4.

Изуна умело разлила им чай, хитро поставила поднос с закусками — так, чтобы перед каждым стояло то, что он любит. В её случае это были данго. Мадара наблюдал за этими действиями с очевидным безразличием, наверное, думая о чем-то своем. О причинах столь внезапного появления на пороге можно было лишь догадываться.

Нет, Изуна была рада его увидеть, очень рада! Визит просто был... слишком несвоевременный, вот. Спать хотелось больше, чем выяснять причины действий кого-либо. Уж расчётов на её долю в последнее время выпало – хватит на всю жизнь вперёд.

Наконец прекратив нестись туда-сюда и убедившись, что всё расставлено, как подобает, девушка уселась и уставилась на старшего родственника.

Тянуть больше смысла не было. К счастью, штука под названием «застенчивость» у неё давно и прочно сдохла незавидной смертью – действуй, не хочу. Да и она была не далека от той отметки, после которой сможет смело послать любые переграды между ней и самым драгоценным (читай, – сном) к биджу.

Кроме любимого дедушки, конечно.

От него, пожалуй, надо просто быстренько отвязаться.

— А зачем ты пришёл то, деда?

Кто-то внутри фыркнул — ему всегда нравилась её прямолинейность...

«Это от моей целеустремлённости он в востроге! — подумала она. — Просто пока не знает.

Повезло, блин – сон то ему уже незачем.»

— Данго?

Изуна взглянула на сладость в руке. Да, разлюбила давно, но сегодня почему-то захотелось...

— Решила вспомнить детство, — предложила она после краткой заминки, спеша закрыть тему. Ностальгия – штука такая, настигает незаметно. Эмоцианальна слегка, с кем не бывает?

Ожидаемой усмешки-улыбки почему-то не последовало. Изуна повела плечом, с подозрением уставилась на родственника. Чутье на всякие подлянки в свои двадцать четыре она развила лучше, чем любой другой шиноби в родной деревенке.

И этот взгляд ей совершенно точно не нравился.

— Дедуш–

— Недавно умерли прямые потомки прошлого главы, — начал он нарочито скучающе, подперев щеку рукой. Изуна не купилась – в тёмных глазах плескалось любопытство, весьма очевидное для знающего взгляда. — В столице. Говорят, несчастный случай. Твоё дело, да?

— А вот это – неожиданная прямолинейность, — вздохнули где-то в подкорках сознания.

Изуна даже вздрогнула от неожиданности. Обычно, рядом с дедушкой вредный предок был на диво тих да кроток, пасть рот не открывал и эмоциями почти не фонил.

— У тебя проблемы поактуальнее, малая, — пробурчали в ответ на это. — Разберись для начала.

Лезть бессовестный предок в сознание подопечной не брезговал, но на каждую расценку собственного поведения реагировал почти ребячей обидой-недовольством. Чаще всего было ясно, что всё шутка, но иногда Изуна подозревала, что он дуется всерьёз. Волноваться она по этому поводу, впрочем, не спешила: ему и самому есть, куда стремится. С чего бы стыдиться только ей?

Ну и таки да – смерть в муках.

В том пожаре (а как иначе – Учиха ведь!), очевидно, сгорела не одна лишь застенчивость.

Хм.

Изуна выждала немного, но продолжения не последовало. Решив, что больше эксцессов с внутренним голосом не будет, она обратила внимание на дедушку.

Тот больше на неё не смотрел, сосредоточенно сверля взглядом тарелку перед собой, будто на ней вообще может быть что-то занимательное – тут Изуна поняла, что за краткий миг препирательства прошляпила момент. Мадара, разумеется, реакцию внучки не пропустил и успел прийти к своему выводу – что ответ утвердительный. Верному выводу, так-то, но понял он её совершенно неправильно!

На какой-то миг стало стыдно – будто провинившийся ребёнок перед знающим взрослым, а не глава древнего, многочисленного и значимого клана. Продлилось это, впрочем, недолго: усталость давать себя побеждать другим эмоциям не желала и упорно лидировала.

Но что удивительно, хилого напарника себе приняла – Изуна отчетливо чувствовала нарастающее раздражение.

Это к чему такие вопросы то? Убийство? Дык он и сам не фиалка. Прямо перед ней сокланов валил, она-то не возражала! Ей, конечно, немного не до того было, но не в том же суть!

Ещё где-то глубоко осталась незамечена досада вперемешку с обидой – винит? Но она поступила правильно, пусть и не хорошо, разве нет? Как глава? Обеспечила клану спокойствие хотя бы в этом, ведь видела, что договориться не получится...

Но эту эмоцию различил лишь он – наблюдатель не то что бы беспристрастный, но зато внимательный.

Дедушка тоже все годы знакомства не катану точил, и угадывал её настроение даже из под наскоро напущенного учишьего покер-фейса. Обиду он определил влёт и показательно расслабился, успокоил ток чакры, чуть качнулся назад – простой способ в языке шинобийской жестикуляции воззвать к спокойствию.

К своему удивлению, поддалась она быстро – раздражение схлынуло даже как-то слишком легко.

— Да, — выдала она честный ответ повседневным тоном, более не мешкая. И поинтересовалась невинно: — Так очевидно было?

«Что-то не так?»

В глазах напротив вновь мелькнуло любопытство, приправленное задумчивостью.

— Нет, — ответил он, рассмотрел тарелку перед собой, отправил в рот угощение и принялся разнеснять, спокойно и деловито: — Гражданские ничего не подозревают, но им и незачем. А что думают твои, тебе лучше знать.

И склонил голову в вопросе, вынуждая дать ответ.

Изуна вздохнула, потеребила пальцами по столу. Плохая привычка, шиноби не подобают лишние жесты, но рядом с ним это, пожалуй, можно себе позволить.

И не только это. Раз обвинений в его словах не чувствуется, и она себя, наверное, опять просто слишком накрутила... Пожалуй, дедушка как никто заслуживает её откровений.

Да и кто знает, вдруг полегчает? Тоже отдых, если подумать. Хотя сон был бы препочтительней – что да, то да...

— Я... не знаю, что делать с ними. С недовольными, тоесть, — выдает она, в спешке добавляя, ибо видит, как хмурится дед: — Некоторые заметки к действиям есть, мы с Имой, Аканэ и ещё кое-кем доверенным накидали! Но в масштабный план это всё не собирается, и...

И она принялась тараторить, не забыв объяснить и суть переполоха. Всё было просто и сложно одновременно: она хотела изменений, сокланы, привыкшие к своему укладу жизни – нет.

— Да я им и не предлагаю жизнь с ног на голову перевернуть! — выпалила она наболевшее. — Просто парочка улучшений...

Мадара, с началом её монолога почему-то видимо расслабившийся, начал выражать такой скепсис одними лишь глазами, когда она принялась объяснять суть своих нововведений, что Изуна возмущенно замолкла. Заминка планировалась кратковременной, просто чтобы подчёркнуть своё негодование, но Мадара давно досконально изучил её манеру говорить и вмешался до того, как такая возможность будет утрачена:

— Ты – новая, не проверенная временем глава. Плохо, конечно, что всё дошло до таких решительных действий, что кто-то принялся стравливать вас, людей с правом на пост главы... Но ты пыталась изменить обычай. Сопротивление в таком деле неудивительно.

— Глупый обычай, — по детски возразила она.

— Зато привычный многим поколениям.

— Коноха построилась несколько десятилетий назад. Поставить сидения, чтоб не морозить задницу на камне – что в этом такого? А то там кошмар какой-то. Подушки-то есть не у всех! Летом ещё куда ни шло, но зимой, зимой-то!

Изуна быстро поглотила мячик данго, резкостью движений выражая своё недовольство. Почти круглый столик тоже никому жизнь попортить не мог! Да, стало немного тесновато, зато уютно!

Мадара пожал плечами.

— Повторюсь. Ты пытаешся внести изменения, но пока ты сама – самое главное изменение...

— Да я как бы понимаю, — оборвав его на полуслове, тянет она, не обращая внимания на скепсис во взгляде. — Правда понимаю! Но дедушка, я втиснулась в наследницы главе в обход его детей именно потому, что меня поддержал сам клан. Им понравились мои действия, обещания и мысли! Меня, считай, избрали. И есть те, кому нравятся мои... вправки. Они полезные!

— Что не отменяет существования недовольных, — пожал он плечами и покосился на кружку с приостывшим чаем. «Любименькую» кружку. — Помнишь детство? Убежища?

Изуна недовольно фыркнула, но правоту приняла: очень ярко почему-то вспомнился тот преснопамятный случай*.

— Всем и сразу не угодишь, — резюмирует она. — Но я до сих пор не уверена, как...

— С Кагами вы вообще об этом не говорили, что ли? — спросил он, сделав глоток; чай был подогрет заведомо огненной Учишьей чакрой. Изуна даже позавидовала – момент грения она умудрилась упустить. Хотя, возможно, это всё просто из-за усталости. — Но так то да, не угодишь...

И взгляд как-то так упёр вдаль, что чуйка вновь колыхнулась, подобралась, словно кот, и чуть ли не зашипела – что-то в жестах дедушки очень не понравилось Изуне, но она не могла понять, что.

— Вот для устранения конфликтов и приходится убивать... — заключил он, прерывая какие-то явно невеселые раздумия.

Воображаемый кот, –или кошка?– что интересно, нахохлился ещё сильнее и обиженно-испуганно дёрнул хвостом. Изуна, впрочем, на неожиданного сожильца должного внимания не обратила: разговор плавно подходил не то к тупику, не то к заверщению. Они пообсуждали ещё что-то, но отклика в Изуне эти темы не нашли. В другой раз, пожалуй.

Притупившаяся сонливость давала о себе знать – интерес к разговору она уже потеряла.

Мадара это, видно, понял. Осмотрел её с головы до... ну, груди – остальное скрывал стол. Очевидно не одна она в этот вечер страдала главным пороком шиноби – невнимательностью, ибо по лицу его скользнуло удивление, быстро сменившееся пониманием. По всему выходит, усталость внучки он осознал (но приметил наверняка и раньше, – сомнений нет, опыт всё-таки) только сейчас.

Изуна бы возмутилась, не снизойди осознание очевидной вещи и до неё.

«Прям минута всеобщего прозрения,» — подумала она, мысленно хихикая, и быстро покивала на вопрос дедушки:

— Ты спать не собираешься? Поздно.

— Собираюсь! — воскликнула она, чувствуя небывалое воодушевление, ибо вот оно – все переграды преодолены!

Мадара хмыкнул, ловко собрал посудину и отнёс к раковине, окинул взглядом кухоньку и, будто только вспомнив, спросил:

— Где твой муж нерадивый?

Изуна цокнула на излишнюю удачу родича: опять её не тянуло возмущаться, на этот раз от усталости. Опять спасся!

И вообще, с чего это Кайо нерадивый?

— Миссия, — пожала она плечами. — Последняя неделька осталась, думаю. Или чуть меньше.

И быстро скользнула в коридор; сначала в ванную, а затем и в покои собственной –точнее супружеской, но не суть– спальни. Хлопнула дверью (Дивный мезальянс, — качала головой Инузука** в те редкие разы, когда бывала у неё в гостях. — Седзё и двери, кровать и футоны. Вкус у тебя... — улыбка подруги становилась бесшабашно-дикой и почти оскорбляющей: — под стать, скажем.), убедилась, что печати заработали как надо. Заглушки – вещь прекрасная, как ни посмотри. Кто бы их не придумал – спасибо!

Улегшись на холодную кровать, она быстро соскользнула к себе во внутренний мир*** и направилась к берегу узкой реки.

Туда, где годы назад встретила задумчивого мужчину в Учиховских одеяниях.

С этим недо-котом надо бы разобраться. Не хватало ей ещё зверинец в голове устраивать!