Bulimia

Чунмён позволяет Минсоку крепко взять его за руку и отвести немного от общей компании. Чунмён так думает ровно до того момента, пока не замечает взгляд Кима, который мечется из стороны в сторону, пока идет к выходу. Чунмён знает, начинает понимать, что происходит. Они выходят на улицу и сразу же за здание заведения, в котором были. Кёнсу сидит на земле в своих светлых джинсах, прижимается к стене, да весь он кажется одним маленьким комочком чего-то боящегося.

— Сигареты есть? — спрашивает Минсок, хотя не понять, у кого из них, но все равно, ведь это не имеет значения. Кёнсу трясущимися руками вытаскивает пачку из пиджака и кидает ему. Минсок легко падает рядом, вытаскивает три штуки. Чунмён просто прижимается к стене спиной рядом с ними.

— Не люблю их запах, — говорит Кёнсу, кусает губы и жмурится крепко-крепко. Его накрывает еще большей волной, заставляет трястись сильнее, сжиматься, погружает под воду собственного отчаяния еще глубже, с головой.

— Исин меня ругает, когда чувствует этот запах, — смеется тихо Чунмён, хотя его смешок похож больше на вымученный зов о помощи, потому что ситуация располагает. Чунмён берет сигарету, которую протягивает Минсок. Смотреть на этих двоих кажется уже традицией, когда они переплетают пальцы таких разных рук: со светлой коже и уверенной хваткой Минсока, смуглые и трясущиеся Кёнсу. Последний затягивается одной хваткой почти на половину сигареты, а потом выдыхает, сипло втягивая холодный воздух улиц через нос.

— Давно так не накрывало, — выпускает перед собой Кёнсу, вместе с клубами дума из собственных легких, перекатами горького дешевого никотина. Чунмён кивает, потому что давно. Давно от него не несло этими прогоркими сигаретами, кажется, сырыми, как все внутри, вместе с горькими чувствами, которые возникают в груди раз в короткий промежуток времени.

— Не загромождай душу Исина своей слепой любовью, Чунмён, — наконец говорит Минсок, на что Чунмён кивает, потому что слушает внимательно, — ему это может надоесть: твоя забота, прикосновения. Он слишком свободный, показывал это ни раз. Ему просто это надоест, и он уйдет, как бы сильно он тебя не любил.

— Я стараюсь, — виновато шепчет Чунмён, на что получает две пары возмущенных взглядов: плохо старается. Остается только грустно вздохнуть и отпустить голову. Кёнсу передергивает всем телом, кажется, отчего он снова жмурится и кусает свои красивые губы.

— Еще месяц и я уволюсь, — обещает он. И он обещает это давно, сокращая время. Его обещания начались полгода назад, когда он сказал что-то вроде "я просто уйду через полгода или чуточку больше".

— Мне будет тебя не хватать, — замечает Минсок, на что Чунмён кивает, потому что даже ему будет не хватать Кёнсу. А последний мягко улыбается им, выкидывая догорающую сигарету и доставая новую.

— Буду с вами так же собираться. Ты, Мин, найдешь себе нового напарника, ничего кроме, — улыбается он. И тут, кажется, Минсок вспоминает кое-что.

— У нас же новый стажер, — говорит он.

— Да, он со мной будет, — ловит его слова Чунмён, выкидывая сигарету и потягиваясь. Кёнсу протягивает ему пачку, но получает отрицательный кивок головой.

— Ты переводишься на обычные рейсы?

— Да, после выходных начинаю новую работу.

— Буду рад тебя там видеть, — бросает Минсок, а Кёнсу просто кивает. Хочется сказать о том, что они вряд ли будут видеться на работе, если только раз в неделю, а потом на выходных если только. Вот так же в барах, собираясь вместе, чтобы убить уставшую панику с примесью страха. Страха больше за других, чем за свою собственную жизнь.

***

— Ты снова курил? — Исин спрашивает это вместо любого другого вопроса, который мог задать человек, который берет твою рубашку в руки. Никакого "что это за красные разводы на твоем воротнике" или "от тебя пахнет чужим парфюмом". Ничего из этого. Потому что Исин знает, что красные разводы - разлитое по глупой причине вино, а чужой парфюм - попытка это вино стереть.

— Прости, у меня не было выбора, — улыбается Чунмён, лениво отпивая горячий кофе, делая глоток с булькающим звуком, отчего Исин кривится - Чунмён знает, делает специально.

— Еще раз, и я заставлю тебя выкурить всю пачку за раз.

— Я запомнил.

— Я серьезно, Чунмён.

— Я тоже, — это выглядит, как глупый вызов друг другу. Чунмён правда запомнит, а Исин правда заставит его это сделать, если еще раз поймает. Исин уносит его рубашку в стирку, после чего приносит простую футболку цвета грязно-зеленого, с крокодилом на спине и кидает ее в Чунмёна, благо, тот успевает убрать кофе из рук.

— Оденься, а то соблазняешь меня тут своим идеальным телом, — бросает он и берет кофе Чунмёна, делает пару небольших глотков и идет дальше собирать свои вещи. Чунмён уже было надел на себя эту несносную футболку, как вдруг:

— В принципе, ты можешь соблазниться и поприкасаться к моему идеальному телу, — говорит он, довольно громко, чтобы Исин услышал. Он не заставляет себя ждать, в несколько больших быстрых шагов прибегает к нему и смотрит оценивая.

— Это закончится сексом или совместным анонированием, а я опаздываю, — все же решает Исин, а Чунмён печально натягивает на себя одежду, ведь негоже ходить с голым торсом перед Исином. Со своим идеальным голом торсом перед идеальным Исином. Черт бы его побрал.

***

— Ты завтра на работу? — спрашивает между делом Исин, когда пристегивает ремень в машине. Чунмён лениво поправляет солнцезащитные очки на переносице и заводит машину.

— Да, тут рейсы будут дольше, так что, не уверен, что к пятнице дома буду, чтобы с выходным.

— У нас конкурс в следующий понедельник, — напоминает Исин. Чунмён помнит.

— Куда вы полетите?

— В Штаты, я не помню город, не до этого было, — сообщает Исин, а Чунмёну остается только растерянно кивнуть, ведь он вообще ничего не знает. Хмурится невольно от этого факта, а еще от солнца, от которого даже очки не спасают.

— Возможно, встретимся. У меня напарник - стажер, чувствую, будет мне завтра веселый день.

— Так всегда, когда приходишь на новое место - либо новички в команде, либо сволочи, — мягко улыбается Исин, проводит своими красивыми руками по напряженным плечам Кима и ловит его легкую дрожь от этого действия глазами.

— Приходи сегодня раньше, я приготовлю что-нибудь вкусное, куплю вина, — просит Чунмён, слегка отвлекаясь от дороги, чтобы посмотреть на Чжана с некой мольбой во взгляде. Исин смотрит на него без всякой вины, даже немного гневно.

— Чунмён, у меня гранд скоро, а у меня еще ничего не готово. Я вообще домой не планировал приходить, а ты мне про ужин.

— Пожалуйста, Исин.

— Для тебя это так важно?

— Для меня важен ты. Увы и ах, именно ты, а не твоя работа, — теперь очередь Чунмёна злиться, будто он перенимает настроение Исина по этому поводу. У них напряжение витает в салоне, хоть на ходу выпрыгивай и пускай все на самотек. Проще не видеться вообще, чем дарить друг другу такие встречи, когда даже утром не всегда вместе просыпаются.

У Чунмёна третий день выходных, а он Исина в первый раз за это время видит. И дело не в том, что вчера он ушел в бар с парнями, ведь Исин пришёл домой позже, чем сам Ким. Это неимоверно злит, потому что их отношения выглядят, как изжитые себя встречи, которые не подкреплены ничем. А Чунмён бессилен, ведь знает, насколько все его попытки что-то наладить в лучшую сторону отводят все в худшую.

— Я попробую, Чунмён, но не обещаю, — Исин говорит это немного виновато, потому что до него доходит тот факт, что теперь он может даже не засыпать рядом с Чунмёном, горячим, неимоверно пахнущим роскошью светлой кожи с россыпью родинок на спине. Потому что новая неделя, а он улетит далеко и надолго.

— Поесть на обеде не забудь, — холодно говорит Чунмён, на что Исин пытается не фыркнуть: нашёлся здесь обидчивый. Ким дорог ему, но не настолько, насколько хотелось бы. Тот случай, когда работа и любимое дело в одном лице затмевают неимоверную любовь, которая сводит где-то под сердцем, заставляет бабочек в животе сходить с ума.

— Не покупай белое, — просит Исин и легко касается пальцами подбородка Чунмёна, чтобы тот повернулся к нему, целует на прощание. Чунмён отвечает, слегка приобнимая, чтобы потом отпустить. Исин выходит из машины, потому что время поджимает, да и парковаться тут нежелательно.

***

Чунмён знает, что все тренировки официально оканчиваются в шесть. Он дает себе отчет, что Исину понадобится хотя бы полчаса, чтобы успокоить свое рвение работать и трудиться. Примерно столько же ему нужно будет, чтобы добраться до дома. Однако, ближе к девяти Чунмён открывает вино и решает, что он похож на алкоголика, раз пьет один.

Его хватает ровно до девяти одинокого употребления хорошего вина. Бесполезная трата денег, хорошего алкоголя и собственных желаний. Чунмён оставляет все, как оно есть, и идет искать сигареты, которые почему-то не выкинул, хотя дома никогда не курил. Находит.

Крыша дома встречает его ледяным ветром и полноценным желанием самовыпилиться. Холодно настолько, что сводит руки, а зубы стучат. Чунмён мучает себя действительно долго, отвечая на вопрос "почему никто не закроет выход на крышу, тут пятнадцать этажей, ну?" простым "потому что никому это нахер не нужно". Не нужно так же, как и все попытки Чунмёна быть лучше, ведь не для кого.

Даже зажечь сигарету не получается, собственное эго, подпитанное каким-то давними обещаниями, о том, что он не будет курить один и без причин. Он просто выкидывает эту пачку в никуда, надеясь, что ее не снесло ветром с крыши на какого-нибудь случайного прохожего, потому что его, Чунмёна, самого сносит. Только вот, не ветром, а обстоятельствами растраченной в никуда любви.

Он спускается к себе в квартиру, шеркая тапочками по кафелю подъезда, пряча зажигалку в кармане безразмерной кофты, которая не справляется со своей задачей. Он понимает Кёнсу, как его кроет периодически, когда он оказывается в месте с большим количеством людей. Чунмёна кроет так же, когда он оказывается один в ожидании чуда.

— Ты пил один, потому что у тебя нет совести, или у меня? — Исин задает вопрос с ходу, когда Ким заходит домой. Хочется броситься к нему, крепко обнять и никогда не отпускать. Просто он потерял тот момент, когда Чжан проскользнул домой, когда он просто упустил это.

— Потому что устал.

— От чего?

— От ожидания, когда солнце повернется ко мне, — грустно замечает он и, все же, обнимает Исина, прижимая к себе, крепко обхватывая руками его, кажется, все тело. Исин обнимает в ответ, мягко утыкается носом в шею и беззвучно сипит, потому что Чунмён холодный, а Исин уже снял с себя верхнюю одежду, которую так же продуло ветром, как и всего Чунмёна, до костей.

— Ты не заболеешь? — Чунмён не знает, почему Исин это спрашивает, но отрицательно качает головой и отпускает парня из своих объятий.

— Пойдем допивать вино? — улыбается Ким.

— Да. А еще, я хочу есть так, будто не ел с самого утра, — смеется Исин, ласково проводя рукой по плечам Чунмёна, будто пытаясь вселить надежду на то, что он правда хочет провести вечер вместе. Он, правда, этого хочет, но слегка недовольный всем этим Чунмён явно не до конца в это верит.

***

— Это мой самолет? — восторженно спрашивает Чунмён, прижимаясь к большим окнам аэропорта. Цян, одна из стюардесс его рейса, показательно закатывает глаза и подходит ближе, чтобы попытаться отлепить капитана от стекла.

— А чей же еще?

— Нет, это тот, на котором я был до перевода? — поясняет свое удивление Ким. Цянь вопросительно смотрит на него, будто пытается что-то вспомнить, а потом мягко улыбается своей, кажется, профессиональной улыбкой.

— Да. Хван-сомбеним позаботился о том, чтобы тебе достался тот борт, с которым ты уже был знаком, — рассказывает девушка, а Чунмён старается не запищать от восторга от данной ситуации.

Большой, длиннокрылый, он весь блистает в лучах утреннего солнца, полностью белый. Чунмён сходит с ума от величия своего самолета, что прикусывает губы и по-кошачьи жмурится.

— Ах, Цянь, ты понимаешь - это мой самолет!? — радуется парень, обнимая девушку. Та тепло смеется и обнимает его в ответ. Чунмён два года летал на маленьком частном самолете одним пилотом, с маленьким экипажем и составом команды. Желтые крылья маленького размаха, вылеты чуть ли не раз в неделю. А теперь постоянная работа, разные люди на борту, больший состав и второй пилот.

***

— Ким Чунмён, — протягивает руку для рукопожатия Чунмён. Парень напротив кажется слишком милым и несобранным: он взволнованно осматривается вокруг, неловко подправляет фуражку на голове и, даря дежурную улыбку на немного грубом лице, протягивает руку в ответ.

— О Сехун.

— Надеюсь, сработаемся, пилот О, — Чунмён сжимает руку с ладонью широкой, пальцами с ощутимыми суставами. Немного сходит с ума, потому что рука в его руке становится легким таким фетишом. Отличное начало сотрудничество.

Включить питание и поставить нужные указатели на их позиции, связаться с диспетчером. Кажется, ничего такого, продуманные и забитые где-то в подсознании действия. Но Чунмён смотрит на своего второго пилота, замечая, что тот собрался, его лицо стало более серьезным и холодным. Будто звук слегка шумящей птицы из алюминия успокоил его любой страх.

— Взлетаю и сажусь в ту сторону я, обратно - ты, — быстро кидает Чунмён, пристегивая ремень. Сехун кратко кивает, делая то же самое, только более серьезно, без легкости. Его первый вылет на реальной птице.

— Считай, что сегодня я тоже стажер, — смеется Ким, включая микрофон после своих слов, — Дамы и Господа, вас приветствует пилот самолета Ким Чунмён. Сегодняшний рейс Сеул-Инчхон - Пекин-Шоуду. Желаю вам приятного полета и мягкой посадки, — на последнем он делаем мягкое-мягкое ударение, словно кокетничает с пассажирами. Сехун кидает на него удивленный взгляд, на что Чунмён тепло улыбается и берется за штурвал.

***

— С каких пор ты стал заигрывать с пассажирами? — спрашивает Цянь, принося кофе. Чунмён улыбается ей, слегка щурясь от своего собственного внутреннего сияния. Стюардесса смотрит на него немного раздраженно.

— Так сильно было заметно, что я с ними заигрываю?

— Это было слишком, — подает голос Сехун, отчего две пары глаз с удивлением смотрят на него. Просто, не часто услышишь что-то такое, тем более от второго пилота, ведь обычно они либо такие же отпетые, как первые (те же Минсок и Кёнсу), либо слишком молчаливые.

— Ты просто новичок, — дарит улыбку Цянь, — потом будет и хуже. Все зависит от рейса и того, с кем ты летишь. Иногда экипаж настолько укуренный, что будешь называть пассажиров котиками, — после упоминания последнего Чунмён глотает дикий хохот, позволяя себя короткий смешок. Хвала, он таким не занимался.

***

— Лиза, дорогая Лиза, — весело лепечет Чунмён, приветствуя женщину из службы осмотра аэропорта. Та машет ему рукой и слегка склоняет голову в приветливом жесте. Чунмён снимает с себя пиджак формы и фуражку.

— Мои любимые еще не прилетели? — интересуется он у женщины. Та пожимает плечами, оглядывая зал ожидания.

— Только через два часа вылет, насколько я знаю, — будничным тоном сообщает она. Чунмён осыпает ее благодарностями и идет к Сехуну. Парнишка лениво потягивается, разминая уставшую шею, слегка щурясь от заливающего глаза света больших ламп аэропорта.

— Ты далеко отсюда живешь? — спрашивает Ким.

— Часа три езды, если без трафика, — скудно сообщает Сехун. Чунмён слегка приобнимает его за плечи и старается растормошить.

— У нас есть квартирка на другой улице, можем поспать там, чтобы не тратить время на разъезды. Что думаешь?

— Думаю, было бы неплохо.

— Если утром нас станет больше, чем двое, то не пугайся - парни обычно пробираются совершенно незаметно, — предупреждает Чунмён, на что Сехун немного усмехается и, кажется, расслабляется всем телом.

***

Утро встречает яркими лучами солнца через окна, заставляет подняться и пойти умываться. Чунмен почти не открывает глаза, идет больше наугад, врезается в небольшую тумбу, но не больно, потому что углы не острые. Он уже почти достигает своей цели, как слышит двойное " доброе утро", одно из которых явно принадлежит Минсоку. Приходится открыть глаза и осмотреться: Минсок и Сехун сидят на диване в общей комнате и пьют кофе. Чунмен кивает в знак приветствия и идет умываться.

Когда Ким заканчивает с водными процедурами, он замечает еще одну кружку с кофе на низком столике возле дивана, парней, которые тихо что-то обсуждают.

— Вы когда прилетели? — спрашивает Чунмен, падая на небольшое кресло напротив парней, забирается в него с ногами, потому что вместительное кресло вмещает в себя компактного парня.

— Часа четыре назад, — пожимает плечами Минсок. Чунмен тянется за кружкой и кидает на друга вопросительный взгляд.

— Ты чего не спишь?

— Кён взял на себя штурвал, а я все шесть часов полета спал, как убитый, потом еще в такси и час здесь. Я физически спать больше не смогу, — смеется он. Чунмену остается только кивнуть, ведь такие ситуации были ему знакомы.

— У вас когда вылет? — спрашивает Минсок, а Чунмен пожимает плечами, потому что не помнит. Сехун бросает тихое: "в час дня".

— У нас в три, — делится Минсок. И тут же, будто в подтверждение его слов, из своей комнаты выбирается Кёнсу. Он такой забавный, сонный и в длинной трикотажной рубашке зеленоватого оттенка. У него шикарные ноги, длинные, с выделенными мышцами, гейская мечта Чунмена, если честно.

— И тебе доброе утро, — одновременно говорят Минсок и Чунмен, когда Кёнсу кивает им всем. Это знакомое состояние, когда ложишься спать полумертвый от усталости, а утром не можешь разделить губ. Кёнсу падает в кресло рядом и забирается в него с ногами, сворачивается, будто пытается ухватить еще порцию сна.

— Кён, как дела с твоей высокой любовью? — тормошит его Чунмен. Кёнсу, будто стараясь показать весь кретинизм Ким Чунмена, просовывает мизинец в рот и проводит от одного края губ к другому, мол, видишь, я даже рта открыть не могу еще.

— На то она и высокая, чтобы мы встречались только в небе, — сонно говорит он, хрипя своим красивым голосом, — а твоя низкая, Ким?

— На то она и низкая, чтобы мы встречались лишь в аду, — язвит Чунмен. Кёнсу хмыкает, а потом начинает смеяться, потому что фраза доходит до него чуточку дольше.

— Отличная мысль, но я не считаю небо раем, — поясняет Кёнсу, остается только кивнуть. Только вот, Чунмен адом землю считает. Лучше быть в небе, чем на земле, даже если на земле тебя кто-то любит. Сехун недоуменно смотрит на них - не в курсе он всех этих дел небольшой компании.

***

— У вас когда выходные? — Чунмен встречает Минсока в аэропорту Токио, перед самой регистрацией рейса.

— Вторник, среда, четверг.

— Понедельник, вторник, среда. Можем собраться у меня, Исин улетает в воскресенье в Штаты, на неделю там задержится.

— И, вместо того, чтобы волноваться за него, ты предлагаешь бухать?

— Да.

— Ты мой идеал, Мён, — улыбается Минсок, тем самым выражая свое согласие. Кенсу подходит чуточку позже и тоже соглашается на предложение, добавляя:

— У Бёна тоже выходные, надо его взять.

— Мён, Сехуна звать будешь?

— Он отказался, я уже звал.

***

— Посадка на тебе, — сообщает Чунмён и передает управление Сехуну. Тот со всем своим серьезным видом держит штурвал, отчего Чунмён старается не улыбаться. Такое ощущение, что он уже бывалый летчик учит новичка. Хотя, если честно, он просто профессиональный пилот проверяет стажера.

Его последний рейс перед выходными, полет в Даллас, а команда Исина, вместе с ним же, к слову, летит именно этим рейсом. Второй раз за всю их "совместную" жизнь Исин летит на его самолете. Так странно, отчего все еще существующие бабочки в его животе устраивают карнавал.

— Косишь, — осторожно замечает Ким, намекая Сехуну, что лучше выровнять посадку немного по-другому, как тот шаркает шасси по земле на большой скорости, а потом неловко заставляет борт прикоснуться к земли. Чунмён невольно хватается за подлокотник собственного сидения и выпрямляет спину.

— Ну не дрова везешь, Хун!

— Простите, — почти что шепчет второй пилот. На самом деле, косяк не явный, даже не страшный, как хотелось бы его выставить. Но для стажера не очень хороший в плане того, что с этим придется позже разбираться. Да и пассажирам, к слову, вряд ли было приятно такая легкая кочка.

— Уже третий косяк. Ты думаешь, что делать?

— Вообще-то, один из них был по Вашей вине, — оправдывается Сехун. Чунмён вспоминает, какой из двух (не трех, потому что третий произошел только что) мог быть по вине Кима. Но не понимает, пока не вспоминает посадочную полосу каждого.

— Вот и кто тебе сказал? Ты серьезно решился слушать кого-то в этом плане? Разве я виноват в том, что ты не смог посадить самолет на короткой полосе и пошел на второй круг? Ты просто не успел вовремя опуститься ниже, а я виноват?

— Вообще-то, Вы передали мне борт на высокой скорости!

— Сехун, это первоклассный альбатрос по размаху крыльев, как ты еще планировал его посадить на большой скорости? — злится Чунмён, отчего стажер вжимает голову в плечи и виновато на него смотрит, — а то, что ты не с первого раза сдал экзамены - не освобождает от ответственности.

— Но это ложь, — ежится Сехун, а Чунмён раздраженно цыкает на него, готовый вот-вот сорваться с цепи.

— Это такая же правда, как и то, что я виноват в твоем косяке, Сехун. Чем больше сплетен ты слушаешь, тем больше сплетен будет всплывать о тебе. Мне ничего не стоит сказать, что не пригоден для этой работы, просто потому, что ты не хочешь работать над своими ошибками.

— Простите, правда.

***

Чунмён и Минсок пропускают смешок, общий и громкий, когда видят Бэкхёна. Нет, тут даже Кенсу невольно улыбается, едва сдерживаясь, чтобы не закричать в голос. Бэкхён делает самое недовольное лицо, на которое способен в данной ситуации, но все равно шипит от некой боли. У него снесена скула с правой стороны и немного разбит глаз.

— Можете поржать, — спокойно говорит парень, но вся смехотня почему-то сразу же проходит, оставляя после себя послевкусие легкой улыбки. Чунмён мягко обнимает парня за плечи и ерошит его черные волосы.

— Давай рассказывай, герой-летчик, — смеется Чунмён, провожая тем самым гостя в общую идиллию выходных и согревшегося от тепла рук и квартиры пива. Бэкхён неловко садится рядом с Кёнсу, слегка ежась от никогда не пропадающего для него холода.

— Я слышал, два рейса отложили из-за этого? — интересуется Бэкхён. Минсок кивает, а потом взмахивает ладонью, мол, рассказывай.

— А что рассказывать? Какой-то дегенерат поднялся с места и стал орать на весь салон, что в самолете бомба, и он взорвет ее, если мы не развернем самолет. Мы поставили тревогу в аэропортах, а экипаж пытался успокоить его. В конечном итоге это все настолько достало и стало опасным, что я вышел и ударил его. Он уронил что-то, что называл кнопкой для взрыва бомбы. Он неплохо ударил меня в ответ, но не больше, потому что я сразу же добил его. Ничего особенного. Бомбы, к слову, не было.

— И ради мнимой бомбы пришлось растрачиваться? — удивляется Минсок, а Бэкхёну остается только грустно кивнуть.

— Знаешь, по твоему лицу не скажешь, что он всего раз тебя ударил, — осторожно замечает Чунмён. Бён усмехается и слегка приподнимается.

— Из-за того, что он меня ударил, я ударился о чем-то подлокотник, — тут он приподнимает футболку, показывая приличных размеров сине-фиолетовый след от удара. Чунмён невольно вздрагивает, потому что выглядит это больно.

— А так, ерунда. Бывало и хуже, — отмахивается Бён, мол, больше у меня историй нет. Это так странно: вся его напускная смелость, которая на деле оказывается просто инстинктом, который обязывает обеспечить безопасность на борту. За все свои перелеты Чунмён с таким не сталкивался, но ему и не хочется.

Все они - пилоты разных самолетов. Если Чунмён - мастер в большекрылых, то Минсок с Кёнсу лучшие в средних самолетах, с большей маневренностью и радиусом перелетов. Бэкхён - пилот грузового самолета и большего на большие расстояния. Большинство межконтинентальных перелетов с кучей пересадок принадлежат ему. И если Чунмён с Минсоком просто пилоты, которые учились на это и добились своего положения со временем, то Кёнсу и Бэкхён - другие.

Когда Кёнсу пришел к ним в компанию, то его взяли вторым пилотом к Минсоку, потому что того только перевели на первого, но рейсов много не было. Кёнсу - человек с крыльями за спиной. Все его перелеты - высший пилотаж. Его трижды пытались перевести на другой экипаж капитаном, но он остался с Минсоком. Что-то вроде того, когда талант является главной чертой в работе.

Бён, кажется, родился в небе. Все, что происходит на небесах - не может кончиться плохо, если рядом есть он. Его передвинули на капитана, когда он посадил самолет с пробитым баком на короткой полосе. Посадил он его на крыло, потому что не успел бы этого сделать на шасси. Тогда никто в это не поверил, ведь борт был приземлен с такой нежностью пилота, что описать нельзя было. С тех пор, кажется, грузовые перелеты - его конек.

— Моя жена вчера сказала, что я слишком мало времени ей уделяю, — начинает вдруг Минсок. Это привлекает всеобщее внимание. Не то, чтобы Минсок был белой вороной в их компании, как единственный с женщиной, но это все равно очень привлекало внимание.

— Ну, все мы мало времени уделяем тем, с кем живем, — как бы, между прочим, замечает Бэкхён, слегка ударяя Кёнсу в бок. Минсок невольно улыбается с этого действия. Дело в том, что Кёнсу и Бэкхён близки друг с другом. Точнее, они делят одну кровать (если у них общие выходные) и удовлетворяют физиологические потребности друг друга в сексуальном партнере. Кажется, кто-то называет это любовью.

— Я тоже ей так сказал, но она начала выступать, что с вами я провожу времени больше, чем с ней.

— Тогда, почему ты пришел? Чтобы показать, что она права?

— Чтобы просто выпить и все, — пожимает плечами Минсок, отчего получает тихие смешки от парней, и сам дарит им улыбку. У Минсока правда хорошая жена, но, увы, она такая же слабая в плане "отвоевать время для себя", как и Чунмён перед Исином. Иногда даже кажется, что Кёнсу и Бён, которые за месяц видятся третий раз, более близкие душой, чем Минсок со своей женой или Чунмён с Исином.

***

— Как дела? — Чунмен лениво потягивается на диване, прижимая телефон к уху плечом. На обратной стороне вызова слышна приглушенная музыка, кажется, сотни голосов, половины из которых - английский.

— Неплохо, через час полуфинал. Разве у тебя нет рейса? — задает вопрос Исин, тихо что-то говорит кому-то. В его голосе волнение и легкая одышка, кажется, после тренировки.

— Ну, скоро будет рейс, — врет Ким, — желаю вам хорошо выступить.

— Я бы тоже нам это желал, — смеется Исин. Чунмен ловит его улыбку в голосе.

— Можешь не возвращаться, если не пройдете в первую пятерку.

— Ребята, меня выгонят из дома, если мы не пройдем на Лондон, — громко объявляет Исин своей команде, на что получает разного рода возгласы, а Чунмен смеется.

— Мне пора бежать, Чунмен.

— Удачи, солнце, — шепчет Ким, воркуя, получая в ответ такое же кокетство.

***

Прогретый теплом солнца вечер накрывает мегаполис, гуляет в каждом проулке теплым шелком. А люди в большом клубе с величественной сценой пришли для того, чтобы насладиться чужим талантом или показаться свой. Чунмён использует руку в качестве вешалки для своей джинсовки и теряется среди людей.

Сегодня финал этого конкурса, выберут десять команд, пять из которых поедут на конкурс в Лондоне. Чунмён знает эту схему, потому что Исин успел все потихоньку рассказать ему. К слову о Исине, он не знает о том, что Чунмён здесь. Он так же не знает того, что тот будет смотреть на него.

Чунмён чувствует укол ревности, когда видит выступление команды Исина: Чжан вместе со смуглокожим лохматым парнишкой танцует будто во главенстве остальных. Чунмён задыхается, когда они будто бы должны столкнуться, но уходят это этого "столкновения" двумя волнами в противоположные направления. Слишком близко. Скорее всего, этот парнишка чувствует жар тела Исина.

За весь вечер, наполненный горячими танцами и спецэффектами, воздух в помещении становится тяжелым и душным. Команда Исина берет четвертое место, отчего одна из их девушек пускает слезу и обнимает Исина и смуглокожего парнишку. Организаторы вручают денежные призы, а после распускают.

Чунмен ждет на улице, но по какой-то причине пропускает момент , когда вся команда выходит из клуба. Он тихонько плетется за ними на расстоянии, а потом пишет сообщение Исину "правда, красивое небо?". Исин чуть-чуть замедляет шаг и смотрит на небо. Чунмен пишет новое "а что насчет окружения?". Исин смотрит по сторонам, поворачивается назад и удивленно смотрит на Кима.

— Чунмен! — вскрикивает он и подбегает к парню, крепко обнимая. Чунмен легонько обнимает в ответ и смеется. Ребята из команды замечают пропажу сразу же, останавливаются и смотрят на них.

— Почему ты здесь? У тебя выходные? — лепечет Чжан, а Чунмен просто лениво поднимает левую руку, показывая фиксаторы на гипсе.

— Ох, ты как так?

— Упал, сломал руку, ничего особенного, — пожимает плечами Ким, на что Исин кивает и берет за целую руку и ведет к команде.

— Ребят, это Чунмен, — представляет он. Каждый из них знакомится с Кимом лично и зовёт с собой. Как не странно, но тот соглашается, кажется, сразу же. Исин скептически окидывает его взглядом, кидая уверенное:

— Тебе нечего делать с танцорами.

— В смысле? Ты хочешь сказать, что мне не о чем будет говорить с танцорами, когда я не первый год живу с одним из них?

— Ах, делай, что хочешь, — улыбается Исин, получая улыбку в ответ от Чунмёна.

***

Вечер за большим столом в теплых тонах кафе превращается в ночь, выпитый за победу алкоголь и Исина, который ласково обнимает руку Чунмёна и кладет свою голову ему на плечо. Парнишка, что танцевал рядом с Чжаном, оказывается Чонином. Чунмён знает про этого парня пару фактов, потому что Сехун - его друг, который рассказывал про танцора. Чонин знает про Чунмёна, потому что Исин и Сехун - его друзья, которые рассказывали про летчика. Поэтому их разговоры выходят самыми долгими и интересными друг для друга.

— У меня чувство, будто вы с Исином вообще редко видитесь, — говорит Ильха, девушка из команды. Чунмён кивает и смотрит на Исина, который криво усмехается и слегка жмурится.

— Ну, чаще, чем раз в месяц, — смеется Ким, — но не так часто, как хотелось бы.

— Ащ, мы бы убили друг друга, если бы виделись чаще, — возмущается Исин, но не двигается вообще, будто отпустить Чунмёна - утонуть в глубоком океане, ведь не умеешь плавать. Чунмён проводит рукой по его волосам и целует в лоб.

— Терпеть тебя не могу, — в шутку говорит он, а Исин кивает и говорит что-то вроде "взаимно", чем вызывает всеобщий смех. Танцоры рассказывают про планы о Лондоне и зовут Чунмёна посмотреть на тренировки в Корее, пока они будут готовиться, а у него не будет рейсов. Чонин показывает мастер-класс о том, как нужно снимать линзы, если ты в общественном месте, а Чунмён - как нужно надевать кофту, если у тебя сломана рука. Ничего особенного, но времяпровождение оказалось приятным.

***

— Тебе не кажется идеальным то, что сейчас происходит? Будто мы купили абонемент на "отсутствие ссор", — смеется Исин, наливая кофе. Проливает его, потому что косорукий, да и вообще ни от туда руки растут. Так говорит он про себя. Чунмён смеется над ним и говорит, что нет.

— Что нет?

— Нет, ты не косорукий, потому что руки у тебя растут из нужного места, — поясняет свои слова Ким, а Исину остается только кивнуть и уйти собирать вещи, ведь он уже пролил свой кофе, лучше ему вообще сюда не соваться. Чунмён от безысходности плетется за ним, потому что ему тоже нужно идти из дома, но сам он никогда не наденет на себя футболку. Исин знает.

— Ты, кажется, летчик, что имеет отличную физическую подготовку и выдержку, а футболку надеть не можешь, — смеется Исин, после чего получает болезненный тычок в бок локтем, показательно сгибается. Чунмёну остается только устало вздохнуть и попытаться продеть себя в вещь, что выходит у него плохо, но Исин успевает ему помочь.

— Этот перелом делает меня таким убогим. Кажется, вся моя идеальность свелась к нулю, — с улыбкой спрашивает Чунмён, а Исин окидывает его оценочным взглядом и как-то хитро усмехается.

— Ну, твоя функциональность, как идеала, понизилась всего на десять процентов.

— Что?

— А ты про что?

— Про вообще.

— А, ну, тогда на девяносто, — тут Исин делает самую невинную улыбку, на которую способен, будто кричащую "я не говорил слово "секс", следовательно, ничего такого не имел в виду". Чунмён знает, что имел. Понял. Поэтому отвечает такой же улыбкой.

***

Чунмён все же оказывается в той ситуации, когда смотрит на репетиции Исина. Не то, чтобы он горел желанием тусоваться с танцорами, скорее - наоборот. Но он обещал зайти за Чжаном ближе к шести, что и сделал. Тот обещал быстро разобраться с новой связкой и попросил подождать. Чунмён наблюдал за оживившимися танцорами чуть больше часа. За этот час они успели сотни раз переругаться, но продуктивности никакой не добились. Чонин вообще устроил всем забастовку и устроился рядом с Чунмёном, а потом по секрету поделился, что просто ударил колено.

— Я сваливаю из этого дурдома, — злится Исин и уходит от общей кучи танцоров к Чунмёну, чтобы собрать вещи и начать переодеваться. Странно, но сейчас Ким доволен такой резкостью и своевольностью, потому что сам неимоверно желает домой. Кто-то просит Исина остаться, но он тверд в своих решениях. Чунмён знает.

— С тем, как вы себя ведете, все дойдет до того, что день рождения свой Чонин будет праздновать в зале, разучивая ваши тупые связки, — заключает он, закидывая сумку себе на плечо и уходя из зала. Чунмён вежливо прощается со всеми и идет за ним, легко ловит холодную руку и сцепляет пальцами на запястье.

— Ты слишком злой, — говорит Ким, а Исин просто вздыхает.

— Я устал. Они получили возможность поехать в Лондон, потому что старались. Сейчас они строят из себя великих. Я, конечно, люблю это дело, но не когда все сводится к идиотизму. Один Чонин старается, все делает так, как действительно нужно. Нужно всем, а не ему одному.

— У него скоро день рождения?

— Да. Он хотел быть свободным от репетиций в этот день. Такие планы строил, что мне будет стыдно, если ничего из этого не случится, — Чунмён хочет возразить о том, что Исин никогда не чувствовал себя виноватым, когда из-за работы обламывался его или Чунмёна праздник. Нет, он никогда даже не извинялся за задержки на репетициях. Немного нечестное отношение.

***

— Друг мой, ты отъел себе бока, пока сидишь дома, — объявляет весело Исин, слегка сжимая пальцами кожу Чунмёна, но получает по рукам, отчего смеется и убегает.

— Вообще-то, это кожа. И это было всегда. И я бегаю вечерами, так что, не нагнетай, — Ким идет уверенно за ним, преследуя, почти шаг в шаг наступая. Исин, будто не замечая его, напевает какую-то попсовую песню, а после вообще начинает пританцовывать.

— Ах, и как это называется?

— Ким Чунмён ходит за мной и не дает мне свободного пространства? — предлагает Исин. Чунмён показательно отходит на пару шагов, а Исин кивает ему, мол, правильно, молодец.

— Я в душ, хочешь, присоединяйся, — заговорщически шепчет Исин и оставляет Чунмёна одного. Тот мысленно придумывает сотни занятий и причин, которые бы могли быть лучше, чем пойти в душ. В душ с Исином. С чертовым Исином. И нет ничего интереснее, а если и есть, то оно тоже требует Исина.

Поэтому Чунмён убого изворачивается, чтобы выбраться из рубашки и идет в ванную. Не то, чтобы у Исина и Чунмёна было личное пространство друг для друга, но делать так доводилось нечасто. Чунмён видит фигуру Исина через стекла кабинки душа и думает о том, что он чертов извращенец, потому что ему нравится такая неопределенность.

— Иди уже ко мне, чертов извращенец, — читает его мысли Исин. Чунмёну ничего не остается, чтобы аккуратно пробраться внутрь и вздохнуть - неожиданная почему-то вода. Исин мило улыбается и проводит мыльными руками по щекам Кима.

— Кто из нас еще извращенец? — усмехается Чунмён, но в ответ Исин просто качает головой и поддается вперед, обнимая. Он весь такой горячий и по-своему идеальный. Чунмён, вероятнее всего, даже поспорил, кто из них двоих имеет более идеальное тело, потому что рядом с Исином любая уверенность в себе сразу же испаряется. Будто воздух охлажден до минимума, а от горячей воды разлетается пар.

— Говорил, что люблю тебя? — спрашивает Ким. Исин лениво трется носом о его шею.

— Не то, чтобы говорил. Просто делал все, чтобы я так думал.

— Тогда не буду, — кивает сам себе Чунмён, а Исин глухо усмехается и кусает ключицы. Кажется, все в мире сводится к сексу. В их маленьком мире, если честно, это так. Именно так.

***

Чунмён может придумать тысячи причин, чтобы выпить с парнями. Парни могут выпить тысячи напитков, чтобы придумать причины. Хотя, сейчас все в разы проще: Сехуна приняли на работу, а Кёнсу уволился. Две крайности - двойной повод. Даже Бён примчался к ним, хотя самому на вечер следующего дня улетать. Приехал он сразу с аэропорта, адски голодный, заведенный и с подарками.

Вручил каждому подарочки (даже Сехуну) и все остались довольны. На вопрос, что же он привез для Кёнсу, тот ответил двояко и пошло. Все поняли, что там что-то, что имеет в себе чулки. Гейская слабость к ногам Кёнсу одобрила такую мысль, но Кёнсу - нет, поэтому гонял Бёна, желая того убить. Сехун ничего не понял, отчего Минсок спокойно ему все рассказал.

— Как же бесит, — ругается Кёнсу, затягиваясь. Чунмён просто заметил тот момент, когда очередная паника от Кёнсу, схватил за руку и увел покурить. Чунмён думает, что он удачно купил новую пачку и взял ее с собой.

— А я с Исином не ругаюсь, — переводит тему Ким. До окидывает его скептическим взглядом и выпускает дым изо рта. Не то, чтобы это никак не смущало....

— Затишье перед бурей?

— Не знаю. Хотелось бы, чтобы стабильность.

— Пфф, ты и стабильность с Исином. Парень, даже мы с Бэкхёном более стабильная "пара", чем вы, — смеется Кёнсу. Кажется, он даже успокаивается, но его пальцы все еще подрагивают.

— Иногда я боюсь что-либо сделать, потому что думаю, что все выльется в скандал из-за отсутствия нормальной темы для этого.

— Я должен написать тебе краткую инструкцию по применению.

— Сделал бы ты это раньше, я бы даже не подошел к нему, — Кёнсу ударяет Кима в плечо и лениво валится на последнего. Если подумать, сколько дерьма вылилось из-за их отношений с Исином. Но, вероятнее всего, это все равно самое лучшее, что могло быть в его жизни.

— Нет, подошел бы. Тебя бы просто разъело собственное самолюбие и любопытство.

— Тоже так думаю. Даже не жалею, что случилось то, что случилось. Главное, чтобы буря после затишья не стали слишком жестокой.

***

— Ты снова, да?

— О чем ты?

— А говорил, что запомнишь, — усмехается Исин, слегка отходя от Чунмёна. На улице холодно, а они просто возвращались домой. Каждый отдельно. И пересеклись. Чунмён знает, о чем говорит Исин. Исин знает, что он знает. И оба играют в игру с собственной ниоткуда взявшейся стабильностью.

— У меня в кармане пачка без двух сигарет, можешь сделать, что обещал, — Ким бросает ему вызов, потому что уверен, что все обойдется. Либо сведется к полному краху. Исин вызов принимает.

— На крышу?

— На крышу, Син, — от такого обращения парень ежится и недовольно фыркает. Чунмён бьет по своему же самолюбию, когда делает такие вещи. Бросать вызовы сильному противнику и использовать запрещенные приемы. Его вынесут в нокаут одной пачкой крепких.

***

— Если останется больше четырех, а ты уже будешь хотеть сдохнуть, то можешь остановиться, — ставит условие Исин. Чунмён садится на лавочку из коробок, которую однажды сделал сосед напротив.

— А если я захочу сдохнуть после первой?

— Тогда должен будешь добить всю, — пожимает плечами Чжан, а Ким просто достает сигарету и поджигает.

— Ты же не хочешь этого делать со мной? — Чунмён затягивается, будто старается в пару таких глубоких хваток расправиться с одной, чтобы сразу же приступить к другой. Исин кивает, ведь, да, он вообще против этого. Быстрые затяжки не дают воздуха, приходится пару раз прокашляться, чтобы понять, что такая тактика не будет верна для человека, который не курит часто.

— Я бросил курить, когда поступил в летное, — делится Чунмён и достает еще одну сигарету. Исин кидает на него скептический взгляд, а потом беззвучно, кажется, про себя смеется.

— Как-то не видно.

— Я реально курил. Целыми днями. А сейчас не позволяю себе этого, — спокойно говорит он. Исин кивает, потому что, если честно, не отрицает такого факта. Он вообще в последнее время ничего не отрицает. Только вот, странно реагирует на любое происходящее.

И так продолжает еще несколько сигарет. Чунмён мысленно благодарит всех богов, что взял в магазине минимальную пачку, потому что на четвертой его горло начинает гореть, а голос хрипеть, отчего едкие диалоги с Исином сводятся на нет.

— Меня уже тошнит, — признается Чунмён, а в пачке остается всего две штуки. Исин печально вздыхает и перехватывает у него пачку вместе с начатой сигаретой. Не то, чтобы он менял правила своей игры. Но все сводится именно к этому. Потому что Чунмён дышит через раз. Потому что это все выглядит, как полный идиотизм.

— Ты же ска...

— Заткнись и заканчивай это, — перебивает Чжан, крепко сжимая в своих руках пачку. Ким кивает, ждет, когда Исин освободит свои руки, возьмет его за рукав и поведет домой. И это происходит именно так. По нужной им схеме. Никаких слов кроме, просто странное поведение и полное молчание.

***

Их состояние можно описать чем-то вроде "мы поругались". Только вот, ругались они без слов и скандалов. Просто не говорят друг с другом, проводят уйму времени где угодно, но не дома. Такое чувство, что пересекаться друг с другом - табу.

Первым не выдерживает Исин. Сдается, когда помогает Чунмёну с рубашкой. Ничего особенного. Он делал это всегда, тем более, когда сломана рука. Но последние пару дней старался вообще близко не подходить. Делает это все без слов. Чунмён тоже молчит. Сотни раз пытается что-то сказать или сделать еще, но понимает, что этого достаточно.

Потом Чунмён дает слабину. Хватает Исина за запястье, ждет, когда тот повернется и смотрит. Просто смотрит. Исин смотрит в ответ. Пару минут, глаза в глаза, мягкая улыбка и легкое "отпусти". Тогда слетают тормоза. У Чунмёна, потому что "отпусти" - слишком большая проблема их жизни. У Исина, потому что "отпусти" вырвалось само собой, он не хотел.

— Что происходит? — они спрашивают это одновременно. Просто, без какого-либо начала или уточнения проблемы. А проблема - она есть. Они оба считают до трех про себя, встречаются взглядами и решают, кто будет говорить первым. Чунмён показывает взглядом "ты", а Исин мягко кивает.

— Мы устали друг от друга.

— Нам нужно сделать перерыв.

— Нам стоит расстаться.

— Вот так просто?

— А что тебя держит? Что держит меня? — спрашивает Исин. Чунмён пожимает плечами, но после отрицательно качает головой - ничего.

— Возможно, но нам нужна хоть какая-та причина, разве нет? — предлагает Чунмён. Ведь правда, они не отпустят друг друга, если не придумают отличную причину, чтобы не быть дальше вместе. Просто далеко друг от друга, но так близко.

— У меня булимия, Чунмён. У меня Чунмёновидная булимия, мой дорогой. Мне хочется тебя все больше и больше, даже больше, чем уже есть. Но в данный момент тебя уже настолько много, что меня тошнит уже от переизбытка всеми дохлыми бабочками, которые кружатся во мне. Меня рвет от этого, я захлебываюсь слезами, потому что мое естество все равно требует тебя в еще большем количестве.

— Сильно, — кивает Чунмён, а Исин тяжело вздыхает, потому что такие слова были ему действительно больными, будто резали под кожей. В сердце. Чунмён понимает, потому что чувствует, кажется, такое же.

— Но не достаточно, чтобы ты поверил?

— Оно нам нужно?

— Я люблю тебя, — улыбается Исин, мягко освобождая свою руку из чужой. Не то, чтобы Ким действительно крепко его держал все это время, просто так нужно было. Быть ближе. Переизбыток. Снова мертвые бабочки. Снова много всего, но ничего из нужного.

— А я тебя.

— Это больно.

— Любить меня? — Исин кивает, — ты поздно это понял, прости, что не предупредил.

— Ты отпустишь меня?

— Да, если ты сам уйдешь, — неуверенно говорит Чунмён. Исин кивает и, что не удивительно, действительно уходит. Целует на прощание и уходит. Чунмён знает, что он вернется вечером, чтобы забрать вещи. Чунмён знает, что они не захотят пересекаться сейчас.

***

— Я придумал название твоему состоянию, — лепечет Кёнсу, у которого Чунмён периодически зависает, потому что одиночество делает свое. Правда, времяпровождение с ним почему-то доводит до истерии, которая первоначально не планировалась.

— Давай.

— Оно называется "вау, меня киданули", — смеется он и бросает стопку своей одежды на пол к другой, примерно такого же размера. Кёнсу думает, куда пойти работать, но перебирает все свои вещи, чтобы понять, может ли он выглядеть солидно в чем-то еще, кроме формы с нашивкой AA.

— Первоначально я не чувствовал себя так плохо, — признается Ким. Кёнсу садится рядом и мягко толкает его в плечо, мол, не дрейфь, все наладится.

— Не то, чтобы я советовал тебе поговорить с ним...вам стоит понять, насколько важны вы друг для друга. Покуда ты убиваешься, сам того не желая, то он для тебя важен. Но важен ли ты. Приведи ему какой-нибудь крутой монолог в свое оправдание.

— Я после его монолога немного в шоке, не хочу, чтобы он испытывал такое же чувство собственной никчемности от того, что я так думаю.

— Просто поговорите друг с другом, — кивает сам себе Кёнсу, — Минсок вчера говорил, что с рейса сняли самолет из-за того, что в него врезалась птица. У тебя такое было? — переводит тему Кёнсу. Он, правда, переводит тему, но Чунмён понимает, что он нашел отличный довод.

***

Они сталкиваются на улице. Исин выглядит так, будто на сотни процентов уверен в том, что это специально. Чунмён выглядит так, будто это вовсе не так. И это в общем-то правда. Оба варианта верны. Две правды, ведь каждая может быть в той или иной мере.

— Нужно поговорить, — кидает Чунмён и берет Исина за руку. Тот вовсе не сопротивляется и идет рядом, следуя за не спеша идущим Кимом.

— Мы, кажется, все выяснили.

— Вот что ты хочешь, Исин?

— В смысле?

— Я вот, например, хочу летать.

— Так летай.

— А ты хотел, чтобы я это делал? — с ходу перебивает Чунмён, отчего Исин теряется, кажется. Он думает над ответом, а потом осторожно качает головой - нет. Чунмён знает.

— Я понял: мы с тобой - птицы, которые пытаются разделить небо на две части, — делится Чунмён.

— Зачем нам его делить?

— Потому что ты - живая птица, а я - железная. Мы словно два фактора, делящие мир на части.

— Зачем? Я же всего лишь птица. Как я могу противостоять такой махине?

— Ну, даже самая маленькая птичка может нанести огромный урон даже самому большому межконтинентнику. И ты каждый раз становишься огромной птицей, которая каждый раз сносит мои двигатели или убивается о нос, — спокойно, без лишних слов говорит Чунмён. Исин кусает губы и как-то печально шмыгает носом.

— Мне больнее?

— Намного.

— Чунмён, давай не будем делить небо? Давай сделаем его общим? Или, сделаем одним целым себя?

— Мы пытались это сделать, Исин.

— Мы пытались разорвать небо на куски, — шепчет он на грани какой-то нулевой слышимости. Птицы слышат птиц. Чунмёну остается только кивнуть.

— Снова сделаем тандем противоречий и взаимного недопонимания? А как же твоя болезнь? — усмехается Чунмён. Исин устало потирает глаза свободной рукой, после чего вздыхает.

— Меня сейчас вырвет от твоей ухмылки. Но это не значит, что я не люблю тебя.

— То есть, мы снова вместе?

— Я еще не простил тебя.

— То есть, это ты должен меня прощать?

— То есть, мы должны прощать друг друга. Ты меня простил, а я тебя пока что нет, — парирует Исин, но при этом улыбается так, будто не обижается вовсе. Чунмён тонет в этой улыбке, потому что никто из них не обижался вообще. Потому что это, кажется, называется любовью. Даже с присущей ей булимией и чувством собственной никчемности.