнимая за шею и довольно хихикая в тёмную растрёпанную шевелюру своего предназначения. Всего на секунду ослабляет хватку, коротко и совсем невесомо чмокая чуть дезориентированного Сона в приоткрытые губы, тут же ещё ближе прижимаясь к нему в объятии и довольно шепчет на ушко: – Ты чудо, ты знаешь?

Сладкий шёпот пускает мурашки гулять от загривка до поясницы, отдаваясь теплом где-то под сердцем, призрачное касание чужих губ на собственных остаётся едва ощутимым покалыванием, а чужая ладонь так идеально лежит на его метке, отдаваясь волнами горячей дрожи под кожей. Кажется, Минги немного кроет. Вся неловкость отходит на самый дальний план.

Но он только осторожно обнимает в ответ за талию, утыкаясь носом в плечо, только сейчас улавливая прицепившийся к чужой одежде слабый аромат – чай с зелёным яблоком и мятой и совсем-совсем слабый лака для ногтей, смешавшиеся с пряным ароматом кожи. Действительно, тёплый, как дом.

– Теперь знаю, – тоже поддаётся порыву – так же невесомо целует его в крошечную родинку под кадыком, притираясь щекой к открытой горячей коже. Ли на это только коротко пискнул от неожиданности, сильнее зарываясь носом в мягкие волосы, фырча что-то неразборчивое, заставляя Сона хохотнуть. – Оставайся спать. Тебе же сегодня с утра никуда не нужно. Я, так уж и быть, уступлю тебе свою кровать. Она вся в твоём распоряжении. Только останься.

– Конечно останусь, не отвертишься от меня теперь, – в душе млея от того, как правильно ощущаются сильные руки на собственной талии, он отрывается от чужих волос, совсем немного отстраняясь, чтобы смотреть в лицо, совершенно шкодливо прищуривается и прикусывает колечко пирсинга, уже давно заметив, что старший питает слабость к этой его привычке, звучит нагловато, но так очаровательно. А на дне зрачков всё плещется Мёртвым морем не уходящее чувство вины.

– И не собирался даже пробовать, – Минги смотрит совершенно влюблённо, проводя самыми кончиками пальцев вдоль чужой скулы, заправляя длинноватую вьющуюся прядь за ушко, отчего Ли немного краснеет. После же убирает руки, отпуская. – Сейчас твой какао остынет и будет совсем не вкусно, вернись к нему. А потом пойдёшь отдыхать.

Гиук почти нехотя расцепляет ладони, напоследок проводя пальцами по чужим волосам, соскальзывая с его ног и устраиваясь на мягком уголке. Даже уже почти остывший напиток казался невероятно вкусным, так что Ли не мог сдержать довольной улыбки. Может всё только потому, что сделал это его Минки? Возможно. Или это из-за того, что он слишком влюблён?

Кто бы знал ответ.

Сам Сон же только расслабленно наблюдал за игрой тёплых желтоватых бликов на светло-карамельной коже его предназначенного, непроизвольно вслушиваясь в его тихое дыхание, а потом не мог сдержать слабого смеха, когда Гиук снова начал благодарить и хвалить, почти повиснув на его шее, забавно ставая на носочки, чтобы доставать до его лица и оставить пару коротких поцелуев на щеке. Тогда кружка уже была благополучно оставлена в раковине, получив закреплённый статус кружки Гиука; за окном сгущался мрак предрассветного, самого тёмного часа, медленно растекаясь и по квартире, стоило им выключить подсветку вытяжки. Сейчас он их совсем не пугал.