Миг застывшего оцепенения, отстранённого наблюдения за нарочито медленно оседающей на мрамор форума девушкой. Мёртвой — а в этом сомнения не оставалось. Глаза, ещё удар сердца назад сиявшие издевательским блеском, потухли, кровь, выплеснувшая из раны на грудь, уже пропитала лёгкое платье мастерицы, превратив белоснежную ткань в тёмно-алую. Застывшие в ночном полумраке губы навсегда сохранили полную торжества улыбку, с которой Верховная Искательница бросилась на клинок, назвав себя служительницей Мелькора, Жаждущей… и князя Первого Дома.

Впрочем, о последнем избранник Элентари сейчас думал в последнюю очередь. Серые сияющие глаза, не отрываясь, смотрели на влагу цвета розы, медленно разливающуюся под покинутым душой хроа, на кровь, что почти беззвучно сейчас капала с клинка Ринганаро на пол. Эта же кровь щедро брызнула на ладонь мечника — так, что пальцы свободной от клинка руки стали скользкими, пахнущими металлом.

В первый раз здесь, на земле Амана, все они — сам Эктелион, его отряд, Арафинвэ — видели смерть собственными глазами столь близко. Они в ней участвовали — так, как Нерданэль и бойцы Лаурэфиндэ делали это в глубине пещер. Впервые сами пролили кровь сородича на Благословенную землю. Да, предательницы, отдавшей свои тело и душу твари, что на напала на Валинор. Безусловно, врага. Но…

Мастер меча медленно пошевелил окрашенными в красное пальцами, смотря то них, то на Куиллэ, чья кожа стала молочно-белой.

Она была виновной. В этом у служителя Создательницы Звёзд не было никаких сомнений. Она не была той, кого он поклялся защищать, не щадя своей жизни — напротив, являлась тем, от кого требовалась защита! Приспешница Тьмы заслужила свою участь. Была врагом. Разум и душа, наполненная светом Владычицы, говорили об этом в унисон.

И всё же это создание, которое когда-то было эльдиэ, а сейчас, похоже, с гордостью носило звериные рожки и не скрывало змеиный раздвоенный язык, была сородичем. Вдвойне сородичем — как и сам сын двух народов, Куиллэ родилась полуваниэ. И они пролили её кровь, склонив мечи в сторону другой эльдиэ уже не на арене или очередной дуэли, но так, как их отцы и деды делали в сторону орков или иных тёмных тварей в дни Великого Похода.

Глупая, шальная мысль закралась в голову словно с чёрного хода, оглушив стражу и вскрыв замки с изяществом мастера-вора. А что чувствовал бывший наставник, когда проходил через подобное, когда сам с этим столкнулся, там, в шахте? Окатило ли его холодной водой подобное оцепенение, когда ему пришлось пронзать алебардой и несчастных, что были замучены и обращены в музыкальные инструменты, и тех, чьим разумом и духом завладела сила твари? Дрогнула ли его рука после того, как это произошло? Или Лаурэфиндэ не колебался, ударив так, как делал всегда — в самое уязвимое место, быстро и неотвратимо, подобно взмаху клинка самой Смерти?

Порыв чужой, враждебной им силы, что сейчас, подобно сжатой до предела пружины, готова была разжаться, выпустив на волю всю свою мощь, окатил новым ведром холодной воды, привёл в чувство, заставив время, что до того растягивало несколько секунд на вечность, вновь войти в обычный ритм. И снова, как удар сердца назад, ощутить весь объём и вес того ушата с помоями, что в данный момент готов опорожниться на головы всем присутствующим.

— Ко мне! — рявкнул Эктелион, понимая, что счёт пошёл на последние мгновения. Поэтому сделал единственное, что мог в подобной ситуации — резко взметнул руку в сторону воспитанника, хватая Арафинвэ за плечо и буквально отбрасывая юношу за свою спину. Увенчанные плывущими по ним звёздами крылья Вознёсшегося разошлись широко в стороны, пытаясь объять необъятное, укрыть за собой всех, кого возможно, от надвигающейся бури. — Ко мне! В круг, подле её тела! Мы должны защитить остальных!

Вкладывая всю свою решимость в этот отчаянный рывок и команду, он уже видел, что на помощь прийти сейчас, вероятнее всего, не успеют. Видел внутренним зрением, как до того заворачивающийся в воронку пурпурный клубок силы, паривший над остывающим в луже собственной крови телом, пульсирующий, точно бьющееся сердце, то и дело выбрасывающий сонмы отвратительных щупалец, начинал раскручиваться, обрушиваясь на форум с яростью волн Оссэ.

И сделал единственное, что мог. Встал щитом между силой твари и Эльдар — так, как делал это в Ночь Кровавых Слёз.

«Моя Владычица Звёзд, Элентари Тинталлэ! В руки твои отдаю я свой дух, жизнь и судьбу. Позволь мне защитить тех, кто не в силах сделать этого сам!» — молитва стрелой понеслась к ночным светилам, вливая свежие силы в тело.

Первое, что почувствовал мастер меча, когда Вражья мощь накрыла его с головой — ветер в лицо. Горячий, сильный, едва не сбивающий наземь. Вознёсшийся вынужденно встал в стойку, опёршись на заднюю ногу, и распахнул шире крылья, чтобы не упасть. Ветер сладковатый до тошноты. Ветер, наполненный тысячами запахов, приносящих удовольствие — или его отвратительное, извращённое подобие. От аромата свежей выпечки и доброго вина до лесного бора, от тонкого, едва уловимого запаха кожи эльдиэ до терпкого, металлического, что издавала кровь на клинке. Но то было лишь началом.

Этот раз не был похож на момент пришествия Жаждущей к Валинору в первый раз, когда бывший ученик Лаурэфиндэ заслонил собой Тирион. Сила — да, была такой же, живо напомнившей о тех крайне неприятных минутах. Полунолдо узнал её, едва войдя на форум — и сейчас узнавание это стало абсолютным. Но вот использовалась она теперь совершенно по-иному. На этот раз Тварь не стремилась насытиться, утолить свой зверский, жаждущий душ Эльдар голод. Воспоминание о хитиновых клешнях, скребущих по фэа, так и оставалось воспоминанием. Не был этот вихрь похож и на то, что описывали вернувшиеся живыми из-под земли. И те из жертв, кому повезло сохранить рассудок в целости, и Чёрные Стражи, после выступавшие первичными наставниками для остальных, рассказывали о попытке играть на самых потаённых желаниях, об отражении самых возвышенных чувств в кривом, гротескном зеркале. О потакании самым животным инстинктам и рефлексам. Поддашься всему этому, продемонстрируешь бреши в собственной броне — и гадина тут же запустит свои щупальца в тебя, постарается одурманить, взять под свой контроль, а после и поглотить без остатка. Но ничего подобного Эктелион сейчас не чувствовал.

В эти мгновения всё было куда тоньше. Не сразу мечник разобрался, что к чему, вслушиваясь в свои ощущения, пытаясь проникнуть глубже, чем просто «запахи» чужой Силы. Но вот когда понял — холод затопил сознание, впился в разум ледяными пальцами. Понимание того, что может произойти, ударило не хуже хлыста.

Сила, столь старательно собранная Куиллэ заклинательной песней в один кулак, не била клешнёй, пытающейся сожрать, и не пыталась запустить свои отростки, стремясь сделать своим рабом. Она лишь ласково, почти с нежностью касалась чужих сознаний. Зачастую — почти что незаметно, не напрямую. И Эльдар, быть может, готовые отражать прямой натиск грудь о грудь — всё же защитные знаки теперь носило большинство, да и уроки защиты разума постигал каждый, — могли не заметить столь лёгкого прикосновения. Не молотом или копьём. И даже не шпагой или кинжалом. Лёгкой, тонкой иголочкой. Да что там! Сам Эктелион мог бы и не заметить такой атаки, если бы не ожидал её здесь и сейчас, и если бы разум его не был защищён звёздным светом Владычицы.

И ведь немногое эта иголочка пыталась поменять. Совсем немного. Всего лишь снизить способность рассуждать здраво, рассуждать холодно, не поддаваясь порывам эмоций, возможность удержаться на плаву, не дать себя захлестнуть ощущению толпы, общего экстаза. И напротив — повысить доверие к тем, кому ты и так доверяешь. К определённым лицам, к нужным словам. Так, чтобы если слова эти звучали правдиво и здраво, если искусный оратор говорил так, о чём ты подозревал всегда, то ты с лёгкостью будешь воспринимать то, что он скажет дальше, за чистую монету. Ведь этот эльда не скажет глупости. Ведь он заслуживает твоего доверия. Не подверженного суждению, искреннего, пламенного.

И такое доверие ведь — разум прошила догадка, от которой кровь стыла в жилах — могло вылиться во что угодно. Быть может, свергать Нолдорана во славу Сына Тьмы и не пойдут, но вот, скажем, устроить братоубийственную бойню внутри Тириона и Валимара, внутри Ваниар и Нолдор Короля — потому что им укажут, где скрываются враги — легче лёгкого. Даже здесь, внутри форума.

Осознание подобного заставило Вознёсшегося с рыком, достойным гончих Оромэ, ринуться вперёд, навстречу пурпуру — подобно тому, как отчаявшийся готов войти в огонь, сгореть без остатка в очистительном пламени, лишь бы спасти других. Засиявшие светом Элентари крылья сошлись вместе, пытаясь задавить вихрь в зародыше, так, чтобы он, не имея выхода, погиб, растратил скопленные силы впустую, разбившись о неприступную стену.

И в это мгновение, когда Эктелион понял, что ему подобную силу не удержать — слева и справа подставили плечи. Новая пара крыльев сомкнулась вместе с его собственными, словно создав купол, мешавший тёмным ветрам добраться до своей добычи. Две слабо мерцающие светом ладони, слишком узкие для взрослого мужчины, но слишком большие для ребёнка, легли на плечи обоим крылатым, будто довершая конструкцию треноги. Внутренним зрением рыцарь Элентари видел, как над телом культистки сомкнулся сиявший серебром купол.

Стоять стало легче — настолько, что предводитель Серебряной Длани позволил себе вздохнуть, тем не менее не ослабляя хватки. Помощь пришла, но этот бой был не закончен.

Эктелион не знал, сколько они так простояли. Разум подсказывал, что лишь несколько ударов сердца. Но напор силы, рвавшийся на свободу, говорил, что многие дни. Ветер бил в лицо, став колючим и злым, ярился, стараясь найти лазейку, прорваться к тем, кто не был настолько крепок в своей защите. Над кем он мог бы поколдовать лёгкими касаниями, делая своё дело.

Но конец приходит всему, в том числе и любой непогоде. И вот уже заклинательная песнь, созданная Куиллэ и завершённая её добровольной жертвой, наконец, исчерпала ресурсы. Лоскутки пурпура догорали, бессильно скользя по защитному куполу, тратя остаточные крохи вложенных в неё сил, чтобы в последний раз попытаться найти выход наружу.

Наконец, всё закончилось. Не было ни грома, ни молнии, ни злобного воя. Всё завершилось так же резко, как и началось после пролитой крови. Просто в какой-то момент полунолдо почувствовал, что напор иссяк.

Эктелион устало вздохнул, опустившись на одно колено. Пальцы, коснувшиеся пола, невольно зарылись в сухой белесый пепел — единственное, что осталось от Верховной Искательницы. Ни крови, ни костей, ни даже одежды или украшений. Лишь прах, что ветер — настоящий, чистый, переменчивый — подхватил, разнося прочь. Что до её фэа — у Вознёсшегося были определённые сомнения, отправилась ли она в Чертоги Ожидания, или же нет.

Рядом, справа, сухо кашлял Ринганаро, отплёвываясь. Крылья рыцаря потускнели, звёзд на них стало меньше — среброволосый явно потратил много сил. Краем глаза можно было заметить, что внизу остальные Вознёсшиеся, поняв, что прийти на помощь не успеют, приняли единственно верное решение — настолько быстро, насколько могли, начали выводить с форума собравшихся Эльдар. В большинстве своём. Остальные сторожили выявленных в толпе Искателей, большей частью оглушённых.

Слева же от мечника…

Забыв про усталость, мастер меча сорвался с места, подставляя плечо готовящемуся упасть на четвереньки Арафинвэ. Юный принц тяжело дышал — с хрипом и присвистом, точно после забега от одного конца ущелья Калакирья до другого. Золотые пряди прилипли ко лбу, с которого градом катился пот. Кожа Инголдо заметно побледнела. Капли крови срывались с носа и верхней губы, окрашивая пепел.

— Аро! Как ты? Аро?! — скорее действуя по наитию, на рефлексах, чем думая, Эктелион, разом побледневший от ужаса, прижал юношу к себе, вливая в него через ладони целительную силу — судя по тому, что он видел, сын Индис потратил слишком много энергии.

Через несколько мгновений принцу явно стало лучше. Дыхание выровнялось, лицо вновь приобрело здоровый цвет. Наконец младший ученик сел самостоятельно, позволив мастеру сменить беспокойство на суровость. Которая, впрочем, тоже была ещё одним проявлением страха за воспитанника. Тем не менее голос полунолдо наполнился холодом, брови сошлись на переносице.

— Во имя Элентари, это что сейчас такое было? Я, кажется, приказывал тебе не соваться в пекло.

Серые глаза принца открылись. Аро, глубоко вздохнув, провёл рукой по лицу, точно стирал с него налипшую грязь.

— Я видел, как эта дрянь рвётся наружу, наставник, — голос его звучал глухо. Нотки вины там присутствовали. Пугать учителя он явно не хотел. Вот только уверенности в том, что поступил Инголдо правильно, позиции «ни о чём не жалею» там было куда больше. — Она уже была готова просочиться. Никто другой не успел бы встать третьим в круг. Я, быть может, и не чувствовал, что это именно. Но мне хватило понимания, чтобы осознать — выпускать этот ветер нельзя.

— Ты понимаешь, что Дом Финвэ мог лишиться принца — или, по крайней мере, этот самый принц мог слечь на много дней, будь эта проклятая песня сильнее. Забыл, что ли, что ты — одна из возможных целей для убийц? — начал было мечник, однако облачённая в доспех рука Аро слегка сжала его плечо.

— Вот именно. Принца, — Арафинвэ попытался встать, опираясь на наставника. Получилось это у него лишь со второй попытки. Юный полунолдо слегка шатался, но сумел удержаться на ногах. — Я принц обоих наших народов, наставник. Эта дрянь угрожала моим сородичам и подданным, моим Эльдар. Кем я был бы, если бы сейчас о своей шкуре начал беспокоиться? Уж точно не принцем и не твоим учеником.

Возразить Эктелион не успел — Ринганаро, переведший было дух, через мгновение со всё возрастающим в глазах ужасом уставился на столь же побледневшего мечника. Не испуг был сейчас в глазах обоих. Ужас понимания, что именно сейчас донёс ветер.

Дальние отголоски — но и их хватило. Близко познакомившиеся с этим Вознёсшиеся хорошо запомнили это ощущение.

В нескольких местах сразу поднялись вверх точно такие же вихри, как тот, что они только что задавили. Ещё. И ещё. И ещё. Одни ближе, судя по всему — в Тирионе. Другие — далеко к западу. Валимар.

И их было куда больше, чем отрядов, которые Эктелион разослал, дабы взять под стражу остальных Искателей…

Мелькор и все его слуги!

— Ты тоже это почувствовал, да? — губы среброволосого едва разлепились.

— Что? В чём дело? — глаза Аро метались от одного Вознёсшегося к другому. Похоже, чувствительность юноши всё же была меньше.

Услышав ответ, ровно как и то, что произошло, Инголдо тихо выругался сквозь зубы.

— Наставник, — процедил он спустя минуту, явно о чём-то напряжённо размышляя. — Надо предупредить отца и деда. Пусть поднимают всех, кого могут — начиная с тех отрядов, что мы готовили к этой ночи изначально. Пусть обратятся к Майар. Если ты прав насчёт воздействия этого проклятия на разумы… — принц Дома Финфэ скривился, точно принимал для себя крайне непростое, отвратительное лично ему решение. — И ещё. Связывайся с моим братцем. О его роли в происходящем потом поговорим — несмотря на то, что тварь эта явно врала перед смертью, пару вопросов я ему задать об этой ночи хочу, — серые глаза недобро блеснули. — Но сейчас нам нужны все, кто может держать оружие — и готов помочь предотвратить этот… хаос.