В последнюю ночь лета льёт, как из ведра. Сентябрь заявляет о себе слишком помпезно. Ветер срывает ещё не отжелтевшие листья, а дождь впечатывает их в чёрный блестящий асфальт. Он крупными каплями бьёт в козырёк над входом в небольшой ресторан в тихом районе Москвы. Команда часто берёт это заведение под личные мероприятия. Хозяин — давний друг Шеминова, тоже удачно перебравшийся с юга страны в столицу. Сегодня личным мероприятием были поминки. Поминки проекта Импровизация на ТНТ. И грустили в этот вечер далеко не все. Ведь это не увольнение, не завершение, не закрытие, как думает новое руководство канала. Нет. Это освобождение. Снятие некоторых — увы не всех — но многих оков цензуры. Новое время для новых проектов. Долгожданная следующая ступень. Проект был яслями, в которых все без исключения участники росли в профессиональном плане. И не только сами импровизаторы. Это был дом для всей команды. Нет, не дом… Нам с вами тут придётся удариться в банальность, потерпите, — Импровизация — это не дом — это семья. И пока они все есть друг у друга, пока у них есть самая мощная фанбаза в стране, никуда они не денутся. Но это всё лирика. На деле же в данный момент в этом тихом ресторане проходит громкая вечеринка, где неясно, что горит ярче — самбука или мосты.

      Когда все громкие слова уже произнесены, когда осталось лишь принять всё как есть и какое-то время держать язык за зубами для общественности, команда разбрелась по залу, разбившись на небольшие «группы по интересам». В последние минуты августа Позов — самый трезвый, не считая непьющего Матвиенко. Сереже вообще не нужен допинг, чтобы сейчас кривляться на танцполе вместе с Окси, Катей и почему-то Горохом. Дима сидит в углу зала, на неприятно скрипучем кожаном диване. С улыбкой наблюдает за этой весёлой суетой своего окружения, покачивает всего второй за вечер бокал с виски и еле слышно позвякивает большим кубиком льда в нём. Стас через стол от него увлечённо обсуждает что-то с Дроном. Очевидно — работу. Он слова не даёт Андрею вставить. Поз усмехается на них и кидает взгляд на танцпол. Не удивляется, жене — улыбается шире. Отправляет свой изучающий взгляд дальше — за столом по ту сторону зала собралось больше всего народу. Дима чуть прищуривается, чтобы в задымленном полумраке, сквозь цветастые лазерные вспышки и громкую музыку попытаться понять, что там происходит. Зинченко и Шевелев сквозь смех о чём-то активно спорят, а вся компания как будто разделилась на два лагеря. Почти вся. Он встречается глазами с Арсением, который секунду назад практически так же, как и сам Позов, ленивым добрым взглядом изучал всю эту скромную и пьяную толпу под названием Дыммашина. Теперь — смотрит в ответ. В споре он участия не принимает, как будто актёр случайно оказался за тем столом. Он встаёт и направляется к Диме, разрезая танцпол своей голливудской походкой.

— Там что-то на спортивном, тебя им не хватает, — усмехается Попов и усаживается напротив, не фиксируя взгляд на друге, а продолжая оглядывать присутствующих.

— Нет уж, я пас, — усмехается Дима. — Мы все сегодня «скорбим» по-разному, — он одной рукой рисует в воздухе кавычки, другую с бокалом — поднимает. — Я — вот так. Вкусно наблюдаю это… общее перерождение, — последнее звучит с явной иронией, и Арсений улыбается в ответ. Молчит.

Дима вдруг более активно озирается по сторонам, пытается зрительно выцепить из толпы Антона, но не находит его.

— А этот где? — оборачивается он к Арсению.

— Кто?

— Хуй в пальто, блять, Арс, — смеётся Позов. — Ты вот прям… — цокает языком, качает головой, усаживается иначе, упирая локти в стол и смотрит прямо на друга. — Кто блять, Арсюх? М? Кого же я, ебать, имею ввиду?! — Дима театрально преувеличивает каждый вопрос, улыбка не уходит.

— Ну а что, — Арс в своей манере смешно смущается, втягивая голову в плечи так, что на шее образуется почти незаметный второй подбородок. — Ну откуда я знаю о ком ты там можешь… — моргает быстрее обычного и нарочито фальшиво играет роль человека, которого якобы уличили в чём-то. Быстро расслабляется, возвращая на лицо более привычную и чуть более серьёзную маску. — Ладно-ладно, — он поднимает бокал в сторону собеседника, — не знаю я где он. Может, курить ушёл.

— Я не видел, чтобы он выходил, — большим пальцем Позов не оборачиваясь указывает назад, намекая, что к выходу можно пройти только мимо его стола, он бы заметил.

— Блин, не знаю тогда, — как-то неловко пожимает плечами Арс, но и сам уже глазами обшаривает всё помещение. Он хочет позвонить длинному, но его телефон лежит рядом с Димой на столе.

— На джин он налегал смело, — с налётом жалости улыбается Дима. — надеюсь не страдает сейчас в туалете, — он поднимается выбирается из-за стола. — Пойду прочекаю.

— Давай, — легко кидает Арсений, как будто плевать.

      Шастун находится через десять минут. В уже пустой кухне ресторана он сидит на металлической рабочей поверхности перед глубокой раковиной, закинув пятки на её бортик. Вода в ней включена на всю. Сильный напор погружает помещение в белый шум. Таким Антону кажется этот звук. Он помогает ни о чём не думать. Он смотрит на воду и пытается отвлечься от своего сегодняшнего состояния. Его утро началось с первой за его тридцать один год жизни панической атаки. Состояние такое, будто он вагоны разгружал весь день. А сейчас он недостаточно пьян, чтобы про всё это забыть и хотя бы попытаться повеселиться, но недостаточно трезв, чтобы взять себя в руки и поехать домой. Он в проклятом ожидании «а вдруг сейчас ебанёт ещё». Из-за напряжения даже алкоголь накатывает медленнее. От ожидания тоже трепит. Конечно, это цветочки в сравнении с самим приступом, но и тут приятного мало. Лёгкие будто гирями увешаны. Кажется — любое лишнее движение, взгляд в сторону — и это начнётся опять. Животный неконтролируемый страх, не думать о котором невозможно.

— Пиздец, — он вздыхает и берёт свой стоящий рядом бокал, осушает джин-тоник до дна. О приступе он никому сегодня не рассказал. Да и не хочет. На повестке событие посерьёзнее. Нет никакого желания переключать на себя хоть чьё-то внимание и портить ребятам настрой. Он и так делает это слишком часто, хоть и ненамеренно. Поэтому сегодня Антон сбегает сразу после официальной части вечера, сразу после тостов и драматичных речей Стаса.

— Развлекаешься на полную? — раздаётся голос справа. Диму Антон замечает только когда тот уже стоит совсем близко. Он не слышал ни открывающуюся дверь, ни шаги.

— Угу, — он старательно натягивает искреннюю улыбку.

— Рассказывай давай, — растягивает Димон и хлопает друга по плечу. Потом в коротком прыжке пытается сесть рядом с ним, но у него до боли комично не получается, так как поверхность слишком высокая. Вторую попытку он не предпринимает. Поджимает губы с улыбкой и кивает себе, поднимая глаза на Шаста. Тот грустно улыбается. Но не комментирует. Нет сил даже подшутить над коротышкой.

— Да норм всё, чего ты. Просто оч много всего, шумно и… — Антон не поднимает голову, сидит сутуло, как тряпичная кукла. Смотрит на пол, куда-то в пространство между своих раскинутых длинных ног, между которых свесил руки.

— Ага, конечно, — фальшиво соглашается Поз. — Я боялся застать тебя в обнимку с унитазом. Первым делом все толчки проверил. Но не нашёл ничего, кроме истерично рыдающего Арсения в женском туалете. Макияж поправлял.

— Чего, блять? — громко басит Антон и резко выпрямляется, одна нога соскальзывает с бортика раковины. Он наконец смотрит на друга.

— Ой, кто проснулся, — издевательски лыбится Позов, — да стебусь я, стебусь. Он там танцпол захватывает. На твои поиски меня отправил, — зачем-то солгал друг.

— А, — безэмоционально отвечает длинный.

— Пошли в зал, шпала, заебал тухнуть. Отвлечёшься.

Антон недолго молчит, понятия не имея, как объяснить, что он просто не может. Его охватывает ужас даже при мысли о какофонии громкой музыки и десятков голосов, в которой он не сможет отвлечься, он в ней с ума сойдёт. Не может двинуться с места и сделать хоть шаг. Ему кажется, что не может. Но эти ощущения слишком реальны. Он и себе-то пока не может этого объяснить. Надеется, что завтрашний визит к терапевту принесёт плоды и хоть какие-то препараты, а не только разговоры. Потому что сам он точно не справится. Сегодня в его арсенале лишь алкоголь.

— Мне надо чуть повеселеть, — вытягивает губы в подобии улыбки, — цепанёшь мне вискаря из зала?

— Как школьники, ей богу, — со вздохом протягивает Поз, разворачиваясь и выходя из кухни. Возвращается меньше, чем через минуту с почти полной бутылкой и банкой энергетика.

— Не-не-не, — слишком активно затараторил Шаст, — без этого, — показывая на серебристый РедБулл. Он ещё не совсем понимает своё физическое состояние, но что-то подсказывает, что энергетики это очень хуёвая идея сейчас.

— Понял, — спокойно отвечает Дима, открывает баночку и пьёт сам.

Шаст тем временем наполняет свой рокс на пару пальцев, осушает залпом, морщится.

— Фу, бля, — хрипит он скорее себе, чем другу, — тёплый, сука, — но тут же наливает новый — и побольше, делает несколько глотков через силу. В бокале остаётся лишь капля. Антону остаётся лишь ждать. — Иди ко всем, Димон. Я ща подойду.

— Хер ты угадал, — ультимативно звучит друг. Он берет стул в углу помещения, с мерзким скрежетом тащит его через всю кухню, слишком торжественно ставит его возле Антона и забирается на него с ногами, садясь наконец на стол рядом с ним.

— Красава, — очень естественно и искренне усмехается Антон. Алкоголь работает.

— Ты же отдохнул вроде как, братан. Что опять? Как говно, честное слово.

— Будет лучше. Я же теперь взрослый мальчик, хожу к дяде психотерапевту.

— Да, ты говорил ещё в июле, кажется. Это круто прям. Работает?

— Ну он — работает, зарабатывает уж точно неплохо, — улыбается длинный одним уголком рта. Внутренняя тряска и нервная турбулентность заметно ослабевают, приближая облегчение.

— Ну, это небыстрый процесс, учитывая все твои выгоралки вот эти. Я не обесцениваю, нет-нет, ты что, — он заметил невесёлый взгляд друга, — ты вообще помнишь, что с врачом разговариваешь? В твоей голове, Тох, так до-ху-я всего, что там копаться и копаться. Просто твоё хорошее до-ху-я временно завалило плохим до-ху-я. Понимаешь? Ща откопаешь, наведёшь там порядок у себя, — он согнутым указательным пальцем постучал по лысому затылку. — И вернёшься к себе и к нам. Мне одно непонятно. Что там такого происходит, что ты мне даже не ноешь уже несколько месяцев. Чего там у тебя случилось? — он по-доброму улыбнулся, чтобы его слова были приняты правильно.

— Кроме того, что я больше не ведущий своего шоу? — грустно смеется парень.

— Команды не были твоим шоу, не кривляйся, — отмахивается Позов. — А ведущества тебе как будто мало, конечно, — и саркастично закатывает глаза.

— Оно было моё по-другому. И ты знаешь о чём я.

— Будет ещё, угомонись, — Дима прекрасно понимал. Антон молчал. — Точно не хочешь ничем поделиться?

— Не сейчас, — честно отвечает длинный с мягкой улыбкой. — Обязательно расскажу. Тебе первому.

«После Арса», — заканчивает он мысленно.

— Договор. Ну что, вискарь спасает?

— Вроде как, — почти весело хмыкает Шастун.

— Тогда го, — Дима соскальзывает со стола на пол и наблюдает, как Антон опять наполняет свой бокал. Выпивает махом и наполняет новый.

— Эй-эй, Тох, ну не жести, — хмурится друг.

— Нормально. Не ссы, — Антон издаёт дурацкий смешок.

      Через полминуты Антон забывает себя. Сразу шагает на танцпол к девчонкам и начинает смешно двигаться. Бедром толкает Матвиенко, который подыгрывает общему дурачеству. Горох достаёт камеру и снимает длинного. В танце Антон то и дело оглядывается, шаря пьяными глазами по залу. Кажется, весело. Кажется.

      Шаст ещё час не расстаётся с бокалом и фальшивой улыбкой, которой все верят и даже не думают заподозрить неладное. Потом начинается караоке — от заезженной классики до медляков, под которые некоторые гости даже неиронично двигаются в парах. А через несколько песен звучит громкое:

— А теперь — специально для Антошеньки! — пафосно объявляет в микрофон Журавль, стоя у ноутбука с выбором песен.

Все смеются и вопросительно переглядываются в недолгой тишине. Антон тоже смеётся. Кажется. А в следующую секунду начинается вступление Лазарева. Теперь Антон улыбается искренне, хоть и немного грустно. Подкололи.

— Я в глазах твоих видел, снег в океане. Этим снегом с тобой никогда мы не станем… — довольно неплохо начинает Журавлёв, даже почти попадая в тональность оригинала. Многие начинают подпевать. Громче всех — глаза проектов — сильно нетрезвые операторы, не вставая из-за стола, наигранно эмоционально голосят хором.

Но не Шастун. Весь первый куплет он стоит в самом центре танцпола с бокалом виски и покачивается в такт мелодии. Голова его запрокинута к потолку, а глаза прикрыты. В голове вращается вселенная, где вместо звёзд — размытые блики диско-шара. Позов танцует с женой, но краем глаза поглядывает на Антона. Волнуется. Матвиенко пытается научить Оксану вальсу, врезаясь во всех, кому не повезло оказаться у него на пути. Шевелев присел на небольшую сцену и драматично медленно качает горящей зажигалкой в руке. За его спиной медленно кружится Заяц сам с собой, а рядом с ним — Шеминовы. На припеве вступают почти все хором. Антон открывает глаза и оглядывается по сторонам. Нашёл.

Арсений со стаканом воды сидит за столом в углу. Он хитро улыбается, вот уже с минуту наблюдая за длинным. Взгляды их встречаются на кульминации припева. (Ну а как тут иначе?) Арс смотрит в зелёные глаза не отрываясь, и в эту секунду закидывает в рот оливку со шпажки, едва не подавившись, начинает тихо смеяться. Антон старательно осторожно делает кивок головой, будто бы спрашивая — «чего сидишь? Сюда давай». Попов прожёвывает, медленно мотает головой, но встаёт, нацепив на себя свою самую ироничную и саркастичную маску. В пять шагов преодолевает расстояние до весёлой толпы и начинает отвратительно плохо подпевать и покачиваться в такт рядом с Антоном. Вокал никогда не был его сильной стороной. Антон улыбается. Позов всё видит. Тоже улыбается. На последнем припеве Горох вновь достаёт телефон и снимает весь зал. Арс замечает, что камера приближается к нему с Антоном, толкает локтем длинного, тыкая в направленный объектив. Шаст хмурит брови, не сразу понимая, куда указывает Арс. Но актёр уже в новой роли. Он смеясь одной рукой обхватывает за талию непонимающего Антона, а второй обхватывает его кисть, в которой тот крепко держит свой проклятый вискарь. И заставляет его двигаться параллельно, переигрывая, как подростки на школьных дискотеках. Шастун замечает камеру. Понимает шутку Арса. Ему не смешно. Он вырывается из этих недо-объятий, оставляя Попову лишь один выход — доигрывать. Тот прекрасно изображает непонимающий ироничный смех в камеру Серёжи. Кривляется, подходя к ней ближе, и, акробатично выгибаясь, исчезает из его кадра. Так же быстро исчезает и его фальшивая радость на лице. Антон тихо выругивается и идёт к столу, где оставил свою бутылку. Наполняет бокал, делает несколько глотков. Позов всё видит.

— Шаст, блять, что за цирк? Мог бы подыграть, — тихо шипит Арсений, но продолжает через силу улыбаться, чтобы не привлекать внимание.

— Впизду твой театр, — сурово басит Антон, не глядя на него, и идёт к выходу.

Арс видит, что тот уже изрядно пьян, хоть и кажется, что твёрдо стоит на ногах. Он остаётся стоять в этом эпицентре веселья в напряжении. Всё резко начинает раздражать. И Антон в том числе. Идиот. Арс взвешивает, стоит ли пойти за ним или нет.

      Антон с силой толкает тяжёлую дверь и покачиваясь выходит на улицу. На самом деле вдрызг пьяный и злой. Остаётся стоять перед ступенями, под козырьком. Не все остатки здравого смысла ещё утоплены в алкоголе. Вымокнуть под ливнем ему, видимо, всё же не хочется. Он роется в многочисленных карманах в поисках пачки сигарет. Пытается рыться. Пьяные руки промахиваются. Он злится ещё сильнее. Сзади будто бы материализовывается Арсений, дождь заглушил звук открывающейся двери. Тот вышел в одной футболке, хотя погода сегодня была почти октябрьской. Антон оборачивается, чуть вздрагивая с хмурым невнятным лицом, и продолжает поиски никотина, намеренно игнорируя присутствие графа.

— Антош… — Попов хочет, но передумывает коснуться его плеча.

— Хуёш, — икает тот в ответ, — отъеби-ись, — он отмахивается от друга словно от не особо назойливой бродячей собаки, что пытается увиться за тобой следом. Не громко, не грубо, просто подобие некоего усталого «кыш».

— Не разговаривай так со мной, я уже говорил. — жестко отвечает актёр. — Что это сейчас было? М? Истеричная восьмиклассница?

— Ой, нахуй иди, — он добрался наконец до мятой пачки, теперь пытается выудить оттуда не поломанную сигарету.

— Ты хотел, чтобы мы вели себя так, словно ничего не произошло тогда. Так? — ответа он не ждёт, — так вот, пожалуйста. Держу пари, вряд ли тебя бы выбесил этот мой жест полгода назад, м? Или даже три месяца. Раньше ты не шугался и не психовал.

— На-ху-й-и-ди, — с зажатой в зубах сигаретой Шаст наконец поворачивается к другу, смотрит на него мутными и медленно моргающими глазами. Говорит настолько членораздельно, насколько может. Как с не очень умным ребенком.

— Блять, бесполезно. Еблан. Я вызову тебе такси, — спокойно констатирует Арсений.

— Себе вызови-й, — проклятая икота заставляет крепче сжимать фильтр в зубах. Осталось найти зажигалку.

— О себе-то я позабочусь. А вот ты, если сейчас не уедешь спать, то на своих личных вертолётах улетишь в асфальт.

— Пш-пш отсюда, — Шаст брезгливо смотрит куда-то под ноги Арсению и делает понятные «прогоняющие» жесты рукой.

Попов закатывает глаза, медленно вздыхает, затем резко и быстро хватает Антона за грудки́ и с грохотом впечатывает его спиной в дверь ресторана. Происходит это всё за полсекунды. Шаст роняет сигарету и возмущённо хватает ртом влажный воздух, оглядывая своё положение, руки актёра, сжимающие ворот свитшота, и его лицо, которое находится непозволительно близко.

— Ты!.. Блять. Отъебись! — длинный безуспешно, пьяными движениями пытается оттолкнуть от себя друга, крутит головой, пару раз сталкиваясь носами со своим оппонентом. Шаст невольно вдыхает назойливый аромат знакомого парфюма. Он мимолётно прищуривается. «Что за…» И вдруг понимает, что пахнет его парфюмом, купленным в марте в израильском дьюти фри. Только вот он им сегодня не пользовался.

— Слушай, дружочек, — Арс говорит медленно, спокойным ледяным тоном прямо ему в лицо. — Я вызываю тебе такси, ты садишься в него и пиздуешь домой отсыпаться. У тебя завтра моторы, и всем похерам будет на твои сегодняшние страдульки. Ты уже готов с ног валиться от количества вискаря твоего любимого. Споткнёшься, пообнимаешься с асфальтом, а рожу твою рекламную и красивую кто завтра будет в кучу собирать? Остальное мы обсудим, когда ты, нахуй, будешь уже готов.

Арсений делает паузу и с незаметной улыбкой оглядывает руки друга, которые вцепились в его собственные, в попытках отстранить от себя — не особо активных попытках, надо сказать — но теперь эти руки обессиленно замерли. Длинные пальцы в кольцах просто держатся за тёплые тонкие запястья, чётко ощущают, как сейчас в них бьётся пульс — бешено, предательски. Брови Антона сведены и опущены, из-под них смотрят агрессивные зелёные глаза. Он злится. Приходится буквально глушить свою ярость. Он устал, что все его учат жизни, говорят что делать, пытаются контролировать. Устал, что все вокруг правы, а он — нет. Хочется заорать на всю улицу, только вот это не поможет. Надо придти в себя. Это алкоголь. Это он всё усугубляет. Он позволил отвлечься от тревожности, но усложнил эмоции. Здравый смысл сквозь пьяный рассудок буквально кричит Антону — «обрати на меня внимание». Но он не слышит. Длинный медленно моргает замутнёнными и красными от усталости глазами. Смотрит слишком серьёзно для своего состояния. Голова пуста, инстинкты выкручены на полную. «Приди в себя». Арсений чуть хмурится, глядя на друга, и отстраняется буквально на пару сантиметров. Антон замечает это и сильнее сжимает его запястья — почти больно — не давая убрать от себя руки. Уже не ясно кто кого держит. Зрительный контакт не разрывается. Арс сглатывает и решает вернуться к своему наступлению, чтобы прервать эту тяжелую паузу.

— И ещё одно… в каком бы состоянии ты ни был, если ещё раз сделаешь в мою сторону своё «пш-пш», синяками на спине не отделаешься, — Арсений жестоко улыбается и резким движением сильнее впечатывает друга в железную дверь. Кудрявая голова откидывается назад и Шаст бьётся затылком о холодную дверь. Арс знает, что Антону не больно. Неприятно, да, ещё чуть саднит лопатки, возможно. Переживёт. Он резко убирает от него руки и отходит к порожкам. Переводит дух, достаёт телефон и открывает приложение такси.

С минуту они так и стоят — в паре метров. Арс спиной к другу. А Антон эту спину сверлит холодным взглядом, не отрываясь.

— И харе пялиться, Антон. Ты знаешь, что я прав, — Арс не оборачивается, он вбивает один адрес назначения и жмёт кнопку вызвать, — Радуйся, что нянчиться с тобой пока не надоело. Взрослый он, ебать, — нервно добавляет он.

— Пидр, блять, — практически выплёвывает эти слова Антон и тут же жалеет. Как бы он ни злился, как бы ни был пьян… Зря.

Арсений замирает. Отрывается от экрана и смотрит в пустоту перед собой. На лице ни одной эмоции. В голове лишь одно — «да и хуй с твоим рекламным ебальником». Он медленно убирает в карман телефон. Разворачивается — словно в замедленной съёмке — заносит руку и впечатывает кулак в тонкую скулу. Дальше всё ускоряется. Антон от неожиданности даже выругаться не успевает. Он закрывает лицо, шипит и сползает на корточки по двери. Попов брезгливо толкает его коленом в плечо, вынуждая подвинуться и освободить дверь. Тот невольно заваливается на бок и садится пятой точкой на ледяную плитку. Арсений открывает дверь, но останавливается буквально на секунду.

— Чёрная мазда, через шесть минут. Съебись отсюда.

***