***

Неро разбудил его посреди ночи.

 

— Ви, ты спишь? — Толкнул легко в бок, потянул одеяло на себя, стаскивая его с Ви и пропуская в постель холодный воздух. — Спишь, да?

 

— Мф-ха, да нет, с чего ты взял? — подавляя широкий зевок, проворчал Ви и отобрал одеяло. Натянул его почти до макушки, спрятался в нём, так что один нос снаружи остался и теперь шумно сопел, трепетом крыльев активно демонстрируя всю степень недовольства своего обладателя. — Сколько сейчас? Пять?

 

— Три, — виновато выдавил Неро. Агрессивно сопящим носом Ви он, впрочем, не устрашился и уйти не подумал.

 

— Три, — сонно повторил Ви. Язык ощущался варёным и тяжёлым, не слушался, а в глаза словно песка насыпали или щедро вбросили пару пригоршней пыльцы Клипота — та ещё жгучая дрянь. — Действительно, с чего бы мне спать?

 

— Ну прости. Ты же… Ты же не забыл, правда?

 

Судя по характерному шуму, Неро взъерошил себе волосы и лязгнул металлическими пальцами, тщетно стараясь скрыть пробивающееся волнение. Тщетно — потому что недавняя, но уже устоявшаяся привычка с головой выдавала его истинные эмоции, в том числе и тогда, когда Неро наверняка желал бы оставить их в тайне от окружающих. Ви находил это очаровательным. Даже Грифон, увесистый комок колкостей, наглядное олицетворение непробиваемой толстокожести, и тот умилялся.

 

— Или забыл?.. — Новый осторожный тычок в бок. — Ви-и-и? Уже заснул, что ли?

 

Что ж, прикинуться спящим и свести полуночный разговор на нет было соблазнительной перспективой. Но, Ви знал, Неро ни за что не отстанет от него, потому что… О, нет.

 

О, нет!

 

Сбросив одеяло, Ви рывком выпрямился и медленно потёр глаза, выкраивая себе немного времени для ответа и не без усилий пытаясь собраться с мыслями. Те расплывались, утекали сквозь пальцы мыльной радужной водой и в руках не задерживались. Он вспомнил, что действительно о чём-то забыл, а вот о чём именно — это уже занятный вопрос.

 

— Так ты не пойдёшь? — Неро стоял у его кровати на коленях, полностью собранный, даже Красную Королеву зачем-то с собой взял. Смотрел на Ви снизу вверх с бесконечными тоской и обожанием, как на икону, разве что руки в молитвенном жесте не сложил.

 

В темноте выражения его лица не рассмотреть было толком, и Ви не мог определить, что тот сделает, если он откажется идти. Взвалит на плечо и потащит с собой силой? Расплачется? Или это Ви, не считающий себя изнеженным и склонным к сентиментальности, расплачется, глядя в эти глубокие печальные глаза раненой лани? Если бы демоны умели смотреть так, как это делал Неро, желая заполучить от него что-либо, со дня на день Ви сложил бы оружие, подался на пенсию и стал убеждённым пацифистом. Ещё и природный заповедник организовал бы, чтобы защитить их, сирых и убогих, несчастных и обездоленных, от истребления негодяями-охотниками.

 

Грешно было иметь такие глаза.

 

— Пойду, — замаскировав обречённый вздох под зевок, наконец пробормотал он и спустил ноги на пол; поёжился, стоило студёному паркету обжечь босые ступни. — Дай мне десять минут.

 

Неро просиял. А Ви против воли подхватил его улыбку — и ворчать мгновенно расхотелось.

 

Он понятия не имел, как Неро удавалось так искусно верёвки из него вить и уговаривать на свои безумные авантюры. Но, как бы там ни было, его тактика работала безотказно — неоспоримый факт. И не то чтобы Ви хоть раз пожалел о том, что связался с этим взбалмошным мальчишкой. Удивлялся лишь время от времени, что на свои вылазки тот зовёт именно его, а не Нико, которую знает дольше и которая может составить более подходящую компанию в проворачивании безобидных шалостей, чем тот же чопорный Ви. Но Неро выбрал его, с лёгкой руки записав в близкие друзья, и Ви это несказанно льстило.

 

Их дружба стала единственным, что принадлежало исключительно ему, Ви, а не тёмному призраку Вергилия за его спиной. Он дорожил ею. И Неро, этим тёплым улыбчивым солнцем, он дорожил, безусловно, тоже.

 

Мягко взъерошив светлые колкие волосы и заполучив от их обладателя ещё одну радостную улыбку, Ви поднялся и, сонно покачиваясь, поплёлся в ванную приводить себя в порядок.

 

По-прежнему не имея ни малейшего понятия, на какую авантюру он дал согласие, Ви твёрдо решил, что если для Неро это важно, то сам он ни о чём жалеть не станет и воздержится от бурчания по поводу и без хотя бы до рассвета.

 

Он постарается.

 

***

 

Пожалуй, касательно «ни о чём жалеть не станет» Ви слегка погорячился. Он уже пожалел.

 

Сначала пожалел, когда Неро вывел его из квартиры и с заговорщицким и до ужаса таинственным видом завязал ему глаза шарфом. До того, как временно ослепнуть, Ви успел рассмотреть, что предмет одежды имеет насыщенный поросячье-розовый цвет, украшен аляповатыми цветами и изъеден молью. Лучше не придумать. Спустя секунду выяснил, что очень даже придумать: тот ещё и пах незабываемо — плесенью и нафталином. Ви так и видел его на шее какой-нибудь моложавой пятидесятилетней и стапятидесятикилограммовой нимфы, любительницы красить губы в кроваво-алый, наигранно жеманничать и кокетничать с мужчинами вдвое младше себя.

 

А теперь это смелое дизайнерское решение было на нём, на его лице.

 

Стиль. Винтаж. Чистый неприкрытый восторг.

 

Нет, Ви не был трепетно привязан к своему временному телу и не дёргался из-за каждого попавшего на кожу пятна, но отчего-то здесь его основательно проняло. И он сорвал бы кошмарный шарф тотчас же, брезгливо морщась и чуть ли не отплёвываясь от въедливого запаха, но Неро ободряюще хлопнул его по плечу и потащил с собой, обращая ноль внимания на выразительные гримасы и столько же — на то, что Ви, ослепший, дезориентированный и не до конца проснувшийся, отчаянно путался в ногах.

 

Воодушевляющее начало.

 

Второй приступ сожалений застиг его в тот момент, когда Неро, очевидно, устав от его спотыканий на каждом шагу, взял за локоть металлической рукой, приобнял за плечо — человеческой, и повёл по подъездным ступенькам вверх, бережно придерживая, как слепого. Или умственно отсталого. Или старика, из которого песок чуть ли не сыпался. Или слепого умственно отсталого старика, из которого песок чуть ли не сыпался.

 

Если бы Ви имел гордости и чувства собственного достоинства не меньше, чем Вергилий, то катиться бы несчастному пареньку по лестнице кубарем. Но Ви — это всего лишь Ви. И рядом с ним Неро был в полной безопасности.

 

Ви насчитал пять этажей, прежде чем начал задыхаться. А потом вспомнил, что в здании все двадцать, — и пожалел уже о том, что своим временным пристанищем они избрали квартиру именно в этом доме.

 

Фатальное невезение.

 

Лифт, разумеется, не работал: как назло, город отрезало от электричества вчера вечером, — но, если бы и работал, Неро наверняка не упустил бы возможности хорошенько размяться, забыв на время, что тело Ви на столь интенсивные физические нагрузки не способно. Сказать по правде, вальяжно развалиться на диване, закинув ноги на подлокотник, и листать томик стихотворений конкретно это тело любило сильнее всего. А ещё зелёный чай без сахара, гладкость отполированного металла под пальцами и тонкий запах книжной пыли, какая обычно копится в давних заломах страниц, рельефном тиснении корешка или узких шёлковых закладках-ляссе. И тишину. Благодатную тишину.

 

И полноценный сон, мать твою, Неро, три часа же! Одумайся, родной!

 

Тень донесла бы Ви на верхний этаж за пару минут, но Неро, золотце, самостоятельный и крайне заботливый мальчик, будь он трижды неладен, предпочёл вести его сам. Вот и что с этим сделаешь?

 

Откровенно говоря, Ви больше капризничал, чем всерьёз негодовал: ему не на что было жаловаться, кроме как на своё ни к месту занывшее колено, — Неро был предельно аккуратен с ним. Он придерживал его в опасных местах, где вместо ступеней под ногами скрежетал колотый бетон, а пару раз и вовсе подхватывал на руки и, невзирая на протестующее шипение временно незрячего товарища, перетаскивал его с пролёта на марш.

 

Ви стойко терпел.

 

Лелея несбыточные мечты вновь очутиться в мягкой и наверняка ещё неостывшей постели, он мужественно преодолевал ступенька за ступенькой, не понимая лишь одного: на кой чёрт завязывать глаза, если в подъезде и без того темно, хоть глаз выколи, а маршрут предельно ясен? Завязал бы перед нужной дверью — и одной существенной проблемой стало бы меньше. Но Неро лёгких путей не искал, а Ви слабохарактерно потакал своему ясному улыбчивому солнцу, нежась в его лучах, — впрочем, ничего нового.

 

Светлая надежда на то, что Неро устанет возиться с ним и великодушно отпустит досыпать остаток ночи, угасла после того, как они преодолели пятнадцатый этаж. Ви уже почти не сомневался, что путь их лежит на крышу, что Неро наверняка приготовил нечто необыкновенное и хотел поделиться этим «необыкновенным» с ним, Ви, и ни с кем иным.

 

Мысли об этом согревали не хуже широкой ладони на плече.

 

Дёрнув плечом, чтобы та сместилась чуть ниже, Ви теснее прижался к Неро. Ему нравилось, когда Неро прикасался к нему, но куда сильнее нравилось трогать его самому. Это открытие он сделал далеко не сразу и поначалу в молчаливом ужасе шарахался от чрезмерно тактильного парнишки как от холеры. Но когда вы каждый день вытаскиваете друг друга из передряг, падаете друг на друга, забиваетесь в узкие проходы и оказываетесь в близости, едва ли граничащей с приличиями, спасаясь от очередной гигантской дряни, намеревающейся сожрать вас в один присест, уже поневоле перестаёте придавать нарушению личного пространства хоть сколько-нибудь существенное значение.

 

Именно так Ви и преодолел все стадии от «держись от меня подальше, ненормальный» до «можешь гладить мои волосы семнадцать часов, а потом ещё спинку почеши, да, здесь, и ещё здесь, и вот тут, чуть пониже лопатки».

 

Тем более, это же Неро.

 

Неприхотливый, «свой в доску», или как там говорит Нико, и не без перца, конечно, но подкупающе добрый и искренний. Неуютно себя чувствовать рядом с ним невозможно, даже если очень захотеть и задаться соответствующей целью. Нет. Не-а. Гиблое дело. У Ви ни разу не получилось, а уж кому-кому, а ему целеустремлённости и стараний было не занимать.

 

Вполне вероятно, это было не совсем нормально. Вполне вероятно, их взаимоотношения выходили за рамки классического понятия «дружба», но Ви сравнивать было не с чем, и он охотно довольствовался тем, что имеет. Честно верил в чистоту и невинность их отношений.

 

Но однажды, лишь однажды, Неро смутил его и заронил зерно сомнений в душу.

 

Произошло это в фургоне одним ничем не примечательным днём.

 

Ви вычищал тёмные частицы крови из углублений набалдашника трости перочинным ножом, любезно одолженным Нико, и увлёкся процессом настолько, что не услышал, как в салон забрался кто-то ещё. Непростительная беспечность для охотника на демонов. Но не отскабливалась запёкшаяся кровь, чернела некрасивым рисунком и уродовала трость, а Ви, нахмурившись, старательно выцарапывал её, позабыв обо всём на свете.

 

Неро подошёл сзади.

 

Едва ли крадучись, но на удивление тихо, сохраняя полное безмолвие, он приблизился к Ви и — неожиданно — обнял его за талию. Прильнул всем телом и замер, самим собой пригвождая его к рабочему столику Нико.

 

Нож вывалился из ослабевших рук и глухо ударился о столешницу рукоятью, завертелся волчком и замер, остриём указывая на заваленный прототипами Бичей угол. Вслед за ним грохнула и наполовину отчищенная трость.

 

Сдавленное необъяснимой тяжестью, таким же волчком завертелось и сердце Ви, толкаясь в рёбра горячими округлыми боками. Оцепенение из-за неожиданной близости, ничем не обоснованной, не связанной с битвами и угрозой смерти, сковало мышцы и придало лишнего веса каждой из них. Ви не человек — гранит под прессом по имени Неро; вот-вот рухнет на колени и брызнет мелкой блестящей крошкой.

 

Неро же, словно ничего не замечая, словно не он стал причиной раскола чужой души и в стальные тиски не зажал её, выпрямился, навалился на Ви и металлической рукой потянулся к полке над его головой. Подцепив кончиками пальцев набор для чистки револьвера, он подхватил его и тотчас отстранился от Ви, но убрал тёплую ладонь с его талии — только спустя секунду. И направился к музыкальному автомату, тихо насвистывая себе под нос незатейливый мотив: чистить оружие он предпочитал под музыку.

 

А Ви так и остался стоять каменным изваянием, гранитной статуей, чудом избежавшей участи быть уничтоженной прессом, и пытался вдохнуть. Раз, другой, третий — и всё никак не мог; держался ладонью за бок, где мгновение назад по-свойски покоилась рука Неро, и не понимал, отчего так горит лицо.

 

Позже отпустило.

 

Наверное, примерно с тех самых пор Неро и мог свободно, как к себе домой, зайти в комнату к Ви в три часа ночи и стащить с него одеяло, не боясь быть распятым Тенью на ближайшем столбе. А Ви с не меньшими лёгкостью и естественностью — потрепать его по волосам и продефилировать мимо в чём Вергилий высек, не испытав ни капли смущения.

 

Этот этап оказался благополучно пройден.

 

Но сердце по-прежнему нет-нет да и наливалось странной тяжестью при воспоминаниях о том случае в фургоне. Ви же предпочитал не возвращаться к ним и не забивать себе голову тем, что постичь был не в силах. Что случилось — то случилось, и довольно об этом.

 

— Почти пришли, — вывел его из раздумий ободряющий и немного виноватый голос Неро. Ладонь мягко сжала плечо и тотчас отпустила, мазнула сверху вниз до локтя.

 

Ви кивнул, не тратя драгоценное дыхание на ответ, и носом наугад ткнулся Неро в висок. Крепко пахнуло горьковатым парфюмом, лицо кольнули жёсткие прямые волосы, а собственные губы прижались к упругому полукругу уха — попал. Ухо же моментально потеплело, сделалось горячим — усталой, но торжествующей улыбки Ви сдержать и не подумал, — а Неро вдруг сбился с шага, прищёлкнул металлическими пальцами и придержал Ви, их обоих подстраивая под новый темп ходьбы. Ви покорно замедлился, борясь со стойким желанием цапнуть это самое ухо в отместку его обладателю за пытку жутким розовым шарфом и подъёмом — по ощущениям — на проклятую Темен-ни-Гру.

 

Горели и лопались от жара лёгкие, царапая горло сухими вдохами и выдохами, как искрами, а ощущение своих ног потерялось где-то между шестнадцатым и семнадцатым этажами. Что бы ни задумал Неро, Ви уже настроился крайне скептически: что, ради всего святого, могло стоить этого безумного подъёма на крышу? Ещё и этот ужасный шарф… Не на помойке же Неро его отыскал, правда? Немного поздновато задаваться подобным вопросом, впрочем, — и Ви стёр улыбку, подавил унылый вздох и отклеился-таки от чужого уха, оставив его в неприкосновенности. До поры до времени.

 

Гулко ухнула чердачная дверь, змеиным хвостом скользнул по лодыжкам прохладный воздух, а Ви машинально переступил с ноги на ногу, сунул трость под мышку и обхватил себя за плечи. Свежо. Неро же, оставив его умирать от холода в тёмном и безрадостном одиночестве — серьёзно, мог и подольше погреть в объятиях, жалко, что ли? — убрал руки и отступил; зашелестел одеждой.

 

Стоп, что?..

 

Быстрее, чем богатая фантазия начала работать в полную силу, не скупясь на детализацию образов и тасуя возможные варианты «согреть» с мастерством шулера, Неро вернулся к Ви и, аккуратно взяв его за запястья и разорвав защитную позу, провёл вперёд; усадил на мягкое.

 

Мягкое? На крыше?

 

Хорошо, Ви был почти заинтригован.

 

Но главной оказалась даже не дозревающая интрига, о, нет, отнюдь не она: он сел, наконец-то! Отложив трость в сторону и уперевшись ладонями в настил позади себя, тоже мягкий, к слову, он расслабленно откинулся назад и с наслаждением вытянул гудящие ноги. Восхитительно. Бо-жест-вен-но! И нафталиновая повязка на глазах уже не казалась худшей вещью в мире, не портила момент. Да ничто не смогло бы его испортить: настолько счастлив был Ви устроить своё бренное тело удобно.

 

Неро же садиться к нему не торопился. А Ви не настаивал и сам.

 

Сейчас тот наверняка снимет шарф — прощай, колючее розовое чудовище! — и развеет интригу; объяснит наконец, какая шальная затея поселилась в его голове на этот раз, ну а Ви, пользуясь небольшой паузой, отдышится хотя бы. Так он полагал. Так должно было случиться.

 

Но не случилось.

 

Неро коснулся шеи Ви, не узла на его затылке, — и тысячей длинных игл вонзились мурашки в основание шеи. Ви слепо дёрнулся, пойманный, к месту прибитый ошеломлением, как железными гвоздями, как тонкими иглами мурашек. Трудно сглотнул. Расслабленное состояние шелухой содралось, слой за слоем, оставив после себя голую отполированную сердцевину — нарастающее волнение. Странное тревожное предвкушение. Затаённый восторг.

 

Незрячий, беззащитный, остро чувствующий присутствие Неро и его близость — в кончиках пальцев на обнажённой коже, — Ви был близок к лёгкой панике.

 

Это прикосновение значительно отличалось от тех, которыми они привыкли обмениваться ежедневно. Более мягкое, нежное, без какого-либо давления, как невесомый птичий пух, зацепившийся за волоски на коже и приставший к ней, — оно весило с бетонную плиту. А Неро надавил сильнее, вычерчивая пальцами несколько петлистых узоров, и задел линию роста волос — и к бетонной плите присоединилась вторая.

 

Ви окаменел, снова — как тогда. Как тогда. И слова вымолвить не сумел.

 

Неро же мог отмочить шутку и расколоть напряжение, вернуть Ви его пошатнувшееся душевное равновесие, но он — чёрт бы его побрал! — сосредоточенно молчал. Ви не слышал его дыхания за рваными клочьями своего. И вспомнил вдруг ни к месту, что он не потрудился спросить, куда и зачем ведёт его Неро — и теперь оказался в полном неведении. А тот и сам хранил молчание по пути наверх, хотя обычно заткнуть его было той ещё проблемой. И что бы всё это значило?..

 

Собственное сердце сломанным маятником в горле металось, вдохи и выдохи разделяло, раздирало — и Ви не был уверен, что виной тому подъём на двадцатый этаж пешком. Он ведь уже прошёл через это однажды, почему снова?.. И почему так безмерно радует, что на глазах по-прежнему плотная непроницаемая ткань?

 

Но Неро продолжал щекотно поглаживать его шею, и цепочка вопросов, барабаня соскальзывающими гладкобокими жемчужинами-точками вопросительных знаков, рвалась; Ви терялся в предполагаемых ответах. И грубая дробь, стук жемчужин друг о друга — всего лишь звучание собственного пульса.

 

Ночную свежесть, прохладную влажную пыль бросил в лицо ветер, выплеснул её за шиворот мелкой моросью и сомкнулся вокруг запястий и лодыжек звенящими кандалами. Ви поёжился бы, если бы сумел шевельнуться, — но нет; не в его силах, не сейчас, не рядом с Неро. Шаркнули подошвы — это Неро обошёл его, не отнимая руки, и очутился напротив. Зарылся пальцами в волосы на его затылке, словно бы намеренно — под проклятым узлом, и сжал их, стянул у корней с приятной болезненностью. Подбородка коснулся гладкий металл, и Ви, слабо дрогнув, запрокинул голову.

 

Вдохнуть захотел глубоко, полной грудью, чтобы пьянящий дурман в мыслях разогнать и хлебнуть терпкого горького — парфюм Неро, — и не смог.

 

Колкие мурашки по шее второй волной — вполне естественно, и так же естественно — новое поглаживающее прикосновение ледяных искусственных пальцев, на этот раз — к виску, к кромке повязки. Дыхание Неро сделалось вдруг слышимым, скрежетом оцарапало болезненно обострённый слух Ви и тронуло лицо мягким веянием, как прозрачным пухом, как воздушным поцелуем — потому что он склонился к Ви.

 

Обиженно звякнула Красная Королева, задев лезвием крышу: очевидно, Неро сел на корточки перед ним, может, даже на колени — и звон металла вывел Ви из оцепенения, расколол его каменный панцирь и запустил внутрь жар. Запоздалый вдох напалмом ворвался в грудь, окатил изнутри горячо и больно; в горле заклубился дымным першением и губы припёк, опалив их уголки.

 

Солнцем дышалось исключительно так, никак иначе.

 

И Ви, пальцами впившись в подстеленную ткань до онемения их кончиков, не страшась обжечься подался к своему знойному солнцу — он всегда угадывал верное направление, ни разу не ошибся — и разомкнул губы. Чтобы поймать ими ожившее трескучее пламя. Попробовать на вкус. Украсть кусочек небесного светила, принадлежащего не ему, но кому-то другому или другой, и бессовестно присвоить — с закрытыми глазами кража кражей не считается; он чист; их прозрачной дружбе не грозит порча примесью личного.

 

Позже Неро снимет повязку — и всё вернётся на круги своя. Никто не вспомнит о маленькой невидимой шалости: её существование предастся забвению моментально, так что и вспоминать будет не о чём. Удобно. Лучшее решение в их шатком положении передрузей-недолюбовников и в состоянии Ви «я-здесь-не-навсегда».

 

Может быть, затем Неро и привёл его на крышу: окончательно определиться с границами и проверить их дружеские отношения на прочность, на крепость. Да вот только… дерьмовая крепость, Ви, дерьмовая! Одна вода!

 

Пылающие губы прижались к колючей щетине, к подбородку — и Неро стиснул волосы Ви грубее, тяжело сглотнул совсем близко; Ви машинально сглотнул вслед за ним и потянулся выше. А узел на затылке неожиданно ослаб, концом зацепившись за искусственный палец. Шершаво сполз с лица Ви шарф, упал на запястья Неро и, уродливой розовой змеёй проскользнув между ними, свернулся на бёрдах Ви кольцами. Как если бы задремал, жуткий тканевый питон, наверняка гордый собой и страшно довольный тем, что всё испортил.

 

— Смотри, — севшим голосом пробормотал Неро и, убрав руки, тотчас отвернулся.

 

А Ви покорно поднял пьяные слезящиеся глаза — и дыхание перехватило окончательно.

 

Безбрежной синью, глубокой, насыщенной, в тонких стежках — пронзительно-чёрной, и нежно-лиловой — в полупрозрачных слоистых кружевах, расстилалась над ним галактика. Тысячи звёзд блестели толчёной алмазной крошкой, подсвеченные изнутри собственными сердцевинами и отражённые от множества граней — близлежащих светил, и изредка перемигивались меж собой, словно свежими сплетнями и секретами делились за круглой спиной Луны-надзирательницы. Дразнились. Наверняка показывали той крошечные искрящиеся язычки, негодники, и беззвучно, по-звёздному, хихикали. Но, невзирая на шалости, успевали всюду: и подурачиться, и богато украсить собой бархатный подол Млечного Пути, как драгоценной вышивкой, и рассыпаться в его складках затенённым мерцанием, промелькнуть серебряной нитью на кайме.

 

Ви любовался ими приоткрыв рот и позабыв обо всём на свете.

 

Мёртвый пустынный город, лишённый электричества, обглоданным остовом древнего гиганта возлежал у плиссированного края небосклона, как мифический сторожевой зверь — у ног хозяина, облачённого в тогу. И длинной жирафьей шеей устремлялся к небу и ввинчивался в него, точно штопор, Клипот. Вверх тянулся, к игривым звёздам и газовым кринолинам облачностей: урвать и себе кусочек алмазной ночи, оцарапать бархатные рукава крючьями венца — и разорвать их. Изуродовать всё, до чего получится добраться.

 

Вот же сволочь.

 

Укутанная плешивой дымной мантией, Луна снисходительно взирала на потуги хищного древа и лила на него полупрозрачное молоко, безжалостно высветляя контуры гигантских пор и выявляя его уродство. Наказывала наглеца. Бесстрастно и бессердечно напоминала, что в мире людей он — чужеродный, ненужный, и ставила его на место.

 

Нервно дёрнув уголком губ, коротким неприязненным взглядом Ви уколол Клипот и тотчас отвернулся, не желая портить себе момент; посмотрел на Неро.

 

Довольная улыбка, которую тот усиленно пытался скрыть, искоса поглядывая на реакцию Ви, сияла ярче звёзд. Отсвечивала взорвавшейся сверхновой, слепила и белым пламенем жгла. В небесных светилах нужда отпадала, когда Неро так улыбался.

 

Что греха таить, Ви всем сердцем был влюблён в эту улыбку.

 

— Нравится? — прошептал Неро, придвинувшись ближе, и улыбнулся шире.

 

А Ви подобрался, весь взведённый, готовый сам не зная к чему, и потерянно улыбнулся в ответ. Гулко ухало в груди сердце, оглушало и давило тяжестью, а вместо мышц — сахарная вата, сбитая в плотные нитяные комки: и упакована туго, и форму какую-никакую держит, да только тронь её, выдохни тёплым — и растечётся липкой сладостью, к коже мягкими тягучими паутинками пристанет.

 

И дыхание не на месте, и руки-ноги онемевшие, неподвижные, и Ви отчего-то — сам не свой.

 

Потому что в глазах Неро — космическая бездна; отражение каждой звезды и маревом клубящиеся туманности, лиловые, тёмно-синие и чернильно-чёрные, сливающиеся в причудливые формы и узоры; как если бы Ви зарождение новой галактики наблюдал, появление Вселенной. И серебряным блеском, тонкими нитями созвездий на небосклоне — подрагивающие ресницы.

 

Нравится ли ему? Ох, он ещё спрашивает?..

 

Зрелища прекраснее Ви в жизни не видел.

 

Он медленно кивнул, неотрывно глядя в лицо Неро, обесточенный, обездвиженный, неспособный выдавить и банальное «да». А тот засиял улыбкой ярче, тряхнул головой и зашёлся тихим смехом. Разорвал зрительный контакт. Всё так же медленно, с сожалением, Ви опустил глаза, сморгнул звёздную пыль с ресниц и надрывно усмехнулся следом: спящему розовому змею-шарфу, своим коленям и крыше под собой.

 

Похоже, после этой ночи ему о многом предстоит подумать. И многое переосмыслить.

 

Но ночь на этом не заканчивалась, а вместе с ней не заканчивались и сюрпризы.

 

— Не против, если я немного пошумлю? — Неро, растрёпанный, краснощёкий, с лихвой глотнувший пьяного лунного молока и уже захмелевший от микроскопических пузырьков его пены, вскочил на ноги и ухватился за рукоять меча. Перекатился с пяток на носки и чуть ли не подпрыгнул, дрожа от предвкушения.

 

Даже если бы Ви был против, он и под пытками не признался бы в этом.

 

Встрепенувшись и запрокинув голову, он покачал ею. Отложил мешающийся шарф, подтянул колени к груди и, обняв их и умостив подбородок сверху, выжидательно посмотрел на Неро исподлобья. Пальцами бегло побарабанил по локтям, не скрывая заинтересованности. Энтузиазмом Неро невозможно было не заразиться. И сна больше ни в одном глазу.

 

А Неро, словно только его разрешения и ждал, выхватил Красную Королеву, широкую, блестящую, несуразно громоздкую, и взвёл мотор.

 

Громким эхом ударил по ушам механический рёв; меч загромыхал, загрохотал, точно до звёзд докричаться пытался, но, ведомый чуткими пальцами владельца, тотчас сделался тише и усмирил голос до размеренного урчания. Замурлыкал небесным светилам долгую балладу о любви, о чём-то вечном и непостижимом, на языке металла и пламени. Влюбил Ви в свою необыкновенную песню с первых же аккордов.

 

Искры ослепили, посыпались ржавым дождём, ударяясь о настил и тут же угасая, а рыжие пятна заметались по крыше, разгоняя тени, как крупные пушистые коты — крыс или мелких бесов. Мягко очертили лицо Неро всполохи укрощённого огня, подсветили глаза и добавили насыщенности алеющим щекам и скулам, тронули губы карминным поцелуем — и Ви, проникнутый невольной завистью к ним, всполохам, прикусил губу изнутри.

 

Неро же, положив ровно горящий меч перед ним, устроился рядом. Задумчиво проследив взглядом за парнем, Ви лишь сейчас обнаружил, что тот был в одной футболке. На свой плащ он сел сам, на него же, как оказалось, с самого начала посадил и Ви. Вот как.

 

— Довольно… необычное применение оружию, — хмыкнул Ви и качнул головой, за завесой волос намеренно пряча лицо. Протянул озябшие руки к огню — с тем же успехом мог бы прижать ладони и к собственным щекам.

 

— Это ещё не всё, — легко толкнув его в бок локтем, заулыбался Неро. Азартно и воодушевлённо, со щепоткой солёной дерзости, как будто бесконечно удивлять Ви сегодня — его первостепенная цель.

 

Льстило до невозможного. И Ви позволил себе тихо разомлеть, нежась во внимании Неро, наслаждаясь их уютной ленивой болтовнёй и треском пламени под громадой зернистого купола.

 

Сосредоточенно завозившись под боком, Неро шумно засопел, заворчал себе под нос и выудил из кармана брюк изрядно помятый шуршащий пакет. В тусклом оранжевом свете этикетки было не рассмотреть.

 

— Что это? — Ви не удержался, протянул руку, но Неро ловко перехватил его за запястье и чуть сжал, останавливая.

 

— Сейчас узнаешь.

 

В его улыбке от солнечного тепла не осталось ни градуса, но чистый лунный свет тронул уголки губ загадочностью, блестящей влагой умыл глаза, а на кончики ресниц высыпал крошечные блики, сверкающие, как острия иголок.

 

Ви невольно подался ближе, заглянул Неро в лицо. Не красота черт магнитила его, не их гармоничность, а живость, подвижная, чудна́я, бессовестно притягательная. Бесенята, шальные огоньки во взгляде. Мириады крошечных звёзд в отражении глаз. Неро ему словно целый мир показывал, но не тот, что окружал их ежедневно, а особенный — свой личный; таким, каким он видел его сам.

 

Ви бы кусочек этого мира в подарок получить — лучшее, что может произойти в его однотонной закостеневшей жизни, — и трепетно хранить в уголке сердца, в потайном кармашке души, вышитом серебряной нитью и украшенном алмазами-звёздами, украденными с небес сегодняшней ночи.

 

Может быть, однажды он попросит. Или Неро догадается сам.

 

— Вот чёрт… — Задрожали блики на кончиках игл, а лунный свет потускнел. Ви опомнился, вернул взгляд объятой огнём Красной Королеве. — Забыл кое-что, — тут же пояснил Неро, отпуская руку Ви и хмурясь.

 

Между светлыми бровями залегли сосредоточенные морщинки, пересекли высокий лоб и сразу же накинули Неро пару лишних лет. Тёмные пятна на солнце, кратеры на гладком лике луны — мысленно Ви разгладил их кончиками пальцев.

 

Вытянув шею и оглядевшись по сторонам, точно поблизости волшебным образом могло найтись нечто нужное, и ожидаемо не отыскав это самое «нечто», Неро опустил плечи, нахмурился сильнее. Зашелестел сминаемый пакет, и взглядом Ви тут же зацепился за расплывчатые фиолетовые буквы, которые Неро так желал от него спрятать минутой ранее. «Marshmallow».

 

…серьёзно?

 

Впрочем, о чём это он, это же Неро. Понятие серьёзности у того всегда отличалось неповторимым своеобразием.

 

Хмыкнув беззвучно и едва удержавшись от того, чтобы нарочито демонстративно не закатить глаза, Ви нашарил трость, мягко толкнул Неро коленом и протянул аксессуар.

 

— Это не подойдёт?

 

— Ты супер, Ви!

 

И Ви чуть было не выронил трость.

 

Запоздало вцепился в неё, сжал крепко, словно его жизнь напрямую зависела от контакта кожи с прохладным металлом, и уголок губы больно прикусил. Чтобы не сдаться без боя, не выдать себя и не расплыться в широкой счастливой улыбке. Потому что не «да», не «то что нужно», а искреннее обезоруживающее «ты супер, Ви!», выпаленное с неподдельным восхищением, — в самое сердце тепловой волной, жарким солнечным ударом. Как будто этот пустяк, мелочь, уже сделал Ви в сотню раз лучше в глазах Неро; как будто Неро был готов восторгаться им и превозносить его по любому поводу, самому никчёмному, самому глупому — лишь бы он, повод, нашёлся. Ведь без него — уже не так, уже необъяснимо сложно, тяжело и совсем не по-дружески.

 

А сложности им были ни к чему.

 

Честно пытаясь сохранить некое подобие серьёзности, Ви смотрел на Неро и проигрывал самому себе: улыбался, улыбался, улыбался как ненормальный. И думал отстранённо, как не свои мысли, как чьи-то чужие, насильно вложенные в голову, что пусть по-дружески, пусть не по-дружески, как угодно, но — пусть.

 

Руке стало легче: Неро выхватил трость, оставив взамен пару щекочущих прикосновений к ладони. И изгиб губ Ви сделался плавнее, мягче. Прикосновения и улыбки — другая валюта в их отношениях не котировалась.

 

А Неро уже качнулся к нему, перегнулся через его ноги — пришлось опустить и второе колено, не без удовольствия мазнув им по чужой груди, — и взял шарф. Утащил с собой шерстяного уродца, чтобы вытереть им трость. Ви не беспочвенно подозревал, что нафталиновый змий далеко не самый чистый в мире и в качестве салфетки так же плох, как и в качестве не-обломщика поцелуев, но спорить не стал. Он обещал не включать престарелого маразматика до рассвета и обещание своё сдержит.

 

Если доживёт до рассвета, конечно, с такими-то регулярными сердечными атаками!

 

До скрипа, до тусклого блеска натерев трость пятачково-розовым мракобесием с вызывающим принтом крупных цветов, Неро распотрошил пакет, раскроил витиеватую надпись на этикетке и нанизал пару лакомств на импровизированный шампур. Поднёс к пламени.

 

Владелец антикварного магазина обзавёлся бы благородными сединами на висках и парой-тройкой микроинфарктов, увидев, какая участь постигла украденный товар.

 

Ви против воли фыркнул и вяло отмахнулся в ответ на вопросительный взгляд Неро. Покосился на маршмеллоу с затаённым подозрением.

 

Ванильные биточки зефира крупные, эластичные, так что трость не раскрошила их, а деформировала до неузнаваемости. Превратила в жутких оплывших чудовищ — как их вообще есть? Это возможно? Это безопасно?.. Ви ногой столкнул бы эту кулинарную импровизацию прямиком с крыши, прикрыв собственные подлость и коварство якобы ни к месту проявившей себя неуклюжестью, и забыл бы о монструозных маршмеллоу как о страшном сне. Но лицо Неро разгладилось: избавился от некрасивых глубоких морщинок его лоб, губы расслабились, а озорные искры вновь заплясали в голубых глазах — Неро уже оправился, уже вернулся к привычному состоянию перманентного счастья, а много ли нужно было самому Ви?

 

И уродливый зефир он стерпит — шарф же как-то пережил, не рассыпался и собственной желчью не захлебнулся, — и даже позволит Неро уговорить его, Ви, попробовать кусочек; будет ломаться и строить из себя брезгливого недотрогу до тех пор, пока Неро с рук его не покормит, по губам горячую сладость намеренно размазывая, — а Ви цапнет его за палец под конец и лукаво подмигнёт, собственную чертовщинку продемонстрировав на мгновение. Может, перед этим они и шутливую потасовку устроят, в которой Ви, конечно же, проиграет, потому что победа Неро выйдет ему всяко выгоднее своей.

 

Хорошо же получится.

 

— Так ты… пикник на крыше решил устроить? — Скрестив ноги по-турецки, Ви устроился удобнее, вновь протянул ладони к огню и коротко посмотрел на Неро. — Посреди ночи?

 

— Ну… да? — Украдкие взгляды столкнулись как крылья мотыльков, привлечённых пламенем, и тотчас разлетелись в разные стороны, обожжённые смущением. Неро тихо кашлянул и отвернулся; Ви уставился на свои руки. — Ты рассчитывал на что-то другое?

 

— Я… нет. Нет.

 

Дёрнув плечом и недоверчиво хмыкнув, допытываться Неро всё же не стал. Металлической рукой он придерживал трость, человеческая же покоилась рядом с коленом Ви. Её бы ближе на пару сантиметров, на пару ничего не значащих сантиметров — и заденет грубый шов брюк; может, осторожно скользнёт под бедро, словно бы случайно и не по воле обладателя, словно бы в поисках тепла, — и тогда станет возможным аккуратно надавить на острые костяшки, прижаться к ним и остаться так. Замереть, дышать нарочито ровно, бесшумно и сосредоточенно делать вид, что ничего не происходит.

 

Но рука Неро не двигалась, довольствуясь контрастом колючего жара и мягкой ночной прохлады, а Ви грел свои о пламя и смотрел на звёзды. Дышал уличной свежестью, дымом и сладким запахом зефира — дышал необъятной свободой, жизнью. Ловил момент. Стежок за стежком сшивал лоскутное полотнище своей души и накладывал каждое мгновение, каждую секунду, как белую нитяную петлю; как если бы созвездие скрупулёзно вычерчивал внутри себя или рисунок ещё одного фамильяра.

 

И не жалел ни о чём, как и обещал.

 

Наверное, только с Неро он мог сидеть вот так, в приятном молчании, и жарить лакомства, нанизанные на трость, над горящим мечом. В три часа ночи. На крыше высотки. В руинах мёртвого города, стянутого узловатыми корнями гигантского дерева-кровопийцы и опустошённого, обезвоженного им же. И считать это почти нормальным.

 

Два идиота, других таких, наверное, не найти не то что в Редгрейве — в целом свете, в бисерном орнаменте звёзд на небесном холсте.

 

Запрокинув голову и подставив лицо ветру, Ви зажмурился, тонко улыбнулся. Мирное времяпрепровождение нравилось ему значительно сильнее, чем бесконечные сражения, уже набившие ощутимую оскомину, и гонки со смертью. В его случае, в прямом смысле «гонки» и прямее некуда — «со смертью». Но как-то однажды Неро вытащил его в парк кормить уцелевших уток хлебом, а потом с весёлым гиканьем отстреливал пиромантов, пожелавших этими же утками подкрепиться. Беспечно расстреливая драгоценный боезапас и больше пугая мелких демонов, чем всерьёз уничтожая их, он шумел и носился по парку не хуже десятилетнего мальчишки, запертого в теле взрослого и наконец-то дорвавшегося до развлечений. А Ви мял в руках наполовину растерзанную краюшку и взгляда от него отвести не мог. Неро же внимание к своей персоне истолковал по-своему — и всучил Ви Синюю Розу. Просто взял и отдал, без вопросов, без пояснений, полностью — без слов. Отобрав скомканный хлеб и зашвырнув его в декоративный пруд не глядя, вложил револьвер в онемевшие руки Ви, своими ладонями чуть надавил на его пальцы поверх нагретого металла и ободряюще улыбнулся.

 

Первым же выстрелом Ви чуть было не снёс себе колено. Или это было колено Неро, он уже не очень хорошо помнил.

 

К счастью, обошлось. И закончили они тогда довольно быстро — Ви даже уличил себя в лёгком разочаровании, ощутил остаточное послевкусие и удивился его неожиданному наличию.

 

Но с Неро всегда было так: весело, шумно и абсолютно нелогично, так что не сразу определиться возможно, что делать — плакать от абсурдности его идей, смеяться из-за них же или старательно и не слишком умело делать вид, что он и без подсказок догадался, какое развлечение их ждёт на этот раз.

 

Время, проведённое с ним, становилось бесценным. Настоящей маленькой жизнью.

 

Пёстрым лоскутом в частоколе белых стежков.

 

Вот и сейчас Ви ловил себя на мысли, что сидеть вот так, у костра, под куполом неба и почти касаясь плеча Неро своим, ему нравится в разы больше, чем отмывать руки от грязной крови врагов. Что все цели, которые когда-то ставил себе Вергилий, на деле бессмысленные и хрупкие, как высушенная яичная скорлупа: вроде и цельные, и жёсткие на вид, и словно бы филигранно отшлифованные, а тронь, надави посильнее, проверяя на прочность — и заскрипят, промнутся внутрь ломкой прослойкой кальция, потому как нет там ничего внутри. Нет и не было никогда.

 

Это ведь Неро открыл ему глаза.

 

Беспринципно растормошил сам того не зная, вынул из панциря прежнего «я», из высушенной яичной скорлупы, и привязался к нему: к бесполезной человечности, с момента своего появления обречённой на смерть; к «мусору», который даже выбросить побрезговали и оставили на полу в развёрстом отчем доме — гнить. А он, Неро, не поленился уделить внимание бледной диковатой тени, скалящей зубы, смеющейся зло, цинично и гремящей стихотворными строками как невидимыми цепями; присмотрелся повнимательнее и нашёл в ней что-то или кого-то — может быть, самого Ви? — и себя всецело подарил. Ни за что. Просто так. Свою крепкую дружбу, свои прикосновения и мягкие согревающие улыбки, щедро и расточительно раздал ничего не требуя взамен, — и влюбил бледную тень в ясное знойное солнце.

 

Влюбил. Вот и весь секрет.

 

Распахнув глаза, умытым прозрением и чистым, чистым как никогда, взглядом Ви скользнул по бархатным складкам с пепельной бахромой у краёв, тронул их ласково и вернул внимание Неро. Не боясь ослепнуть, не боясь обжечься или дотла сгореть рассыпчатым мотыльком — больше ничего не боясь. И отнял руки от огня, кончиками пальцев пробежался по грубой нитяной кайме плаща и дёрнул уголком губ в волнении, в лёгком предвкушении, намереваясь сказать то, что должен был. То, что губы жгло неслучившимся поцелуем, и то, до чего он наконец-то дозрел не только сердцем, но и умом.

 

Неро же на взгляд не ответил: сам будто бы ожидая чего-то, он неотрывно смотрел на небо и в нетерпении покачивал коленом. Собранный, непривычно тихий и серьёзный. Как из белого мрамора выточенный ледяной родниковой водой или из упавшего с небес лунного камня. Немного эфемерный, чуть больше — по-простому, по-человечески красивый.

 

Глаз не отвести, не сразу.

 

И Ви помедлил, любуясь им, добавляя новый аккуратный стежок прекрасных воспоминаний к имеющимся; заполняя свой потайной кармашек украденными солнечными лучами и бессовестно мешая их со звёздной пылью, со своими чувствами. Чтобы выпить полученный коктейль залпом, до дна. Опьянеть и не протрезветь никогда по собственной воле — именно так и ощущалось молодая влюблённость.

 

А Неро, не замечая, не чувствуя сладкой тяжести чужого взгляда на себе, вынул смартфон из кармана, бегло проверил время и тотчас вернулся к созерцанию небесных светил; беспокойно заёрзал. Казалось, что-то тревожило его, кололо острыми краями, как попавший в обувь мелкий камешек, и донимало. И Ви уже вознамерился было задать вопрос, избавить Неро от волнений или развеять их, но тот внезапно подскочил на месте; распрямился туго сжатой пружиной, вынудив Ви отшатнуться и на пару седых прядей стать ближе к владельцу антикварного магазина, и тут же упал обратно. Вскинул руку, случайно задев ею бедро Ви, и указал наверх:

 

— Началось! Смотри, Ви, смотри!

 

Взбудораженный, шальной, лунной рябью подёрнутый как блестящей рыбьей чешуёй, в окаймлении красноватых всполохов огня — отказать ему было невозможно.

 

И Ви, унимая заколотившееся сердце и молчаливо кляня самого себя за излишнюю пугливость, взглядом машинально проследил за направлением указующей руки. От увиденного резко выпрямил спину, за плечи себя обхватил и недоверчиво нахмурился — и ахнул запоздало. Глаза распахнул широко-широко, взглядом объять необъятное стремясь. Не двигаясь, не дыша, не моргая — самим собой, стуком своего сердца боясь спугнуть происходящее и наполняясь им до краёв, до поднутрений души и её пористых раковин, о существовании которых и сам не подозревал.

 

Ночь не переставала удивлять.

 

Звёзды, десятки, сотни, тысячи звёзд — вдруг разрыдались разом; всколыхнулись и заструились по небосклону пролитым молочным светом, бледными дорожками дрожащих слёз, безутешные. Вспыхнули слепяще-белым, пронзительно ярко, остро, до рези в глазах и лёгкого жжения, и угасать постепенно начали. Одна за одной, одна за одной, как если бы с бархатных щёк поднебесья их сцеловывал кто-то невидимый, кто-то, для кого эти слёзы горше и мучительнее своих собственных были.

 

Ви знал лишь одного человека, для кого в чёрный день, в час нужды он сделал бы то же самое.

 

— Загадаем желание? — Неро затормошил его, пощекотал под рёбрами, и Ви нехотя оторвался от созерцания прекрасного. Отмахнулся вяло.

 

Не до желаний ему вовсе, не до игр и новых развлечений: собственное сердце — хоть выжимай. А уверенное «не считающий себя изнеженным и склонным к сентиментальности» — на выброс, с двадцатиэтажного здания — вниз.

 

— Какой в этом смысл? — пожав плечами, скептически хмыкнул Ви. Нахохлился. — Это всего лишь звёзды.

 

— Да брось! Все так делают, — смешно наморщил переносицу Неро. — Ну, по крайней мере, в детстве. Я вот всегда загадывал… хрень всякую, правда, типа новых наушников, но… — уже тише добавил он, скомкал окончание и на мгновение глаза опустил, а Ви подавил стойкое желание взъерошить ему волосы, приободрить как-то по-особенному; может, поцеловать в висок или в щёку, или набраться смелости и… — А, ладно, забей, это всё глупос…

 

— Давай.

 

— …ти. О, правда? — моментально оживился Неро. Расцвёл, вспыхнул огоньком-светлячком и невидимые крылья расправил будто бы — а на крыше словно обломок упавшей звезды взорвался золотым.

 

Дитя-радость, вот кем он был на самом деле; вот о чём писал Блейк.

 

Ви кивнул. Поёжился зябко: желание особыми изысками не блистало. А Неро, расценив его движение по-своему, потянулся к шее, где должна была находиться застёжка плаща. И отдёрнул руку, очевидно, вспомнив, что предмет одежды сейчас под ними. Но не растерялся — подсел вплотную и беззастенчиво обнял Ви свободной рукой, прижал к себе крепко, согревая. Ви тихо хмыкнул и, расслабившись в приятных полуобъятиях, откинулся на чужое плечо.

 

Уже сбылось, надо же, а ведь он ни к одной плачущей звезде обратиться не успел.

 

А вдруг и с Уризеном получилось бы? Загадать, чтобы тот плодом подавился, к примеру, или к собственному трону задницей прирос — и всего делов-то. Нет, ну а что?

 

Негромкий смешок вырвался перчёным кашлем, припёк горло, а Ви мазнул губами по уху Неро, кончик носа о морозную белизну волос оцарапав на секунду. Не прогнал неуместное веселье, но сбавил его градус. И улыбнулся в пустоту, никому и ни для чего, просто так — потому что улыбаться хотелось; потому что не улыбаться не получалось, сколько бы он ни пытался побороть себя и сохранить лицо относительно бесстрастным. Улыбалось чудно́ — и пусть.

 

Рядом с Неро было хорошо.

 

От него веяло теплом, окутывало мягким жаром, как всё теми же невидимыми крыльями обнимало. Или это раскалившийся металл Красной Королевы прогрел воздух вокруг них дрожащими пластами. Или же Ви ухитрился простыть, и его уже лихорадит.

 

Неважно, честное слово, неважно. Он нежился в объятиях Неро — и любой вариант считался подходящим, любой вариант устраивал.

 

Молчание не было в тягость.

 

Размышляя наверняка о чём-нибудь своём, Неро подрумянивал зефирных монстров и отстранённо смотрел на тускнеющие звёзды, а Ви украдкой — на него. Взглядом профиль обрисовывал, за ресницы-иголки цеплялся и по губам скользил тяжело и долго, как если бы шероховатый речной жемчуг по ним перекатывал. Мысленно положив маленькую жемчужинку на переносицу, воображал, как та, постепенно наращивая темп, неестественно медленно движется по линии носа с задорно вздёрнутым кончиком; балансирует на нём нелепо, неуклюже, поблёскивая неровными рифлёными бочками, и, потеряв опору наконец, срывается белой искрой, каплей лунного света. Одним прикосновением верхнюю губу задев, тут же плотно, всем весом, по нижней прокатывается и соскакивает ниже. Живо представлял, как ловит перламутровую проказницу у колючего подбородка собственными губами и как они носами шутливо толкаются, бодаются лбами и давятся смехом, он и Неро, потому что занятия бестолковее придумать невозможно.

 

И гадал, на самом ли деле щёки Неро, настоящего, сидящего возле него сейчас, розовеют с каждой секундой всё насыщеннее или же это игра пламени вводит в заблуждение.

 

Способ проверить придумался сам собой. Простой и действенный — лучше всяких завуалированных и трижды задрапированных мудрёностей.

 

— Ну так… что за желание? — нарочито небрежно поинтересовался Ви и положил голову на заботливо подставленное плечо. Поёрзал, поелозил, щекой поудобнее притеревшись к шву футболки.

 

— Да не гони! — Неро клюнул носом куда-то в темечко, фыркнул не то сердито, не то смеясь, и дыханием волосы щекотно всколыхнул. Смутился. Интересно. — Нельзя говорить, иначе не сбудется!

 

— Да перестань…

 

— Нет!

 

— Неро, солнце…

 

— Нет! Нет, Ви, даже не начинай!

 

— Ах, вот как! — Ви вскинулся, вывернулся из полуобъятий и азартно усмехнулся, уже примеряясь, куда бы ущипнуть Неро, если тот продолжит капризничать. — А ты знаешь, что бывает с теми, кто говорит мне «нет»?

 

— Ха, нет!

 

— И никто не знает, — предвидя подобный ответ, зловеще пророкотал он — и метнулся к Неро.

 

Лентой-тенью, змеиным броском атаковал, быстрым, подлым и бесчестным — как умел; на что способен был в своём нынешнем картонном теле. И толкнул Неро в грудь, опрокинул на лопатки, неожиданно тяжёлого, ошалевшего и явно не ожидавшего дерзкой атаки в лобовую, и навис сверху, скалясь победно. Зазвенела трость, ударяясь о лезвие Красной Королевы, и, схватившись чёрным, негодующе зашипел погибающий в пламени зефир. Густо пахнуло жжёной карамелью, а выросшие языки огня жадно лизнули шарф, свернувшийся поблизости толстыми розовыми кольцами, — и потянуло палёной шерстью вслед. Искры затрещали, замерцали, облаком взвились ввысь и замельтешили на периферии уменьшенной копией минувшего звездопада.

 

Никто не обращал на них внимания.

 

— Как считаешь, почему? — гнул своё Ви, недобро щуря глаза и склоняясь к оцепеневшему Неро. С каждым словом — всё ближе, ближе и ближе. Наслаждаясь моментом, собственным триумфом и чужим неприкрытым ошеломлением и глотая их медленно, со вкусом, вместе с дымным зефирным воздухом. — Потому что даже свидетелей не остаётся! Ни одного! — И лязгнул зубами над заалевшим ухом, не в пример мягко и игриво ущипнув крепкий напряжённый живот кончиками пальцев.

 

А Неро всхлипнул как-то странно, конвульсивно дёрнулся и схватился за воротник плаща Ви, но отпустил сразу же. Потянувшись к собственным волосам искусственной рукой, мгновенно одёрнул себя и рассмеялся натянуто, почти надрывно, с дребезжащими нотками надвигающейся паники, и попытался выбраться. Выбраться. Он. Попытался.

 

Наивный золотой ребёнок.

 

Коленями стиснув его бока, зажав насколько хватило сил, в немом предупреждении Ви оскалился шире и свободы пленнику не дал; не позволил ему капитулировать и прервать их маленькую импровизированную партию в твист.

 

Он ещё не закончил.

 

— Так что ради твоего же блага… — назидательно прошептал Ви, проурчал голодной дикой кошкой и, сам шалея от собственной наглости, повалился на Неро. Всем весом улёгся, кольцами на груди свернулся бы как кобра или почивший шарф, если бы сумел, и, обняв легко, без давления, голову вновь устроил на его плече. Закончил на контрасте — примирительно: — Хотя бы намекни, м?

 

Секунд пятнадцать потребовалось Неро на то, чтобы вспомнить, что можно и нужно дышать и как пользоваться собственными лёгкими; ещё двадцать — чтобы начать понемногу расслабляться и не бугриться под Ви окаменевшими мышцами. Да, Ви считал. Да, несмотря на собственные дерзость и преувеличенную беспринципность, ему тоже нужно было как-то справляться с самим собой, со своим дыханием, со своим звенящим раскалившимся сердцем.

 

Сместив руку чуть выше и обхватив Неро за шею, губами он ткнулся ему в плечо, в полосу обнажённой кожи над растянутым воротом футболки, и дохнул тёплым, ободряющим. Давай уже, воскресай, бедолага.

 

— Намекнуть, говоришь… — низко прохрипел Неро, наконец вернув себе способность говорить, и вздохнул неожиданно устало, глухо, как если бы толстый слой пыли с чего-то давнего, лежалого, сдувал. Обнял Ви ответно, но крепче, и заворочался, укладывая их обоих поудобнее и словно бы подготавливаясь к долгому разговору.

 

Ви насторожился, прикусил тонкую ткань воротника, приятно пахнущую горьким и терпким, и немного помусолил губами. Торопить не стал.

 

— Есть одна загадка… — издалека начал Неро и прищёлкнул металлическими пальцами где-то над лопатками Ви. — Всё ломаю голову, но никак не могу разгадать.

 

— Поделился бы, я…

 

— Тихо, дослушай. — Горячая ладонь нашла его локоть, сжала, и Ви понятливо замолчал. — Так вот… Знаешь, в этом городишке с развлечениями туго. Ни тебе кинотеатров, ни кафешек, ни даже баров каких-нибудь вшивых не осталось. — Ви нахмурился и запоздало кивнул, не совсем понимая, какое отношение отсутствие увеселительных заведений может иметь к загаданному желанию. Неро в кино захотел или что? — Поэтому мне приходилось извращ… исхитрищ… Да бля! Исхитряться! Во! Чтобы придумать для этой загадки что-то, что могло бы сойти за сносное свидание.

 

Неро смолк, вновь звякнул металлическими пальцами, а Ви ещё секунды с три задумчиво пожёвывал несчастный хлопок и невидяще смотрел на угасающий огонь поверх груди парня, прежде чем осознал.

 

Переиграл в мыслях последнее услышанное предложение, последнее слово, и медленно моргнул. Второй раз. Третий. На четвёртом открыл рот, но сразу же закрыл, растеряв все слова разом и не найдя, что сказать. Ни одной связной мысли в голове не осталось, ни одного стихотворения Блейка — чистый лист, не знакомый ни с текучими чернилами, ни с сухостью и царапающей жёсткостью писчего пера. Ничего. Необъятная пустота. Вакуум — как в распростёртой космической бездне над ними.

 

…и тут в его голове заржал Грифон.

 

Вот именно что заржал, по-конски, дробно и звонко, виртуозно играя тональностями и перескакивая от нежного альтино до гулкого баса настолько мастерски, что Герион от зависти собственные копыта бы сгрыз, не иначе — Ви и не подозревал, что тот так умеет.

 

Зажмурившись и крепко стиснув зубы, так что прикушенная ткань жалостливо заскрипела, перетираясь и пропарываясь на клыках, Ви постарался прогнать шум в ушах. Принять как данность факт того, что, кажется, он очень и очень жёстко облажался. Причём неоднократно.

 

— К тому же я не знал, что нравится загадке, но на то она и загадка, правда? — А Неро решился на второй заход. Ви отдышаться бы, заткнуть бьющегося в конвульсиях Грифона и самому не впасть бы в кататонический ступор, но времени на рефлексию ему не отвели нисколько. Нисколько, Неро, пощади же! Ви слишком молод, чтобы умирать! — Вот и экспериментировал, приколюхи придумывал всякие, а на каждое приглашение получал согласие. И вроде бы всё о’кей, вроде бы всё просто и понятно, да вот только одна беда…

 

Он замолчал, щёлкнул металлическими пальцами в третий раз, а у Ви во рту пересохло настолько, что даже короткий вопрос, одно слово, выдавить он не сумел бы.

 

Сердце Неро билось совсем близко: часто, гулко, но ровно, как гигантский огненный молот по наковальне в древних кузницах Нижнего мира ударял. А собственный пульс Ви клубком ветхих нитей казался: весь в узелках, в истончениях и полупрозрачных расслоениях плетения; одну такую выудишь, дёрнешь без усилий, без особого желания, потому как интереса никакого не представляет, — и порвётся, повиснет ровной линией. Линией конца жизни.

 

Но Неро упорно молчал, не желая прийти Ви на помощь, и тянул за неё, нить пульса, неосознанно — из Ви сердце вытаскивал, из влажных плёнок перикарда и костяного каркаса рёбер, и к себе тянул, целиком — к себе. И смотрел в небо не мигая. Ждал вопроса.

 

— Что за беда? — просипел Ви, мысленно желая неугомонному Грифону смерти, и с трудом отлепился от чужого плеча, приподнялся на локте.

 

Неро повернулся к нему, взглядом прошил насквозь:

 

— Эта загадка до сих пор не сделала ни одного шага ко мне навстречу. Сама. Не по моей просьбе. Понимаешь? Вот и загадал, чтобы… — И затих подавленно.

 

Глаз не отвёл, не отпустил взглядом — так и держал прибитым, пришпиленным, как серебряной запонкой с аквамариновой вставкой — к бархатному рукаву небосклона и кружевам его туманностей.

 

И Ви покорно не двигался, ответно глядя на него в упор. Искал шальной блеск в зеркале глаз и не находил его, как не находил и бесенят, и искристых огоньков — одну лишь трогательную нерешительность, невысказанный вопрос. Тихую печаль.

 

Что он успел надумать себе, пока они день за днём сражались с тварями плечом к плечу? Или пока шатались по городу в поисках приключений и находили их за каждым поворотом, в каждом проулке и даже на одинокой покорёженной лавочке у подъезда, на деле оказавшейся спящим бафометом? Пока кормили уток остатками хлеба и отстреливали пиромантов на счёт?

 

Или пока сидели здесь, укрытые крылом ночи и алмазной крошкой звёзд отполированные до блеска в душах и сердцах?

 

Ресницы Неро дрогнули, сухо сверкнули покрасневшие глаза, и Ви не выдержал первым — отвёл взгляд.

 

Расскажи ему Неро об этом раньше — Ви, вероятно, пришёл бы в ужас и отказался иметь с ним любые отношения, кроме исключительно деловых. Он бы не понял, он не был готов. Сейчас он также был в ужасе, но уже оттого, что не догадался сам и неведением своим долгое время мучил несчастного мальчика, скрывающего изнывающее сердце за солнечными лучами тысяч улыбок. Что «авантюры» на деле оказались банальными свиданиями, а он, Ви, на серьёзных щах лечил про чистую мужскую дружбу с объятиями, прикосновениями рука к руке и пикником на крыше звёздной ночью — да где же это видано? Ещё и маленькую драму внутри себя переживал, постепенно осознавая, что его дружба не очень-то на таковую и похожа. Нашёл проблему!

 

Да заткнись хоть ты, пернатый!

 

Осторожное прикосновение к щеке привело Ви в чувства. Неро заглянул ему в лицо, потянул к себе, но Ви вывернулся, выкрутился кошкой, не желающей хозяйской ласки, и поднялся неторопливо — вслед за ним медленно поднялся и Неро. Побледневший, осунувшийся и почти больной — сил смотреть на него такого не было. Но придётся немного потерпеть.

 

Сам — значит, сам, как Неро и хотел.

 

И, протянув руки, Ви мягко обхватил его лицо, шагнул ближе. Пальцы кольнуло встрёпанными волосами, под ладонями — пятна проступившей красноты и стыдливый жар; интересно, а на губах он же?.. Подушечкой большого пальца Ви провёл по шершавой щеке, надавил и тут же погладил нежнее, едва касаясь, как если бы вновь с речной жемчужинкой поиграться вздумал, и намеренно задел уголок губ — чтобы увидеть, как тот нервно дёргается.

 

Перебор. Явный.

 

Расслабив руки в смятении, Ви попытался сместить их к волосам — дальше, безопаснее, начать с ласки попроще, но Неро крупно вздрогнул, будто бы опомнившись в одно мгновение, выдохнул горячим и цепко перехватил его за запястья. Сомкнул пальцы, холодные — Увертюры, неожиданно ледяные — свои, удерживая ладони Ви на прежнем месте. В глаза заглянул повторно и утопил его в лунном сиянии, в облаке мерцающих и цветисто вспыхивающих звёзд — и вперёд подался, не то погрузить в тёмный космос глубже стремясь, не то спасти. Наивный.

 

Не зная, не подозревая, что спасать — уже бесконечно поздно.

 

Ви прикрыл глаза и ответно склонился к нему, губами поймал сбивчивый шёпот:

 

— Ви, я…

 

— Да. Да. Я тоже.

 

Он никогда не думал, что однажды ухватится за осколок звезды — но держал его в ладонях сейчас, горячий, наполненный внутренним светом до краёв и слепящий даже сквозь сомкнутые веки, и в ближайшие несколько минут отпускать не собирался. Никогда не полагал, что дотянется до небес и поцелует солнце, своё знойное летнее солнце, растопившее солёное зачерствевшее сердце и выпарившее его злобу, превратившее отвергнутую человечность в цельного самодостаточного человека, — но целовал.

 

Подёрнутое пожаром далёкого рассвета, светлело у горизонта небо и неторопливо запахивало полы своей мантии, пряча в складках алмазную вышивку; готовилось обрасти пуховыми облаками и засиять благородной лазурью. Свежий ветерок перешёптывался с дремлющей Луной и лениво гонял по крыше мелкий мусор, играя с ним в салочки и закручивая в цветную карусель. Угасая, тихо потрескивало пламя Превосходства. А от забытых маршмеллоу остались лишь тёмные пузырящиеся пятна, намертво прикипевшие к трости — похоже, перочинный нож Нико без дела не залежится. Шарф же сгинул бесследно.

 

Когда Ви отстранился, меч уже не горел.

 

Глаза Неро — близко-близко, словно дождём, хлещущим ливнем или звездопадом, умытые. Чистые, искрящиеся, разукрашенные сложной красотой в каждой прожилке радужек. Хвостом кометы в них написано было, что долгожданное желание их обладателя наконец-то сбылось.

 

Может, не такие уж это и глупости? И всё же следовало вдобавок загадать, чтобы Уризен не смог встать с трона ввиду полного сращения ягодиц с оным?..

 

Коротко хмыкнув, Ви взъерошил непослушные волосы-лучики и потянулся к Неро за новым поцелуем — и увлёк их обоих обратно на расстеленный плащ.

 

Пусть небо постепенно светлело, пусть манерничало и жеманно прятало звёзды, разбавляясь бледным полупрозрачным аквамарином, но ночь на этом не заканчивалась. А вместе с ней не должны заканчиваться и сюрпризы.