Через полчаса они уже ехали со студии. Каждый на своей машине. В случае Арса — на одной из Серёгиных, которую он одолжил на днях. Шаст был на удивление спокоен, как удав, даже постукивал пальцами по рулю под какой-то трек из магнитолы. А вот Арсения несвойственно ему потряхивало. Он толком не понимал как и о чём сейчас вести диалог. Единственное, в чём он был уверен, так это в том, что он просто хотел побыть с ним. И не только по просьбе или рекомендации Позова. Димины слова скорее стали удобным поводом для самого себя. Сняли ответственность. Не пришлось выдумывать причины задержаться на студии, не пришлось и отговаривать себя от этой затеи. И сейчас Арсу не важно, даже если Антон в дерьмовом настроении. Не важно. Арсу важно побыть рядом, убедиться, что Шаст в порядке. Эгоистичная забота? Возможно. Но это проклятое «ему просто надо помочь» никак не хочет стираться из головы. Сотрётся ли оно когда-нибудь? А ещё он так чертовски соскучился по этому взрослому подростку.
Арсу просто надо знать, что другу банально лучше. «Просто. Просто. Просто, блять. Сложно!» — мелькает в голове на повторе. Лучше после выгорания, после побега в лес, в попытках от этого выгорания спастись. Лучше после того, как Антон провалился в самую глубокую пропасть где-то на обрыве своего подсознания, куда он и подойти боялся. Если вообще знал о таком месте в своей голове. А теперь он падает в этой кромешной темноте, как Алиса в Страну Чудес. Падает и не видит ничего. Лишь он сам и этот смазанный мрак вокруг. Но и в нём можно многое рассмотреть и понять. Главное понять — это не падение. Это полёт. Им можно управлять, изучая эту свою пропасть, куда ты так боялся сунуться. Ведь пропасть может оказаться просто новой комнатой в твоей ментальной библиотеке. Совсем не страшной.
Но пока что Антон лишь падает. Всему своё время. Сейчас он хмур, озадачен, но спокоен. Гостеприимством сегодня не блещет. Разувшись и кинув куда-то в комнату рюкзак, он проходит в кухню и закуривает в закрытом помещении, не включая даже вытяжку. Арс открывает окно, многозначительно и недовольно дёрнув бровями в сторону курящего Антона. Сам варит кофе в тишине, ставит на стол две чашки. С улицы веет пыльным летним вечером и остывшим асфальтом. Оттуда же иногда залетают редкие московские комары, чьё гудение отчётливо слышится в гробовой тишине помещения. Но молчание уже как будто перестало быть неловким. Оно стало смелым и наглым. Антон уверенно кидает прохладные взгляды на друга, прекрасно понимая, что согласившись на разговор, он сделал ему одолжение. «На разговор. Очередной, блять, разговор», — со вздохом подумал длинный.
— Что вздыхаешь? — Арс усаживается за противоположной стороной стола.
— Жду твоих «разговоров», — загубив в пепельнице бычок, лениво кривляется Шаст.
— Вообще-то, я твоих жду, — Попов чуть склонил голову и с налётом снисходительности посмотрел в зелёные глаза. Волнение отпускает.
— Ну, — Шастун тяжело вдыхает, проводит ладонью по лицу и шумно выдыхает, — конечно, — говорит он в никуда и на секунду опускает голову, потом поднимает измученный взгляд на друга. — Как же заебал уже твой этот взгляд…
— Какой взгляд? — хмурится с лёгкой улыбкой актёр.
— Взгляд — «я знаю его лучше, чем он сам», — Антон делает глоток кофе и с усталым мычанием откидывается на спинку стула. — Когда тебе уже надоест на меня давить, жизни меня учить или что ты там делаешь? М, Арсюх? Мне начинает казаться, что это какой-то эгоизм, что ли… Типа… Ты как будто хочешь, чтобы в этом «закрытом» мире твоей ориентации ты был не один, — он делает длинную паузу, а Арс не решается его перебивать. — Нет. Слышишь? — Шаст поднимает брови и смотрит в синие глаза, пытается убедиться, что суть его слов доходит до собеседника. Тот молчит, смотрит внимательно в ответ, и Антон продолжает:
— Пока нет. Чтобы там ни было… Я не залезу в этот твой «шкаф», — Антон рисует в воздухе кавычки, а говорит спокойно и уверенно. — Если мне и надо что-то о себе понять, пока что оно мне… не надо, — и уголки рта едва-едва заметно дёргаются на такой глупой формулировке, но лицо мгновенно возвращает серьёзное выражение. — Мне надо с этим пожить. За одну неделю с таким не разобраться. Я даже не уверен, что хочу с этим разбираться. Окей? И я точно не хочу, чтобы ты поднимал эту тему, пока я не подниму её сам.
— То есть ты согласился поговорить, только чтобы сказать мне это? — Попов подозрительно поднимает бровь. А про себя удивляется таким обдуманным и взрослым словам от Антона. Действительно, видимо время своего отпуска он потратил не зря. Думал явно много.
— Нет, — вдруг усмехнулся Шастун, — просто устал от того, что ты у нас вечно вопросы задаёшь.
— М? — Попов прищурился и прозрачно улыбнулся, чуть склонив голову на бок. Лицо его излучало неподдельный интерес.
— Вот и хотел поинтересоваться… — парень глубоко вдохнул, словно нужно было набраться сил. — Что тогда на озере с тобой было? Что это, блять, за подростковая истерика? Ты вёл себя как драматичная восьмиклассница.
— Прости?! — на выдохе выдаёт Арсений, удивлённый такой прямотой. Он быстро заморгал, пытаясь скрыть возмущение улыбкой.
— Прощаю, — саркастично и с сухой ухмылкой отвечает Антон.
— То есть ты так видишь наш…
— Я не про… — всё-таки, ему пока ещё с трудом даётся произнесение этого вслух, — не про поцелу-у-уй, нет уж, Арс, — на лице Антона можно было заметить тень смущения, но говорит он твёрдо, — тогда ты повёл себя, как самоуверенная восьмиклассница, — уголки рта дрогнули вверх, как и у собеседника. — Оу, она краснеет? — длинный наигранно нахмурился и уже с дерзкой улыбкой взглянул в глаза Попову, чьи щёки запылали. Актёру становилось почти физически некомфортно от такой внезапной прямоты и самоуверенности друга.
— Так… — он прокашливается, с усилием отвлекает своё сознание, чтобы лицо перестало заливать краской, и, глубоко вздохнув, продолжает с еле сдерживаемой улыбкой возмущения, — во-первых, какого чёрта? Восьмиклассница? Нахуй иди с такими сравнениями, — он с наигранной обидой пытается всеми силами выдержать серьёзное выражение на лице. Тут же занимает более расслабленную позу на стуле и закидывает ногу на ногу, бессмысленным, нарочито безмятежным, движением разглаживая ткань джинсов на колене. — А во-вторых… — он собирается закончить фразу, но не выдерживает, поджимает губы, отворачивается и заливается хриплым и высоким смехом. Нервы.
— Ага, во-вторых, Арсюшенька, — Шаст подчеркивает такое обращение, будто передразнивая друга за его вечное «Тошенька» к месту и нет, — ответь на первый вопрос. Рыться в телефоне девчонки? Ты вообще как, в своём уме? Не в твоём это стиле, Арсюх. Я на месте не стал вслух ахуевать, понял, что ты вообще не в себе был. Да и при ней ещё… Со стороны бы себя видел. В ванную сбежал… Да ещё и, блять, на час! Что ты там делал? Там одна душевая на два квадратных метра! Ей богу, дива-пиздострадалица! Никогда не откажусь от этих слов! Что с тобой было? Ты тупо психанул, потом перекрылся. Понимаешь, как это незрело? Это не ты, блять. Не ты.
— Хорошо, что ты у нас ебать какой зрелый, — всплеснул руками актёр, переигрывая с интонациями. — Не думал, что ты, быть может, только начинаешь узнавать меня настоящего? М? Помнишь? Того настоящего, которого ты так хотел узнать. Ну что, узнал? Может, там на озере и был как раз я?
— Ой-й-й! — скривившись протягивает Антон, — не надо вот тут драмы этой…
— Да ты затрахал! — перебивает Попов уже серьёзно. — Если тебе не нравится формулировка моих мыслей, не надо сразу вешать на неё ярлык драмы. А отвечая на твои вопросы про «что это было»… Ну, — он отпил горячего напитка и подбирал слова, — ты привык видеть Арсения Сергеевича, который контролирует себя от и до в любой ситуации. Так? — ответа он не ждёт, скорее наслаждается молчаливым и недовольным согласием на лице Антона. — А с недавних пор начинаешь видеть другого, и тебе не по себе. Твоя зона комфорта меняется.
Антон молчит. Его бесит, что с другом он согласен. В голове происходит ни что иное, как расхождение между ожиданием и реальностью. Он думал, что сегодня-то неплохо вооружён для разговора. А весь его арсенал превратили в водный пистолет. На какие-то секунды его вдруг охватывает невнятная досада и сухая тоска. Сухая. Ему непривычно и странно. За прошедший месяц в жизни вообще стало маловато привычного и нормального. Даже расставание с Ирой, опасения насчёт прессы, разговоры с родителями, которые, надо сказать, ещё полноценно не состоялись, переезд — это теперь кажется такой ерундой. Теперь же жизнь выглядит просто сюрреалистично, будто кульминация какого-нибудь идиотского ситкома, играть в котором Шастун точно не хочет, но вынужден, ведь он — главный герой. Скрестив руки и покачиваясь на стуле, он смотрит на своего гостя и покусывает нижнюю губу. Дурацкая привычка разносит по языку холодный привкус железа. «Поговорили, блять». Его бесит, что Арсений опять прав, что он опять так ловко, так логично и аккуратно заглушил все его аргументы. Внутренняя тоска сменяется дурацкой и несерьёзной детской обидой. Его бесит, как хорошо Арс его знает. Бесит, что он даже не в силах на него злиться за это. Бесит, как он смотрит на него, словно видит насквозь. Бесит, что он не оставляет его в покое. Бесит, что Антон не хочет, чтобы тот оставлял его в покое. Бесит. «Бесит?» — вдруг проносится в голове с какой-то сумасшедшей улыбкой, которую он решает оставить при себе. И Шастун ловит себя на мысли, что давно не чувствовал ничего так явственно. Простое «бесит». Ведь это тоже чувство? Яркое, сильное, как будто забытое, без негатива. Не то «бесит», которое порой нужно играть в шоу. Это — дружеское «бесит», с цоканьем языком, с закатанными глазами и с сарказмом. Когда хочется широко раскрыть ладони, напрячь каждую мышцу в каждом пальце и сквозь сдерживаемый смех, с вытаращенными блестящими глазами, прямо в лицо человеку, громко, может даже сквозь зубы, на выдохе проорать «Су-у-у-ука!» Да, именно такое «бесит» и чувствует Антон. И он рад хотя бы этому. Стены его тёмной бездны начинают обретать очертания. Он чувствует.
Арс думает только об одном. Настолько ли наивен Шастун, что действительно не видит в произошедшем на озере иных предпосылок? Арс в ту ночь так глупо не сдержался, так необдуманно дал слабину, так жестоко не оставил парнишке выбора. Воспоминания обдают мурашками. Арсений мысленно хмыкает и стряхивает с себя накатывающее волнение, тянущим чувством греющее живот. «Да нет, выбор у него был. Как там… выбор есть всегда. Вот только не все варианты нас устраивают». Неужели длинный так легко поверил в то, что он вовсе неинтересен ему в этом плане? «Видимо, поверил. Или хочет верить?» Или Антон ещё не в состоянии чётко видеть происходящее, пока он со своего обрыва падает, а не летит. Арсений старается не думать об этих «или», «если бы» и «вдруг». Знает он лишь одно — он хочет, чтобы Шастун был наивен. Слишком рано для глубоких откровений. И у него невольно вырывается вопрос:
— Тош, ты же понимаешь, почему я так давлю или, выражаясь твоими словами, ебу тебе мозги со всей этой темой? — актёр говорит это очень аккуратно. Прощупывает почву, чтобы, если понадобится, избавить друга от пока что ненужных подозрений. Но боится услышать ответ, который ему не понравится.
— Я много об этом думал, — медленно отвечает Антон, не поднимая взгляд и не останавливая свои покачивания на жалобно поскрипывающем стуле. Но голова его всё ещё занята странной радостью из-за банального «бесит».
— И?
— Основную свою теорию я тебе высказал — ты не хочешь быть во всём этом один… — звучит он не очень убедительно, но Арсений незаметно выдыхает, услышав неверную догадку. — А ещё ты хочешь помочь мне разобраться в себе, — звучит с интонацией вымотанного уроками ребенка, которого заставили повторить заученное правило. — Но, сука, очень навязчиво хочешь этого, — Антон наконец осмеливается поднять глаза, но лишь на секунду. — Если бы ты не… — он с трудом подбирает слова и в итоге талантливо, в своей манере, так и не говорит ничего чёткого, — ну… вот это всё там… тогда… То мне бы и не пришлось разбираться в себе.
— Пришлось бы, но позже, — улыбается друг, постукивая подушечками пальцев левой руки по тыльной стороне правой и внимательно наблюдая за этим своим действием.
— С чего ты взял? — Антон выдыхает смородиновый дым и задумчиво надувает губы, внимательно изучая древесный узор на столе и водя пальцем по извилистым линиям сруба. Он знает, что сейчас услышит.
— Ты же знаешь, — Арс поджимает губы и чуть наклоняется вперед, чтобы заглянуть длинному в опущенные глаза. — Потому что первая реакция человека, который точно уверен в своих предпочтениях, это оттолкнуть меня в той ситуации. А ты…
— Да заткнись, — устало отмахивается Шаст и, ненамеренно резко поднявшись, подходит к окну, закуривает обычную сигарету и присаживается на край подоконника. Мозг предательски подкидывает кадры той ночи, и Антон рефлекторно облизывает губы, прежде чем затянуться в очередной раз. — Я же раньше, ну… — прервался он, поджимая эти самые губы и задумчиво глядя на своё отражение в открытой створке окна.
— Не торопись. Всему своё время, — говорит Арсений против своей воли и мягко улыбается. Он хочет, он очень хочет быть свидетелем этого нового для Антона самоанализа. Хочет бесконечно его слушать, задавать вопросы, поддерживать, но рано. Длинный сам подвёл черту, сказав, что ему нужно с этим пожить. Вот пусть живёт. Арс подождёт.
— Вообще нет поводов лыбиться, — каменным голосом отвечает друг, щурясь от едкого дыма.
— Ладно. Да, — вздыхает Попов, пытаясь подвести хоть какой-то итог этой странной беседы. — Я действительно хочу тебе помочь разобраться в себе. Потому что… Я говорил уже, мне в своё время было даже поговорить не с кем. Не то что бы я прям загонялся, — прозвучал грустный смешок, актёр почти солгал, — но было бы неплохо иметь под боком сильно своего человека.
Повисает тишина.
Антон сталкивается с океаном в этих хитрых глазах напротив и впервые задумывается — что чувствует сам Арсений? Веки Шаста дрогнули в мимолётном прищуре сомнения, он медленно сглатывает. Арс провожает взглядом движение его кадыка и рефлекторно сглатывает тоже. Антон разрывает зрительный контакт и отворачивается к окну. Тушит сигарету, слишком часто и бездумно тыча её в грязную поверхность пепельницы, пока невидящие глаза смотрят куда-то в ослепляющую яркость ночного города.
Попов замечает всё. Он слишком привык к Антону и его эмоциям. Он прекрасно видит, что тому в голову пришло нечто, о чём он ещё не думал. Арс в ужасе. Надо сменить тему. Как минимум закончить эту.
— Я просто хочу, чтобы ты знал, что можешь поговорить со мной, окей? — выдаёт он настолько легко, насколько сейчас способен. И это срабатывает. Антон с досадой, но смешно встряхивает руками, явно отвлечённый от своих размышлений.
— Да в сотый раз! Понял я, да. Чё ты как с ребенком опять? — морщится длинный.
— Хватит! — неожиданно выпаливает Попов, — хватит видеть везде отношение к себе, как к ребенку. Я просто говорю с тобой серьезно и искренне. А ты во всём видишь сюсюканье. Может, это из-за того, что иногда ты и сам в себе всё ещё видишь ребенка? — он как никогда рад, что Антон бесится.
— Так, опять лечение. Харе, блять, — с недовольным выражением лица Шаст плетётся обратно за стол.
— Всё. Завязываю, — Арс поднимает ладони в капитуляции и в желании уже закончить эти препирательства. И эту тему.
— Спасибо, — сухо кидает Шаст в ответ. Он вдруг хмуро взглянул куда-то в сторону, пытаясь припомнить, где его мысли были пару минут назад. Тщетно. Слишком много всего в голове.
— Ладно, ведём себя так, будто ничего не было. Ты сам с собой разбираешься, я не лезу. Но ты просто знаешь, что я рядом, окей? — подводит итог Попов.
— Да. Если мне потребуется, я сам начну этот разговор. Но… — Антон сперва виновато поджимает губы, потом смотрит большими зелёными глазами на гостя, — но спасибо. Правда, — а после паузы добавляет:
— Бесишь, блять, — неожиданно для гостя на этих словах Шаст широко улыбается куда-то в пол, но словно не позволяет себе показать больше эмоций, чем чувствует, — но спасибо, — повторяет он.
Они зависли во взгляде друг на друга на долгие несколько секунд.
— Ты в целом-то как? Ожил чуток? Ну… не считая… — Арс театрально смешно показывает на себя пальцем, закатив глаза.
— Да хер знает, — Антон, чуть наигранно недовольно поджимает губы, но не заостряет внимания на этом жесте. — Лучше. Просто лучше. И эт… Кх-кх… Короч, дай мне контакты терапевта, про которого ты говорил.
— Оу…
— Сука, не смей комментировать, — с улыбкой, похожей на оскал перебивает Антон, выставив вперёд указательный палец. — Просто дай номер.
— Скину в телеге, — Попов улыбается, поднимает ладонь и коротко кивает. «Неужели, Антошенька, неужели?»
— Спасибо.
***
Через несколько дней Шастун встречает утро своего заслуженного выходного в постели. За окном солнечная суббота восемнадцатого июня, а в голове ровным счётом никаких планов и никакой работы. Он устало себе почти улыбается, выбирается из кровати и удивляется тому, что с самого утра находит в себе силы хоть немного прибраться в квартире.
К обеду заканчивает с делами, заказывает доставку, мысленно в очередной раз благодаря многочисленные сервисы доставки за галочку «оставить у двери». И, вооружившись вредной и не очень едой, устраивается перед телевизором. Думать не хочется, сериалы и кино — в топку, играть в приставку лень и он находит лучшее решение задачи с такими условиями — включает Куплинова. У того как раз вышло несколько серий прохождения неплохого крупного хоррора. Первый выпуск смотрит вовлеченно, за едой, а потом фоном. Отвлекается на телефон, листает ленты, читает дурацкие комменты под видео и постами, проверяет отметки на тысячах фото, рисунках, мемах и видео. «Артон канон, блять», — прохладно усмехается парень, замечая очередную видео-нарезку, где на обложке видит себя и Арсения. Большой палец проскальзывает по экрану выше, но вдруг замирает. Длинный отрывается от телефона и устремляет задумчивый взгляд в телевизор, откуда Куплинов смешно материт своего персонажа. Антон не смеётся, он даже не обращает внимание на происходящее на экране. Закусывает губу, зачем-то пробегает глазами по комнате, и вновь — в телефон. Зерно интереса посеяно давно, но по старой привычке он избегал такого фанатского контента, но сейчас… Быстро возвращается к тому видео и резко тапает на него. Резко, потому что если не нажмёт сейчас, то передумает и больше никогда к этому не вернётся. Может, так оно было бы и лучше. Но проклятое новое любопытство…
Под слишком трогательную и драматичную мелодию начинают мелькать кадры первых сезонов проекта. Где-то музыка заглушается — слышны вырванные из контекста фразы из шоу — затем вновь играет. Фразы одна за другой…
— У нас таких, как ты, здесь два.
Антон кусает нижнюю губу и по привычке потирает указательный палец — призрак не надетого кольца. Каждый кадр рождает по сотне воспоминаний, которые заставляют уголки рта то и дело дёргаться вверх.
— Это для домашнего архива.
На экране телефона он видит одни кадры, а в голове мелькают совсем другие. Антон издаёт короткий истеричный смешок. Приходит понимание того, что во всём этом видят фанаты. Теперь всё, абсолютно всё выглядит действительно двусмысленно. Теперь всё выглядит оправданно двусмысленно.
— Можешь меня жечь, можешь меня бить…
— Блять… — тихо произносит парень и ставит на паузу и Куплинова, и чёртов видос. Прошло всего секунд двадцать этого творения, а он уже заходит на кухню и закуривает сигарету. Окно не открывает, чтобы не пустить в квартиру палящую жару, спасает от которой лишь тихо гудящий кондиционер — сейчас единственный источник звука в доме. И снова включает видео.
— …я всё равно тебя буду любить!
Теперь всё звучит иначе. Антону приходит бредовая мысль. Сесть и глянуть пару выпусков из первых сезонов. Он почти никогда не смотрит свои выпуски, кроме некоторых Контактов и Историй.
— …а задницы он надирает отлично!
Антон затягивается и прислоняется лбом к холодному бортику вытяжки. Через ещё тридцать секунд видео заканчивается, на весь остаток дня зарядив Шастуна воспоминаниями, странными мыслями и вопросами. Он садится на стул почти в центре кухни и перебирает в голове выпуски первого сезона проекта. Он хочет посмотреть на себя со стороны, хочет вспомнить, как он чувствовал себя тогда, в начале, как вёл себя на сцене с Арсом, как вёл себя на сцене Арс. Медленно выдыхает с осознанием того, что окончание своего выходного дня он так и проведёт — в ностальгии. В детективной ностальгии. Сопротивляться он себе не хочет.
***
Арсений почти треть июня проводит в Питере. В сумме. Много общается с ребёнком. Много по его личным грустным меркам. К сожалению, много в его случае это урывками всего лишь неделя. Но и дитё давно привыкло к нерегулярному отцу. Не обижается. В перерывах Попов пробует себя в нескольких кастингах. А когда двадцать четвёртого июня ему звонит менеджер с рассказом о проекте, куда именно его и без кастинга хотят на одну из ролей, Арс места себе найти не может. Съёмки начнутся лишь осенью, но подписать его готовы уже сейчас. Да и проект интересный. «Не «Детективное агентство Мухича», конечно», — усмехается он себе под нос с широкой улыбкой, смотря на заблокированный после звонка экран телефона. Улыбка медленно становится горькой, когда мелькает мысль о самом первом человеке, которому хочется об этом рассказать. «Терпи». Арс быстро смахивает с себя хандру и закидывает в рюкзак последние вещи перед поездкой в Москву. Завтра моторы Историй, а он давно хотел проехаться до столицы за рулём. Да и погода способствует. Да, к чёрту погоду — настроение способствует. Несколько часов наедине с собой, своей музыкой и… «и со своими тараканами», — думает он. Нет, он категорически запрещает себе самокопания и самоанализ по дороге. Сосредотачивается на мелькающих пейзажах, работе и на том страшном количестве выпускных, которые ему предстоит провести за следующую неделю. Думает об этом и улыбается. Как же ему это нравится.
— Я чёртова рок-звезда, — медленно протягивает он вслух с поднятым подбородком, и сам же на себя смеётся от такой ироничной напыщенности. Топит педаль газа, выходит, наконец, на платную идеальную М11. И делает громче музыку, предвкушая восемь часов хорошей дороги.
***
После странного и чересчур насыщенного первого месяца лета, июль кажется школьными каникулами. Проходит тихо и даже где-то скучно. За весну и июнь отсняли достаточно материалов, которые теперь стали заботой редакторов. Выпуски выкладывались, а самим ребятам оставалось лишь рекламировать их и оповещать фанатов везде, где не лень. Но даже это ложилось в основном на плечи маркетинга. Этот период передышки ребята использовали по-разному. Некоторые члены команды улетели к морям, кто-то отдыхает в столице, а кто-то в родных городах или на дачах. Весь месяц они даже баловали фанатов обилием кружков в общем канале Импровизации. Дурацкими, смешными, без смысловой нагрузки кружками, по которым все так соскучились.
Два парня на «А» почти отвлеклись от произошедшего полтора месяца назад. Общались редко, в общих чатах, на «мозговых штурмах», которые Стас устраивал регулярно. И разговоры эти выходили довольно лёгкими. Если бы не тяжёлые взгляды парней друг на друга, которые чувствовали только они сами, но ни один из них старался не зацикливаться на этом. Первым сдался Антон.
Тринадцатого числа он ехал за рулём в Воронеж, и вот он-то свои самокопания прекратить никак не мог за эти несколько часов монотонной езды. Да и поводов прибавилось — за день до отъезда он наконец сходил к специалисту, которого порекомендовал ему Арсений. Анализ собственной жизни и себя прерывался лишь необходимостью отвечать в давно активизировавшемся телеграм канале Импровизации. Как будто все поставили себе цель — перебить по количеству видеосообщений «Круги на полях». Не все и не в такой формулировке, но подобная настоятельная просьба прозвучала от Стаса ещё в начале месяца.
После обеда Антон добрался до родителей, пообщался, вспомнил вкус любимой маминой стряпни. Но надолго не задержался, решил сразу двигать на природу — давно хотел провести несколько дней на даче в области. Природа, пышная зелень, тишина, аскетичный уют, любимый пёс родителей, уличные дворняги, крохотный пруд и очень мало соседей. «И сюда точно не доберётся Попов, блять», — искренне смеясь подумал длинный, паркуясь в тупике просёлочной дороги перед металлической сеткой низкого забора. От летних лиловых сумерек не осталось и следа, когда он выходил из машины, в попытках нащупать замок калитки. Повозился, но через час уже сидел в беседке, поглощая жаренные на мангале сосиски, салат на скорую руку и холодное пиво. Сидел и думал. Сидел и держался. Но не выдержал.
00:03
мужик странный, конечно. Терапевт твой.
Он всегда тааак смотрит?
Арсений смотрит на телефон и несколько раз медленно моргает, лишь потом открывая сообщение. Читает ещё раз, а глаза невольно пробегают по старым сообщениям выше.
[3.06.2022]
20:59
Хочешь, приеду?
20:59 Шаст
да.
Улыбка — тихая и самодовольная — растягивается на лице. «Нужо́н», — хмыкает он и читает всё вместе в третий раз.
00:03 Шаст
мужик странный, конечно. Терапевт твой.
Он всегда тааак смотрит?
Шастун смотрит на окно чата и не закрывает его.
00:05 Арс
печатает…
— Нахуя я написал… — лениво вздыхает длинный. — Ща опять какую-нибудь абсурдную херь выдаст. Да? — он обращается к лохматому псу, что сидит возле него весь вечер, в ожидании, когда ещё ему обломится что-нибудь со стола. — Да, красавчик? Кто такой сладкий пёс? — он потрепал пыльного лохматого красавца за ухом и бездумно вытер руку о растянутые домашние спортивки, которые, судя по их виду, стали домашними-дачными ещё пару десятков лет назад.
00:07 Арс
печатает…
— Бля, он ещё и издевается, — негодует Антон.
00:08 Арс
Кааак смотрит?
— Сука, — улыбается парень, — пять минут ты это писал, да? — и набирает ответ.
00:08
так, как будто он УЖЕ вытащил твою душу и рассмотрел её со всех сторон
00:09
и диссертацию по ней написал
00:10 Арс
Что ж, и тебе привет)
Да, он всегда так смотрит.
И на всех.
Арсений смотрит на своё отправленное сообщение и решает добавить бесполезное и лживое:
00:11
Не ищи в этом подвох.
Потому что подвох был. Филипп Михайлович слышал об Антоне уже слишком много от Арса. Вероятно, ещё до визита длинного составил для себя его красочный психологический портрет. Вряд ли точный, ибо в арсенале у психотерапевта были только слова Попова. Но представление он о нём точно имел. «Что же ты ему рассказал», — на повторе крутилось в голове у актёра. Сразу захотелось назначить приём. Но он прекрасно понимает, что если и узнает ответ на свой вопрос, то только от самого Антона. На то Арсений и выбрал этого специалиста. Врачебной тайной он никогда не пренебрежёт.
Ещё пять минут телефон молчит и теперь не выдерживает Арс.
00:17
Мужик он не странный.
Привыкнешь, он крутой.
Как сходил?
Антон читает сообщение, не в силах сдержать короткий выдох облегчения и лёгкую улыбку. Он рад, что ему не пришлось выдумывать какие-то сообщения, чтобы продолжить диалог. А продолжить хотелось. Потому что в этом чате, где наверху написано лишь короткое «Арс», Антон может не подбирать слова, не выдумывать, не приукрашивать, не приуменьшать, не стыдиться, не оправдываться; может не играть, но может играться; может сказать всё-что-угодно. Потому что всё-что-угодно знает только Арсений. Шаст теперь понимает, почему и как сильно выматывает эта игра на людях, это фальшивое веселье, вынужденная заинтересованность и политическая проституция. Ему всё ещё вообще не до того. На кружки уже нет сил, несмотря на чёткую команду Стаса — завалить канал. И он ставит его в беззвучный режим, возвращаясь в чат с другом.
00:17 Арс
Мужик он не странный.
Привыкнешь, он крутой.
Как сходил?
00:18
интересно
00:18
ну
типа неловко было всё равно сначала
00:19 Арс
Это нормально, потом будет легко.
00:19
угу
00:20 Арс
Ты от скуки написал мне в 12 ночи?
— Блять, — Антон мягко кидает телефон на стол, экраном вверх. Делает несколько глотков пива, уже не такого ледяного, и смотрит на экран. Он знает, что написать, чтобы избежать необходимости отвечать прямо.
00:21
Отвлекаю?
00:22 Арс
Нет)
Воображение Антона так красочно видит эту скобочку острой улыбкой отражающуюся на графском лице.
00:22
Занят?
00:22 Арс
Нет)
Арсению почти смешно от внезапной и непонятной разговорчивости Шастуна и от собственных сухих ответов. Почти полтора месяца их чат молчал. Актёр надеется, что для головы Антона это были плодотворные полтора месяца.
00:23 Шаст
ой, впизду тебя, птица говорун, блять
Попов хрипло смеётся в голос. Он полчаса назад лежал на прохладных простынях в тёмном номере гостиницы и пытался уснуть под тихий плейлист из колонки. Шторы не задёргивал, так что с улицы на него смотрел спальный район родного города, на который Арс теперь смотрит в ответ и не может понять (может), куда испарился сон. Он встаёт, подходит к мини-бару, и сидя на корточках пытается выбрать из скромного ассортимента крохотных бутылочек что-то сносное. В итоге открывает белое вино, закупоренное в бутылку объемом с бокал. Делает глоток прямо из горлышка и удобнее устраивается в постели, предвидя ещё не одно малосодержательное сообщение. И полученное и отправленное.
00:25
Я в Омске. Устал. Собирался спать)
Завтра в Питер.
00:25
Добрался до своих?
00:25 Шаст
ага, но уже на даче.
сидим с псом трём за жизнь.
00:25
И что он тебе говорит?)
00:26 Шаст
он больше слушает)
00:26
И что бы я услышал, будь я этим псом?))
00:28 Шаст
[голосовое сообщение]
— Да хер его знает, Арсюх, — усталый вздох, долгая пауза с шумом ветра на фоне, щебетом неспящих птиц и громкими разговорами лягушек где-то вдалеке. — То же, что и всегда, — Антон говорит искренне, палец как будто сам нажал кнопку записи, хотелось, чтобы друг понял его настроение, а не просто прочитал текст. — Наверное что-нибудь о том, что я не знаю, че-го хо-чу, — произносит он по слогам и опять замолкает на несколько секунд. — Но зато… Я теперь твёрдо в этом незнании уверен. Спасибо психотерапевту твоему. Отличный визит, — в тихом бархатном голосе голосе слышится ирония и улыбка.
Арсений сглатывает. Закрывает глаза, сжимает телефон в ладони, уперев его углом в нахмуренный лоб. Слушает дважды. Не решается отправить такое же в ответ. Пишет первое, что приходит в голову, лишь бы скорее отвлечь себя от невыносимого желания слушать и слушать присланное сообщение. Арсений вдруг отрывается от экрана. Только сейчас в полной мере осознаёт, как усложнил себе жизнь. Не откройся он тогда Антону, не было бы даже сегодняшней переписки.
Он столько лет справлялся с собой. Справился бы ещё. Арс жил со знанием, что никогда не получит того, чего хотел бы. Кого хотел бы. И было легко жить так, потому что ты не отвергнут, твоё сердце не разбито, тебе не больно, а всего-то — обидно из-за несправедливости жизни. Тебя любят, но не так, как надо тебе. К тому же фактически эмоции и чувства Арсения никогда не были безответными, они были неозвученными и попросту невозможными в этой вселенной. И он никогда не боялся, что эти чувства растопчут, что его высмеют, плюнут в душу или разобьют таки сердце. Бояться не было причин. Но его проклятые откровения в марте, тот лес, то озеро… Причины эти породили.
00:33
Вот видишь, хоть что-то тебе стало яснее.
Арсений отправляет сообщение, перечитывает его и глухо усмехается. «Как будто сам себе сказал».
00:34 Шаст
ага, яснее некуда)
давай увидимся, когда в мск будешь?
— Блять.
00:35
Готов?
Арс не уточняет свой вопрос, прекрасно зная, что Антон его понимает.
00:36 Шаст
да нихера я не готов
просто не могу с терапевтом обо всём типа
00:37
Типа)
00:37
Хорошо, ты когда в свою столицу?
00:38 Шаст
17-18го думаю
00:38
Тогда спишемся, придумаем что-нибудь.
Я спать. Давай отдыхай)
00:39 Шаст
ночи)
0:40
Ночи, Антон)
***