Заброшенный парк аттракционов. Будто декорации к постапокалипсису, с заржавевшими громадами конструкций, с разбитыми стеклами витрин и проросшей травой меж плиток парковых дорожек из серых фигурных плиток. Розали сидела в потрепанном пластиковом кресле одной из замеревших каруселей болтая ногами в воздухе.

Новый Орлеан, 1903 г..

– На Фортуну! – звонкий голосок разнесся по небольшому помещению.

– Дамочка, вы не боитесь проиграть? – Молодой мужчина сгреб рассыпавшуюся по столу пачку купюр хитро улыбаясь незнакомке со стаканом виски. Небрежно расстегнутый редингот, конные бриджи и высокие сапоги, волосы убраны в замысловатую косу, чуть раскрасневшееся лицо. – Не местная?

– Я не проигрываю. – Усмехнулась Розали. – Нет.

– Вы ведь знаете, что это незаконно? – Он недоверчиво пересчитывал ставку.

– А вы знаете кто наездник Фортуны? – Хитрая ухмылка и опрокинутый залпом алкоголь; стакан с глухим звоном ставит на стол перед ним. – Я не проигрываю.

Мартин вернулась в бар заказав еще пятьдесят ирландского, за ее спиной с шумом гудели ставочники почувствовавшие вкус легких денег, молодой букмекер едва успевал записывать ставки и пересчитывать купюры.

– Если я потеряю свои деньги – это будет на вашей совести. – Махнув бармену он занимает высокий табурет по левую руку.

– Вы так уверенны в наличии у меня оной, – в ответ смеется Роуз скользя по незнакомцу оценивающим взглядом и протягивает ему руку, – Розали Мартин.

– Никлаус Майклсон.

Розали считает, что все началось именно с ее участия в подпольных скачках. Первая искра, первая упавшая косточка домино, первая на финишной черте.

С Коулом было сложно, с Коулом было интересно – но если есть искра, то и пожар рано или поздно вспыхнет. Она заигралась. Вывернув на изнанку сознание, уничтожив все положительное, что оставалось в его сердце с течением лет. Для семьи аргумент был и остается один – "Он сам напросился.", для себя можно придумать тысячи причин и верить в них все, но сколько бы лет не прошло, единственным, что будет помнить с тех дней – раскаленный металл в сердце и взгляд того, кто держал рукоять.

У него за спиной шуршала сухая трава, осторожные шаги и тихий голос:

– Коул, – подходит ближе, он не обращал внимания, – Майклсон? – громче позволю она и дернула парня за плечо, заставляя развернуться, – скучал по мне?

Розали хмурилась и пристально смотрела в глаза.

– Я сожалею, – она говорит едва слышно и не будучи уверенной, что потом он об этом вообще вспомнит, – ты кажется был искренним, – холодные кончики пальцев касаются его щек, но вампир не придает этому значения, – послушай, я знаю, ты где-то там и твои чувства, не то чтобы отключены, они закончились, поистратились на эйфорию от волшебной страны. Только ее нет. А там, за чертой, реальный мир с Блэкджеком и шлюхами.

– Тебя нет, – безэмоционально отвечает он, его голос проходит холодом по всему телу, она сильнее хмурится и делает еще один маленький шаг становясь вплотную.

– Коул, мне плевать, – сухо говорит Мартин, чувствуя, как ее саму постепенно затягивает, – на тебя, на твои чувства, на то, что тебе больно, – она зло сжимает челюсти, понимая, что никакой реакции от него не добиться, – просто вернись в реальность, и я оторву тебе голову, избавлю от всего и сразу, – усмехается, качая головой – с ним всегда было сложно.

– Вернись ко мне! – ее крик звенит в ушах и разрывает черепную коробку изнутри. Сознании выворачивает наизнанку, вымывая, и хорошее, и плохое – все – оставляя их двоих в пустоте.

Он видит почерневшие глаза и круглый кулон с оттиском солнца покачивающийся на серебряной цепочке с витиеватым плетением, выбившиеся из хвоста короткие рыжие пряди и надменную ухмылку.

Когда Коул открывает глаза и приходит в себя окончательно, выровняв дыхание и перестав паниковать – он различает силуэт, сидящий с самого края кровати, и вдалеке у окна застывшую фигуру Клауса. Брат, заметив его пробуждение оборачивается и подходит к постели становясь за спину девушки.

– Это может повториться? – Гибрид кажется уставшим.

– Да, Никлаус, – негромко отвечает она, нарочно не смотря на младшего Майклсона, – у него в жизни нет особого смысла, и если Кэр попалась, потому что слаба, ей ведь не так много лет, то он – он для них идеальная мишень, – Розали поднимается с насиженного места неловко разминая затекшую спину, – и, не приведи Господь, твоего братца натравят на меня, Никлаус, как искренне бы я не хотела видеть тебя во врагах – я оторву ему голову.

– Есть те, кто устойчив? – Клаус не придает значения ее словам, его мало волнует, что там между ними произошло сотню лет назад.

– Есть вероятность. Возможно при наличии какого-то сильного чувства – не знаю – любви к партнеру, к своему ребенку. Как я понимаю, эти существа питаются негативом, отрицательными эмоциями или просто одиночеством. – Теперь Розали занимала его место у окна. – Я люблю свою семью, но это не заполняет мою голову полностью. И всегда есть что-то плохое из прошлого, даже если тебе кажется, что ты уже давно забыл и пережил. За столько лет мы накопили в сознании предостаточно дерьма…

– Без шансов? – Усмехается Клаус, наблюдая как брат смотрит на них – не определившись, кого больше ненавидеть.

– Да.