На часах половина четвёртого утра. Антон встречает рассвет на своей кухне с телефоном в руках. Из умной колонки играет содержимое плейлиста, который ему несколько месяцев назад скинул Арсений, когда обещал поделиться всего одним треком. Шаст этот плейлист пополнил и своими предпочтениями, превратил его в универсальный саундтрек своей личной депрессии. Да, как же иначе утопать в собственных «страданиях», как не под аккомпанемент воспоминаний?
Играет сейчас
WhiteLinenSheets
BONES
1:34
прости.
1:42
блять, прости правда
это всё бухло
2:31
Арс
2:31
да ответь ты блять
2:59
я не хотел
3:26
прости
— Сука. Дебил ты, Антон, — он уже несколько минут смотрит на экран, где его сообщения даже не прочитаны. Он прекрасно знает, что Арсений видит их содержание в уведомлениях. Бесится. Только вот это «бесит» уже совсем не радует.
3:33
Арс, пожалуйста
Шаст вдруг видит заветное «в сети» возле имени друга в чате. Возле сообщений появляются две галочки. «Прочитал, блять. Читает».
3:34
Арс, прости, правда, я не хотел
по ебалу я заслужил
прости
[сообщение не доставлено]
— Блять.
Давно Антона не блокировали. Последние несколько лет обычно он сам это делал. С конченными фанатами, разумеется, а не с друзьями или бывшими. Он устало роняет голову и шумно выдыхает через нос. Отчаяние и бессилие ледяной рукой сжимают горло.
— Блять, — бездумно повторяет он вслух.
Берёт колонку, бутылку минералки и идёт в гостиную. Уверен, что ему сегодня не уснуть. Да и ложиться смысла нет. Вставать через пару часов. Сегодня снимать три интеграции и одни Контакты. Дерьмовое первое сентября. И погода соответствует. Шаст открывает балкон и впускает в комнату слишком по-осеннему прохладный воздух. По телу пробегает волна дрожи. Усталость не выдерживает резкого перепада температур, довольно быстро становится холодно. Но на какое-то время он всё равно остаётся стоять у двери и смотреть на серую Москву. Глубоко вдыхает, тыльной стороной ладони трогает щёку и морщится от неприятных ощущений — болит. Заслуженно. Он надеется, что не останется синяка, иначе он не знает, как объяснять это гримёрам или, того хуже, Стасу. Вряд ли Арсений рассказал всем про их весёлую беседу на улице.
Играет сейчас
Месяц
Palina
— Месяц будет ебать какой долгий, — Антон издаёт грустный смешок без улыбки.
Он давно успел протрезветь, а теперь вернулся страх. Страх собственного физического состояния. И проклятые мысли нагнетают ситуацию ещё сильнее. Антон думает о том, что после работы его ждёт сеанс с терапевтом, а тот уж точно должен помочь. Но это не успокаивает, а скорее добавляет волнения из-за предстоящих очередных откровений перед незнакомым человеком. Он пока не привык.
Нет сил даже отвлечь себя. В голове мелькают кадры вечера и в каждом из них — лицо Арса. Даже там, где его не было — в воспоминаниях Антона он есть. Он везде. Делит его рассудок со страхом. Они взяли его голову в аренду и устраивают там бардак. Шастун ощущает, как накатывает волна плохих мурашек. Они ползут от поясницы до затылка, накрывая убийственной волной паники. Дыхание учащается, а биение собственного сердца он слышит со стороны. Медленно делает шаг ватными ногами назад и опускается на край дивана. Роняет и колонку и бутылку на пол, не имея даже сил повернуться и положить их рядом. Сжимает ладони, с силой наминает пальцы и смотрит в одну точку. Уверен — одно лишнее движение и всё. Всё закончится для него навсегда. Понимает, что это не так. Вычитанная в интернете фраза со скоростью света крутится в памяти на повторе — от панических атак не умирают. «От панических атак не умирают, не умирают, не умирают». Его телу плевать, оно уверено, что это конец. Эти секунды длятся вечность. Долгая мучительная смерть без финала.
Отпускает через минуту. Он выдыхает и расслабляет ладони, которые ходят ходуном. Мир вокруг вращается. Нет, голова не кружится, но ты теряешь себя в пространстве и перестаёшь ощущать собственный вес. Антон медленно и прерывисто выдыхает, обессиленно заползает на диван и закрывает глаза. Тело ломит от усталости, алкоголя и нервного напряжения. Две панические атаки за сутки.
— За-е-бись, — шёпотом протягивает парень.
Облегчение приносит лишь одна мысль — два приступа подряд, так, чтобы один за другим — это редкость. Значит, хотя бы на пару часов он может выдохнуть. Поспать бы, но сегодня это непозволительная роскошь. Он точно не услышит будильников и подставит кучу народу своей неявкой на студию. Голова и впрямь успокаивается — размышления о том, как он может опять всех разочаровать не так сильно тревожат. Опять? Да нет, он больше опасается быть разочарованием, чем таковым является. И часто слышит это от друзей. Нужно время, чтобы это проработать.
В семь утра ровно ему приходит сообщение от психотерапевта.
7:00 Врач (от А.)
Добрый день!
Антон, к сожалению, не смогу вас на этой неделе принять.
Выберете любое другое удобное для вас время после 6-го числа.
— Сука, что? — внутри что-то обрывается. — Издеваетесь?
7:02
Филипп Михайлович, извините, сегодня очень нужно.
Вообще никак?
7:02 Врач (от А.)
Увы.
В качестве извинений в следующий сеанс я уделю вам больше времени.
Сколько посчитаете нужным.
— Да, блять, не в этом дело, — практически стонет Шастун и с досадой и кидает телефон на стол. Не без опаски допивает вторую чашку кофе. Надеется, что кофеин без последствий даст хоть каплю бодрости, а не тремор. На сообщение он не отвечает.
За руль Антон сегодня — благоразумно — садиться не решается. По дороге до студии он начинает верить в равновесие вселенной — звонит ассистент продюсеров Контактов и сообщает, что гость отменился. Съемки переносят. «Три рекламы. Потерпи три рекламы и выспишься», — повторяет он себе.
Запереть загоны и проблемы подальше, где-нибудь на чердаке подсознания, сегодня категорически не выходит. Съёмки проходят сложно, но Антон старательно не подаёт вида. Девчонки гримёры подозрительно косятся на слишком румяную щёку и слегка припухшую скулу. Но вопросов не задают, творят свою магию так, что в камере не будет заметно ничего. А ещё Антону кажется, что больше, чем косметики, они сегодня потратили на него глазных капель, чтобы отбелить красные от усталости белки. Синяя жидкость неприятно щиплет глаза.
Телефон то и дело кидает оповещения о сообщениях. Дима спрашивал о самочувствии, о резком уходе со вчерашней вечеринки, Макар звал с собой на какое-то шоу и капризничал, что друзья давно не виделись, в рабочем чате тоже что-то обсуждали. Антон отвечал даже не односложно, старался и отправлял нормальные сообщения. Такие, будто всё действительно в порядке. Но от предложений увидеться увиливает, убирает телефон, натягивает улыбку и смотрит в камеру после перерыва, пока вокруг него меняли декорации. Стас сегодня на площадке не появляется. Облегчение. Как назло одна из реклам — энергетики. Надо сделать несколько глотков, Шаст не делает ни одного, а лишь напускает слюней в банку, прижимая её к губам. Два кофе уже были риском.
Всё заканчивается быстро, к четырём он уже садится в такси до дома. И вот тут, когда ответственные задачи выполнены, когда завтра свободный день, когда не нужно думать о работе… Вот тут и накатывает. Накатывает не физическая паника, к счастью Антона. Организму даже на это нет сил, по всей видимости. Накатывает осознание того, что поговорить честно ему сейчас просто не с кем. Поговорить о чёртовом всём-чём-угодно. О том самом, которое он может обсудить только с Арсением. Не с кем.
Он один. Он не готов говорить с Димой или остальными. Он не хочет с ними об этом говорить. Об этом — это хотя бы о своём состоянии. Он не хочет делиться этим и с родителями, чтобы не заставлять их волноваться. Он перебирает в голове ещё много близких друзей или даже просто хороших знакомых, которым можно поныть «в пустоту», рассказать о чём-то, что они забудут в ту же секунду. Но Антону не нужна жилетка. Ему нужно понимание. А его он находит в последнее время только в одном человеке.
Дома Шаст чувствует, что у него открылось так ненужное сейчас второе дыхание. Сон ушёл. Поэтому парень пытается занять себя хоть чем-то. Моет кофемашину, решает запустить стирку, а перед этим находит несколько вещей из арсенала Конотопской. Их давно пора вернуть в гардероб на студии, он кидает всё в рюкзак. Потом на дне гардеробной в коридоре обнаруживает спортивную сумку, которая валяется там уже несколько месяцев.
— М-м-м, — безэмоционально протягивает Антон, выуживая из неё пакет с грязными носками и бельём. Находит ещё несколько вещей, блок питания и кабель зарядки. — О, а шорты эти я потерял.
Шарит по карманам грязной одежды перед тем, как закинуть их в стиралку. Как обычно — крошки табака от растрёпанных сигарет, пара жвачек, мятая микрофибра для очков, зажигалка, пустой тюбик от антисептика, одноразовая электронка и пара чеков. Среди кучи этого мусора он замечает обрывок бумаги с подписью.
— Бля, — впервые за этот день он устало, будто с трудом, но искренне улыбается.
Если всё-таки будешь бояться.
И спасибо за всё
У Антона эта записка вызывает неоднозначные чувства. Ностальгия по — без преувеличения — самому странному дню в его жизни; боль и тоска, которые он вот уже час пытается глушить тем, что занимает себя бытовухой, и главное — одиночество, пожирающее его с костями. Он рад воспоминанию про левую девчонку, рад тому, что у него сохранился её номер. «Рад незнакомому человеку? Блять, всё на столько плохо?»
Он оставляет в ванной бо́льший бардак, чем там был до начала этой спасительной уборки. Кидает вещи возле машинки, мусор оставляет в раковине, куда его и вытряхивал из карманов, потому что не нашёл более подходящей поверхности. И идёт с этой странной запиской в комнату. Обессиленно падает спиной на кровать, пытаясь ответить себе — так ли ему херово, что он будет счастлив поговорить хоть с кем-то честно. Даже с незнакомым человеком. «Нет, — поправляет он себя, — не хоть с кем-то. Она знает часть этого ебучего всего-что-угодно». В голове опять Арсений. «Блять. Вечно прав и вечно молодец, сука. И вечно — я же говорил». Ведь он говорил, что Антону такой человек понадобится. «Но не в таких же, блять, обстоятельствах, Арсюшенька. Ты не предупреждал, что меня перекроет…»
Да, никто не предупреждал, что выгорание станет казаться сказкой и курортом по сравнению с сегодняшними сутками Антона, что он заработает нервный срыв, что решит отыграться своим состоянием на друге, что тот не побрезгует опуститься до уровня применения физической силы. «Ахуенный день».
Играет сейчас
Чудовище
АИГЕЛ
***
Время пять утра. Антон открывает глаза, с трудом понимая, какой на дворе год. Но тело ломит уже в благодарности за сон, а не от усталости. Смотрит на часы.
— Вырубился, — хриплым спросонья голосом констатирует он.
Пытается вспомнить, сколько было времени, когда он уснул — бесполезно. «Семь? Восемь?» Оглядывается по комнате, залитой бледно розовым светом. Паршивая погода миновала. Антон даже не замечает, как сильно это влияет на его настроение. Уголок рта лениво дёргается вверх, а в окна заглядывают первые лучи солнечного рассвета. Лежал бы так весь день. Если бы не воспоминания, которые кинолентой начинают мелькать в голове. Такие воспоминания, которые на утро не сразу приходят в сонную голову. Они как будто дают тебе шанс ещё хотя бы минуту отдохнуть. А потом получай — флэшбэки.
Антон не оставляет себе шансов на раздумья, вопросы и дилеммы. Не глядя шарит рукой по смятой постели и нащупывает заветную бумажку. Ещё раз читает забытую записку и тянется к почти разряженному телефону. Вбивает номер, зачем-то сразу заносит его в контакты. «Блять, тысячу лет аймесседж не пользовался». Пишет самое дурацкое и банальное смс, что приходит в голову:
5:24
привет что ли
— Бля, пять утра, — хмурится он и обессиленно роняет руку с телефоном на кровать, понимая, как неразумно писать незнакомому человеку в такое время. Да и, в случае Шастуна, ещё и безрассудно делиться своим номером.
5:26 Дурная из леса
?
Он несколько раз моргает, неверящими глазами уставившись в экран. Даже волноваться начал. «Так, и что теперь?»
5:27
эм. а ты че не спишь то, дурная?
5:27 Дурная из леса
то есть, когда ты писал, надеялся, что сплю?)
5:28
не подумал.
а вопросов о том кто тебе пишет на рассвете у тебя нет?
5:28 Дурная из леса
слыш, нудила, у меня нет вопросов к тому, кто называет меня дурной)
Теперь Антон точно не знает, что ответить. По телу проходит короткая волна мурашек. А на лице — удивлённая улыбка, даже немного робкая и смущённая.
5:31 Дурная из леса
ну и чё ты молчишь?
И на это ответ тоже не может придумать. Он молчит, потому что не продумал ход разговора. Не был уверен, что ему ответят в такое время, а уж тем более, что девчонка без представления его узнает.
5:32 Дурная из леса
начал таки бояться?
5:33
да.
И это короткое простое сообщение с точкой даётся ему с большим трудом. Через несколько секунд приходит голосовое, которое Шаст даже не сразу решается включить. Ему почти стыдно.
5:34 Дурная из леса
— Значит так, — начинает Диана в своей манере — манере вечного начальника — к которой Антон успел привыкнуть за тот идиотский день. — Сообщение в такое время — ты либо пьян, либо в полной жопе. А мне сейчас писать неудобно и некогда, я багаж забираю в грёбаном Шереметьево, только прилетела. Потом ещё вспоминать, где тачку оставила. Понимаю, что тебе поговорить надо, раз ты, ебать, — она смешно хихикает, — написал. Антон блин Шастун. Ладно. Давай я сяду за руль и можем созвониться, если хочешь, окей?
Антону странно. Странно слышать этот голос. Чужой, но знакомый одновременно. Флэшбэки из четвертого июня накрывают по-новому. «Блять, тупо-то как. Унижение какое-то», — думает он, пока набирает ответ.
5:37
спасибо
5:38 Дурная из леса
— Чё там, небось страдаешь от кринжатинки, — ехидно, но по-доброму, смеётся девушка, а на фоне стоит невнятный гул и чёткий стук маленьких колёс чемодана о ребристую уличную плитку, — расслабься. Скоро наберу, дай мне минут пятнадцать.
И эти пятнадцать минут Антон не находит себе места. Мерит шагами квартиру. Закуривает. Дважды. Закидывает оставленные вчера в ванной вещи в машинку. Разгребает раковину, умывается. Заваривает чай. Смотрит на часы на микроволновке — прошло всего шесть минут. «Блять». От сигарет уже першит в горле. Он сидит с чашкой чая за столом и барабанит пяткой по полу, глядя на заблокированный экран лежащего перед ним телефона. Антон понятия не имеет, что он будет говорить, как он будет говорить, с чего начать. «Как, впрочем, и всегда в последнее время». Вздыхает. На экране загорается имя абонента и входящий вызов. Внутри что-то ёкает. Шаст медлит, набирается решительности.
— Кх-кхм, да, — пытается звучать он как можно более буднично и легко. Ставит звонок на громкую.
— Ну привет, красавчик, — слышно, как девушка на том конце мягко улыбается, но в голосе её мелькает грусть и волнение.
— Привет, — Антон поджимает губы.
— Как ты там?
— Хочется по привычке сказать рабочее «всё отлично», — он хрипло усмехается.
— Но оно не так?
— Угу.
— Не случилось ничего совсем пиздецового, я надеюсь? — Диана искренне переживает. — Раз ты даже про меня вспомнил. Вроде, существуют же люди, с которыми поговорить можешь…
— Смотря что брать за пиздецовость.
— Та-а-ак, — подозрительно протягивает она и отвлекается, — блять! Ща, погоди, парковочный уронила. — На фоне звучит шорох, копошение и звук открывшейся и закрывшейся двери авто. — Всё, я с тобой. Что произошло?
— Бля, почему у меня чувство, что я мамке жаловаться позвонил?
— Вот, шутишь — уже не всё так плохо. Давай-давай, котик, жалуйся сколько угодно. Я всё выслушаю.
— Да хер знает, — Антон сделал паузу, девушка не перебивала. — Ты это… извини, наверное, — он правда смущался и уже почти жалел, что решился поговорить с ней. — И в лесу всё чёрти как было, и теперь на уши тебе подсаживаюсь. Оно тебе не надо даром.
— Прекращай скулить, серьёзно, — мягко говорит она, — отбрось все загоны и просто говори. Пусть тебе на руку играет то, что мы с тобой чужие люди. А в лесу, кстати, ты меня эмоционально практически спас, так что не думай извиняться.
— Может, ты и права, скулю, как щенок. Заебался. Но я понятия не имею чего говорить-то. Выгорание было такой хернёй…
— Ну, я видела, ты там мелькал в каких-то шоу, был весел. Значит с профессиональной точки зрения — справляешься. Молодец тут.
— Знаешь почему я справляюсь? У меня выбора нет. Если буду говном перед камерой, меня заебут вопросами. А я больше всего этого боюсь. У меня психотерапевт теперь, с ним-то сложно, а друзьям ещё ныть — нахуй. Я их и так с этим достал за все годы.
Повисла тишина. Диана молчала. Она чувствовала, что пока не стоит торопить парня. Хотя очень хотелось сказать, что он уже перегибает с прибеднением. Антон налил кипятка в чашку со старым пакетиком, достал себе плавленый сыр и коробку печенья из холодильника, спросив себя — «какого хера она делает в холодильнике». Нахмурился на секунду и отмахнулся от этой ненужной мысли.
— Я про тебя, кстати, не вспоминал. Ох, прости, — он вдруг понял, что слова прозвучали не лучшим образом и усмехнулся вслух, — я не это имею ввиду.
— Ага, продолжай, — донёсся добрый смех с того конца.
— Я случайно твой номер нашёл, вещи разбирал.
— С той поездки? Только сейчас? В пять утра в пятницу, блять?
— Ну, забыл. Забей. Не суть, — затараторил Шастун, в голове которого сформировалась наконец цельная и законченная мысль, которую пусть через силу, но надо выпустить на волю. — Просто нашёл номер и ну… — он замялся, затем набрал воздуха и медленно выдал на одном дыхании, — я только с ним могу обо всём поговорить, понимаешь?
— Понимаю, — серьёзно отвечает Диана.
— Не только о том всём… А вообще обо всём. Вообще, блять, — он запрокидывает голову и потирает лицо ладонями.
— И почему не поговоришь? — осторожно спрашивает девушка.
— Потому что я долбоёб.
— А конкретнее? — уже с улыбкой уточняет Диана.
— Блять, — он тяжело вздыхает, — я по лицу от него получил. Он, я думаю, не хочет меня видеть.
— Заслуженно?
— Да, — не задумываясь отвечает Антон.
— Ну… а работа? — непонимающе спрашивает девушка, — вы же видитесь на проектах?
— Из общего у нас всё отснято на пару месяцев вперёд. Ну… около того. Тем более там ещё… — он запнулся, решив пока не рассказывать про закрытие проекта. — Ещё много проблем. Так что…
— Так, я поняла. Так, так… Ща придумаем, — уверенно заявляет Диана.
— Что придумаем? — опешил длинный и громко поставил на стол чашку, из которой собирался сделать глоток.
— Ну… Не знаю, — она опять говорит сквозь улыбку и такой интонацией, будто говорит очевидные вещи, — придумаем обстоятельства, в которых вы пересечётесь. Чего ты тупишь? Сам разве не думал?
— Да нет, как-то. Я не хочу навязываться, это раз — не перебивай — а два… А хер его знает, что два. Я сам ещё не готов. Пусть он сначала уберёт меня из списка заблокированных контактов. А там будем смотреть…
— На сто-о-олько всё плохо. Я думала, что только истерички таким занимаются. Ладно, начнём с того, что это не значит, что он не хочет тебя видеть.
— Ой, вот…
— Теперь ты не перебивай. Он не может не хотеть тебя видеть, дурила. Вы близкие друзья. Ты разве никогда не срался с кем-то близким? Ты злишься, естественно, но ты же всегда хочешь примирения. Люди не вычёркивают родных из своей жизни после одной ссоры. Капишь?
— Чего? — хмурится парень.
— Понимаешь, говорю? — слышно, как Диана тихо смеётся.
— Ну, вообще да, — Антон затянулся вишнёвой электронкой, медленно выдохнул, задумчиво глядя в никуда, и поджал губы.
— Ну вот. Поэтому не надо за него решать, а тем более выдумывать и додумывать себе всякое. Видеть его не хотят, ага, конечно.
— Может, ты и права, — прохладно отвечает парень, увязнув в своих мыслях.
— Ну а кроме ссоры? — опять аккуратно звучит вопрос.
— Что?
— Ну… состояние твоё как? Психотерапевт?
— Кхм… Херово? Хуже, чем херово? Не знаю. С работой чёрти что, там у нас такой срач начался… Ладно, это долгий разговор. Да и не надо оно тебе. Во-о-от… — он глубоко вздыхает. — Панички были. Это пиздец.
— Ух, бля… Малыш, — Диана не знала, что добавить. И не стала. Иногда ничего не выражает понимание и поддержку лучше, чем молчание.
— Ага. И сеанс отменили мне сегодня. А я пока без медикаментов. Ну, мы просто общаемся с ним, было всего две встречи. А ухудшилось всё уже после них. Поэтому…
— А следующий визит когда?
— Не знаю. Я психанул, отвлёкся, даже не выбрал дату другую. И вообще… Это отдельный стресс — выворачиваться наизнанку перед незнакомым человеком.
— Да-а-а, — хитро протягивает девушка и заливается громким смехом, даже не пытаясь соответствовать серьёзности разговора.
— Чего? — раздраженно спрашивает Антон.
— Ну, тебя ничего не смущает в твоих последних словах?
— А, — теперь и сам он не может сдержать улыбку. Дошло. — Ну ты — другое дело. Ты же не совсем левый человек. Более того…
— Да знаю, — она избавляет длинного от необходимости произносить его мысль вслух. — Знаю, что более того. И ты меня прости, что я влипла во всё это, — звучит смущённо.
— Да уже хуй с ним, — отмахивается Шастун, — если в интернете за три месяца не появилось восхитительных заголовков новостей — всё нормально.
— Кстати да, с годовщиной нас. Она завтра, — наигранно кокетливо произносит Диана.
— Ха-х, точно. Я календарь переверну… — усмехается длинный.
— И сно-о-ова тре-е-етье сен… — а в ответ ему отвратительно пропевают сквозь смех.
— Ой, не надо, — он устало улыбается и смотрит на часы. — Ты там доехала куда надо?
— Ага, конечно, за полчаса от Шереметьево можно добраться только в соседний терминал Шереметьево, блять.
— Ну да, глупость спросил. Вообще, блин! — внезапно восклицает Шаст, будто очнувшись. — Прости, я даже ничего у тебя не спросил.
— Засунь свои манеры подальше. Если тебе неинтересно, ты не обязан никого слушать ради приличия. Всё окей.
— Но мне правда интересно. Ну правда, — звучит сквозь улыбку и хруст печенья во рту. — Я просто на себе зациклился. А надо отвлечься тем более! Там же ебать драма была у тебя, ты чего.
— Ла-а-адно, уговорил, — хитрит девчонка. — Ну архаровца этого я в жопу послала, разумеется. Деньги почти все вложила. Покупать ничего не стала, только офис в Москве открыла. Ну, просто сняла помещение, точнее.
— Оу, а чем ты вообще занимаешься, кстати? — Антон вдруг понял, что вообще ничего не знает про Диану, кроме ее финансового состояния, бедового экс-жениха и яркой южной манерности.
— Я архитектор-дизайнер. И довольно успешный, — звучит она гордо. Так говорят люди, которые действительно довольны своей карьерой.
— А хороший? — Шаст чуть не давится чаем от своего же вопроса. Хихикает.
— Пиздатый, — дерзко и уверенно звучит в ответ. Антон готов поклясться, что даже через звучание её голоса прекрасно видит, как девчонка сейчас самодовольно улыбается с высокоподнятым подбородком.
— Почему я так легко тебе обо всём говорю? — он резко сворачивает на другую тему, неожиданно даже для самого себя. Мысль без спроса вылетела изо рта.
— Хм. Я себя о том же спрашиваю. Не знаю. Ну ты от меня точно не услышишь речей про то, что… кх-кх, — она пытается сдержать смех, но безуспешно, — про то, что мы встретились в нужные моменты наших жизней, — заканчивает она, перебарщивая с драматичностью.
— Ой, да иди ты, — так же несерьёзно отвечает длинный.
— У-у-у, он смеётся! Ребя-я-ят, у меня тут Антон Шастун на всю тачку ржёт! — практически кричит Диана.
— Блять, надеюсь ты не стоишь в плотной пробке с открытыми окнами. Я же у тебя там по блютусу из всех колонок?
— Откуда знаешь?
— Да я ебать себя слышу в трубке! У нас Серый всегда так разговаривает. Бесит, честно говоря. Вставь ты наушник, блять. Нет, ему неудобно, видите ли, — кривляется Шаст.
— Я рада, что ты смеёшься. Правда. Приятно быть полезной.
— Спасибо, — Антону действительно благодарен, причём так, что ему кажется, это чувство не вмещается в простое «спасибо».
— Слушай, выговориться это хорошо, но если тебе по физическому состоянию вообще пизда, то бегом к врачу, малыш. Не жди.
— Да бля, у меня сам поход к нему — стресс, — он снова хмур, снова закуривает сигарету.
— У меня теперь есть твой номер, Шастун. Я тебя заебу, если не запишешься на новый сеанс в ближайшие дни и если не сходишь к доктору!
— Да почему ты со мной говоришь, как Позов?! — смешно ноет он, а разговор становится заметно легче, перетекая в русло простой, бессмысленной, но уютной болтовни.
— Да потому что он там у вас самый умный!
— Бля, ладно, хер поспоришь, — Антон окунает печенье в сыр и кидает в рот.
— Чавкает мне ещё на весь салон. Харе, я голодная.
— Ты откуда прилетела, кстати, дурная? — он продолжает хрустеть, только теперь специально громче.
— Мда, — улыбается она. — Однажды ты назовёшь меня по имени, — тихо возмущается она, не ожидая на это реакции. — С Бали.
— Классика. Одна прям?
— Да. Ретритилась после трудоголичного лета. Устала отдыхать.
— Ты от дороги и пересадок небось устала. Ща отоспишься и осознаешь, как кайфово было. Отвечаю. У меня всегда так.
— Кстати, — она на секунду замолчала, — нет, не кстати. Но в любом случае спрошу. Как там с бывшей? Всех оповестил? Вышел на официальный холостяцкий уровень?
— Эм… Не совсем. Только с родителями поговорил. Ну и ребята все в курсе.
— Достали вопросами?
— Не, только продюсер мозги мне делал пару дней, но потом успокоился. Для прессы пока тихо. Ира и сама чуть перекрылась из медиа. Всё к лучшему.
— Хорошие мысли, молодец.
— Слушай, кхм… — парень прожёвывает печенье и хлюпает чаем.
— Чего, нудила?
— Это, ну… Можно встретиться, как отдохнёшь от отдыха. Если ты не против, конечно. Ну и там… Время если будет, — он и сам не верит, что сам предлагает это.
— Ой, какие мы смущалкины, — саркастично щебечет Диана. — Конечно, давай.
— Хорошо, — как-то неловко заключает парень.
— Хе-х! — а она издаёт дурацкий смешок.
— Что такое?
— Да ничего, просто мне тут Антон Шастун, мистер шпала всея Руси, предлагает встретиться. А так не, ничего особенного.
— Горячая шпала, ты забыла добавить, — иронизирует он.
— Ну-у-у… Вторая шпала может и погорячее будет. Та, что чуть короче, — и девушка рассыпается в истеричном смехе.
— Так, слыш. Ты на чьей стороне? — улыбается Антон.
— Всё-всё, прости. Просто ну… — не успокаивается она, — ты же его видел… Ах, да! Не только видел.
— Сука какая.
— Есть такое, ладно, прости. Мне надо отоспаться и к вечеру буду на ногах. За работу постараюсь не браться до конца недели. Дала себе обещание. Так что…
— О, а… О, — издаёт Шаст невнятные звуки удивления, — ты прям сегодня можешь увидеться. Я думал отдохнёшь там нормально…
— Время почти семь утра. Я приеду, посплю несколько часов и буду огурцом. Ну, если тебе удобно, я не настаиваю.
— Удобно-удобно, да.
— Я, правда, не уверена, как с тобой вообще видеться? — Диана замялась. — С тобой же не сходишь в бар выпить, например. А то газетные заголовки тебе точно будут обеспечены. Типа… как вообще ты с обычными друзьями встречаешься?
— Сложно, — усмехается длинный. — Есть пара мест, где никто не доебётся и фоткать не будут, там закрытые столы, типа випки. Но я не особо хочу шум и толпу. Буду рад дома потусить.
— К тебе или ко мне? — низким басом театрально флиртует девушка.
— Ты на какой?
— Парк культуры.
— Хера себе, — тихо удивляется Антон.
— А то сам как будто в ебенях живешь, ага.
— Я на девятьсот пятого года, между ней и Белорусской.
— Неплохо, нам минут пятнадцать или двадцать друг от друга. Ну что? У кого? Готов идти в гости или решишь обнародовать своё гнёздышко левой девчонке из леса?
— Давай, отоспись, — Антон смотрит на часы — 7:03, — потом набери, как будешь готова. Решим. Спасибо тебе за разговор.
— Не за что. Была рада. Давай, скоро наберу. Ориентируйся часа на три-четыре.
— Договор.