*Наше время*

***

Запах кофе постепенно наполнял просторную кухню. Я медленно потянулась и посмотрела в открытое витражное окно. На дворе стояло раннее майское утро, пели птицы, и прохладный ветерок слегка колыхал ажурные занавески. Перелив только что сваренный кофе из турки в чашку, я аккуратно перелиснула страницу лежащей рядом книги. Это была трагедия Уильяма Шекспира "Ромео и Джульетта" которая досталась мне весьма непонятным образом. Был ли это знак примирения, жалость или что-то иное, не известно мне до сих пор. Одно я знала точно – книга стала для меня единственной связующей золотой нитью, потому я берегу её как зеницу ока.

Конечно, это далеко не единственное чтиво в поместье. На втором этаже в северной части здания находится библиотека, но она собственность господина Раума и приближаться к ней запрещено. Вход в неё закрыт небольшим серебрянным замком с красиво выгравированной окантовкой. На вид очень хрупкий, но при желании его вряд-ли возможно сломать. За все 200 лет моего проживания в этом месте я никогда не видела, что скрывается за таинственной дверью библиотеки. Смею предположить, что никто из здешних обитателей также не посещал её на протяжении многих сотен лет, дверь и замок выглядят не тронутыми.

Задумавшись, я невольно потянулась к чашке с кофе.

– Ой, горячо! – я судорожно отдёрнула руку от жгучего напитка. – Видимо, ещё не остыл...

Потерев обозжённую ладонь, я чуть сморщилась от неприятного покалывания. Оставив кофе на окне, я закрыла книгу и направилась в сторону выхода. Погода располагала, поэтому, не обувшись, я ступила босиком на влажную от утренней росы каменную тропинку, которая вела вглубь сада.

По всей территории поместья растут пышные кустарники гибискуса. Ярко алые цветы влекут и опьяняют своим неждым тонким, напоминающим южную ночь, ароматом. Первое время Раума очень забавляло моё ненормальное влечение к этому растению. Он говорил, что люди боятся и всегда обходят стороной, называя гибискус "цветком смерти".

В центре сада располагается небольшое искусственное озеро. Не смотря на отталкивающий, тёмно-изумрудный, будто грязный цвет, вода в нём всегда кристально чистая и не нуждается в уходе, чем не перестаёт удивлять меня по сей день. Иногда кажется, что помимо меня за уходом этого места следит кто-то ещё.

Немного прогулявшись, я вернулась к поместью и заметила господина Раума. Он вальяжно сидел на окне своей комнаты, скинув одну ногу вниз, и с интересом разглядывал что-то вдали. Встретившись со мной взглядом, он едва заметно кивнул, и на губах появилась лёгкая улыбка. Я, немного оторопев, поклонилась в ответ.

Не смотря на большое расстояние между нами, его лицо было отчётливо видно: длинные чёрные как смоль волосы были собраны в хвост, из аккуратно уложеной чёлки небрежно выбивалась светлая, будто не родная прядь, бледная кожа, тонкие черты лица и глаза, подобно горному хрусталю, отливающему полночный свет луны. Всё его существо источало спокойствие и власть, хотя последнее у них, похоже, было семейное.

Ярко сверкнув, его взгляд на мгновение застыл где-то у меня под ногами, а спокойный было вид тотчас сменился волнением и озадаченностью. Немного растерявшись, он крикнул: – Алис, осторожно!

Как на зло, лёгкий утренний ветерок сменился и сильным порывом сдул в противоположную от меня сторону его слова.

– Что простите? – крикнула я, пытаясь расслышать хоть что-то.

Не заметив, как сошла с тропы, я споткнулась о какой-то небольшой камушек и с грохотом приземлилась на землю, задев рукой ближайший куст гибискуса. Лепестки цветка, подхваченные ветром, осыпали меня сверху, завершая жалкую картину.

– Ай, похоже, день незадался с самого утра. – прошипела я и, поёжившись от боли, удручённо, с ноткой печали посмотрела на господина.

На его лице читалось застывшее изумление и непонимание происходящего. Придя в себя, он неловко прыснул, сдерживая смех, и спешно слез с окна обратно в комнату. Осторожно встав, я потёрла ушибленное место, смахнула оставшиеся лепески с головы и платья и направилась в поместье пить уже наверняка остывший кофе.

Зайдя внутрь, я аккуратно обтёрла влажные от росы ноги о мягкий коврик и устремилась на кухню. Вход в неё находился по левой стороне в конце коридора. Остановившись, я перевела взгляд на портрет. Он величественно висел в центре стены над лестничной площадкой, которая вела на второй этаж.

Смотря на него, мимолётно пролетает неприятное эфемерное чувство – ощущение слабости и бесмощности. Портрет настолько огромный, что при желании очертания изображённого на нём можно разглядеть ещё у самого входа в поместье. Стиль, в котором была выполнена картина, больше напоминал абстракционизм. Множество неровных и смазанных линий создают впечатление, будто художник рисовал портрет по давней памяти или с чьего-то рассказа.

Если верить надписи, на нём был изображён Юре Грандо, умерший отец господина Раума и господина Нибраса. По невнятным очертаниям его облика можно предположить, что внешне в отца пошёл господин Раум, когда как господин Нибрас больше походил на мать.

Её портрет находился на втором этаже поместья, напротив входа в библиотеку. Он был меньших размеров, нежели портрет господина Грандо, но выполнен в таком же полу-абстрактном стиле. Странно и то, что на обоих портретах не было ни одного инициала художника, будто он не хотел, чтобы эти картины считались его, отрекался от них.

Забыв про кофе, я поднялась на лестничную площадку и, подойдя к портрету, легонько провела подушечками пальцев по низу рамки. Каждый день картина, как по волшебству, неизменно покрывалась тонким слоем пыли, от чего мне иногда становилось не по себе. Как будто кто-то или что-то специально оставляет её только на этом портрете, как бы намекая, что убирать её не имеет смысла, она здесь неотъемлемая часть.

Обнаружив ту самую пыль, по телу пробежали мелкие мурашки, и я сокрушённо вздохнула. – Может, я всё ещё сплю и это иллюзия? Думаю, мне определённо пора выпить кофе.

Достав из кармана платья маленький шёлковый платок, я аккуратно вытерла сероватый налёт с пальцев.

С момента моего появления здесь поддержание чистоты поместья и оружающего его сада стало моей негласной обязанностью. Не имея каких-либо магических качеств, на большее я была бы не способна, а жизнь на правах содержанки мне не очень льстила. Прошло уже чуть больше двух веков, а я до сих пор не могу понять: откуда, кем являюсь и почему нахожусь здесь. Среди всех обитателей поместья я единственная ни коим образом не связана с этой семьёй. Моей прошлой жизни, прежде чем оказалась здесь, я не помню, но госпожа Лилит уверила, что воспоминания постепенно вернутся ко мне, как только прийдёт время.

Закончив свои размышления, я завернула на кухню и подошла к окну, на котором по прежнему стояла чашка с кофе. Немного отпив, я почувствовала приятное обвалакивающее тепло внутри, и на губах невольно появилась лёгкая улыбка. Я облокотилась о стену и, прикрыв глаза, постепенно выпадала из реальности, витая где-то там, над чарующими кустами гибискуса.